До встречи в день моей смерти

— Ну и неделька, — вздохнул Лирис.
— Это точно, — ответил, потрогав край повязки, Лаэрт.

Они стояли на балконе и глядели на то, как над садом разливается лунный свет. Лаэрт курил. Лирис опирался на перила и теребил в пальцах прядь волос. Пахло цветами, ночной влагой и ветром — к особняку стягивались тучи, которые грозились поутру опрокинуться на землю дождём. Лаэрт ждал этого момента с нетерпением. В дождливые дни люди стараются сидеть по домам — и потому совершают меньше преступлений.

— Как себя чувствует Фэй? — спросил Лирис.

Лаэрт со смешком прищурился.
— Так ты всё же заботишься о ней.
— А что, не должен?
— Я думал, ты ей не доверяешь.
— Не доверяю. Но это не повод не переживать за её здоровье после всего, через что ей пришлось пройти, — качнул головой Лирис. — Я хочу быть осторожным, но ещё я хочу быть человеком.

Лаэрт кивнул. Он и не ждал от Лириса другого ответа.
— Кажется, успокоилась. Сейчас она спит, так что осмотришь её завтра.

Лирис пропустил прядь сквозь пальцы, поднял взгляд. Лунный свет отразился в его глазах, отчего они стали похожи на осколки зеркала.
— Значит, она получила благословение.

Лаэрт сделал затяжку.
— Похоже на то.

Он до сих пор не мог в это поверить. Во-первых, он уже много лет не видел, как кто-то получает божественное благословение. Во-вторых, дар Фэй оказался удивительно похожим на его собственный — и это шокировало, радовало и расстраивало одновременно. Лаэрт давно искал человека, который мог бы его понять. И в то же время надеялся, что никогда его не найдёт. Он никому бы не пожелал обладать такой изнуряющей силой.

Но Фэй ухитрилась вытянуть «счастливый билет». В этом была вся Фэй. Она служила для неприятностей магнитом.

Лаэрт склонил голову набок, стряхнул с сигареты пепел. Его цвет напомнил о волосах Фэй. После нападения они сильно спутались — наверное, днём их не расчешет и миссис Блейз. Но это будет днём. А пока Лаэрт позаботился о том, чтобы минимум до полудня никто её не трогал.

Он до сих пор помнил взгляд, которым она одарила его, едва он вошёл в комнату. Эти глаза... В них сгорали звёзды. Уже после Лаэрт узнал, что в это время в голове Фэй грохотала мелодия, заглушившая для неё весь остальной мир. Жуткая, истеричная мелодия, в которой она боялась затеряться навсегда.

Лаэрт со вздохом зачесал волосы назад.

Он отвёл Фэй в свою комнату. В тот момент ему было плевать, что подумают остальные. Душу цепями сковало чувство, что только там она будет в безопасности. И потом, там лежал пистолет. А с пистолетом Лаэрту всегда было спокойнее. Старая привычка требовала время от времени касаться холодной рукояти и убеждаться, что на любую опасность у него найдётся достойный ответ.

Усадив Фэй на край кровати — застеленной, потому что после приёма в императорском дворце он уснул на диване, — Лаэрт опустился напротив. Фэй пыталась спрятать глаза, но Лаэрт не позволил, осторожным касанием вынудил её повернуть лицо к нему. Сдерживая слёзы, она закусила губу.

— Всё хорошо, — сказал Лаэрт. — Плачьте, если хотите. Первый раз — один из самых тяжёлых.

Фэй медленно кивнула. Но не заплакала. Опять боролась с чувствами. Как на похоронах. И потом тоже — в ночь после нападения Вардиса и во дворце. Лаэрт вздохнул, но настаивать не стал. Каждый человек сам определяет допустимый предел своей слабости.

— Как вы поняли? — спросила Фэй. — Про благословение.

Лаэрт убрал руки подальше, избегая контакта. Фэй совладала с шоком — ни к чему было обременять её своими чувствами. К тому же теперь она могла узнать о Лаэрте столько же, сколько он — о ней. Пускай Фэй не хватало опыта, новички часто более восприимчивы к чужим душам. Только что дарованная сила ещё бурлит в них, поэтому они цепляются за каждое принесённое даром ощущение.

Лаэрту не хотелось, чтобы Фэй почувствовала, с какими эмоциями он будет говорить о благословении.

— Я узнаю это выражение лица из тысячи. На вас свалилась сила, к бремени которой вы оказались не готовы. Я прав?

Фэй снова кивнула.
— И кто же из богов меня благословил?
— Это вы мне скажите, — постарался улыбнуться Лаэрт. — Расскажите, что случилось. Только не торопитесь. Сейчас важно не погружаться в эмоции, а рассматривать их как бы со стороны. Сумеете?

Она скомкала ночнушку.
— Да.

Так она поведала Лаэрту обо всём: о своём сне про леди Лавинию и её любовника, о том, как в спальню вторгся неизвестный, как она попыталась выудить у него информацию — и попалась на лжи. Как неизвестный схватил её, и сразу после этого она услышала музыку, которая не замолкла даже после прекращения контакта.

— Наверное, если бы не вы с Лирисом, я бы сошла с ума, — призналась Фэй под конец рассказа.

Лаэрт сел рядом, но касаться её не стал. Фэй нуждалась в спокойствии. А у него в душе всё бурлило и клокотало: от мысли, что какой-то наглец посмел посягнуть на жителей поместья, хотелось кого-нибудь застрелить. Ещё его злили перчатки. Вернее, мысль о том, что Фэй, возможно, тоже придётся носить их, чтобы уберечь себя от нежеланного применения дара. Кто вообще придумал называть эту способность даром?

Лаэрт мотнул головой, прогоняя мрачные мысли. Он нужен Фэй. Если он поведёт себя неправильно, она начнёт бояться прикосновений. Бояться новой, но уже неотъемлемой части самой себя.

— Вы молодец.
— Не такая уж и молодец, — пожала плечами она. — Полезного ничего не узнала, гостя нашего упустила, с музыкой сама не справилась.

Лаэрт вскинул брови. В такие моменты Фэй напоминала ему Мина — в первые годы после освобождения из лап Вардиса тот тоже отталкивал любую похвалу.

— Я непременно пройдусь по каждому пункту. Но для начала расскажу вам свой вердикт.
— Вердикт?
— По поводу бога, который вас благословил. Вернее, богини. Сначала я решил, что это дар Нетара, но сейчас, после вашего рассказа... Думаю, он всё же принадлежит Веге.

Фэй задумчиво вскинула глаза к потолку.
— Вега... Это богиня музыки?
— Ну вот, — усмехнулся Лаэрт. — А говорите, что не молодец. Вообще Вега покровительствует искусству. Считается, что в её обители, спрятанной среди облаков, можно найти любое когда-либо созданное в мире произведение искусства. Даже спектакль, который мы смотрели сегодня во дворце.

Фэй слабо улыбнулась.
— Было бы здорово побывать там и всё же увидеть, чем он закончился.

Лаэрт улыбнулся в ответ.
— Да. Было бы здорово. Что касается остального... Не переживайте, что не совладали с даром. Когда моего друга Лукаса благословил бог войны, он перестал осознавать свои силы и нечаянно отправил рыцаря в полёт. Бедняга приземлился на другом конце тренировочного поля.

Фэй хихикнула, но тут же смутилась.
— Он же не пострадал?
— Отделался парой синяков. И с той поры перестал халтурить на тренировках, дослужился до высокого звания. А Лукас со временем научился контролировать свой дар и теперь отправляет рыцарей летать над тренировочным полем только умышленно.

Фэй повеселела. Ещё бы: Лукас обладал даром куда более могучим, чем божественное благословение. Он умел поднимать людям настроение, даже не находясь в комнате.

— Уверен, справитесь и вы, — добавил Лаэрт. — Я буду вам помогать. Мы все будем.

Выдохнув, Фэй взглянула на свою ладонь. Она быстро уловила истину, которую в детстве Лаэрт упускал годами, до начала войны: теперь ни одно прикосновение не будет для неё прежним.

— Это хороший фильтр, — осторожно сказал он.

Фэй подняла глаза.

— Если вам не понравится мелодия чьей-то души, вы вряд ли станете с этим человеком хорошими друзьями.
— Хм... — В уголке губ Фэй мелькнула улыбка. — Тогда я рада, что мелодия вашей души такая приятная. Печальная. Но спокойная. И очень проникновенная.

Лаэрт кашлянул. К щекам прилил румянец.
— Что... Что вы услышали?

Фэй протянула руку.

— Вы уверены? Вы только что пережили пробуждение дара, и я...

Не слушая, она обхватила тёплыми пальцами его ладонь, и он замолк на полуслове.

Этот фрагмент можно читать под музыку: Gian Marco Castro — burden. Ставьте на повтор

Он боялся, что она отдёрнет руку. Что мелодия его жизни проявит свои фальшивые ноты. А вдруг Фэй услышит всё, что он так отчаянно пытается затолкать подальше в прошлое? Вдруг свет, озаряющий её образ, померкнет, и она отвернётся, разочарованная тёмными недрами его души?

Она не отвернулась. Свет не померк. Прикрыв глаза, Фэй слушала музыку его сердца — и легонько улыбалась.
— О. Хм...

Лаэрт не сразу понял, что она его дразнит. Он хотел поддразнить её в ответ, но не решился отвлекать: она впервые пользовалась своим даром осознанно.

Наконец она приоткрыла один глаз, взглянула на Лаэрта с лукавством.
— Готовы выслушать мой вердикт?
— Что ж, стреляйте.

Фэй подняла их руки, задумчиво взглянула на сцепленные пальцы.
— Пианино. Когда я слышу его, то думаю... о море. Шторм ещё далеко, но его приближение явно ощущается. Порывы ветра выталкивают на берег серые волны, а вы плывёте сквозь них на старой лодке, боретесь с течением, не отрывая взгляда от горизонта.
— Весьма... поэтично. Начинаю понимать, почему Вега вас благословила.

Фэй по-прежнему не отпускала его ладонь.
— И ещё я слышу часы.
— Часы? — удивился Лаэрт.
— Часы, — подтвердила она, чуть прищурив глаза. — Будто стрелка отсчитывает секунды до шторма. А вы не хотите её слушать. Или, может, не можете выплыть на берег.

Лаэрт оставил эти слова без ответа.

— Господин Лаэрт, — сказала Фэй. — У вас ведь тоже есть дар?

Он вздохнул. Услышала через мелодию — или просто догадалась?

— Вы считываете через касания эмоции, — медленно продолжила Фэй. — Поэтому вы так отреагировали на письмо из тайника леди Лавинии. Поэтому так часто носите перчатки, даже дома. И избегаете прикосновений, когда чувствуете, что больше не справляетесь.

Лаэрт дёрнулся, хотел убрать руку, но Фэй продолжала держать.

— Что вы чувствуете, когда касаетесь меня?

Мстила. Или, может, просто хотела оставаться на равных. Откровение за откровение. Лаэрт подтянул её руку поближе. Спрятать улыбку оказалось труднее, чем он предполагал.
— О... Хм...

Осознав, что он подтрунивает, Фэй залилась краской, и Лаэрт не сдержался, засмеялся — какое-то поразительно частое явление в последние дни, несмотря на всё происходящее.

— Я не совсем чувствую, мисс Фэй. Скорее вижу. Эмоции для меня имеют цвет, текстуру, форму. Скажем... — Он встретился с ней взглядом. — На вас весь день висит усталость. Она похожа на простыню — знаете, как у детей, которые притворяются призраками. Только эта простыня блёклая, тяжёлая. И скинуть её по своему желанию нельзя.
— А на вас такая тоже есть?
— Наверняка. К счастью, я редко вижу свои эмоции. И вы, наверное, почти никогда не услышите мелодию своей души.

Фэй кивнула. Видимо, уже пробовала.

— Ещё я вижу на вас вуаль печали. Иногда она становится настолько плотной, что мне кажется, будто я могу её коснуться. — Лаэрт протянул свободную от хватки руку, задержал её в нескольких дюймах от лица Фэй, там, где вуаль заканчивалась, так и упрашивая её откинуть. — Но если я попытаюсь сделать это, она пройдёт сквозь пальцы — я не умею управлять чужими чувствами.

Губы Фэй приоткрылись, но она так ничего и не сказала. Лаэрт опустил руку. Фэй проследила за этим жестом, не зная, куда спрятать глаза.

— Наконец, я вижу ваш свет. Выражаясь вашим поэтичным языком... Я думаю о звезде. Её серебряное сияние иногда становится тусклым, а иногда, наоборот, разгорается так, что озаряет всё вокруг. Вещи. Людей. В такие моменты привычное видится мне в других тонах, и я понимаю, что как-то слишком застрял в своих старых установках. Что вы...

Он замолчал. Так и не решился сказать, что благодаря ей впервые за двенадцать лет уловил проблески положительных эмоций.

— Не теряйте этот свет, мисс Фэй.
— Я постараюсь, — подняла взгляд она. — Если вы обещаете, что постараетесь вплести в мелодию вашей души побольше мажорных нот.

Конец музыкального фрагмента

Вспоминая эти слова, Лаэрт невольно улыбался. Лирис, наверное, считал его безумцем, но разве им обоим впервой? За девять лет, которые Лирис прожил в поместье, случалось всякое. Однажды Лаэрт прямо посреди обеда хлопнул ладонью по столу, расхохотался и вышел за дверь, прихватив с собой вазу с цветами. Странное тогда попалось дело.

А сейчас, с тех пор, как в поместье очутилась мисс Фэй, странности сыпались одна за другой.

— Тебя это не беспокоит? — спросил Лирис. — Её дар.
— Меня беспокоит миллион вещей, — ответил Лаэрт. — Скажем, наш Гость. Он же убийца леди Лавинии.

Глаза Лириса на мгновение стали похожи на два танара — эти крупные круглые монеты вошли в обиход после образования Танийской империи.
— Что, прости?
— Пока это просто теория, — пожал плечами Лаэрт. — Мы знаем, что в покоях Лавинии Фэй была не одна. Это подтверждается множеством фактов: Лавинию убили клинком, ты проверял нож Фэй на отсутствие магического воздействия, а на подоконнике были капли крови, которые Лавиния или Фэй вряд ли бы там оставили. Но вот интересный вопрос: неужели он сиганул со второго этажа в сад? Мы с Мином общались со слугами. Никто ничего не видел. Ни из сада, ни из окон. А ведь убийца должен был спрыгнуть в хорошо просматриваемую зону.

Лирис пригладил волосы.
— Допустим. Как это связано с Гостем?
— А ты вспомни, что я тебе рассказал. Гость не ходил по комнате — он будто переносился из одной точки в другую. Не телепортация, скорее... этакий фазовый сдвиг. Интересно, что, судя по словам Фэй, он всегда перемещался после прыжка. С кровати или с подоконника. С любой доступной высоты.

Брови Лириса поползли к переносице.
— Ещё один благословлённый?

Лаэрт кивнул, затянулся.
— Не могу сказать, что за бог. Может, снова Антарес — он любитель играться с физическими возможностями тела. А может, Минкар. Телепортация — тоже своего рода странствие.

Лирис передёрнул плечами.
— Выходит, после убийства Лавинии он сбежал, бросив Фэй — теперь уже точно его сообщницу — одну. Почему они не ушли вместе?
— Это хороший вопрос. Ответа у меня пока нет. Как и понимания мотива. — Лаэрт проводил взглядом облако дыма, на миг затянувшее пеленой луну. — Похоже, всё куда сложнее, чем я думал. И Гость, и Фэй — участники некоего «Багрового рассвета». Попахивает заговором.

Вместо ответа Лирис вздохнул, провёл руками по лицу.
— Отлично. Очередные политические разборки.
— Или мятеж. Или просто нанятые кем-то ассасины.
— Просто нанятые ассасины, — повторил Лирис. — Ага. Чудесно.

Некоторое время они молчали. Лирис постукивал пальцем по перилам. Лаэрт копался в памяти. Каждый месяц через него проходили десятки людей. Все они так или иначе выдавали что-нибудь интересное: слухи, истории, компромат. Упоминал ли хоть кто-то «Багровый рассвет»? Название будто бы щекотало разум, но ничего конкретного Лаэрт не вспомнил. Поэтому спросил:
— Твой наставник когда-нибудь упоминал его?
— «Багровый рассвет»? — отозвался Лирис. — Не знаю. Я предпочитаю не вспоминать наши разговоры. Можно было бы посмотреть его записи, но я сжёг их сразу после суда.
— Я думал, их забрали в архив.
— Ну, теперь знаешь, что не забрали. Я не хотел, чтобы эти проклятые исследования попали в очередные недобрые руки. Вот и подкупил архивариуса. — Лирис смущённо кашлянул. — Надеюсь, ты не станешь рассказывать об этом императору.

Лаэрт усмехнулся.
— С удовольствием скрою для тебя эту тайну. Не буду кривить душой: я и сам хотел сделать то же самое. Если бы не приказ...

Лирис кивнул.
— Ты был прав, — с неохотой добавил он. — Когда сказал, что я не могу отпустить всё, что сделал наставник. Знаешь, это ведь отпечаталось в моей памяти даже ярче войны. Может, потому что к тому моменту война закончилась — и я надеялся никогда больше не сталкиваться с её последствиями.

Лаэрт опёрся на перила, посмотрел на дерево родом из Эридана. В лунном свете красные листья напоминали языки пламени. В каком-то смысле так оно и было. Эридан был костром, выжигающим души.

— А в итоге мы живём в мире последствий. Всё в порядке, Лир. Я тоже... до сих пор иногда там. На войне.
— Ты почти всегда там, — сказал Лирис.

Лаэрт выдохнул дым в ночное небо, постучал по сигарете, безучастно наблюдая, как ветер подхватывает пепел и разносит его над садом. Достойного ответа он так и не придумал.

* * *

Когда Руби открыла глаза, за окном висела серая мгла — над поместьем зарядил дождь. Его стук по подоконнику убаюкивал, упрашивал задержаться в постели хотя бы на заветные пять минуточек, но Руби слишком хотелось пить. К счастью, вода нашлась прямо у кровати. Стакан оказался прохладным, и Руби первым делом приложила его ко лбу. Через минуту-другую пульсация в висках успокоилась. «Вот теперь можно и день начинать».

Только через пару глотков Руби осознала, что проснулась в чужой спальне. События минувшей ночи всплывали из омута памяти с неохотой, даже со стыдом. Она ведь ночевала у Лаэрта! Хуже того: она уснула, вцепившись в его руку!

От головной боли не осталось и следа. Руби вскочила. Больше всего на свете ей хотелось стереть свой позор из истории. Нельзя ли через Юнити повлиять на память главного героя? Архимед ведь говорил, что Пришедшие могут влезать в код. Наверное, так и надо сделать. Лечь спать. Перенестись в Юнити. Сделать всё, лишь бы Лаэрт не вспомнил прошлую ночь. И все те глупости, которые она от усталости ему наговорила. Про шторм и лодку. Про мажорные ноты. Уф...

— Нетара ради, мисс Фэй, — раздался сонный голос. — Вернитесь в постель.

Руби подпрыгнула, осмотрелась. Лаэрт лежал на диване. Суета Руби разбудила его, но не до конца — он даже не открыл глаза. Руби на цыпочках подошла к нему.
— А как же работа?
— Сегодня — никакой работы, — пробормотал Лаэрт.

Руби не стала спорить. Может, и поспорила бы — всё-таки от прогресса в расследовании зависела её жизнь, — но Лаэрт уже отключился. Вид у него был такой измотанный, что будить его было бы кощунством. Руби отвела с его лба пряди волос, легонько улыбнулась, услышав знакомый мотив.

Нет. Всё-таки она никогда не воспользуется привилегиями попаданки и не станет переписывать память Лаэрта по своему усмотрению. Может, он просто набор данных. Но прямо сейчас... он — её товарищ. Её напарник.

Он уже перестал быть для неё просто кучкой пикселей.

Руби накрыла Лаэрта одеялом и решила пойти к себе. Но перед этим она, конечно, не упустила шанс осмотреться. Прежде спальня Лаэрта была для неё чем-то вроде Тайной Комнаты. Руби даже сомневалась в её существовании: все жители поместья знали о привычке Лаэрта засиживаться за работой до утра и засыпать на диване в кабинете.

Но нет. Комната была реальной. И довольно пустой.

Назвать её неуютной не поворачивался язык, но всё же Руби видела: Лаэрта мало волнует окружающее его пространство. Он не придавал значения вещам, не гнался за изысками. Мебель была добротной — но не более того. Ковёр на полу приятно ощущался под босыми ногами — но не более того. В доме Руби каждая деталь интерьера кричала о том, что здесь живёт именно она. Чокнутая фанатка игр, заядлый коллекционер нендороидов и сборщик всех на свете виниловых пластинок. А комната Лаэрта могла принадлежать кому угодно. И дело было не в уровне проработки локации — просто Лаэрт не любил рассказывать о себе. Ни в каком виде.

Но кое-что примечательное Руби всё же увидела. Во-первых, стеллаж, на полках которого то тут, то там виднелись разные вещицы. Похоже, это были подарки от жителей поместья: Руби увидела бумажного журавлика, музыкальную шкатулку и самодельную свечу в виде разукрашенного черепа. Во-вторых, на стене у входа был закреплён кусок ткани. Руби осторожно приподняла его, уверенная, что там прячется по меньшей мере проход в потайную лабораторию, но вместо этого увидела обычное зеркало.

Она обернулась на спящего Лаэрта.

Он ведь спал в повязке.

Руби спешно прошла к двери. Она не могла избавиться от ощущения, что прикоснулась к чему-то запретному.

В её комнате царило неожиданное оживление. Первым делом Руби заметила Лириса: по локоть закатав рукава рубашки, он совершал перед окном странные пасы, из-за которых напоминал шамана. На кровати, постукивая друг о друга туфлями, сидела Джо. А рядом с ноги на ногу переминался человек, о котором Руби думала вчера целый день.

— Мин! — воскликнула она.
— Фэй! — воскликнул он.

Бледный, в просторной рубашке на пару размеров больше положенного, Мин напоминал хрупкую фарфоровую фигурку. Под тканью белела свежая повязка — судя по педантично аккуратному виду, её наложил Лирис. По лицу, там, где в злополучную ночь отпечатался ботинок Вардиса, тянулась вереница подживающих синяков. Мин выглядел больным и каким-то встрёпанным, шерсть его хвоста потускнела, но главное, он улыбался. Пускай даже так, словно Вардис мог в любой момент шагнуть из теней в углу.

Руби в несколько широких шагов пересекла комнату и заключила Мина в объятия.

Ох! В голову сразу хлынула музыка. Руби всё время забывала о новой способности и чуть не отшатнулась от первого же звука. Она боялась, что услышит в мелодии Мина ноты страха или тех горьких слёз, которые он проливал в ночь нападения Вардиса, но...

Этот фрагмент можно читать под музыку: Santec Music Orchestra — Sheep On Green Pastures. Ставьте на повтор

Мотив оказался неожиданно светлым. Каждая нота штрихом вплеталась в картину Вайренских лесов, которую вдруг решила нарисовать фантазия. Руби представляла, как днём вайрены трудятся под сенью гигантских деревьев или бродят по травянистым холмам, перегоняя стада овец. А вечером, уставшие, но довольные собой, они собираются у костров, любуются сквозь завесу ветвей звёздными небесами и под стук деревянных кружек возносят молитвы Небесному Ансамблю.

Руби не знала, сколько правды уловил в мелодии Мина её новый дар. И всё же, вслушиваясь в нежное пение флейты, она вдруг поняла, кто такие вайрены. Многие пытались сломить этот маленький народ, многие мечтали о его плодородных угодьях или дарах богини Медии. Но Вайренские Леса стояли нетронутыми уже тысячи лет. Потому что вайрены не покоряются. Потому что быть вайреном — это танцевать со звёздами и петь с ветром. Это умываться солнечным светом и свежей лесной росой. Это знать каждого зверя и приветствовать каждое дерево. Это обладать внутренней свободой, которую никому не по силам у тебя отнять.

Да, Мин был крепким орешком. Вардис даже не догадывался, что, пытаясь раскусить его, сломает зубы.

Руби отстранилась, и они с Мином заговорили одновременно:
— Как ты себя чувствуешь?
— Тебе уже лучше?

Оба засмеялись, и Джо не сдержала усмешки:
— Вы поглядите на это счастливое воссоединение.

Лирис хмыкнул. Руби готова была поклясться: в уголке его губ на секунду мелькнула улыбка. Впрочем, он быстро отвернулся и продолжил работу.

— Лирис рассказал, что у вас тут творилось, — объяснил Мин. — Хорошо, что ты цела. Я ведь даже не успел поблагодарить тебя...
— И не надо, — Руби мягко сжала его ладони. — Мы оказались в «Лютом роге» из-за меня. Прости, Мин. Прости, я...

Мин сжал её ладони в ответ.
— Не говори глупостей. Лучше расскажи про свой дар!

Брови Руби изогнулись. Мин, очевидно, избегал разговоров о Вардисе. Мелодия его сердца воодушевляла, но на то, чтобы поддерживать её, Мин отдавал всего себя. Один неудачный вопрос — и его бравада обрушилась бы карточным домиком. Руби решила не настаивать. Правда, сердце сразу уколола игла тревоги: она боялась проглядеть беду. Как это было с Ианом.

Отпустив руки Мина, Руби плюхнулась на кровать, к Джо.
— Про дар рассказывать пока нечего. Когда я касаюсь людей, у меня в голове начинается дискотека. Конец.
— Диско... что? — удивилась Джо.
— Труппа Артэ представление даёт, — исправилась Руби.
— Ха, «дискотека», — повторил Мин. — Смешное слово.

Руби кашлянула.
— В общем, это немного похоже на дар Лаэрта.
— Значит, он рассказал тебе о своём даре? — не поворачиваясь, спросил Лирис. — Интересно.

Руби посмотрела ему в спину. Это вскользь брошенное, якобы безучастное «интересно» имело все шансы встать наравне с лаэртовским «ясно». Уточнить, что же такого интересного разглядел Лирис, Руби не рискнула. Вместо этого она спросила:
— А вы чем тут занимаетесь?
— Лирис возводит барьер, — сказала Джо. — Если хоть одна собака посмеет сунуться к тебе в комнату без разрешения, её ждет неприятный сюрприз. Правда, на жителей поместья это не распространяется. А то как же мы будем вторгаться в твоё личное пространство?

Руби опять посмотрела на Лириса. Его спина казалась напряжённой, а движения таили усталость. Использование дара — Руби успела ощутить это на своей шкуре — здорово тратило силы. Лирис опустошал себя ради её безопасности. Он мог сколько угодно ворчать или наблюдать за Руби с подозрением, но защищал её наравне с остальными жителями поместья. Хоть, наверное, и делал это ради Лаэрта.

— Спасибо, — сказала Руби.
— Это временно, — отозвался Лирис. — Подержим пару дней. Не думаю, что убийца рискнёт возвращаться, но и мы рисковать не будем.

Руби кивнула. Ночью Лаэрт уже успел поделиться с ней своей теорией. А ещё сказал, что никогда прежде не слышал о «Багровом рассвете» — информацию о нём предстояло искать в воспоминаниях Фэй.

Когда все наконец ушли, Руби переоделась и отправилась во владения Кло, на поиски завтрака, который куда честнее было назвать обедом. Там же обнаружился сонный Лаэрт. Потягивая кофе, он общался с не менее сонной Кло. В ушах Кло покачивались серьги в виде летучих мышей, а на губах царила привычная блаженная улыбка.

— Здравствуй, Фэй. Будешь глазные яблоки?

Не успела Руби уронить челюсть, как Лаэрт любезно добавил:
— В глазури.

Разумеется, «глазные яблоки» оказались очередным причудливым блюдом Кло. Руби опустилась за стол. Кло предложила кофе, и Руби, заедая его «глазными яблоками», рассказала о возвращении Мина. Лаэрт сразу забыл про завтрак и, прихватив кружку, отправился на второй этаж.

— А ты не пойдёшь? — спросила Руби у Кло.

Та покачала головой — будто не отрицала, а пританцовывала в такт одной ей слышимой мелодии.
— Мы уже виделись утром. — Она неожиданно посуровела. — Если я назову те сомнительные блюда, которыми Мина кормили в больнице, едой, я сделаю им комплимент. Для физического здоровья важно «полезно». А для душевного — «вкусно». Понимаешь?
— Понимаю, — кивнула Руби. — А почему ты не сказала ничего Лаэрту?
— Для Лаэрта важно «спокойно», — после раздумий ответила Кло. — Он всегда «тревожно», а я хочу, чтобы у него хоть иногда было «мирно».
— О... И поэтому ты решила прибегнуть к «тайно»?
— Именно, — просияла Кло.

Остаток дня прошёл беззаботно. Работой и впрямь никто не занимался, даже трудяга Лаэрт (хоть остальным и приходилось время от времени его одёргивать). На обеде все праздновали возвращение Мина. Джо принесла карточную игру — что-то вроде «Магии», где нужно было собирать колоду своих существ и, вооружившись артефактами, отвоёвывать территории. Пока Лаэрт с хитрым видом строил далеко идущие планы, Лирис напевал древнюю балладу, Кло наблюдала за дождём, а Мин с Джо препирались, Руби изучала рисунки на карточках. Миссис Блейз рассказывала об изображённых на них существах — все они были реальными. Артефакты восходили к историям о богах, а территории основывались на мире «Реверанса смерти».

— Я завоёвываю Медовые Леса, — объявила Джо.
— Это были мои Медовые Леса! — возмутился Мин.
— А теперь мои, — и глазом не моргнула Джо.
— Нет, — сказал Лаэрт, выложив на стол карту, которую держал с самого начала партии. — Это мои Медовые Леса. И Алые Земли тоже.
— Что я делаю в этой игре? — пробормотал Лирис, который последние минут десять занимался тем, что выстраивал из карточек своих существ пирамиду.

Руби выложила на стол карту особого события.
— Я забираю у вас Алые Земли, — сказала она Лаэрту.
— Вот как? — сверкнул глазом тот. — Что ж, посмотрим.

Следующие полчаса они вели ожесточённую борьбу, в которой Алые Земли переходили то в одни, то в другие руки. Остальные смирились и делили территории на другом краю карты. Легендарное противостояние закончилось тем, что и Руби, и Лаэрт потеряли большинство существ, а Алые Земли в итоге присвоила себе Кло: она потихонечку выложила гигантского дракона, на которого ни у кого не нашлось управы.

Дождь лил целый день. Под вечер Руби с Лаэртом вышли в сад, но ограничились посиделками в беседке. Он извинился за Алые Земли. Руби сказала, что простит его, если он научит её обращаться с даром. И не забудет про уроки стрельбы.

После ужина все разошлись по комнатам. Кло, несмотря на погоду, собиралась на кладбище — «за вдохновением», ведь завтра ожидался приезд леди Грейс и её старшего брата Лукаса. Руби проводила её до дверей и ещё с пару минут смотрела, как её силуэт растворяется в сырой темноте. После партии она невольно задумалась, каких драконов прячет в рукаве Кло. Какие карты таятся в колоде у каждого.

Вернувшись в поместье, Руби отправилась наверх. Едва очутившись в коридоре, который понемногу становился знакомым и даже приветливым, она заметила у лестницы на третий этаж Мина.

Конец музыкального фрагмента

Руби не стала его окликать. Весь день Мин старался улыбаться, но все время от времени подмечали, как он косится на окна или вздрагивает от резких звуков. Он меньше шутил, меньше ворчал. Когда Руби только встретила его, он был деятельным секретарём — а сейчас превратился в забитого мальчишку, которому всюду мерещилась тень Вардиса.

Да, Мин вернулся домой.

Но какая-то его часть так и осталась в переулке у «Лютого рога».

Отбросив сомнения, Руби осторожно проследовала за Мином на третий этаж. Погружённый глубоко в свои мысли, он не замечал ни запахов, ни звуков. Скоро Руби уже стояла у подножия железной винтовой лестницы, ведущей на чердак. Или, как выражался Лаэрт, в хламовник.

Мин замер наверху. Распахнув дверь, он оцепенело глядел во тьму — и не мог сделать ни шагу.

Руби поднялась на пару ступеней. Мин не услышал. Тогда Руби забралась повыше и, застыв в нескольких шагах, осторожно спросила:
— Ты в порядке?

Мин подпрыгнул, обернулся, прижав к голове лисьи уши. Его хвост заметался из стороны в сторону и не успокоился даже тогда, когда Мин рассмотрел Руби. «Дурацкая была затея», — запоздало поняла та.

— Прости. Я не хотела тебя пугать.
— Да всё в порядке, — заверил Мин, спешно спрятавшись за беззаботной маской. — Я просто...

Он запнулся, посмотрел во мрак. Руби подошла ближе. С чердака тянуло прохладой — не то из-за призрака, не то из-за окна, которое приходилось всегда держать открытым.

— Всё нормально, — сказала Руби. — Давай руку.
— Но твой дар...
— А мне нравится мелодия твоей души. Пойдём.

Они взялись за руки, и Руби не торопясь потянула Мина за собой. Оказавшись в темноте, он съёжился, пошёл вперёд с неохотой. Казалось, его ноги стали весить тонну. Руби крепче стиснула его ладонь и наконец нащупала на стене переключатель. Щелчок — и над головой вспыхнула лампочка, вокруг которой вскоре забился мотылёк.

— Прости, — шмыгнул носом Мин. — Обычно Джо оставляет свет, но сегодня, наверное, забыла.

Выпустив руку Руби, он утёр побледневшее лицо, расчистил небольшой участок от коробок и связок старых газет.
— Садись. Тут, конечно, бардак...
— Всё хорошо, — мягко прервала Руби. — Мне нравится.

Тут она не соврала. До этого момента чердак представлялся ей жутким местом, где из-за старых серебряных зеркал выглядывают манекены, а между балками ползают полчища пауков. Но на деле чердак оказался уютным. Пускай вещи громоздились друг на друга, образуя немыслимые лабиринты, а стена у окна нуждалась в покраске, Мин с Джо поддерживали здесь чистоту. Лавка, на которой сидела Руби, пряталась под лоскутным покрывалом — Мин рассказал, его сшила Джо.

Пока Руби крутила головой, Мин включил гирлянду. «Боже, храни современные технологии! — думала Руби, наблюдая, как на потолке танцуют золотые отсветы — Или бога Окулуса?». Атмосфера на чердаке окончательно стала приятной, даже немного щемящей — того и гляди заиграет саундтрек из Life is Strange.

Мин сел рядом. Руби сцепила руки в замок, бросила взгляд на кипу газет. «Праздник образования империи обернулся катастрофой», — гласил заголовок верхней.

— Сэр Жером появляется чуть ближе к десяти, — тихо сказал Мин.
— Понятно.
— Не смотри, что он призрак. Он хороший.
— Ладно.
— Только у него чувство юмора своеобразное.
— Да, я знаю. Лаэрт говорил.

Они замолкли. В воздухе витали невысказанные вопросы. Руби не решалась ухватить ни один. Вместо этого она продолжала до рези в глазах всматриваться в заголовки. А Мин теребил подол рубашки, всё наматывая на палец выбившуюся нить.

— Я тоже боюсь темноты, — сказала наконец Руби. — И по опыту могу сказать, что пугает не сама темнота, а то, что ты ожидаешь в ней увидеть.
— И что же ожидаешь в ней ты?

Руби подняла взгляд на гирлянду. Она не могла сказать Мину, что боится Нейру. Что сцена гибели Иана въелась в память так глубоко, что Руби ещё долго засыпала только с ночником. Если засыпала вообще.

— Смерть, — сказала она поэтому. — Я боюсь неизбежности смерти.

Мин вздохнул и ничего на это не ответил. Его пальцы принялись терзать нить с удвоенной силой.

— Тебе необязательно притворяться сильным, — добавила Руби. — Вернее, мы и так знаем, что ты сильный. Но ещё мы хотим знать, что ты переживаешь. Как мы можем помочь тебе.

Мин потёр плечо — в нескольких сантиметрах от раны — и буркнул:
— Не хочу никого грузить.

Руби помолчала, подбирая слова.
— Прости, если это прозвучит резко, но мы уже загружены. И вряд ли разгрузимся, пока не убедимся, что тебе действительно стало лучше. А тебе не стало. Все это чувствуют. Просто никто не говорит. Вот так и будем играть в молчанку, пока не случится что-то...

Она оборвала себя на полуслове, закрыла глаза.
— Прости.

Мин помотал головой.
— Нет. Ты права. Я сам часто говорю это Лаэрту, но... — Он опять потёр плечо. — Пять лет ведь прошло. А я до сих пор не могу избавиться от этих рабских мыслей. Или забыть тот день, когда...

Его голос пресёкся, и не меньше минуты они с Руби провели в тишине.

— Он ведь показался мне хорошим человеком. Не знаю, наверное, я был дураком. Всё хотел доказать отцу, что он не прав. Что за пределами Вайренских лесов тоже живут добрые люди. — Губы Мина скривила усмешка — непривычное выражение на его мягком лице. — Помню, пришёл к нему домой. На улице тогда дождь лил, я промок до последней шерстинки и ужасно мечтал о горячем ужине. А он всё говорил, рассказывал что-то, да так спокойно, умиротворяюще...

Мин зажмурился, между его бровей задрожала глубокая складка. Руби хотела накрыть его руку ладонью, но передумала. Не знала, выдержит ли настоящую мелодию души Мина.

— Не помню, что случилось дальше. Но очнулся я в полной темноте. Даже испугался, что ослеп — ни единого пятнышка света не увидел. Только слышал, как где-то поблизости, во мраке, кто-то плачет. Негромко так, почти беззвучно. Я уже потом понял, что это тоже был раб. И что он боялся плакать в полный голос, потому что Вардис мог прийти в любой момент.

Мин потёр нос, уткнулся взглядом в пол. Руби не перебивала. Лишь молча проклинала своё богатое воображение.

— Не знаю, сколько просидел там, боясь даже шелохнуться. А потом... он пришёл. Он держал свечу — маленькое пятнышко в море тьмы. И в свете пламени его лицо было таким... — Дыхание у Мина перехватило, и он снова надолго замолк. — Он принёс с собой Печать Повиновения.
— Чтобы поставить метку, — прошептала Руби.

Мин кивнул.
— Я ведь думал, что никогда больше его не увижу. — Его голос треснул, будто объятая огнём щепка. — Столько времени он был просто... призраком, который иногда навещал меня по ночам. А теперь он снова на свободе, и пускай Печать у Лаэрта, я всё равно...

Руби бездумно тёрла ладонь большим пальцем и всё пыталась подобрать слова — а те всё разлетались потревоженными птицами.
— Лаэрт поймает Вардиса.
— Ну да. Пять лет назад уже ловил, — качнул головой Мин.
— В этот раз всё будет по-другому. Вардис... не уйдёт просто так.

Мин ответил не сразу.
— Его смерть ничего не изменит. Пока существуют Печати Повиновения, всегда будут находиться Вардисы, готовые их эксплуатировать. И ни один меченый не будет по-настоящему свободен.

Руби посмотрела на него.
— Зачем их создали?
— Война между Танией и Эриданом породила много зла, — дёрнул плечом Мин. — Конкретно это, насколько мне известно, придумали эриданцы. Печатей было немного, но после войны они в основном затерялись — и в конце концов оказались в самых разных уголках мира. Император даже отправлял на их поиски отряд рыцарей. Кое-что они нашли, да только и упустили немало.

Снова повисла тишина. Руби не знала, как утешить Мина, и от этой беспомощности сжималось сердце. Может, Архимеду удастся узнать что-то полезное. А может, его уже убила Она.

— Ну вот, — вздохнул Мин. — Я тебя всё-таки загрузил.

Руби покачала головой, встала, прошлась перед лавкой, в задумчивости обегая глазами чердак. Взгляд остановился на стопке пластинок — сразу вспомнилась коллекция, которую они собирали с Ианом. Переступая через препятствия из книг и старой мебели, Руби подошла поближе, присела на корточки, смахнула рукавом пыль. Обложка была самодельной. Неровные карандашные буквы гласили: «На случай плохого настроения». Под надписью виднелась рожица с высунутым языком.

Граммофон обнаружился рядом, на столике, который сверкал новой краской. Руби положила пластинку на диск. Это действие оказалось таким привычным и в то же время таким забытым, что на глаза невольно навернулись слёзы. Но Руби улыбнулась — и опустила иглу.

Этот фрагмент можно читать под музыку: Ituana — You Can't Always Get What You Want. Ставьте на повтор

Чердак наполнился музыкой. Под иглой размеренно потрескивали пылинки. Руби вернулась к Мину.

— Встань, — попросила она.
— Что ты... — начал Мин, но всё же подчинился.

Руби забрала с лавки покрывало и, поколебавшись, на манер плаща набросила его на Мина. Его лицо вытянулось. Он так удивился, что, кажется, на пару секунд забыл даже о Вардисе — его черты расслабились, сложились в знакомый портрет бодрого, уверенного в себе юноши. Руби положила руки ему на плечи, подождала пару секунд.

Никаких мелодий.

Тогда она обхватила Мина покрепче и увлекла в подобие танца. Он продолжал смотреть — огромными от изумления глазами.

— Прости, — сказала Руби. — Я просто не уверена, справлюсь ли со своим даром. Но при этом не хочу, чтобы он становился между нами препятствием. Раз уж я не могу найти слов, чтобы утешить тебя...
— О, — отозвался Мин. — Фэй, ты...

Он долго молчал, переступая с ноги на ногу в такт музыке — а затем, опустив глаза, улыбнулся. Наконец улыбнулся. И впервые за день — по-настоящему.
— Да уж. У меня сегодня тоже проблемы со словами.

Руби прыснула, но быстро посерьёзнела, посмотрела на Мина. Он по-прежнему глядел в пол.

— Спасибо, что рассказал мне. Про Вардиса... и про то, что видишь в темноте. Я знаю, тебя это не утешит, но мы все будем стараться. Не только найти Вардиса. Разобраться с Печатями раз и навсегда. Всё, что создано, можно уничтожить. Мы просто пока не знаем, как.
— Может, бывают исключения, — тихо сказал Мин. — Может, Печати Повиновения — это метка на самом мироздании.

Руби беззвучно вздохнула.
— Не сдавайся. И не отчаивайся. Это именно то, чего хочет Вардис. Загнать тебя в тупик. Заставить тебя чувствовать себя беззащитным лисёнком.
— Ну, тут он прав. Я пять лет врал себе, что стал взрослым и смелым. Что «лисёнок» остался там, в тёмном подвале его дома, а я теперь лис — и могу без страха ходить по лесным тропам. Но стоило лишь раз увидеть охотника... И вот я снова убегаю, не разбирая дороги. А вокруг — одни капканы. И если я ошибусь, все, кто пытается меня защитить, окажутся в ловушке.

Руби остановилась, заглянула Мину в глаза.
— Ты кое о чём забываешь.

Он тоже замер.

— В этот раз ты не убегал от Вардиса. Ты напал на него. И даже смог ранить. Лис укусил охотника за ногу — и охотник убежал, орошая лес своей кровью. А теперь на его след вышли хищники, которые давным-давно научились обходить капканы стороной.

Мин часто заморгал, отвернул голову, делая вид, что заинтересовался граммофоном.

— Ты спас меня, Мин, — добавила Руби.
— Это ты спасла меня.
— Тогда хорошо, что мы есть друг у друга.

Мин чуть ухмыльнулся и обнял её — прямо через покрывало.

Вдруг за спиной Руби раздался смешок.

— О. Соревнование по метафорам уже окончено? А я только хотел присоединиться.

Руби вздрогнула и обернулась. За всеми этими разговорами она напрочь забыла о сэре Жероме — и потому даже не испугалась.

Она ожидала увидеть типичного представителя класса «призрак». Кого-то вроде Почти Безголового Ника. Или Каспера. Воображение упрямо рисовало синюю дымчатую субстанцию, почему-то усатую. Но сэр Жером не был ни синим, ни дымчатым, ни, в конце концов, усатым.

Он просвечивал насквозь — как картинка, прозрачность которой установили процентов на пятьдесят. Несмотря на это, даже в свете гирлянды его черты читались без труда. Сэру Жерому было около тридцати пяти. Он был высоким, по-рыцарски крупным, с тёмными локонами и твёрдым, иссечённым шрамами лицом. Щетина придавала облику лёгкую небрежность, из-за которой сэр Жером походил на большого пса. Этакого домашнего оборотня — дружелюбного, но всё ещё опасного, если его разозлить. Его чёрная рубашка, расстёгнутая до середины груди, была порвана на боку, на ткани навечно отпечатались кровавые потёки. По левой стороне шеи, заползая на лицо, тянулись чёрные прожилки. Они зловеще пульсировали и вообще казались живыми, и один только взгляд на них вызывал непреодолимую тревогу.

— Сэр Жером! — обрадовался Мин.
— Так говоришь, будто это я пропадал на несколько дней, — фыркнул сэр Жером. Затем, достав из наполовину прозрачного кармана наполовину прозрачные сигареты, посмотрел на Руби. — Дама сердца?

От возмущения Мин покраснел.
— Ещё чего!
— Понятно. Дама почки, значит.

Пока Руби с Мином пытались осознать, что он имеет в виду, сэр Жером вытряхнул сигарету на ладонь и, закинув ногу на ногу, закурил. Руби невольно потянула носом. Запах был почти неуловимым, будто доносился через несколько комнат.

— А ты чего хотела? — прищурился сэр Жером. — Нас всё-таки разделяет смерть. А впрочем...

Он склонил голову набок, замолк, продолжая изучать Руби по-охотничьи цепким взглядом. Руби смотрела в ответ. Правда, не на самого сэра Жерома — на чёрные прожилки, которые едва уловимо шевелились. Сэр Жером поддёрнул ворот рубашки.

— Как звать?
— Фэй.
— Что ж, добро пожаловать в поместье, Фэй. Я — часть его недвижимости. Но все зовут меня сэр Жером.

Мин закатил глаза.
— Не обращай внимания. Про свою смерть он может шутить вечно.
— Именно. Вечно. Неубиваемые плюсы быть призраком, — усмехнулся сэр Жером. — Но хватит обо мне. Давайте-ка лучше о вас. Арлетта рассказала мне об этом ублюдке. И о том, как он чуть не угробил вас обоих. Признавайтесь-ка честно — боитесь его?

Руби с Мином переглянулись. Руби кивнула первой. За ней, в который раз за вечер потерев плечо, кивнул и Мин. Сэр Жером вздохнул.
— Страх — это хорошо. Страх помогает сохранять осторожность.
— Вы никогда ничего не боялись, — ответил Мин.
— Да. И поэтому, как видишь, не могу похвастаться успехами в выживании. Я всегда был дураком, Мин. Как, к слову, и Вардис.
— Вы знали его? — удивилась Руби.
— Он ведь тоже когда-то был рыцарем.

Мин опустился обратно на лавку, потёр лоб.
— Вы... никогда не рассказывали.
— Да ты и не горел желанием слушать. Ты всегда пытался выбросить его из памяти, разве нет?

Мин не ответил, только закрыл лицо руками. Руби посмотрела на сэра Жерома. Сэр Жером посмотрел на Руби. Похоже, они оба подумали об одном и том же, потому что Руби опустилась рядом с Мином, а сэр Жером, затянувшись, сказал:
— Не так страшен чёрт, как его малюют. Опасаться Вардиса — это правильно. Это здраво. Но вы ошибаетесь, если представляете его охотником. Он...
— Берсерк, — пришла на помощь Руби.

Сэр Жером кивнул.
— Да, пожалуй. Охотнику важно терпение. Усидчивость. Осторожность. А Вардис не знает, когда остановиться. Он просто не умеет ходить через лес тихо. Он мог бы скрутить вас в этом переулке, да так, что вы бы и пикнуть не успели. Но он захотел покрасоваться — и словил нож в ногу.

Руби погладила Мина по спине. Сэр Жером снова сделал затяжку. Руби показалось, что за облаком полупрозрачного дыма в его карих глазах сверкнула грусть.

— Нет ничего более жалкого, — сказал он, глядя на сигарету, — чем берсерк, который воображает себя охотником. Он преследует жертву сломя голову, он кричит, он палит из ружья... Но не догадывается, что хитрый лис, — он улыбнулся, — знает лес гораздо лучше — и уже ведёт его в капкан.

Руби с Мином помолчали. А затем Руби сказала:
— Кажется, соревнование по метафорам выиграли вы.

Конец музыкального фрагмента

* * *

На следующее утро, перед приездом Лукаса и Грейс, Руби пришла на осмотр к Лирису. Она чувствовала себя хорошо, но Лаэрт заупрямился, сказал, что иначе загонит её обратно в постель. Руби поворчала — но всё-таки согласилась. И теперь сидела на койке в лазарете, ожидая, когда Лирис закончит с делами в библиотеке.

Время тянулось бесконечно. Руби успела дважды обойти лазарет, рассмотреть этикетки на пузырьках с лекарствами, поправить в вазе букет, собранный миссис Блейз, и даже заглянуть под каждую кровать — на случай пасхалок от разработчиков. Пасхалок не нашлось. Изнывая от скуки, Руби дёрнула ручку двери в дальней части лазарета. Дверь неожиданно поддалась. Руби обернулась, убедилась, что Лириса пока не видно, и осторожно переступила порог.

Дверь вела в кабинет — небольшой, со сдержанным интерьером и, в отличие от обители Лаэрта, безукоризненно чистый. Вдоль стен тянулись шкафы, заставленные книгами по магии, медицине и физике, причём все они были упорядочены так, что позавидовали бы даже в библиотеке императора. А вот личных вещей Лирис здесь не держал. Ни фотографий, ни безделушек — он был ещё более неприступным, чем Лаэрт.

Руби ещё раз глянула на двери в лазарет. Никого. Ну, раз такое дело...

Она прошла к столу. Там лежала новая папка, пока ещё с чистыми листами — Лирис завёл её для Руби. В папку была вложена тяжёлая металлическая ручка. Судя по мелким царапинам, ей было уже много лет, но при всей своей любви к порядку Лирис не торопился её менять. Возможно, она была памятной вещью. А может, он просто был ценителем хороших ручек.

Руби покрутила головой. Если Лирис заводит на каждого жителя поместья досье, этот кабинет — кладезь бесценного лора. Эпицентр подсказок и зацепок, которые помогут выстроить с каждым из персонажей «Реверанса смерти» хорошие отношения. Конечно, Руби было неловко рыться в чужих вещах, пускай даже они принадлежали нарисованным мальчикам, но...

Мне почему-то кажется, что так будет лучше. Не связывать друг друга обязательствами.

В который раз ей вспомнился их с Лаэртом разговор на балконе дворца. Момент, когда после стычки с Зефиром Лаэрт оттолкнул её — и возвёл стену. Да, он рассказал про благословение Нетара и даже дал послушать мелодию своей души. Но Руби подозревала, что это была одиночная акция. Скидка на то, что она тоже получила дар. И пускай вчера они здорово провели время, Лаэрт больше говорил об Алых Землях и о предстоящих делах, чем о самом себе. Он никогда не расскажет больше необходимого. Никогда не откроется той, для кого служит лишь пересадочной станцией.

Но ведь она должна знать. Должна. Это единственный способ разгадать тайны «Реверанса смерти» и предотвратить смерть Фэй.

Облизнув губы, Руби подошла к шкафу, где Лирис хранил личные дела. Папка Лаэрта была самой объёмной. Руби взялась за корешок. Плечи липкими пальцами обхватил стыд. Руби помедлила, чувствуя, как сердце колотится где-то в шее. Но в конце концов, тряхнув головой, достала папку и раскрыла её на первой странице.

Где-то с минуту она читала в полной тишине. Затем дверь скрипнула, и на пороге появился Лирис.

Каждую чёрточку его лица искажала злость. Он стрелой пересёк кабинет и, выхватив из рук Руби папку, сунул её обратно на полку. Руби не успела сказать ни слова — Лирис чуть ли не пинками выгнал её обратно в лазарет, захлопнул дверь так, что загремели лекарства на полках. Его глаза метали молнии, дыхание судорожно билось в горле, грозясь в любой момент переродиться в крик, а рот кривился от неприязни и разочарования.

— Вы... — начал он — и тут же смолк, пытаясь подобрать слова. — Поверить не могу, вы...
— Это правда? — тихо прервала Руби.

Лирис замолчал, сложил руки на груди, посмотрел на неё, не скрывая отвращения. Руби не смела поднять голову. Не только потому, что щёки горели от чувства вины. Она всё ещё не могла осознать то, что прочитала в папке.

— Это правда? — повторила она чуть ли не беспомощно. — Господин Лаэрт... эриданец?