°Глава 4°
Вернувшись вечером в загородный дом, Джокер поднимается на террасу и садится рядом с сестрой. Дарина же занимает место отца, пока тот второй день как отбывает срок в формальной командировке в Москве.
За Сашей никто не следует, как и не выходит из машины минутой позже.
— Где банду свою растерял?
— Развёз по домам и уложил баиньки.
— Что, прям с колыбельной?
— Конечно. Я же и певец, и нянька. Могу покормить с ложечки под мультики и утереть сопли.
Они тихо смеются, и Джокер бросает короткий взгляд на стол, принюхиваясь. Перед Дариной телефон и чашка горячего кофе, разбавленного доброй порцией подогретых сливок — маленькое, редкое удовольствие, которое она позволяет себе раз в месяц, если не реже. До первого полёта в Израиль в её рационе такого и вовсе не числилось.
— Тебе точно можно кофе? — спрашивает Саша, снимая перчатки. Вид у него уставший — Ворон улетел и подкинул несколько обязанностей, наградив пасынка дополнительной головной болью.
— Дорогой, у моего сердца было достаточно возможностей, чтобы отправить меня в ад. Как видишь, ни одна из них успехом не увенчалась. И уж кофе навряд ли это удастся. — Глядя на него, мягко улыбается и буднично интересуется: — Как работа?
Джокер вздыхает.
— Нормально. Всё те же лица, всё так же бесят. Пассажиры тоже как по шаблону: хотят меньше платить, но больше получать. Один сегодня заявил, что ему нужен телохранитель, потому что жена собирается отжать у него весь бизнес и хочет нанять каких-то отморозков, чтобы они ему всё доходчиво объяснили.
Дарина понимающе кивает.
— А вы крышуете бизнес, а не частных лиц.
— Именно, — улыбается Джокер. — Исключения, конечно, есть, но... — делает паузу, предоставляя сестре почву для размышления.
— Его бизнес для папеньки не настолько ценен.
— Бинго! Всё-то ты понимаешь.
— Не зря училась.
На часах почти девять, многие в это время уже ложатся спать, но в доме Ворона распорядок дня нарушен у всех, в том числе и поваров, работающих в две смены, чтобы кулинарные пожелания обитателей удовлетворялись в любое время дня и ночи. Дарина машет рукой в сторону дома и берёт телефон, на который в этот же момент поступает звонок.
— Иди, Раиса Семёновна тебя накормит. Сегодня жульен.
— Говорить при мне не хочешь? — усмехается Саша, но всё же встаёт.
— Всё равно не поймёшь ничего, — отвечает ему Дарина и тут же переходит на арабский: — Здравствуй, Салима.
— Здравствуй, Дара, здравствуй, — произносит собеседница, голос её кажется Вороновой напряжённым. — Как долетела? У тебя всё хорошо?
Дарина хмурится и, проводив брата взглядом, тоже начинает немного нервничать, хоть ещё и не совсем понимает причины.
— Всё нормально. Что с голосом?
Салима тяжело вздыхает и какое-то время молчит.
— Ты не слышала новости из Анталии?
— Извини, но меня сейчас интересует только то, что происходит рядом. А что там такое?
— Частный самолёт из Тель-Авива там разбился.
Дарина думала, что это её совершенно не тронет, хоть и произошла ужасная трагедия — смерти, потери. Её редко беспокоило что-то, что не касалось семьи и близких. Но в этот раз сердце неприятно колет, и она отодвигает чашку с недопитым кофе подальше.
— Кто-то знакомый? — предполагает Дарина, надеясь ошибиться. Только вряд ли Салима позвонила бы просто рассказать об одном из недавних крушений — такое ведь, увы, не редкость.
— В нём Йосеф с Ноа летели. Дара, мне очень жаль, — добавляет после небольшой паузы. Кажется, она не в курсе, что они рассорились и разошлись как в море корабли.
Вдыхая через нос, Воронова проводит кончиком языка по зубам и поворачивается к заливу — вода и закат действуют как лучшее средство для успокоения души. Несмотря на последний разговор и изменившиеся отношения к бывшим... знакомым, она чувствует, как что-то внутри неприятно отзывается на известие. Будто они ещё не успели стать для неё никем.
— Передай их родителям мои соболезнования, — наконец произносит Дарина, потирая костяшки большим пальцем.
— Ты разве не прилетишь на похороны? — Салима кажется удивлённой.
— Нет, это лишнее. Да и вряд ли они заходят меня видеть.
Разговор завершается на неловкой паузе и прощании. Воронова кладёт телефон на столик и всё же допивает кофе. Переводит взгляд на дом, на пороге которого стоит внимательно смотрящая не неё Аня. Жить с кем-то под одной крышей для Дарины давно стало чем-то непривычным, тем более с женщиной, занимающей место матери. Ещё одной. Но Аня из кожи вот лезла, чтобы ей понравиться — почти получилось. Дарина не воспринимала её в штыки, но и серьёзно не относилась. Симпатичная девушка, немного высокомерная и любящая командовать всеми подряд, но искренне относящаяся к отцу. Последнее имело для Вороновой самое большое значение. Любит, делает счастливым — что ещё нужно?
К тому же почти ровесницы, почему бы не подружиться.
— Даш, всё нормально? — интересуется она, прижимая руки к груди. Кажется, переживает.
— Да, — кивает Дарина, — в порядке. — Вставая, продолжает уже тише: — Всего лишь мир потерял нескольких человек.
— Что, прости?
— Нет, нет. Всё в порядке, — она натянуто улыбается. — Правда, не волнуйся так. Лучше скажи, когда ты последний раз с Кар-Карычем говорила?
Озвученное в первую встречу прозвище отца прицепилось как репей, но звучало из уст Вороновой только в присутствии Ани и больше никого. Это был второй безобидный подкол с её стороны, который будущая мачеха воспринимала со смущением и ответной улыбкой.
— Пару часов назад. У него всё хорошо, но сказал, что задержится до выходных — какое-то дело нужно решить.
— Понятно.
Дарина вздыхает и берёт чашку в руки. Аня, ойкнув, хочет кого-нибудь позвать, чтобы убрали, но та качает головой. Ей столько лет приходилось всё делать самой, что отвыкла от помощи. К тому же это просто чашка.
Проходя через небольшую столовую в сторону кухни, желает жующему Джокеру приятного аппетита и скрывается за дверью. Персонал вновь пытается сделать всё за неё, но Воронова твёрдо и с доброй ухмылкой отстаивает свои права на самостоятельность. На обратном пути Саша останавливает её одним движением руки, приобнимая за талию.
— Чё случилось?
Пожав плечами, она проводит пальцами по его волосам.
— Да всё нормально. С чего ты взял?
Джокер смотрит вопросительно и внимательно, одним лишь взглядом давая понять, что ни черта он ей не верит и просто так не отпустит.
"Обмен информации на свободу", — как говорил Валерик, которому иногда от брата тоже перепадало. Только его Саша просто не выпускал из комнаты, пока не узнавал о волнующих проблемах.
Вздохнув, Дарина целует его в лоб и, стирая след едва заметной помады, всё же почти сдаётся:
— Потом скажу. Доедай.
Это срабатывает в тот же момент. Джокер возвращается к позднему ужину, а Воронова поднимается к себе, зная, что Саша придёт через несколько минут и мысленно вытрясет из неё всю душу, пока не доберется до истины.
И что ж её выдало?
Около десяти, когда Дарина выключает ноутбук и откладывает в сторону папку с документами, раздаётся стук в дверь.
— Заходи, заходи, — быстро проговаривает она, перебираясь из кресла на кровать.
Джокер успевает не только поужинать, но и переодеться в домашнее — она слышала, как за стенкой катались раздвижные дверцы шкафа.
— Ну так? — с порога начинает он, устраиваясь напротив. Смотрит так, будто уже готов взять на себя роль жилетки, в которую можно прорыдаться, и перестрелять половину города, если они причастны к проблемам сестры.
— Моя бывшая подруга и... её брат погибли в авиакатастрофе, — Дарина выполняет обещание, при этом стараясь звучать так, будто говорит об обыденностях. — Мы не очень хорошо расстались, да и брат её последнее время вёл себя не очень, так что я не сильно переживаю. Немного грустно, конечно, но я быстро справлюсь.
— Ну вот, — вздыхает Саша, — а я уж думал, что тебя утешать надо будет.
Улыбнувшись, Воронова поднимает руки и разводит в стороны.
— Мы вообще-то просто так обняться можем.
И они и правда обнимаются. Мягко, расслабленно, по родному — ей этого очень не хватало. С отлёта на лечение, потому что думали, что она может не вернуться. С похорон Валерика, когда они с ужина и до полуночи просидели в его комнате, дверь в которую больше не открывалась. С прощания в аэропорту Тель-Авива, когда они вместе с отцом и Витом единственный раз прилетели к ней в гости.
— Если всё же хочешь проплакаться — плачь, — тихо произносит Джокер, поглаживая по спине. — Не хватало ещё, чтобы опять с сердцем проблемы начались.
Дарину устраивает её привилегированное место в душе брата, где можно спокойно пустить слезу и не быть осуждённой за это. И всё же, если вдруг таки захочется, она предпочтёт сделать это в одиночестве. Потому что за ней всё ещё числится статус старшей сестры, обязанной оберегать младших, какими бы сильными и высокими они ни были.
— Спасибо, дорогой, но я правда в порядке.
И Саша уходит, не забыв напоследок напомнить, что он совсем рядом и прилетит на первый же её всхлип, и что совсем не обязательно стараться выглядеть сильной в его глазах, потому что он и так это знает.
И именно это через несколько секунд доводит её до слёз.