солнечный день
Pov: Эд
В участке меня встречали, уже как родного. Камышников пожал мне руку, и я попросил назначить встречу с Дедом, точнее, свидание. Я ещё давно отправлял просьбу, практически сразу же после разговора с Херейдом. Ну, как разговором. Монологом. Разговаривают с психологом, а я молчал. В участке без проблем меня впустили в тюрьму, и я стал подбирать нужные слова для начала. Я уже был на таком тюремном свидании с моим бывшим начальником кофейни. И чуть не задушил его, из-за чего меня уже как 3 года не пускают в участок. Тогда свидания велись по-другому, без стекла и телефонов. Хорошо Сергей стал новым начальником полиции, и имеет нормальное отношение ко мне.
Я присел за стул. Освещение было весьма комфортное. И вот, пожилой преподаватель химии с сединой и бородой сел напротив меня. Он устало поправил очки и свою потную серую футболку, на которой было написано "Водород + уран + иттрий". Я мельком глянул вниз. Дед был в белых и пушистых тапочках. Моё сердце больно сжалось. Это так по-домашнему. И невинный человек попал в тюрьму. Считай, из-за меня. Я горько вздохнул и поднёс телефон к уху.
— Константин? Добрый день.
— Здравствуй, — кивнул за стеклом Дед. — Твоя невеста повесила на меня три убийства и одно покушение. Что? Совесть наконец проснулась освободить несчастного дедушку, который только-только нашёл работу? — издевался тот. Я выпрямил шею, давая скребущим от злости кошкам в горле разбежаться.
— Я знаю Вашу дочь и внучку, — начал с козырей я. Лицо Деда сразу изменилось.
— Они тебе ничего не сделали, — сквозь зубы сказал тот. Я только поднял бровь. Нет, Стася не станет трогать своих подруг: Банану и Бананку. А вот покуситься на Виту, которой я несколько раз дарил цветы, ей хватит наглости. Но это маловероятно, поскольку та и так в наркоклинике.
— Константин, — закрыл глаза я, — у меня максимум четыре часа. Я пришёл по делу. Это касается того студента, за которым вы бегали всю осень и вашего освобождения. Я планировал задать несколько вопросов на 20 минут и оставить Вашу душу в покое. Но если хотите все эти 4 часа пособачиться, я могу устроить это. Только унижать старших, по-моему, это унизительно, — чётко проговорил я, подняв на него холодные глаза. Тот почесал белую бородку.
— Слушаю.
— Отлично, — выдохнул я, усаживаясь по удобнее. — Что Вам нужно было от Нугзара Гибадуллина?
— Не понимаю, про кого ты, — прохрипел в трубку заключенный. Я свёл брови.
— Не прикидываетесь. Вы хотели поймать студента ещё с Сентября. Он буквально шарахался от вас и боялся попасться на глаза, — стал давить я. Сколько можно лгать? Ага, сказал человек, который сам скрывает своё настоящие имя. Я прикусил язык.
— Ладно. Неужели ты ничего не слышал про тот случай?
— Откуда вы узнали про его поступок? Только не говорите, что из новостей.
— Нет. Слушай. Я жил в Армении. Внук любимый этим летом стал какой-то нервный. Звонил часто кому-то, гормоны изучать сел. Меня это смутило, вот я и спросил, в чём дело. А он говорит: "Друг из Башкортостана в депрессию впал. Вот поддержать надо."
Тогда я и поехал в Башкортостан, чтобы выяснить всё, — рассказывал Дед. Я прифигел. Такого желания помочь с депрессией я не видел даже у психологов. Пусть этот дедуля и грозный, но сердце у него точно доброе. Бананка была права. Её дедушка не может желать зла, а уж точно убить. — Познакомился с этим другом, вроде его Булатом звали. Кони у него ещё были. Познакомился с ещё одной семьёй, Гибадуллины, — я внимательно слушал, тихо стуча пальцем по черному телефону от волнения. — Семья немного бедная, хоть и небольшая. Мне рассказали, что сын их, Нугзар, сбежал. Никому ничего не сказал. Делся неизвестно куда. А мой внук-то, Армешка, в Петербург учиться уехал к своей тёте и двоюродной сестрёнке. Ну, и я с ним. И вот, по чистой случайности, встретил на улице этого самого Нугзара. Мне фото его показывали. Парень-то хороший, главное, что здоровый, но вот этот поступок... — Дед прервался. Я косо глянул на него. "Здоровый". С гастритом. И стрессами с переживаниями. Заключенный вздохнул и свёл пальцы к переносице. — Внучка моя, Аня, с мамой поскандалила. Несильно давно это было. Дети не понимают, что чувствуют их родители, когда вдруг они уходят. Мы никогда не держим, просто мы знаем, что они сами, пока, не выживут, — поднял на меня глаза старик с верой в серых глазах. — И этот парень выживает благодаря какому-то чуду, — жестикулировал он. Я слегка улыбнулся, отводя взгляд в сторону. "Чудо". — Хотелось осчастливить и внука, и друга его, и родителей. Вот так случайно получилось, что наткнулся на этого...
— Вы собирались вернуть его домой? — Перебил гнев его я.
— Я собирался с ним поговорить. Я ж не спасатель, чтобы домой его тащить. Помню, как объяснил внучке своей, что мать её не заслуживает такого отношения. Таких волнений. Я не плакал у неё в ногах, я не молил её вернуться. Я просто рассказал ей, как это всё выглядит со стороны родителей её, включая меня. И она сама вернулась, — закончил преподаватель. "Именно поэтому она сейчас работает в цветочном магазине без особого образования, страдая от одиночества, которое так остро слышится в тишине," — отметил я про себя. Я понимал, что не должен лезть в эту историю с Херейдом, но этот одинокий и беспомощный, глупый телёнок просто оказался в открытом океане, без единого понятия, как и куда идти. Он мал и глуп, но признаёт это. Если тупой понял, что тупой, он уже поумнел. Всё, что у него есть - неизведанный океан, дом его; светлая суша, где жабры высохнут на солнце; и тёмные глубины, прошлое. У меня пересохло во рту, руки начали дрожать. Херейд выбрал сушу, раскаленное обманчивое солнце, а точнее сигареты и нездоровое питание, отчего мог умереть. Но он вернулся в океан, а точнее это волны его захватили обратно. Я его океан, как бы эгоистично это не звучало. Я его вытащил, защитил и выслушал. Он в океане, он учиться в нём плавать и учится любить этот океан. Учиться жить в большом городе, учиться взрослой жизни и тяжелым выборам. Но ему страшно. Страшно оставлять часть себя на дне, в прошлом, в селе. И руки дрожали от мысли, что он может уйти. Оставить меня и самостоятельно вернуться на дно или на сушу. Вернуться к родителям или к сигаретам. Я боялся его потерять. Потерять своего единственного 52-герцевого телёнка во всём океане. Я назвал так Херейда с большим акцентом не на его одиночество, а на его уникальность. Он один такой. Он не похож ни на одного из других китов и телят, у всего океана, у всего меня, он только один.
— Вы хотели убедить Нугзара вернуться?
— Да. По-другому эта семья друг без друга не выживет.
— И он вернётся, — кивнул я, откидываясь на спинку стула. — Константин, поверьте, всё будет хорошо.
— Так он умер.
Я чуть не поперхнулся воздухом. Хотелось сквозь землю провалиться.
Чёрт.
Нужно было выспаться.
Я не растерялся и оглянулся. Вокруг все общались между собой, кто-то плакал, прикладывая руку к стеклу, кто-то злился и кидался угрозами. Охранник стоял не подвижно, словно в вакууме. Камеры работали. Это хуже.
— Константин, — приблизился к стеклу я. Дед напрягся. — Помните, Вы передали кофе ему? — Тише спросил в трубку я.
— Д-да, — аккуратно кивнул старик.
— Поймите, Вы тут не причём. Вы ни в чём не виноваты, если понимаете, о чём я, — намекнул химику я. Тот изменился в лице и посмотрел меня на эмоциях.
— То есть-
— Да-да, — перебил его я, прикладывая руку ко рту и трубке. — Константин, Вы выйдете отсюда. Я обещаю. Только дайте мне время.
— Конечно, сын мой, конечно.
Так и завершилось наше свидание.
— Сашенька, у тебя прекрасная аппаратура! — Похлопала в ладоши девушка. Я уже подготовился, что сегодня будет очень и очень много диалогов. Не люблю людей. Они загрязняют океан.
— Да, выбирал самую лучшую, — кивнул я.
Тормозить больше нельзя. Сегодня пятое Ноября, и я засужу эту крысу навсегда. Навсегда отрежу её из моей жизни, навсегда прекращу страдать так сильно. Никогда больше не буду ходить в её извращенный дом с детскими травмами, никогда не буду есть её жирную еду, никогда не буду видеть это полное и счастливое лицо на работе. Никогда не услышу это пищание, никогда не заплачу ночью. Больше никто не посмеет меня так унижать, больше никто не выбросит мусор в мой океан, больше никто не выловит оттуда всех моих любимых китов. Этот день настал. Люди больше не убьют океан, это океан убьет их. Люди не могут без солнца и океана, но солнце их не погубит: оно слишком высоко. А океан может. Как и люди его.
— А это что? — Указала девушка пальцем с ядреным маникюром на полочки с круглыми отверстиями.
— А, это. Я подумал, почему бы не добавить побольше чая в кофейню, — пожал плечами я, — Он будет храниться в круглых, огромных, стеклянных и эстетичных баночках.
— М, как круто. Что-то ты на чай подсел, — отметила девушка. Канцелярским ножиком она раскрыла коробку с аппаратурой для хранения ингредиентов. Я мельком глянул на камеры. Горел красный огонёк, значит, всё работает. Погода стояла неприятная. Солнце било в окно и грело несчастный Петербург. Я ненавидел такую погоду. — Ты как Новый Год собираешься праздновать?
— По-моему, о нём ещё рано думать, — выдохнул я. Делайте, что хотите: я ненавидел, ненавижу и буду ненавидеть тех людей, которые обсуждают новый год ещё в Ноябре, если не в Октябре. Реально, дайте Осени пожить.
— Почему? Я уже заказала гирляндочки, посуду и, прикинь, новогоднее бельё! Кстати, когда там оно приедет? — Официантка полезла в телефон. Никакого фокуса. Как же она меня раздражала.
— Я хотел бы знать, как ты проведёшь вечер, — стал начинать этот сложный диалог я.
— Ой-ой, ну, я, эм, — чуть не выронила телефон и залилась краской дама. Влюбленные такие смешные. — Ничем.
— Здорово. Пригласишь?
— Конечно, — захлопала ладонями девушка. — Надо будет такой ужин приготовить! А ты насколько? Может останешься на ночь?
— Я подумаю, Стась. У меня ж собака.
— Ой, ну "собака", — закатила глаза девушка. Я улыбнулся. Рыбка попалась на крючок. — Посидит кто-нибудь с твоей собакой.
— Кто? — Сделал несчастный вид я, собирая прибор. — Эх, Ярик так с ним хорошо гулял. Марти так его любил. Играл с ним, лизал его, веселился. А потом мы все ехали кушать, — давил на совесть девушки я, чтобы эта ревность проснулась. — Так нам хорошо было. Помню, как мы с Яриком в баньке сидели, а ещё Гарри Поттера в новогоднюю ночь пытались посмотреть.
— Саш, мне очень жаль, — тихо проговорила девушка.
— Да что уж там. Знаешь, в моей жизни вообще краски стёрлись, — актёр хренов, — вот, на экскурсии ходил. Алёна таким хорошим экскурсоводом была, так всё интересно рассказывала, я ради неё только наличку собирал. Дочь у неё тоже прекрасная. Я так любил поддерживать вдову. Руки ей целовал, комплименты говорил за её силу. Понимаешь? У него мужа убили, как 4 года, а она улыбается и с дочерью живёт. А теперь где это всё? Где тот голос, что расскажет про тот или иной дом с улицей? Я же не так хорошо изучил Петербург, чтобы отпускать несчастную душу Алены. Ради чего вся эта сила была? Ради слёз её дочери?
— Эд, я...
— Ох, я помню Катю... Вот знаешь, казалось, расстались мы. А я-то её любил на самом деле, — я не думал, что мой язык способен на такую долгую ложь. — И всё это время я метался, к кому же я привязан больше. Катя, Алёна или... ты, Стасик? — Я поднял на неё глаза, а она лишь заморгала, покрывшись румянцем. — Но, пожалуй, моя бывшая питала ко мне всё те же чувства, как раньше. И я почти выбрал её...
— Что? — Раздался вдруг громкий мужской знакомый голос. Внутри меня всё замёрзло. Дверь в кофейню захлопнулась, и к нам спустился широкоплечий мужчина. — Чё про Катю сказал?
Это был Кирилл. Парень покойной Кати. И мой коллега. Я не особо его любил и не уважал. Он вытащил руки из чёрного худи и снял капюшон (лучше бы он этого не делал, хоть что-то небольшую лысину прикрывать должно). Стасик напряглась. Тот подбежал ко мне со взглядом льва. Я не успел отреагировать, как мне по лицу прилетел сильный кулак. Я чуть отлетел, одной рукой хватаясь за разбитый нос, другой за стенку. Пошла кровь. Я не дал волю эмоциям, хоть хотелось дать по яйцам этому говняку. Мы под камерами. Я откашлялся.
— Зачем пришёл? — Спокойно спросил я.
— Стася сказала, аппаратура сегодня приедет. Пришёл помочь, — сквозь зубы сказал он. Я глянул на девушку.
— Славно, — я пожал плечами.
— Ты любишь мою девушку!? — Вырвалось из того, и он схватил меня за воротник. — Убью.
— Тише! Тише! — Вскрикнула Стасик, разнимая нас. — Может... Кофе попьём?
Я сидел напротив Кирилла, держа салфетку у ранки. Тот же сверлил меня взглядом, стуча по столу пальцем. Официантка подошла к нам, снимая с подноса три чашечки. Мы сами себе варили кофе, только я для Стаси ещё красный чай.
— Твой арахисовый латте, Кирилл, — поставила чашечку блондинка. — Твой кофе с мятой и шоколадом, Саш. И мой чай, — улыбнулась девушка, присев ко мне.
Я отпил холодящий кофе. С Кириллом ситуация усложнилась в разы. Или наоборот, упростилась.
— Про что вы говорили? — Хмуро спросил коллега, отпив свой кофе. Затем свёл брови, посмотрев в чашку. Обжёгся. Шёл странный аромат, скорей всего его парфюм.
— Я вещал о том, как я скучаю о потерянных людях, — поставил локти на стол я. — Знаете, это такая лёгкость теперь на душе.
— Легкость? — спросили оба.
— Да, — убрал локоны со лба я. — Я так метался в мыслях, с кем же соединить мою жизнь. Алёна классный человек и экскурсовод, она меня уважает. Но у неё есть уже взрослая дочь, да и прошлое с этой загадкой Питера у неё тёмное, — спокойно рассказывал я, попивая кофе. — Катюха хороша собой. После расставания у меня были мысли вернуть её, но — подметил я, а то опять по лицу прилетит. — Я уважал её семейную жизнь, и передумал.
— Ты сказал, она тоже питала к тебе страсть, — раздраженно отметил Кирилл.
— Тц, что ж вы все о постели думаете... Будто других рамок измен нет. У шл#х, например, даже собственные дети есть, — сквозь зубы выговорил я, смотря за окно. Лучи яркого солнца ложились на стол, на чашки и чужие лица.
— ЧТО?! — Крикнул бариста.
— Я был ей симпатичен, говорю, — склонил голову я. — Катя продолжала меня уважать. Кхм, и исходя из этого, — я повернулся к официантке. — Я всё же рад, что такой тяжелый выбор завершился, и судьба сама мне оставила Стасика, — я взял девушку за руку.
— Ой, Саш, ну ты... — смутилась та. Вдруг её глаза мерцнули. — Погоди. А как же тот юноша?
— Какой? — Холодный пот скатился.
— С черными кудрями. Из СПБГЭУ.
— Ой, да он в эту историю случайно попал. Привязался и всё, — я пожал плечами. Не буду же я на камеры говорить, что влюблён. Солнце хорошо освещает ложь, но только тень истины падает.
— Так в интернете засняли, как ты на эскалаторе целовал его.
Кирилл закашлялся, я занервничал. Стася хлопала глазами.
— Ой, знаешь, что сейчас молодежь не нафотошопят, чтобы прославиться. Не было такого, Стасичка, — и чтоб окончательно добить своё психологическое состояние, и закрепить доверие, я чмокнул даму в щеку. Да смущенно посмеялась. Кирилл вроде тоже успокоился. — Ох, как я благодарен, что всех убили, — на ушко сказал даме я, возбуждая. — Прям руку бы пожал этому человеку. Ничего же страшного, да? Все мы грешные, поддаёмся эмоциям, да? — Я посмотрел на Кирилла.— Особенно ревности. В убийстве нет ничего глобально страшного, это ж не война. Больше всего я ценю честность в человеке, — отпил кофе я. — Вот если бы убийца сейчас зашёл в кофейню, сказал:"Сашенька! Это я! Я убийца", ух... Я бы был самым счастливым человеком. Я бы ответил:"Ты свёл меня со Стасей! Как я рад!"— я чуть не в голос рассмеялся от всего этого театра.
— Саш, — Стасик схватила меня за руку. Я посмотрел в её голубые очи. Так непривычно. Я привык к тёмно-коричневым. — Это я. Я всех убила.
Вдруг сотворилась тишина. Мой психологический трюк сработал. И свидетель есть. Я было открыл рот, как вдруг Кирилл поднялся.
— В-вы что?... — Его ноги затряслись. Вдруг он подскочил. Заплетаясь в собственных ногах, он бежал к выходу. Вдруг он стал дышать ртом и вовсе упал на колено. Издавались ужасные звуки, он хрипел, хватаясь за грудь. Меня это очень смутило. Даже напугало.
Я подбежал к бариста, треся за плечо. Но он уже лежал. Я стал искать пульс.
Не было.
— Чем отравила? — Повернулся к высокомерной девушке сзади меня я. Я злился.
— Цианистым калием. Я заменила им сахар.
— Потому что стрихнин не нашла?
— Что? — Изумилась девушка. Я поднялся, залезая в карман.
— Я знал, что это ты, — поднял зажатый между двумя пальцами пакетик с белым порошком я. На лице девушки отобразился страх. — Ты настолько сохнешь по мне, ещё с детства, что твой эгоизм не потерпит моей любви к кому-то еще. Ревность. Какой прекрасный мотив.
— Откуда ты взял стрихн-нин?— Стася совсем побледнела.
— Нашёл в кармашке на груди твоей сменной одежды. Ты её всегда оставляешь в кофейне в прачечной.
— С-саша, я.. Ты же н-не... Во всём виновен Дед...
— Да, Дед. А цианистый калий ты забрала у Бананки, да? Его используют для травли вредителей. Для растений. В цветочном магазине, — был серьёзен я. Девушка схватилась за грудь. Я косо глянул на мертвое тело. — А Кирилла-то за что?
— Он собирался убить тебя. Я всё делаю из-за тебя! — С дрожью в голосе крикнула девушка.
— А, то есть, ты специально созналась, зная, что он умрёт. А для кого ты заготовила цианистый?
— Саш..
— Для Виты? — Я грустно улыбнулся. — На тебе 4 трупа. Это уже примерно 20 лет.
— У тебя нет существенных доказательств.
— Помаши в камеру.
Девушка медленно развернулась к камерам наблюдения. Она дрожала. Солнце подчеркивало все ее изгибы и хрупкость. Солнце греет людей и защищает их от шторма в океане. Но иногда оно предательски уходит.
— Стась, иди ко мне, — я медленно подходил к девушке. — Тише.
Вдруг блондинка обернулась и очень подло поступила. Дала мне ногой по яйцам. Я простонал внутрь себя, сгибаясь от боли. Если она сейчас возьмёт этот сильнейший яд, это конец.
Вдруг острая боль упала о мою голову с невероятной силой. В ушах оказался звон. Это Стасик ударила мне по башке огромной стеклянной банкой, слава богу, пустой, где должно храниться молоко. У меня потемнело в глазах, и ноги не удержали меня. Я упал, скручиваясь от боли. Я краем глаза расплывчато увидел, как Стася забрала сим-карту от камер, и побежала прочь.
Когда я разлепил глаза, передо мной расплывались белые пятна. Я поднялся. Это была больница. Не убила ж. Голова до сих пор болела, а разбитый нос ныл.
Врачи долго не хотели выписывать меня, но я настоял. Тогда они просто выписали обезболивающие, и отправили домой. Я получил какую-то справочку, и вышел на улицу. Рядом с больницей было много людей, но я заметил двух девчонок. Они стояли у перил на входе, поедая какой-то большой десерт. Я улыбнулся. Это была Натаха и Ашан.
Синеволосая что-то увлеченно рассказывала, в то время как Ашан кормила её с пластмассовой ложечки. Уже стемнело. Аня была в одном бежевом свитере, когда на Наташке висела сильно большая для неё чёрная куртка. Сама девушка была в белой одежде с перебинтованными руками. Ей ставили очень много капельниц. Я ещё немного посмотрел на счастливых, и тоже пошёл быть счастливым. К телёнку. Как же я надеялся, что Стася не пошла ко мне, и с Херейдом все хорошо. Ну я как будто бы почувствую, что с ним что-то случилось. НЕТ. Даже если любимое солнце людей потухнет, об станет известно только через 8 минут. Мы не можем чувствовать. Больше не можем.
Я упустил Стасика. Хоть симку-то она и забрала, но она не знает всего фокуса. Я давно в кофейне специально поставил скрытую камеру, чья симка на моем ноутбуке. Я её поставил, чтобы, простите, просмотр порно себе вечером устраивать. Ярик и Вита. Я уже отмечал, что они увлекались этим, особенно в пустой кофейне.
Я наконец добрался до своего несчастного дома. Нугзар там, наверное, с ума сошёл. Всё тело невыносимо ныло, голова гудела. Так хотелось просто упасть, хоть в больнице я провалялся весь день. Я отперел дверь. Немного пройдя с порога, я моментально услышал шорох и бег.
— Эд! — Парень бросился ко мне, не дав даже снять плащ. Я не успел ответить, как он тут же обнял, вцепился в меня, залезая с ногами. Я подкосился и чуть не упал, мои очки перевернулись. Я прифигел. Меня так никто не ждал и не любил. Даже Марти. — Твою м#ть, где ты был!? Я так скучал, я так волновался! Что с тобой? — Он дрожал, посмотрев в моё лицо. Я моргнул. — Солнышко, кто тебя так?..
— Я потом всё расскажу. Ты тут как?
— Эд, — парень слез с меня, и я стянул пальто. Он был взволнован, будто что-то натворил. Хоть если это и так, то сил злиться точно не будет: я так рад, что мой теленок жив. Он посмотрел на меня. — Почему ты в детстве жил со Стасей?
Я застыл. Окаменел. Всё горло покрылось инеем. Он не должен знать... Какой ужасный, солнечный день.