До встречи в день моей смерти

Эксперимент с будильником Руби не понравился. Юнити пробуждало мягко, возвращало в реальность не спеша, словно переживало, как Руби к ней адаптируется. А с будильником казалось, что дверь выхода пробиваешь лбом. Когда Руби открыла глаза, потолок ещё с полминуты воображал себя морем, а в уши будто забился рой комаров.

Зато она не проспала. И это было главное, потому что просыпать сегодня было никак нельзя.

Пытаясь прийти в себя, Руби обдумывала сегодняшний сон. Вчера она так и не узнала ничего о Фэй — но одна из дверей всё же поддалась, впустив в подёрнутое дымкой воспоминание.

Фэй спустилась с крыльца. За её плечом поскрипывала на ветру обитая железом вывеска с изображением козлиной головы. «Лютый рог», — гласили неряшливые буквы. Богатый опыт в фэнтези подсказывал Руби, что «Лютый рог» был кабаком, где, судя по замызганной двери и мутным окнам, собирался весьма сомнительный контингент. Это было ясно и по одежде Фэй: она насквозь пропахла сигаретным дымом и выпивкой.

Что служанка леди Лавинии забыла в таком угрюмом, даже опасном месте, вдали от особняка с чистыми коридорами и уютным вишнёвым садом?

Спрятавшись от дождя и чужих взглядов под капюшоном, Руби в теле Фэй воровато осмотрелась. От напряжения внутренности, казалось, сбились в клубок. Фэй боялась — но не преследования и не навязчивых посетителей кабака.

Она опасалась, что её могут узнать.

Убедившись в отсутствии свидетелей, Фэй зашагала прочь от «Лютого рога». Грубые ботинки на высоком каблуке впечатывались в землю с такой силой, что из-под ног летели брызги. Путь Фэй лежал между плотно прижатых друг к другу домов — казалось, их угрюмые стены пытаются зажать улицу в тиски. В сером сумраке окна глядели глазницами черепов, а под арками клубились похожие на призраков тени.

Фэй не оборачивалась, не смотрела по сторонам. Она просто хотела как можно скорее выбраться на широкую улицу, туда, где можно было свободно дышать. К свету фонарей.

За спиной кто-то свистнул. Сердце заколотилось с такой силой, что перехватило дыхание, но вместо того, чтобы пуститься наутёк, Фэй опустила руку на пояс — и нащупала закреплённый там кинжал. Каблуки застучали с ещё большим ожесточением. Не выпуская рукояти, Фэй свернула за угол и только там позволила себе перейти на бег.

Наконец впереди показался просвет. Фэй замедлилась, закрыла кинжал плащом и, расправив плечи, вышла через железные ворота на основную улицу, к часовой лавке. С губ сорвался выдох облегчения.

Всё наконец осталось позади. Теперь...

— Фэй, — шепнул кто-то в самое ухо.

Она подскочила, опять потянулась к поясу, но чужая рука крепко ухватила её за локоть.

— Тихо, не бойся. Это я.

Кем был этот загадочный «я», Руби так и не узнала. Воспоминание оборвалось, и её выбросило обратно в коридоры Юнити. Следуя привычке пересматривать важный сюжетный контент по несколько раз, Руби зашла в ту же самую дверь и пережила воспоминание заново, стараясь теперь концентрироваться на деталях.

Сквозь окна тут и там проглядывали пустые комнаты: хотя «Лютый рог» пользовался популярностью, сам квартал был наполовину заброшен. Шрам на запястье Фэй казался всё таким же старым. Когда она потянулась к поясу, Руби попыталась переместить руку в карман — но воспоминание не позволило. Изменить прошлое, даже взаимодействуя с ним через Юнити, было нельзя. Оставалось только вместе с Фэй добраться до выхода из квартала и подсмотреть название часовой лавки: «Дар Окулуса». По рассказам миссис Блейз, Окулусом звали бога науки.

Итак, воспоминание было коротким и обрывалось на самом важном месте, но за отсутствием выбора Руби уцепилась за него, как за последний кусочек пиццы. У неё наконец появились конкретные зацепки: «Лютый рог», «Дар Окулуса», незнакомец, с которым Фэй столкнулась сразу после выхода из подозрительного квартала — явно не случайно...

Вопрос был лишь в том, как рассказать обо всём Лаэрту. «Мне тут приснилось кое-что полезное. Удачно, не правда ли? О, и кстати: ты нарисованный. Руби вернётся завтра со следующим неприятным фактом!»

Пускай всё это было правдой, сказать так Руби не могла. Лаэрт был по-главногеройски добрым, но не стоило забывать: он пригласил Руби в поместье не только поэтому. Он хотел понять, как Фэй замешана в деле леди Лавинии. И держал поблизости не подругу — подозреваемую, которая в любой момент могла стать из помощницы обвиняемой.

Руби нельзя было терять его доверие.

«Нужно найти настоящую улику. Что-то более серьёзное, чем просто «сон». И потом, в правильный момент, преподнести её Лаэрту».

Зевнув, Руби выбралась из кровати и отправилась собираться. Едва она вернулась из душевой, подошла миссис Блейз. Руби напряглась, ожидая очередной лекции, но миссис Блейз дала заколки для волос и пару советов насчёт того, как лучше заплести волосы, чтобы никого не оскорбить. Следом подбежала Джо — принесла чёрные туфли, которые пожертвовала Кло.

— Лаэрт живой, — первым делом сообщила она. — Хотя выглядит так, будто хоронить собрались его.

«Наверное, это из-за раны», — догадалась Руби. О том, что она весь вечер дожидалась Лаэрта домой, она решила не говорить. Пускай жители поместья не стали бы смеяться, вчерашний разговор казался слишком... личным. Из-за слабости, которую позволила себе Руби. Из-за усталости, которой поддался Лаэрт.

Миссис Блейз взялась помочь Руби с причёской. Джо крутилась рядом, жалуясь на очередное нашествие мошкары на чердаке.

— Почему Мин вообще ходит туда каждый вечер? — спросила Руби.

Джо сложила руки на груди.
— Кто ж его знает. Наверное, плачется сэру Жерому, как тяжело с этим невозможным Лаэртом.

Миссис Блейз стрельнула в её сторону насмешливым взглядом.
— Мин любит чинить старьё, — объяснила она. — Когда нам всем кажется, что вещь уже непригодна и проще от неё избавиться, Мин уносит её на чердак — и потихоньку восстанавливает. Скажем, трюмо в вашей комнате обновил именно он.
— Это трюмо старое? — изумилась Руби.

Похоже, у Мина и впрямь были золотые руки: она только накануне вечером гадала, откуда в пустующей комнате взялась новая мебель.

— Ой, да, — хмыкнула Джо. — На хлам у Мина пунктик.
— Потому что он не делит на категории ни вещи, ни людей. — Миссис Блейз мягко провела рукой по волосам Руби, собрала непокорные пряди, которые упрямо не хотели ложиться как надо. — И верит, что всё, даже сломанное или изношенное, имеет право на новую жизнь.

Руби подмывало спросить, из какого такого хвостатого народа происходит Мин, но передумала: каждый лорный диалог с миссис Блейз рисковал оказаться бесконечным.

Когда со сборами было покончено, все трое спустились на завтрак. Кло, которая от волнения за Лаэрта провела на кладбище большую часть ночи, ушла спать. Мин с Лирисом клевали носом над тарелками. Один Лаэрт, хоть и болезненно бледный, лучился гармонией — кажется, предвкушал новые зацепки по делу леди Лавинии.
— Доброе утро!

Остальные взглянули на него так, что сразу стало ясно: добрым это утро не считает никто. Лаэрт кашлянул и, отодвинув тарелку, сложил перед собой руки.
— Раз уж все, кроме Кло, в сборе... — Он помолчал, постучал пальцем по столу. — Я хотел попросить прощения.

Мин подавился соком. Лирис, не прекращая потягивать чай, постучал его по спине. Миссис Блейз, которая, похоже, привыкла в этом доме к любого рода странностям, невозмутимо прошла на своё место.

— Если дашь выходной, простим, — сказала Джо. — А за что?

Лаэрт встретился взглядом с Руби. В уголке его губ обозначилась улыбка — тёплая, но таящая сожаление.
— Мне следовало предупредить, с какими опасностями я могу столкнуться в доме мадам Вейлы. Я не хотел вас волновать, но в итоге сделал только хуже. Это было неразумно, а главное, несправедливо по отношению к вам: я решил, что моя тревога важнее вашей. Простите.

Мин чуть не подавился соком во второй раз. Лирис забрал у него стакан и уставился на Лаэрта с таким выражением, будто решил, что на завтрак пришёл его двойник. Руби с усмешкой качнула головой.

Лаэрт и правда прислушался к её словам.

— В силу моей работы я не могу обещать, что буду всегда держать вас в курсе, — добавил он. — Или что не буду подвергать себя опасности. Но я постараюсь говорить с вами чаще. И честнее.
— Вау, — только и сказала Джо.

Миссис Блейз спрятала улыбку за чашкой с кофе.
— Мы все будем этому рады, дорогой. Пускай мы редко когда можем помочь тебе в расследованиях, это не значит, что ты должен справляться со всем в одиночку. Особенно теперь, — лукаво прищурилась она, — когда у тебя появилась такая чудесная помощница.

Теперь настал черёд Руби давиться соком. Лирис похлопал по спине и её тоже. Хотя он по-прежнему держался настороженно, Руби ощущала, как лёд между ними начал наконец таять: наверное, Лирис оценил, что накануне вечером она отправила Лаэрта в лазарет. От одной мысли об этом Руби оживилась. Доверие Лириса предстояло отстроить, как гигантскую башню, и даже первый удачно положенный в основание кирпичик был пусть и маленькой, но всё-таки победой.

Когда тарелки опустели, Лаэрт попросил открыть портал.
— Переместимся на железнодорожную станцию, откуда мы с вами уезжали из особняка леди Лавинии, — сказал он Руби.
— А мы не можем сразу отправиться к месту похорон?

Миссис Блейз покачала головой.
— Это считается бестактным. Прийти на похороны прямиком из портала — всё равно что заглянуть на них по пути в магазин. Так человек будто подчёркивает, что в день прощания с умершим у него нашлись более важные дела.

Джо взяла со стола соломку и, сунув её в зубы, откинулась на спинку стула.
— Ага. А ещё Кло говорит, что дорога на похороны — это неотъемлемая часть прощания. Душа умершего отправляется в последнее странствие. Но и душа живого должна пройти свой путь — к осознанию потери, принятию и всему в таком духе.

Руби опустила голову. Она чувствовала на себе взгляд Лаэрта, но отвечать на него не хотела. Ей, обладательнице «амнезии», полагалось относиться к похоронам нейтрально.

Лирис тем временем устало потёр шею. Руби помнила, как вчера он берёг силы, чтобы вечером поддерживать портал до возвращения Лаэрта. Видимо, в «Реверансе смерти» существовал аналог маны, энергия, которую приходилось тратить на заклятия.

— Когда планируете возвращаться?
— Не сразу и своим ходом, — ответил Лаэрт. — Так что закрой портал сразу же, как мы уйдём — и потом хорошенько отдохни.

Лирис вздохнул, не скрывая облегчения.

Вместе с Руби и Лаэртом на похороны леди Лавинии отправился Мин. Попрощавшись с остальными, они прошли сквозь треснувшее зеркало — и очутились недалеко от знакомого перрона, над которым реял флаг в красно-золотых тонах. Теперь Руби знала, что он принадлежит Танийской империи. Порталу никто не удивился: хотя божественное благословение получали не все, одарённых хватало, и к магии люди привыкли.

— Давно вы знаете леди Лавинию? — спросила Руби, когда они ступили в тень вишнёвой рощи.

Лаэрт задумался.
— Хм... Мин?
— Года три, наверное. Если я правильно помню...
— А ты всегда правильно помнишь... — пробормотал Лаэрт.
— Вы познакомились на приёме в Гранатовом поместье.
— А, точно. Нас представила Грейс. Я ещё тогда удивился, как они вообще сдружились: леди Лавиния почти в два раза её старше.

Мин взглянул на него с усмешкой.
— Ой, Лаэрт, только ты способен удивляться таким вещам. Это ж светское общество! Леди Лавиния запросто могла держаться поближе к Грейс, чтобы укрепить своё слабое положение.
— Не знаю. На мой взгляд, они обе искренне наслаждались компанией друг друга. — Лаэрт посмотрел на Руби. — Как бы там ни было, с леди Лавинией мы общались мало. Я знаю в основном то, что рассказывали о ней другие.
— Каким человеком она была?

Лаэрт со вздохом прикрыл глаза.
— Неплохим, мисс Фэй. Требовательным. Иногда придирчивым и неуступчивым. Но неплохим. Я слышал, во время эпидемии она продала коллекцию картин, которую собирала годами. И пожертвовала эти деньги больницам. Хотя об этом почти никто не говорил.
— Почему? — удивилась Руби. — Благодаря ей спаслись десятки людей!
— Потому что леди Лавиния получила свой титул не по крови, — ответил Мин. — Среди дворянства она чужая. А танийская знать... — Он вдруг с грустью посмотрел на Лаэрта. — Часто не ценит того, что делают люди «низшего сорта». Не имеет значения, чем приходится жертвовать ради спасения их шкур — они просто этого не замечают.
— Мин, — осадил Лаэрт.

Тот с раздражением дёрнул хвостом, но развивать тему не стал, только сложил руки на груди и обежал мрачным взглядом высаженные вдоль тропы вишни.

Некоторое время все трое молчали. Из-за деревьев показался особняк. Наблюдая, как на крыше и окнах золотятся солнечные лучи, Руби размышляла, какая судьба его теперь ждёт. У леди Лавинии не было наследников: она дожила до сорока трёх, но замуж так и не вышла. Передадут ли особняк дальним родственникам? Или, может, выставят на продажу, и история леди Лавинии, не нужной обществу, в которое она так и не смогла войти, окончательно канет в прошлое?

Прижав уши к голове, Мин тоже смотрел на особняк.
— Никогда не понимал традиций своего народа.

Руби с интересом повернулась к нему.

— В Вайренских Лесах, откуда я родом, не принято скорбеть, — со слабой усмешкой пояснил Мин. — Наоборот, чем веселее на похоронах, тем лучше. Вайрены напиваются, устраивают нелепые соревнования, иногда даже дерутся... И рассказывают много, очень много историй. Иногда они настолько глупые и непристойные, что впору заткнуть уши!

Лаэрт рассмеялся.
— Ну, знаешь ли. Каждый справляется со смертью по-своему.
— Всё равно, — заупрямился Мин. — Мне кажется, леди Лавиния заслуживает того, чтобы о ней хоть немного погрустили.
— Мёртвым не нужна грусть, — отозвался Лаэрт. — Мёртвым нужен покой. Который подразумевает, что их убийцы были найдены и получили заслуженную кару.

Он сказал это с таким ожесточением, что Руби невольно задумалась: как он поступит, если окажется, что Фэй всё-таки причастна к гибели леди Лавинии? Будет ли слабая связь, которая установилась между ними, иметь хоть какое-то значение?

«Когда правда вскроется...»

Руби замедлила шаг, бросила последний взгляд на особняк, откуда начался её путь, со вздохом посмотрела Лаэрту в спину.

«Могу ли я рассчитывать, что ты меня не убьёшь?»

За особняком расчистили площадку, куда скоро должны были вынести гроб. Пока что ряды стульев в основном пустовали: гости бродили неподалёку, общались или просто гуляли в одиночестве. Несмотря на траурные одежды, скорбящими они не выглядели. Самыми подавленными казались слуги — но до них никому не было дела.

Руби покачала головой. Вчера у неё сложилось впечатление, что так называемые «подруги» переписывались с леди Лавинией лишь для того, чтобы потешить своё эго. Сегодня она задумалась, кто из них заявился на похороны с целью покрасоваться новым платьем.

Лаэрт замедлил шаг, достал из кармана перчатки.
— Ох. Это и правда будет непростой день. Помните, — повернулся он к Мину и Руби. — Мы пришли сюда за информацией. На ссоры не нарывайтесь, на провокации не отвечайте. Мисс Фэй...

Руби, не дожидаясь продолжения, кивнула. План действий они с Лаэртом оговорили заранее.
— Удачи, — шепнула она.

Лаэрт ответил дежурной улыбкой. Мин взволнованно потёр друг о друга ладони. Руби же в одиночестве прошла к заднему ряду стульев. Постояла, глядя на пустующий постамент для гроба. Убедившись, что несколько гостей это заметили, она села и низко опустила голову.

«Сиди. Притягивай к себе взгляды. Пусть обсуждают тебя. Пусть шушукаются за спиной — чем больше они говорят, тем лучше».

Пальцы нервно теребили рукав. Вчера Руби боялась, что играть роль потерянной девушки, терзаемой сложными чувствами, будет скучно. Но сейчас она даже радовалась возможности посидеть вот так, вдали от остальных. В конце концов...

Душа умершего отправляется в последнее странствие. Но и душа живого должна пройти свой путь — к осознанию потери, принятию и всему в таком духе.

Она так и не прошла свой путь.

Так и не научилась спокойно смотреть в глаза смерти.

Мин отошёл поговорить со слугами особняка. Лаэрт же направился к двум джентльменам. Совсем скоро один из них, помоложе, поклонился на прощание и зашагал в сторону Руби.

— Значит, это правда, — сказал он, приблизившись. — Вы — та самая потерявшая память служанка. Фэй, верно?

Руби подняла на него глаза. Лаэрт не ошибся с жертвой: джентльмен был юным, не старше двадцати, и даже на похороны оделся по последнему писку моды. «Франт», — сказала бы мама. Такие обожают околачиваться в компании сплетников, перемывая косточки и врагам, и друзьям.

А ещё таким легко запудрить голову.

Руби слабо улыбнулась.
— Да, сэр. Ох, что же это я! Совсем в мыслях пропала.

Она вскочила, сделала вид, что собирается присесть в реверансе (хотя понятия не имела, как его делать), но юноша торопливо замахал рукой. Он был неплохим человеком — и, как Руби и ожидала, почувствовал себя неловко, принимая официальное приветствие от расстроенной девушки.

— Что вы, не стоит.
— Простите, — потупилась Руби. — Я просто... — Она прижала руку к груди, отвернула голову в сторону постамента. — Странный сегодня день, не правда ли?

Юноша тоже посмотрел на постамент.
— Должно быть, вам приходится нелегко. Люди рассказывают о вас много небылиц, мисс Фэй.
— Я могу их понять, — с печальным смехом отозвалась Руби. — Моя история и правда вызывает множество подозрений. Как и всем, мне хотелось бы знать, что она скрывает. Но... — Она завела за ухо прядь волос, будто случайно перехватила взгляд юноши, смущённо дёрнула уголками губ. — На самом деле слухи меня почти не беспокоят.
— Тогда почему вы так опечалены?

«Потому что застряла в игре, где меня в любой момент может убить сюжетом? Да ещё и лясы тут с тобой точу вместо того, чтобы искать убийцу леди Лавинии?» — подумала Руби, а вслух сказала:
— Потому что сердце, по всей видимости, не умеет забывать.

Юноша вскинул брови.

— Я не помню свою госпожу. Не знаю, как попала к ней, не знаю, что с ней случилось. Но моё сердце помнит её доброту. И знает, что я не хочу прощаться. Мне бы хотелось... — К горлу вдруг подкатил комок, который не имел к леди Лавинии никакого отношения. — Увидеть её живой. Хотя бы в последний раз. Чтобы мы могли поговорить. Чтобы я получше узнала её. Настоящую её. Её чувства, мысли... Всё, что привело её к этому страшному моменту.

Руби спешно отвернулась от постамента, обхватила себя руками. Прежде она притворялась — а теперь говорила искренне, не в силах сдержать запрятанную внутри горечь. Юноша наблюдал за ней с сожалением, но подобрать слов утешения не мог.

— Всё наладится, — сказал он наконец.

С губ Руби сорвался смешок. Наладится? О, она долго этого ждала. Она верила, она жила мыслью, что время, как все вокруг обещали, заштопает раны. Что просыпаться станет легче. Что одним прекрасным днём она откроет глаза и поймёт: она наконец научилась двигаться дальше. Без мыслей о том, что могла сделать по-другому.

Без Иана. Без её любимого старшего брата.

Но страницы календаря отправлялись в мусорку один за другим, а боль не ослабевала. Руби слонялась по пустой квартире, вспоминая, как Иан наполнял её светом. Как он приносил сладости и диски с новыми играми. Как они с Руби, отбросив геймпады, сидели на разных концах дивана и, потягивая лимонад, говорили обо всём на свете.

Как он смеялся.

Как в последний раз, когда Руби видела его живым, его улыбка была тусклее обычной, а в глазах теснилась печаль — и как она не решилась озвучить вопрос. А он не решился её тревожить.

И как в конце концов он исчез из её жизни, словно был лучом заходящего солнца, утонувшего в ночной мгле. Он был тем единственным, что освещало Руби путь — и потому, когда его не стало, она заблудилась. А все вокруг не понимали этого и надоедливой мантрой повторяли: «Всё будет хорошо». Как если бы эти три пустых слова могли стать для Руби маяком. Или хотя бы тихой гаванью, способной укрыть от жадных теней потери.

Это было несправедливо, но Руби разозлилась. Не на юношу — на целый мир. На то, что смерть забирала хороших людей. На то, что их убийцы продолжали разгуливать на свободе.

Она открыла рот, желая выплеснуть на юношу всё своё негодование, как вдруг почувствовала чей-то взгляд. Будто ощутив, что она собирается сделать глупость, Лаэрт неотрывно смотрел на неё сквозь толпу. Он ничего не говорил, не менялся в лице, не пытался окликнуть или вмешаться. Но даже этого оказалось достаточно, чтобы охладить разум и вспомнить, что стоит на кону.

Руби одарила юношу улыбкой.
— Да. Вы правы. Нужно просто дать себе немного времени.

Кло находила в похоронах успокоение. Арлетта Блейз относилась к ним философски. Лирис и Джо ходили на них, как на нелюбимую работу — стиснув зубы, только потому, что так полагалось. Мин похорон боялся. Вайрены смеялись им в лицо, позволяя печали раствориться в реках сидра. А Лаэрт...

Лаэрт их ненавидел.

Люди приносили с собой на похороны самые тёмные, самые тяжёлые чувства. Далеко не всегда это была скорбь. Скажем, сегодня преобладал страх, который цеплялся к людям липкой пурпурной слизью. А ещё местами проскальзывало равнодушие: серая дымка, застилающая глаза. От этого зрелища душу охватывало негодование, которое слепило неугомонной пляской багровых огней. Перчатки не помогали. Чужие эмоции бросались в глаза даже без контакта.

В этом заключалась непобедимая сила смерти — она с лёгкостью обходила любую защиту, любой дар. Даже благословение верховного бога.

Джентльмен, с которым пришлось поговорить, чтобы привлечь внимание его собеседника к Фэй, наконец иссяк и отправился на поиски новой жертвы. Лаэрт с облегчением вздохнул, потёр раскалённый лоб. Голова трещала. Хотелось курить, но Лаэрт не рисковал оставлять Мина и Фэй одних — и потому терпел.

Пытаясь хоть как-то прийти в себя, он отыскал взглядом своих спутников. Мин общался со слугами. Сосредоточившись на деле, он, как всегда, забыл о своих страхах и больше переживал обо всех вокруг.

Что до Фэй...

Лаэрт нахмурился. Эта девушка была его личной загадкой. Парадоксом, в котором хотелось разобраться. Не только из-за амнезии и неясной роли в убийстве леди Лавинии. Из-за её чувств. С одной стороны, лицо Фэй омрачала вуаль печали. С другой — Лаэрт видел, как ярко горят её исполненные надежды глаза. Что бы ни случалось, Фэй оставалась в картине мира светлым пятном. Не позволяла грусти забраться в сердце.

Но сейчас она угасала. Вокруг неё ураганом танцевала горечь, а она пыталась устоять, обхватив себя руками — и неизбежно проигрывала. Почему? Неужели этот напыщенный юнец позволил себе обидное высказывание? Или душа Фэй и правда хранила отголоски чувств, о которых она забыла? Или...

«Нет, — в который раз за последние пару дней сказал себе Лаэрт. — Этого не может быть. Этого просто не может быть, и точка».

Но в глубине души он сомневался. И потому продолжал смотреть.

А она, словно ощутив его взгляд, вдруг посмотрела в ответ.

Багровые огни гнева, которые бесновались вокруг Лаэрта, улеглись. Успокоился и ураган, пытавшийся затянуть Фэй в удушающие объятия. Всего через долю секунды она как ни в чём не бывало улыбнулась юноше, которого Лаэрт отправил к ней за сплетнями — и беседа потекла в прежнем, заранее спланированном русле.

Лаэрт отвернулся.

Это было глупо, но он расстроился. Как если бы неубиваемый свет Фэй был маяком, на который он вёл свой наполовину разбитый корабль. Он ведь видел его, этот свет. Слабо, потому что второй глаз был повреждён, но всё равно — видел. За двенадцать лет такое случалось впервые. И теперь, когда свет Фэй померк, он потерял его из виду — и снова остался беспомощно блуждать среди тёмного океана.

А чужие эмоции разбивались о борт корабля и выбивали из него последние щепки.

— Лаэрт.

Он вздрогнул, повернул голову. Мин вздёрнул брови, но спрашивать ничего не стал: он знал, как непросто порой приходилось Лаэрту с его даром. И даже, бывало, называл его проклятием.

— Прибыла леди Грейс. Я подумал, ты захочешь её поприветствовать.

Лаэрт обернулся. В самом деле, из рощи показалась строгая девушка в широкополой шляпе, под которой прятались собранные в пучок локоны. Лаэрт в своё время наслушался из-за них немало шуток. «Ах, моя дорогая сестра, — говорил Лукас, старший брат Грейс. — Она всегда отличалась от нас, оболтусов. Тебе не кажется это символичным, друг мой? У всего Гранатового рода волосы красные, а Грейс... Она как гранатовый сок, который разбавили молоком. Нежнее и мягче».

Что ж, сердце Грейс и правда было мягким — и потому особенно уязвимым. Из рощи она вышла заплаканной, хоть и пыталась спрятать припухшие глаза в тени шляпы. В отличие от других подруг леди Лавинии, Грейс была одета сдержанно и просто.

На самом деле Лаэрту не хотелось подходить. Не из-за Грейс — из-за её чувств, которые рисковали обжечь. Но так полагалось. По этикету и по совести.

— Лаэрт, — вместо приветствия сказала Грейс, как только он приблизился.

Он отвесил лёгкий поклон.
— Здравствуйте, леди Грейс. Позвольте выразить мои соболезнования.
— Ты здесь, чтобы найти убийцу? — без обиняков спросила она. Вопрос не требовал ответа. — Я слышала, ты взял на работу служанку, которую застали на месте преступления. Фэй, так?

Стараясь не концентрировать взгляд на Грейс, вокруг которой тёмным облаком клубилось горе, Лаэрт украдкой осмотрелся. Гости были заняты разговорами, и, хотя появление Гранатовой леди привлекло внимание, любопытствующие стояли далеко и подслушать разговор не могли.

Лаэрт понизил голос.
— Знаешь о ней что-нибудь?

Грейс тоже заговорила тише.
— Лавиния очень её любила. Она, конечно, редко это показывала, но часто хвалила и радовалась, что Фэй выросла смышлёной. Всё мечтала, что однажды её приметят и пригласят в императорский дворец.

Лаэрт опустил глаза. Наверняка леди Лавиния, чьё положение в светском обществе было неустойчивым, понимала, насколько эта мечта несбыточна.

Но всё равно не переставала мечтать.

— Как Фэй попала в особняк?
— Вот об этом я ничего не знаю. Лавиния только пару раз говорила, что у бедняжки не было ни семьи, ни гроша в кармане. А теперь у неё нет и памяти... — брови Грейс изогнулись. — Хорошо, что ты приютил её, Лаэрт. Не верю я, что она убила Лавинию. Глупо это — отрубать руку, которая тебя кормит.

Лаэрт не сдержал усмешки. При всей своей мягкости Грейс всё же оставалась сестрой Лукаса — и нахваталась от него фирменных фразочек.
— Мне тоже кажется, что здесь всё непросто.
— Я могу чем-то помочь?
— Приезжайте с Лукасом в гости. Мне нужно будет задать тебе пару вопросов. О, и ещё... — Лаэрт обернулся на Фэй. — Поговори с ней.

«Мне даже интересно, что вы обе скажете друг о друге».

Этот фрагмент можно читать под музыку: Louis-Étienne Santais — Minority. Ставьте на повтор

Грейс открыла рот, чтобы ответить, но тут из-за особняка вышла процессия, которая несла гроб. Грейс сразу побледнела и, спешно извинившись, прошла к стульям. Лаэрт же опустился рядом с Фэй.

— Всё в порядке? — почему-то спросила она.

Лаэрт стрельнул в её сторону взглядом. В память врезался потерянный вид, с которым она пыталась совладать с внутренним ураганом. «Это кто ещё должен у кого спрашивать».
— Всё хорошо, мисс Фэй. А у вас?
— И у меня, — ответила она, и её ложь пробежала по воздуху рябью. — Просто немного волнуюсь.

Лаэрт заметил, как дрожат её сложенные на коленях руки. Наблюдая за процессией, Фэй напряглась так, словно видела, как следом вышагивает бог смерти. Переживала о том, что предстоит сделать? Нет. Боялась. Не хотела видеть тело. Мечтала оказаться как можно дальше отсюда.

Сгорала изнутри.

«Ты пожалеешь об этом», — мелькнула в голове мысль, но Лаэрт всё равно протянул руку и крепко сжал ладонь Фэй. Она изумлённо выдохнула, но не стала задавать вопросов, только стиснула его пальцы в ответ. Значит, и правда в этом нуждалась.

А сердце тем временем словно проткнули штыком: чужие эмоции вгрызлись в него безжалостно, опутали тоской и досадой, клеймили чувством вины. Ощущения были настолько отчётливыми, что Лаэрту пришлось стиснуть зубы. Он не мог отыскать их источник. Не мог разобраться, что вызывало у Фэй такую сильную боль. Она не помнила леди Лавинию. Она не помнила момент убийства. Он был уверен в этом — дар Нетара не умел лгать.

Тогда почему она так сильно хотела плакать?

«Я не понимаю тебя, Фэй. Почему я тебя не понимаю?»

Гроб водрузили на постамент, и началась церемония прощания. Приглашённый священник зачитывал молитвы Минкару, богу смерти, и Нетару, покровителю людей. Лаэрт прислушивался к ним вполуха, а сам скользил взглядом по рядам притихших гостей. Изучал эмоции. Вглядывался в лица. Дар был в его работе важным, но не единственным инструментом.

Наконец от общего прощания перешли к личным. Фальшивые друзья леди Лавинии подходили к постаменту один за другим, говорили пустые слова — и, касаясь гроба, возвращались на своё место. Раздражение, поутихшее из-за Фэй, вернулось. «В театр можно ещё год не ходить, с таким-то представлением, — думал Лаэрт. — С ними даже говорить нет смысла: никто, кроме Грейс, не знал леди Лавинию по-настоящему».

Когда очередь дошла до него, Лаэрт выпустил руку Фэй и прошёл меж рядов стульев. Он чувствовал на спине чужие взгляды: люди, как всегда, испытывали при виде него дискомфорт. Никогда не знаешь, не придёт ли королевский детектив по твою душу. Особенно когда принадлежишь танийской знати — и тебе всяко-разно есть что скрывать.

Лаэрт остановился у гроба, всмотрелся в лицо леди Лавинии. Люди любили сравнивать мертвецов со спящими. Но леди Лавиния не спала. Ни белое платье, ни аккуратно уложенные светлые локоны не придавали ей умиротворённый вид.

Она была мертва — и только теперь на неё обратили внимание.

Так уж была устроена Танийская империя: для того, чтобы с тобой начали считаться, нужно было разбиться вдребезги. Несправедливый мир, построенный на руинах войны.

Лаэрт протянул руку, но перед тем, как коснуться гроба, помедлил. Пытался набраться решимости. Пускай эти похороны напоминали дурную пьесу, бесчисленные касания всё равно наполнили гроб эмоциями. Вместе с леди Лавинией теперь покоились страхи гостей: за кем придут следующим, что за сила нарушила зыбкий покой империи, какие перемены принесёт это убийство, какое будущее ждёт танийскую знать?

Выдохнув, Лаэрт провёл пальцами по краю. Это было так странно: чувствовать всё, кроме самого главного — скорби. Люди, как всегда, слишком сильно переживали о будущем и слишком мало думали о прошлом. В Танийской империи вообще не любили смотреть назад.

И потому трагедии множились одна за другой.

Судя по письму, леди Лавиния тоже запуталась в сетях прошлого — в сетях, которые оплетали на материке каждого, но в особенности императрицу Ренею. Если письмо и убийство связаны, причина смерти леди Лавинии наверняка восходит к войне между Эриданом и Танией.

К этой злополучной, ненасытной войне. Сколько ещё она будет терзать империю? Сколько ещё... она будет терзать его самого?

— Да не оставит вас Минкар, — сказал Лаэрт, убрав руку.

Вернувшись на место, он стал с интересом наблюдать за Фэй. Та приободрилась — и приступила к представлению. Медленно встала, зашагала к гробу, озираясь и прижимая руки к груди. Ни дать ни взять несчастная служанка, потерявшая последний якорь в жизни. Наблюдая за тем, как лихо она играет на публику, Лаэрт невольно задавался вопросом: сколько в ней настоящего?

Впрочем...

Пожалуйста, не молчите.

...её вчерашние объятия ощущались настоящими.

Фэй остановилась у гроба, опустила голову. Она стояла спиной, и Лаэрт не видел её лица. Видел только, как вокруг неё по-прежнему клубится печаль. Сейчас, всего в паре шагов от тела леди Лавинии, она стала гуще. Чернее.

«Я хочу разгадать тебя, Фэй».

Все в молчании наблюдали за её действиями. Эриданка, подозреваемая, возможная убийца — люди видели в Фэй воплощение своих страхов. Десятки взглядов были обращены к ней в ожидании малейшей ошибки. Если она не справится, те козыри, которые Лаэрт мог благодаря ей получить, сгорят, и вести расследование станет значительно труднее.

Но вот Фэй медленно двинулась в обход гроба, встала так, чтобы выражение её лица хорошо просматривалось с любого места. Сообразив, что именно она делает, Лаэрт невольно выдохнул.

Осознав, что победить печаль не получается, Фэй решила превратить её в силу. Придать маске, которую полагалось надеть во имя доверия толпы, правдоподобности. Фэй впускала чувства в сердце. Позволяла им терзать себя, чтобы не пришлось разыгрывать боль, чтобы слёзы, которые дрожали теперь на её ресницах, были искренними.

Это было очень жестоко. Но, чёрт возьми, действенно.

— А она ведь помнит, как хорошо леди Лавиния к ней относилась, — сказал своему соседу юноша, с которым Фэй общалась до церемонии. — Не представляю, как это тяжело — прощаться с человеком, которого любишь, но не помнишь, почему.

«Браво, Фэй, — чуть усмехнулся Лаэрт. — Ты пустила волну, которая со временем превратится в шторм». Юноша разнесёт эти слова по своему кругу общения. Масла в огонь подольёт сердобольная Грейс: мнение сестры герцога имеет в Танийской империи неплохой вес. Этого наверняка не хватит, чтобы заставить людей массово верить Фэй, но они начнут сомневаться. Спорить. Обсуждать. И в конце концов разобьются на два лагеря, один из которых будет видеть в Фэй жертву и защищать её перед вторым.

И церковь, конечно, примкнёт к первому, потому что боги не простят травлю бедной девушки, которая плачет над телом своей забытой госпожи.

— Ты ужасен, — шепнул Мин.
— Как бы я ещё вытащил тебя пять лет назад? — не остался в долгу Лаэрт.

Мин пронзил его строгим взглядом.
— Сам-то злодействуй сколько душе угодно, но Фэй не порти.
— А что? Уже к ней привязался? — улыбнулся Лаэрт.
— Ты ужасен! — повторил, залившись краской, Мин. — И вообще, чья бы корова мычала. Думаешь, я не видел, как вы переглядывались за завтраком?

Лаэрт не слушал. Фэй отошла от гроба и теперь медленно шагала между рядов стульев, сопровождаемая шепотками и взглядами. Поднявшись, Лаэрт вышел навстречу. «Не волнуйтесь, ребята. Я не привязываюсь. Знаю, что не должен. Я просто...»

Его тень упала Фэй на лицо, и она с удивлением подняла взгляд. Лаэрт пару мгновений всматривался ей в глаза — а затем протянул руку.

«Возвращаю долг за вчерашнее».

Губы Фэй тронула слабая улыбка. Сделав шаг, она схватилась за ладонь Лаэрта, словно утопающий за спасательный круг. И в этот момент тёмное облако вокруг неё схлынуло, обнажая свет, который прятался под ним всё это время.

Её парадоксальный свет, видимый даже глазом, который попросту не способен был его воспринимать.

Конец музыкального фрагмента

После церемонии Руби с Мином задержались, чтобы познакомиться с леди Грейс. Она оказалась замечательной и, несмотря на собственное состояние, постоянно пыталась утешить.

— Не волнуйтесь, мисс Фэй. Что бы ни случилось, Лаэрт не даст вас в обиду, — сказала она в сотый раз, промакнув платком слёзы.

Руби погладила её по плечу, украдкой бросила взгляд на Лаэрта: тот общался с одной из подруг леди Лавинии. Выглядел он уставшим, но хотя бы не таким взвинченным, как до церемонии.

— Да, — улыбнулась Руби. — Я знаю.

Как выяснилось, в мире «Реверанса смерти» не было традиции устраивать поминки, так что Грейс решила сразу отбыть обратно в Гранатовое поместье: ей хотелось побыть наедине.
— Мы с братом собираемся навестить Лаэрта, так что скоро мы увидимся снова, — сказала она на прощание.
— О, всемогущая Ланиакея, — вздохнул Мин, — пошли нам достаточно чая, чтобы напоить этого прожорливого рыцаря! Надо сказать миссис Блейз, чтобы пополнила запасы.

Грейс хихикнула в сжатый кулак.
— Мы привезём каких-нибудь угощений. И я предупрежу Лукаса, чтобы вёл себя приличнее.

Попрощавшись, она отошла к Лаэрту. Тот как раз закончил разговор. Они с Грейс перекинулись парой слов, Лаэрт кивнул, поклонился, и Грейс спешно зашагала в сторону особняка. Наверное, там её ждал экипаж: Руби с трудом верилось, что такая утончённая леди отправится домой на поезде.

— Что вы тут? Сплетничаете? — подошёл Лаэрт.
— Да вот тебя обсуждали, — откликнулся Мин. — Думаем, не перейти ли в Гранатовое поместье. Там, говорят, работникам не нужно быть актёрами.

По губам Лаэрта скользнула ухмылка.
— О, друг мой, ты просто плохо знаешь Лукаса. Мисс Фэй? Порядок?

Руби кивнула — на сей раз искренне. Стоя у тела леди Лавинии, она даже не решалась толком рассмотреть её лицо. Не хотела вспоминать смерть Иана — и всё, что за ней последовало. С тех ужасных событий прошло несколько месяцев, но Руби до сих пор не могла оправиться и бежала от воспоминаний так рьяно, что в конце концов очутилась в мире игры.

Она не знала, заживёт ли когда-нибудь эта рана.

Но думала о том, как Лаэрт протянул ей руку — и на сердце становилось легче. Впервые кто-то не пытался отмахнуться от её горя дежурными фразами, а просто был рядом. Сейчас этого оказалось достаточно.

— Через полчаса прибудет поезд в столицу, — сказал, сверившись с часами, Лаэрт. — Я доеду с вами, но там разойдёмся. Как закончите, не ждите меня, возвращайтесь сами.
— Что-то серьёзное? — тут же спросил Мин.

Лаэрт, кажется, хотел по привычке перевести тему, но передумал.
— Встреча с императором. Он знает, что я нанял Фэй помощницей, и желает знать подробности. Не волнуйтесь, — улыбка соскользнула с его лица. — Приятного в этом мало, но и опасного ничего нет. Буду дома к вечеру.

Руби уже давно интересовало, как император относился к Лаэрту и за какие такие заслуги назначил его своей личной ищейкой, но спрашивать она не решилась. Лаэрт и без того вымотался: ничто не утомляло его так, как светские беседы. «Поговорим об этом в другой раз», — решила Руби.

Только в поезде она поняла, что за утро ни разу не подумала о Лаэрте как о персонаже игры.

Путь до Этернума, столицы Танийской империи, пролетел незаметно: Лаэрт с Мином подшучивали друг над другом и рассказывали Руби истории о жителях поместья. Наблюдая за тем, как улыбается Мин, Руби думала, что не так уж он, в сущности, и отличается от своего народа. Может, он не запивал горе сидром и не травил о леди Лавинии байки — но он тоже, как и вайрены, после соприкосновения со смертью тянулся к свету. Ко всему, что напоминало о красоте жизни.

«Пожалуй, и мне стоит думать об этом почаще».

На вокзале Лаэрт попрощался и, махнув напоследок, растаял в толпе. Руби же зашагала за Мином, который должен был отвести её в магазин за новой одеждой, в том числе для завтрашнего приёма во дворце.

Этернум и впрямь был сердцем империи. Огромный город бурлил не хуже столиц в мире Руби — разве что вместо машин повсюду разъезжали кэбы, прямо как в «Шерлоке Холмсе». Люди торопились по делам, на улицах не смолкали разговоры, над дверьми в многочисленные лавки звенели колокольчики, а пару раз Руби даже слышала трамвайный гудок. Над промышленной зоной, которая пролегала в паре кварталов от вокзала, поднимались белёсые столбы. По словам Мина, там неустанно работали паровые машины, вошедшие в обиход после войны. А ещё дальше, за чередой домов, где жили заводские работники, располагался порт — и море.

Выбрать обувь оказалось той ещё пыткой. Поразительно: люди додумались изобрести паровые двигатели, но до сих пор не изучили строение женской стопы. Руби с трудом отыскала пару удобных туфель и ботинки, в которых собиралась ходить большую часть времени. «Эх, где же вы, мои любимые кроссовочки...»

С остальным пошло повеселее. К счастью, женщины в «Реверансе смерти» уже освоили брюки, так что утопать в одних только платьях, будто исекайной принцессе, не пришлось. Хорошо быть помощницей детектива: никто не заставит влезать в корсеты или кринолин. И даже на приёмах по этикету полагается одеваться скромнее всяких там графинь да герцогинь — ну что за облегчение!

Закупившись, Руби с Мином перекусили в кофейне, где подавали восхитительные булочки с корицей. Мин взял с собой целый пакет — для жителей поместья. Довольные, они отправились к вокзалу.

Слушая беспечную болтовню Мина, Руби вертела головой и изучала витрины, как вдруг ей в глаза бросилась вывеска, обрамлённая медными шестерёнками. Вывеска одиноко покачивалась на фонарном столбе — так, словно ждала, когда же Руби её приметит. «Дар Окулуса», — гласили округлые буквы.

Руби остановилась.

«Дар Окулуса». Лавка, рядом с которой Фэй подстерёг незнакомец. Лавка, недалеко от которой находился «Лютый рог» — подозрительный кабак, куда Фэй явно ходила не за выпивкой.

Она взглянула на Мина — увлечённый рассказом, тот даже не заметил, что Руби отстала. «Я ведь могу потом соврать, что нечаянно отвлеклась и потеряла его из виду», — вдруг осознала она. И снова посмотрела на вывеску. Та призывно раскачивалась на цепях. «При-ди, при-ди», — слышалось в её размеренном скрипе.

Руби выдохнула сквозь стиснутые зубы.

А затем, отбросив сомнения, свернула в переулок.