истина
Pov: Эд
Первые у меня дёрнулись руки. Я моргнул, переведя взгляд на телёнка. Он тоже моргнул. На душе стало легче. Мои любимые тёмно-карие глазки, в которых тёплый чай. А не голубые. Я пытался владеть собой, быть всё тем же равнодушным и холодным Сашей.
"Будь сильным, огромный Саша..".
— Почему "Солнышко?" — Спросил я, снимая наконец плащ.
— Эм, ну.. — растерялся кудрявый. Он сжал кулаки, гоняя взгляд по кругу. Покраснел. Влюбленные реально смешные. — Типа... Я подумал, ты... Из того диалога, ну... — я поправил свою уже помятую рубашку, внимательно разглядывая смущение парня. — Я подумал, тебе будет приятно..
— Нугзар, — я снял обувь, — если ты и хочешь как-то звать меня, то пусть будет "Океан".
Херейд немного завис, хлопая глазами. Потом покраснел.
— Если я телёнок, и ты океан... — он поднял на меня глаза. — Ты хочешь, чтобы я был внутри тебя?..
Теперь завис уже я, понимая, какой это имеет второй смысл.
— Эм. Ой, нет, прости, — потрепал затылок я. — В общем, я...
— Эд, — перебил меня юный голос. — Что там со Ст-
— Ты голодный? Я поздно вернулся, не оставил ужин. Давай приготовим ри-
Вдруг чужая холодная рука схватила меня. Я остановился, вопросительно обернувшись.
— Эд, прекрати, — в чужих глазах блеснула серьезность. Даже нотка гнева. — Давай поговорим.
— О чём ты хочешь поговорить? — Пожал плечами я, медленно вырываясь из руки Херейда. — Знаешь, я сегодня видел Наташ-
— Мне пофиг на Натаху, — вдруг всё же схватил и утянул вниз меня за запястье парень. Я так нагнулся, что мои глаза были напротив его. Это был полумрак и чужое лицо томно дышало в моё. Сердце бешено стучало. — Эд, пожалуйста... Пойдем.
Я только открыл рот, как Херейд утянул меня в комнату. Как у себя дома, вот забавный. Гибадуллин вдруг с силой прокружил меня, отчего я упал на футон. Аквариум чуть покачнулся, и Херейд вдруг запрыгнул на меня. Он был похож на черногривого львёнка, который пытается победить человека. Его колени плотно упёрлись в мои бёдра, подбородок пристроился на плече, а руки крепко обняли мою талию. Моё лицо неожиданно залилось краской, и если бы мне сделали рентген живота, внутри бы были бабочки. Он был похож на цепь, которая сковала меня.
— Х-херейд?
— Все. Пока не расскажешь, не отпущу!
Внутренний ребенок по-детски засмеялся внутри. С одной стороны, да, это комично, но с другой...
Я дрожал.
Человек настолько привязался ко мне, он настолько хочет узнать мой мир. Не вытягивать слово по слову, как психолог, не рыться в голове и критиковать, а реально выслушать. На доброй ноте. Херейд создает обстановку уюта. Обнимает меня, давая понять всю суть безопасности. Я вздохнул. Чего я так боюсь? Что страшного просто взять и рассказать? Он же не спрашивает, почему я зову себя другим именем, он же не спрашивает, почему я так боюсь люстр, он же не спрашивает, что случилось с моими родителями... Я взглотнул, поднимая взгляд на потолок. Затем запрокинул голову.
— Давай ты будешь задавать... короткие вопросы, а я на них короткие ответы, хорошо? — Тихо спросил я.
— Если тебе так удобнее. Кхм. Почему ты жил со Стасиком?
— Её семья опекала меня.
— Почему?
— Я сирота, — и повисло недолгое молчание. Затем телёнок откашлялся, и продолжил.
— Во сколько ты... начал с ними жить?
— Лет в 8, — это я точно помнил. Именно тогда началось моё обострение.
— Оу... 10 лет с этой курицей... Когда ты съехал?
— В 18 я уехал вообще из города. Раньше меня просто не отпускали.
— А где вы жили?
— В Новосибирске.
— И эта крыса уехала тоже в Питер?
— И в кофейню работать устроилась, — зажмурил глаза я.
— Эд, — Херейд убрал голову с моего плеча. — Посмотри на меня, — его руки нежно коснулись моей бороды, и я опустил голову. Мои глаза увидели глаза напротив. — Мне кажется, ты сейчас заплачешь.
— Я не тряпка, — помотал головой я. Вообще-то я голову задирал специально. Чтобы слёзы не могли упасть.
— Стой, — вдруг Херейд перебрался уже на футон, слезая с меня. Он прислонился к прочному аквариуму и взял меня за руку. Как скрыть дрожь? Я всегда ненавидел тело, так как оно выдаёт любое состояние, как бы ты его не прятал. Но в то же время, здорово по нему читать людей. — Смотри на меня, на своего телёнка. Смотри на... своих рыбок! На воду, подсветку... Смотри, и не нервничай. Сам говорил, нечего переживать о прошлом и пилить опилки.
Я улыбнулся. Как ценно, когда помнят твои слова. Я сел напротив Херейда, поближе пододвинувшись к нему. Забавно, что я всегда прячусь от искренности и сложных моральных открытий в тактильности, отвлекая от неё. Со Стасей я так делал, с Нугзаром, да даже с Катей и иногда Яриком. Но Херейд наоборот - он заставляет открыться, сглаживая всю тяжесть тактильностью.
Вдруг парень протянул руки, скрестив их на моей спине. Затем резко прижал меня к себе таким образом, что я приятно ударился о его грудь. Его руки перебрались на мою макушку и плечо. Сердце бешено билось, и я слышал его сердце.
— Твои родители тоже жили в Новосибирске?
— Нет, — я взглотнул.
— И как тебя занесло туда?
— Её и мои родители были лучшими друзьяшками. Ещё задолго до моего рождения родители жили на Украине. Мои и её родители очень часто встречались, если не планировали жить вместе, — я это рассказывал со слов моей бабушки. — И после гибели моих родителей бабушка отдала меня на руки той семье. К тому же мать Стаси руководила детдомом, но я туда не попал благодаря ей.
— Жаль, что родители попали в аварию, — погладила меня жилистая рука. У меня пошли мурашки, а вместе с ними какое-то серое чувство. Если он убежден, что именно так они погибли, то пусть так и будет. Я выдохнул, хоть тревога билась.— Вы жили в Португалии?
— Да. Как ты понял?
— По твоим бесконечным записям всё на другом языке и любви к оливкам. Да, сознаюсь, я лазил по твоим вещам. Именно так я узнал, что ты жил со Стасиком.
— И что ты именно нашёл? — Даже не злился я.
— Когда ты доставал книгу, у тебя выпал конверт с надписью "queimar", и огонёк был нарисован, — говорил успокающим голосом Херейд. Вдруг я понял, про что он. — Когда ты ушел, я, конечно, попотел, и с ноутбука смог перевести. Вообще изначально я думал, что ты там какую-то порнуху хранишь.
— Порнуху ты посмотришь в другом месте, — я улыбнулся, краем глаза посмотрев на ноутбук.
— Я нашёл в конверте твои все исписанные огрызки сложным почерком, какие-то карточки с годами и фотографиями... И один текст я успел перевести.
— Я его писал, когда был ещё подростком.
— Там было про поход к психологу.
— Да, — просто ответил я, и хотел пожать плечами. Я так всегда делаю, обесценивая важную ситуацию.
— Там было про твоё нестабильное состояние.
— Да.
— Почему ты не рассказывал мне?
Я немного потупил взгляд, хоть мои глаза сейчас никто не видит, кроме рыбок.
— Я лечусь.
— До сих пор по психологам ходишь?
— Нет, пью таблетки.
— Почему молчал? Я уже подумал, ты наркоман.
"Наркоманом был Ярик и мой начальник кофейни, а не я," — подумал про себя я.
— Обычно люди не любят, даже боятся людей с психическими расстройствами, — тихо и в его футболку ответил я.
— С каких это пор твой нервоз стал психическим расстройством? Это ж не шизофрения или, например, аутизм, — гладил мою голову парень.
— Ты знал, что депрессия это тоже психическое расстройство? — Слегка поднял голову я. — Это не состояние, когда тебе грустно и плохо. Это заболевание, причём очень серьёзное. Такое же как РПП, нарциссизм, повышенная агрессия, тревожное расстройство и тому подобное.
— Посмотрев на руки Наташи, я уже понял это, — глухо ответил тот. — Но нервоз же не такой опасный?
— Это начало развития психоза. А вот он уже опасен, — на выдохе ответил я.
— Я тебя защитю, — пообещал студент, нагнулся и зарылся носом в мои волосы. — Ты будешь самым здоровым, и никто больше тебя не доведёт до такого состояния. Это же была Стасик? Из-за такого детства стартовал твой нервоз?
— Да..
— Что она делала?
— Сначала приставала. Я не знал русского, и моя опекунша записала меня на кружок. Во-первых, маленького Сашечку буллили ещё тогда, и это уже навело стресс. Ещё и Стасик издевалась и лезла.
— Бедного Эдика, ты хотел сказать.
— Нет. Эдик сейчас лежит в твоих объятьях, сидит на кухне, играет в приставку и ходит на Хеллоуин в топике. Всё остальное - Саша.
— Почему именно "Саша"?
— Нравилось это имя. Так зовут исполнителя "Vspak", и "13 карат". Пушкина так зовут, Грибоедова. На его улице ты, кстати, жил в общаге. Универсальное имя, может быть простым и сложным, — соврал я. Не поэтому Саша. Это даже не я выбирал.
— Эд, у тебя очень красивое имя. И фамилия. И ты сам тоже красивый, — стал водить носиком по вискам кудрявый. — Прости, что перебиваю. Когда я рассказывал, ты молчал.
— Всё хорошо. Это доказательство, что ты слушаешь. Я помню, как отец Стаси узнал, что на меня тратят деньги из-за психолога. Он позвал меня в кабинет, и просил все как мужик высказать. Когда я заставил себя рассказать хотя бы про мои ночные походы, оказалось, что мой опекун даже не слушал.
— Что за ночные походы?
— Я спал в одной комнате со Стасей. Она всегда любила шептаться ночью и какие-то романтические фильмы со мной смотреть. Тогда я либо очень хотел спать, либо нужно было делать уроки. И я просто мог уйти в туалет, потому что именно ночью у меня начиналось обострение...
— Например?
— Я кричал, — быстро ответил я. — Смутно помню это. Помню, я кричал в душе, кричал в унитаз, в руки... И меня часто не слышали. Но все знали, что я кричу. По утрам у меня часто не было голоса.
— Как ты останавливал это?
— Рвотой, —прохрипел я. — Падал на колени у унитаза, пальцы в рот и погнали. А потом пальчики онемели, глаза заслезились, и вся рука по ладонь в слюне, а я тихо смеюсь. Зато горло спасало.
— А почему кричал? — Нугзар поднял голову.
— От боли. Я сходил с ума в том доме. Мои ночные походы заключались в том, чтобы сбежать от Стасика. Я мог запереться в туалете и уснуть в ванне, прикидываясь наличием припадка. Я мог наоборот не спать сутки, просто тихонько сбежав из дома. Я мог буквально уйти на кухню и сварить пельмени, оставаясь там на всю ночь. Стасю я никогда не воспринимал, как сестру. Даже сводную. И она никогда не разрешала родителям звать меня сыном. Ещё в 10 лет она была уверена в нашей свадьбе. И я терпел эту крысу 8 лет. А потом ещё столько же...
— Эд, как ты выучил русский?
— Я просто очень много читал. Практика.
Херейд кивнул. Рыбки булькали, мне становилось жарко от ласк кудрявого. Меня волновало, поужинал ли он, потому что гастрит такие шутки не любит.
— Ещё я писал свои мысли и переживания, — прибавил я. — Записывал на русском, так как полюбил этот язык. И потом Стася рылась в моих вещах, и находила их. А я, знаешь, там писал всякие гадости про семью Стаси, про их дом, про неё... Я писал, что ощущаю внутри себя настоящий эспрессо, насколько мне плохо. И после этого меня уже водили к психологу лечить мой нервоз. Хотя он был бессилен, потому что этим должен заниматься психиатр, — с улыбкой закрыл глаза я.
— Когда ты перестал ходить и сел на таблетки?
— В 20 лет.
Херейд замер.
— То есть... Ты ходил к психологу и лечился 12 лет?..
— Да.
— И до сих пор пьёшь таблетки?
— Редко. Но на случай они у меня есть.
— В последний раз ты их пил, когда сжёг аппаратуру. Я видел.
— Верно. Тогда я психанул, испугался, заметил признаки нервоза..
— Врач хренов, не ставь себе никакие диагнозы!
— Ладно, телёнок. Ты обещал меня сам защищать, — улыбнулся я.
— Эд, ты поэтому не доверяешь? Поэтому так боишься открыться? Ты боишься, я поступлю, как они?
— Это мозг боится, а не я. Знаешь, если в детстве банан испугает человека, то он будет его боятся всю жизнь. Из-за мозга.
— Точно также как у меня триггер на огонь из-за зажигалки, на эспрессо и сигареты с окнами.
— Верно. Я и поэтому всё пишу на португальском. Ещё в детстве. И во взрослой жизни продолжил. Мозг боится до сих пор, что чужие глаза увидят меня насквозь, и я от этого пострадаю.
Херейд отвёл взгляд. Конечно же я догадывался, что он пытался сделать это. И сделал.
— Тот листок - это первое моё португальское письмо о переживаниях после первого визита к психологу. Именно тогда мне поставили диагноз нервоза. В том конверте я храню всё самое плохое, чтобы в определенный момент это сжечь.
— "Определенный момент?"
— Когда я улечу в Англию.
Я поднял глаза на Нугзара.
— Мы.
Он немного помолчал, продолжая трепать мои волосы. Переваривал всё это. Я уложил поудобней голову на его грудь, ожидая хоть что-то. Рыбки плавали в красивой, прозрачной воде между бирюзово-изумрудными водорослями и просветом от оранжевой подсветки. Обычно по пятницам я меняю им воду, провожу небольшую чистку и закупаюсь кормом для них и Марти. Люблю эту рутину. Люблю о ком-то заботиться. Особенно о телятах.
— То есть, твои родители попали в аварию в Португалии. Затем тебя приютила семья Стасика в Новосибирске. Из-за стресса в новой стране и не лучшей семье со Стасей у тебя начался нервоз. Тебя лечили неправильно, а потом твоё доверие подкосилось. Затем ты уехал в Питер и устроился бариста. Потом тебя нашла Стасик, продолжая капать на мозги, — всё склеил Нугзар.
— Ну да. Спасибо, что выслушал.
— Погоди. У тебя в том конвертике была фотка, где вы с Яриком в жару в черных толстовках и капюшонах. По-моему, у него был ещё какой-то пирсинг на языке. И ногти у обоих в чёрном, — припомнил Херейд. Я потрепал свой пирсинг на брови.
— Было дело.
— Эд, что было, когда ты переехал в Питер?
— Эм, ну... Я познакомился с Яриком и Витой, его девушкой, но сейчас уже вдовой. Я закрепился в хорошие отношения, они мне очень помогали. Потом я устроился на работу и ходил к психологам в лет 19-20. И Стасик приехала. Потом я перестал ходить к психологам и просто стал активно пить таблетки. Поскольку я часто питался, как паразит, за счёт Стаси, то она узнала о моих таблетках. И потом, так делают все депрессивные пацаны в юности, мы с Яриком стали какими-то эмо. Ярик знал о моих тревогах, я был с ним собой. Сделали пирсинг. Я нашу по сей день, а Ярик снял спустя полгода. Это было трудное время, поэтому я хочу его сжечь. Тогда ещё Ярик женился, начальника арестовали и вся эта тайна с Питером. И в тот момент я стал встречаться с Катей, отвлекая себя. Она меня поправила и успокоила. Я был "эмо" примерно полтора годика. И спустя 4 года мы расстались. Всё.
— Ясно. Это многое объясняет в тебе, — Я приподнялся, надвисая над карими глазками. — Такого таинственного и интересного, — улыбнулся Херейд, проводясь кончиком пальца по моему разбитому носику.
— К твоему сведенью, я сейчас не страдаю от нервоза и не кричу. Со мной всё в порядке.
— Не-а. Когда я впервые тебя увидел, сразу понял, что ты закрытый интроверт. И мне необходимо тебя разболтать и раскрыть все твои тайны. Эд, нормальные люди не делятся только с друзьями сахаром, как бы доверяя его только им. Они не сидят в мёртвой тишине, не устраивают споры, не отказываются от люстр, не спят на таких выступах и не делают из аквариума спинку футона. Нормальные люди имеют горбы и зависимость от телефона, нормальные люди ненавидят дождь и обожают лето, нормальные люди ходят в наушниках, а не слушают шорох листвы. Нормальные люди говорят "Нет" Стасикам. Нормальные люди так много не читают, нормальным людям скучно на экскурсиях, нормальные люди не пугают меня в общаге на кровати Натахи и не варят потом пельмени. Нормальные люди гордятся своим именем и не пытаются быть вегетарианцами. Нормальные люди не целуют, чтобы успокоить. Нормальные люди зовут возлюбленных "зайка" или "солнышко", но не телёнком. Нормальных людей много, Эд. Но они думают, что в порядке, хоть это не так. Эд, пожалуйста, не становись нормальным. Эд, ты не в порядке. Тебе нужен кто-то. Твой мозг уже не изменить. Тебе нужен чужой мозг, который подскажет, что сделать.
Я моргал, смотря на него. Слова вдруг опустошили горло, я не знал, что и сказать. Внутри меня что-то билось, что-то рвалось. Я чего-то хотел. Хотел понять, что я реально в порядке, что я нужен, и что всё это не очередной п#здешь. Херейд с самого моего прихода пытался показать, что я ему нужен. Эти ласки, это "солнышко". Я улыбнулся.
— Нугзар, ты когда-то просил меня кое о чём. Теперь моя очередь.
— Что такое?
— Поцелуй меня.
Если тогда в ванне я долго думал, то Херейд действовал моментально. Он положил руку на моё плечо, опуская меня чуть вниз. Сам он приподнялся и поцеловал в уста. Прохлада разлилась по венам, сердце забилось чаще. Это было очень мягко, очень нужно и очень вкусно. Он отдавал мне всё, он больше не боялся. Телёнок углубил поцелуй, и я растаял. Меня так никогда не любили, я буквально не мог отлипнуть. Когда кислород стал важнее всех прихотей, мы расцепились. Краска залила Херейда, и я улыбнулся, проводясь кончиком носа по его.
— Спасибо, телёнок.
— Тебе понравилось? — Он удивленно похлопал глазами.
— Знаешь, твой поцелуй, это как мятный кофе с шоколадом и специями апельсина с орехом-какао, — улыбнулся я.
— Нормальные люди не сравнивают поцелуй с кофе.
— Нормальные люди не целуют бородатого нервозного мужика на футоне.
И студент, как назло, чмокнул меня в щёку.
Херейду я всё рассказал про Деда, Стасика, Кирилла и Наташу. Прошла почти неделя с того дня в кофейне. Я хотел самостоятельно настроить всю аппаратуру, но Нугзар мне помог. Ещё он уговорил меня вернуть самую основную кофемашину обратно. Я не мог понять, чего он хочет, но сделал именно так. Ещё я специально закупился новыми мешками сахара по велению телёнка. "Будем из злого бариста превращать тебя в доброго" - говорил он. Прошлую коробку сахара я отдал в участок: кто знает, где эта тварь спрятала цианистый калий. Моя сим-карта конечно же сохранила всю встречу со Стасей и Кириллом на ноутбуке, и вот как неделю я её уже предоставил в отдел. Полиция искала по всему Питеру Стасю. Я же в качестве страховки нашёл её адвоката Таби и послал её вообще в другой город. Главное говорить убедительным голосом.
— Как у тебя такой кофе получается! — Возмутился Херейд, проходя мимо моей белой кружки. В ней был залит пока чёрный кофе приятного оттенка, на котором плавали пузырьки. Очень эстетично. А у Херейда на кофе получалось просто черная гладкая поверхность.
— Добавь молока, — глянул в его кружку я. — И взбей капучинатором.
— Знаешь, я радуюсь, как маленький ребёнок, когда у меня получается пенка на кофе, — улыбнулся парень, открывая холодильник. Я любил утро. Особенно с Херейдом. Его сонный потрепанный вид в помятой одежде, прохлада, бьющая по ногам, теплый свет вытяжки, и капли дождя на окне.
Вдруг зазвонил мой телефон. Я оставил яичницу недосоленный, вытер руки и поднял трубку.
— Доброе утро, — произнёс я, глядя на сияющее от радости лицо Херейда. Это он меня научил такому словосочетанию. Каждый раз заходил на кухню в моих тапочках и здоровался так. И меня научил. Оказалось, делиться приятным утром это здорово.
— Доброе, — послышалось на том конце. — Александр Перец, мы нашли преступницу.
Улыбка застыла на моём лице. Внутри меня рассмеялся ребёнок, подросток и я в юности. Все мы ненавидели Стасю. Мне звонил напарник Сергея.
— Анастасию Хазову? — Уточнил я, кусая ногти.
— Верно-верно. Она скрывалась у родственников заключенного Константина. Полиция думает, брать ли их как союзников.
— Оставьте их в покое, — приказал я. — Когда состоится суд?
— Сегодня же. На совести девушки 5 убийств опаснейшими ядами. Её нельзя держать даже в участке.
— Господин Павел, на ней 4 убийства и два покушения. Сегодня на суде всё расскажу, — коварно улыбнулся я.
Pov: Херейд
Эд сказал, что сегодня большой и важный день. Он обещал, что сегодня всё закончиться. И мы пошли в суд.
Я нервничал. Перец говорил, что мне не придётся говорить что-то важное. Я был в капюшоне. С бариста мы сидели за одним столом, напротив нас Стася в небольшой клетке. Справа судьи - Ашан и её темноволосый друг, не помню, как зовут. Был Дед в соседней клетке. Пришли также другие люди, например, мой декан, Наташа, Клайп с Данилом, полиция и ещё четверо: Армеша, Костя с Бананом и Соня. Их приходу я очень удивился. Хотят узнать, кто меня убил? У стенки сидел Камышников, обвинитель, а мы с Эдом как свидетели. Адвоката у блондинки не было.
Суд начался довольно скучно. Сергей стал рассказывать все подробности про дело, которое Ашан слышала, наверное, раз 10 уже. Я гонял взгляд по залу, рассматривая знакомых и незнакомых людей. Эд был напряжен и серьезен, но в тоже время на нём было злорадство. И я мог его понять. Стасик же дрожала, злилась, и когда шли обвинения, она кричала, доказывая свою "невинность". Ашан больше пяти раз стучала по столу, успокаивая зал. Вдруг началась самая интересная часть.
— Анастасия Хазова. Что вы можете сказать про своё убийство Ярослава Леонова?
— Я его не убивала! Кого-кого, а его я не трогала! Какой мотив!? Где доказательства!? — Кричала девушка.
— Вы сознались на камеру.
— Это всё ложь!
— Что можете сказать про убийство Алёны Авдеенко? — Перебил обезумевшую черноволосый судья.
— Я... Я... Её отравил Дед! Костя! Угостил на улице стрихнином, пока фокусы показывал!
— Откуда Вам известно причину смерти? Его мотив?
— Я не убивала!
— Что насчёт Екатерины Мясниковы?
— Это всё Дед! Она защитила Сашу, вот он и избавился от неё, чтобы Перца засудили!
— На тот момент Константин даже не был подозреваемым.
— Это ложь!
— Как насчёт её парня? Кирилл.
— Он чуть сам не убил! Что мне было? Стоять и смотреть!?
— Вы сознаетесь?
— За это не сажают!
— Вы отравили студента Нугзара Гибадуллина, — я напрягся. — Какие Ваши оправдания? Или сознание?
— Я ни причём! Это Дед забрал кофе и отравил парня!
— Секундочку внимания, — перебил весь этот петушатник Эд. Он поднялся. Весь зал затих, перекидывая взгляд на бариста. — Сейчас я покажу, что произошло на самом деле.
Перец поднял меня за плечи, и смахнул мой капюшон. Волосы дрогнули, свет осветил лицо, и весь зал так и охнул. Челюсть подсудимой отпала.
— Украв мой стаканчик, девушка приготовила отравленный кофе специально для Нугзара. В кофейню вовремя заглянул Константин, которому девушка передала кофе. Тот отдал его студенту. А он, в свою очередь, по дружбе отдал его Наталье. И вот уже она отравилась. Анастасия подставила меня, Константина и Нугзара. Но я посеял слух о его смерти, чтобы запутать убийцу. И как мы видим, второго покушения не произошло, все живы, а преступница поймана.
Повисла тишина, а судьи перевели на меня взгляд.
— Нугзар?
— Я подтверждаю его слова.
— Наталья? — Обратилась к девушке на сиденьях Аня.
— Я подтверждаю эти слова.
— Константин?
— Абсолютно верно.
— Анастасия?
— Он врёт! Нет доказательств!
— Отпечатки на стаканчике.
— Это ничего не доказывает!
— Когда девушка призналась мне, она забрала симку от основных камер и оглушила меня, — вставил Перец. — Обыщите её и найдёте эту симку с записью.
— Два покушения и четыре убийства, — громко объявила Ашан. — Анастасия, у вас был мотив: ревность. У вас на сменной одежде обнаружили следы стрихнина и цианистая калия. Этими химическими веществами были отравлены жертвы. Все они перед смертью пили кофе в Вашей кофейни. Вам, как официантке, не было труда подмешать яд. Суд скоро вынесет приговор.
А приговор заключался так: 30 лет лишения свободы и освобождение Деда. Эд был очень рад, чуть ли не пел от радости.
Когда мы вышли из суда, на улице стояла толпа из моих знакомых. Они все разом обернулись и вдруг кинулись на меня.
Первым в объятия я попал к Наташке, которая крепко сжала меня, рыдая в толстовку. Сзади набросилась тоже ревущая Соня, а где-то там с боку прилип Армеша.
— Нугзар! Ты живой! Живой! — Лила слёзы и хныкала дрожащим голосом синеволосая. — Тв#ю мать...
— Больше не пугай нас та-а-ак!— Подхватила юная продавщица табака.
— Мы чуть с ума не сошли! — Отодвинул за плечо Костя Наташу и сам прижался ко мне.
Они говорили что-то ещё и ещё. Я не успевал отвечать, я сам чуть не заплакал. Краем глаза я заметил, что Эд общается в сторонке с освободившимся Дедом, Сергеем и моим деканом. Когда я уже со всеми переобнимался, когда каждый мне всё сказал, я смотрел на них с мокрыми глазами. Солнце садилось, ветер колыхал мои кудри и шарф на незастегнутой куртке. Я смотрел на всех них: на обмотанную в бинты Наташу, на взволнованную Соню, на Банана, гладящего её по плечу, держась за руку с добрым Костей. На лохматого Мишу, который уперся рукой о плечо высокого Данила, на Армешу, у которого дрожали руки. Они все такие разные, но все так подходят друг другу. Полные противоположности, как мы с Эдом. Я улыбнулся и вытер глаза. Они все меня любят. Я им всем нужен. Я не единственный телёнок во всём этом таинственном океане.
Вдруг послышался бег сзади. Я не успел обернуться, как увидел бегущую ко мне Ашан, которая тут же заключила меня в объятья.
— Нугзар!
— Ань... Всё.. Всё хорошо, — тоже обнял подругу я.
— Ох, Нугзар! Я просто так рада, что это всё закончилось!
Я поднял голову на оранжевое небо. Лиловые облака лениво плыли, ветер дул в спину, развивая мои чёрные и её красные волосы. Мозг понимал, что убийца наказан, и всё закончилось, но сердце говорило, что что-то не так... Не спокойно мне было.
— Я тоже рад. Это всё закончилось.
Или нет...