Янтарный Лёд

Больничный коридор казался бесконечным туннелем, вымощенным линолеумом цвета тоски. Арлетта шла рядом с Сайласом, его пальто все еще тяжелым, чужим, но бесконечно нужным якорем на ее плечах. Каждый шаг отдавался в висках, сливаясь с гулким эхом его последних слов: *«Она следующая»*. Они висели в воздухе ледяными сосульками, впиваясь в кожу холодом смертельной опасности. Она – следующая. Предательница. Кем? За что? Мир сузился до этого коридора, до его напряженной фигуры рядом, до жуткого символа полумесяца, выжженного теперь и в ее сознании.

Он шел, не глядя на нее. Его темные гладкие волосы, обычно безупречные, были слегка всклокочены у висков – следы его яростного штурма стены. Лицо, гладко выбритое, казалось высеченным из мрамора, но под тонкой кожей на скулах пульсировала тень. Его холодные серые глаза, устремленные прямо перед собой, горели не ледяным блеском, а каким-то мрачным внутренним огнем. Ярость? Страх? Арлетта не могла разобрать. Она видела только сжатую челюсть, белую костяшку пальцев на руке, сжатой в кулак. Он был как натянутая тетива, готовая выпустить смертоносную стрелу при малейшем шорохе.

Они подошли к палате интенсивной терапии, где под охраной двух мрачных полицейских в штатском лежал Лео. Сайлас кивнул им, его взгляд на секунду задержался на глазке в двери.

– Можно? – его голос был низким, хрипловатым, лишенным привычной бесстрастности.

Один из полицейских открыл дверь. Запах антисептика, лекарств и слабой электрической тишины медицинских приборов ударил в лицо. Лео лежал под простыней, бледный, как бумага, с капельницей в руке. Его глаза были закрыты, дыхание поверхностное, но ровное. Арлетта почувствовала, как комок подступил к горлу. Ее друг, ее тихий, надежный Лео, превращен в тень самим страхом.

Она сделала шаг вперед, но Сайлас снова остановил ее легким касанием руки к ее локтю. Прикосновение было мимолетным, но обжигающе горячим сквозь ткань пальто. Он вошел первым, его взгляд сканером прошелся по комнате – окна, тумбочка, мониторы, сам Лео. Только убедившись, что нет немедленной угрозы, он жестом разрешил ей войти.

Арлетта подошла к кровати, осторожно взяла холодную руку Лео в свои. Его пальцы слабо дрогнули в ответ.

– Лео? – прошептала она, наклоняясь. – Это я. Арлетта. Ты в безопасности.

Его веки затрепетали, медленно приподнялись. Глаза, обычно ясные и умные за очками, сейчас были мутными, полными невысказанного ужаса. Он с трудом сфокусировался на ее лице.

– Арл…етта… – его голос был шелестом сухих листьев. – Ты… ты жива… – Слезы выступили на его глазах, медленно скатились по вискам. – Я думал… они… тебя…

– Шшш, – она прижала его руку к щеке, чувствуя, как ее собственная дрожь передается ему. – Я здесь. Все в порядке. Сайлас… доктор Торн нашел тебя. – Она кивнула на Сайласа, стоявшего у изголовья кровати, его фигура казалась мрачной грозовой тучей на фоне белой стены.

Лео медленно перевел взгляд на Сайласа. В его глазах не было страха, только глубокая, изможденная благодарность и… что-то еще. Предупреждение.

– Галерея… – прошептал Лео, с трудом выговаривая слова. – Не… не просто галерея. Клуб… «Полумесяц». Там… трофеи… – Он закашлялся, слабо, болезненно.

Сайлас наклонился ближе, его серые глаза впились в Лео. Никакой спешки, только сосредоточенная, хищная внимательность.

– Какие трофеи, Лео? – спросил он тихо, но так, что каждое слово легло на тишину, как камень. – Статуэтки? Как та, что убила Грегора?

Лео кивнул, едва заметно. Его дыхание стало чуть учащенным.

– Да… Их… их много. В тайнике… за стеной. Но не все… – Он сглотнул с трудом. – Статуэтки… это… их отметки. За… предательство. Или… неповиновение. Каждая… за кого-то. Кого они… наказали. – Его взгляд снова метнулся к Арлетте, полный паники. – Грегор… Он хотел выйти… Из их… схем. Подделки… отмывка… Он испугался. И… и они узнали… что он говорил… с тобой… о виридияне… Думали… ты… знаешь…

Арлетта почувствовала, как земля уходит из-под ног. Грегор убит за то, что хотел порвать с ними. А она… она стала мишенью просто потому, что он с ней говорил? Из-за редкой краски? Абсурд! Ужас! Она сжала руку Лео так, что он слабо застонал.

– Я не знала, Лео! Клянусь, я ничего не знала! – вырвалось у нее, голос сорвался на крик.

Сайлас положил руку ей на плечо. Твердо. Сдерживающе. Но в этом прикосновении не было упрека. Была тяжелая опора.

– Спокойно, – сказал он ей, но его взгляд не отрывался от Лео. – Лео, кто они? Кто глава? Вентворт?

Лео покачал головой, из последних сил.

– Вентворт… пешка. Важная… но пешка. Глава… не знаю. Никто… не знает. Только… символ. Полумесяц. Они везде… – Его глаза начали слипаться, силы покидали его. – Арлетта… беги… Они придут… Они не прощают… Никогда… – Последние слова были едва слышным выдохом, прежде чем его веки сомкнулись, а дыхание выровнялось под действием седативных.

Арлетта стояла, не в силах пошевелиться. Слова Лео висели в воздухе: *«Трофеи за предательство»*, *«Они везде»*, *«Беги»*. Холод проник под пальто Сайласа, впиваясь в кости. Она почувствовала, как ее тело начало мелко, предательски дрожать. Не от страха за себя – от осознания масштаба чудовищной машины, в которую они вляпались. От беспомощности. От мысли, что Грегор – лишь один из многих, превращенный в жуткий «трофей».

– Арлетта. – Голос Сайласа прозвучал прямо у ее уха. Твердо. Не терпящим возражений. – Выходим. Сейчас.

Он взял ее за локоть, его пальцы сжались почти болезненно. Он повел ее к двери, его шаги были резкими, отрывистыми. Охрана посторонилась. Они вышли в коридор, и дверь палаты закрылась за ними с тихим щелчком, отсекая образ беспомощного Лео и страшные откровения.

В пустынном, ярко освещенном коридоре Сайлас вдруг остановился. Резко. Он развернулся к ней, заслонив ее спиной от пустоты коридора. Его лицо было в сантиметре от ее. Арлетта впервые увидела его глаза так близко. Серые, как грозовое небо перед ливнем, но не холодные. Горящие. Горели яростью, тревогой, невероятной, сконцентрированной силой. И в них не было ни капли привычного льда. Была буря. Буря, которая смыла все барьеры.

– Слушай меня, – его голос был низким, хриплым, каждое слово – как удар молота по наковальне. – Они не тронут тебя. Поняла? Никто. Никогда. – Он сжал ее плечи так, что кости затрещали, но боль была ничто по сравнению с интенсивностью его взгляда. – Я не опоздаю. Не в этот раз. Ты не станешь еще одним… – Он сжал губы, не договаривая. Не произнося имени сестры. Но она услышала это в каждом слоге, в каждой дрожи его рук. – Ты будешь жить. Я сожгу дотла весь этот их «Полумесяц», всю эту галерею, весь этот проклятый город, но они не дотронутся до тебя!

Его дыхание было горячим на ее лице. Его ярость, его абсолютная, безумная решимость обрушились на нее, как лавина. Не было логики, не было протокола. Была только первобытная клятва воина, защищающего то, что ему дороже жизни. И в этом безумии было больше подлинности, чем во всех его прежних ледяных резонах.

Арлетта смотрела на него – на его темные гладкие волосы, спадающие на лоб, на гладко выбритые, напряженные скулы, на губы, сжатые в тонкую белую линию, на эти серые глаза, пожирающие ее своим пламенем. Страх за себя растворился. Осталось только потрясение. И странное, щемящее чувство тепла, разливающееся в груди, вопреки всему. Этот человек, этот ледяной коронер, был готов на все. За нее.

Она не думала. Она подняла руку и коснулась его щеки. Легко. Кончиками пальцев. Кожа под ее пальцами была горячей, напряженной. Он вздрогнул, как от удара током. Его взгляд на миг потерял фокус, ярость сменилась шоком, затем чем-то невероятно уязвимым. Он замер, его дыхание застряло в горле.

– Сайлас, – прошептала она, ее голос звучал чужим, хрупким, но твердым. – Я не боюсь. Потому что ты здесь.

Эти слова, это доверие, это прикосновение – они сломали последнюю плотину. Что-то щелкнуло в его глазах. Он издал глухой, сдавленный звук – не то стон, не то рычание. И затем его руки рванули ее к себе. Грубо. Отчаянно. Его губы нашли ее губы не в поцелуе, а в яростном, жадном столкновении. Это не было нежностью. Это было запечатыванием клятвы. Это было стиранием границ. Это было падением в пропасть, где не было коронера и художницы, а были только он и она, и смертельная угроза, и обещание, выжженное в пламени его души: **Она будет жить.**

Он целовал ее так, будто хотел вдохнуть в нее жизнь, будто хотел стереть саму память о символе полумесяца с ее кожи. Его пальцы впились в ее спину сквозь толстую ткань пальто, прижимая ее так близко, что она чувствовала бешеный стук его сердца через слои одежды. Арлетта ответила ему не разумом, а всем своим существом – цепляясь за него, впуская этот шторм ярости, страсти и обреченной защиты. Это был поцелуй на краю пропасти, где страх смешался с невероятным освобождением. Лед Сайласа Торна растаял окончательно, обнажив бурлящий вулкан чувств, которые он десятилетиями хоронил под слоем вечной мерзлоты. И в этом огне, под прицелом невидимого «Полумесяца», родилось что-то новое. Хрупкое. Опаленное. Бесконечно опасное. И бесконечно настоящее.