Преследуя Аделин

Мое сердце падает, когда я читаю это сообщение.

Я уже поняла, что этот ублюдок был в моем доме, по розе, найденной на моей тумбочке, но его бесстыдство приводит меня в ярость. Внутри меня поднимаются гнев и смущение, и я чувствую, как к моим щекам приливает кровь.

Прошлой ночью меня просто вырубило, и я ненавижу, что, пока я мирно спала, этот урод стоял надо мной и наблюдал. От этой мысли у меня по позвоночнику пробегают холодные мурашки.

После того как Макс испортил нам ужин, мы с Дайей заметно напряглись – наше настроение упало. Мы попытались справиться с этим, отправившись в рейд по барам. Мы наугад заказывали друг другу коктейли из меню, и к концу ночи обе изрядно напились.

Я весь вечер старалась не думать о Максе, однако его угрозы все равно не давали мне покоя. Они маячили на задворках моего сознания, напоминая о себе каждый раз, когда у меня появлялась минутка для размышлений.

И лучше не стало.

Я весь день пыталась что-нибудь написать, но едва осилила больше тысячи слов. А потом сдалась и отправилась в свою комнату бездумно пялиться в телевизор.

Я даже не знаю, зачем я ему отвечаю. Мне следует остановиться и заявить в полицию. Они решат, что я его подстрекаю.

Господи, я же действительно его подстрекаю.
Но после угроз Макса вызывать еще больше подозрения с его стороны, сообщая о маньяке, мне нежелательно. Надеюсь, заявления, которые я сделала после исчезновения Арча, пропали, как и предыдущие.

Никогда не думала, что захочу, чтобы единственная улика против моей тени исчезла, но угрозы Макса странным образом пугают меня больше.

Может быть, я обманываю себя ложным чувством безопасности, учитывая наш предыдущий опыт. Он напугал меня до смерти, но не пытался причинить мне физическую боль. На самом деле, он сделал прямо противоположное, и от этого знания мне становится плохо.

Макс, с другой стороны, я уверена, захочет сделать мне больно.

Я бросаю телефон на кровать, а затем хватаюсь за голову. Но когда я напоминаю себе, что этот ублюдок наблюдал, как я спала прошлой ночью, моя голова поднимается. Это значит, что он был в моем доме снова.

Вся кровь отливает от лица, когда я понимаю, что он мог находиться тут еще до того, как я легла спать.

Именно так он и поступил в прошлый раз, а прошлой ночью я была совершенно не в себе. Я помню, что немного почитала дневник Джиджи, но не уверена, что помню хоть слово из прочитанного.

Мой взгляд устремляется к дверцам шкафа, как магнит к холодильнику. Это большой шкаф с двумя дверцами, которые раздвигаются в стороны. Мои глаза сужаются, вглядываясь в крошечную щель между ними.

Мое тело движется само по себе. Я вскакиваю с кровати и бросаюсь к шкафу прежде, чем успеваю все обдумать. Понятия не имею, что я буду делать, если он окажется там.
Наверное, обделаюсь.

Я рывком открываю дверцы и замираю, когда передо мной предстает лишь гора одежды, которую я не ношу.

Ему негде спрятаться здесь. Это не слишком глубокий шкаф и уж точно недостаточно вместителен, чтобы я не заметила в нем двухметрового мужика. Но мои руки все равно роются среди одежды, ища его. И даже когда я убеждаюсь, что его там нет, я еще пристальнее озираюсь, перебирая вещи все с нарастающей агрессией.

Возьми себя в чертовы руки, Адди. Ты будто хочешь, чтобы он оказался здесь.

Я вздыхаю и отворачиваюсь, адреналиновый всплеск спадает. В этой комнате ему больше негде прятаться. Какой бы огромной ни была спальня, здесь открытая планировка и минимум мебели.

Теперь я чувствую себя просто идиоткой.
Я плюхаюсь на кровать, скрещиваю ноги и смотрю на свой телефон, словно это мышеловка с огромным куском сыра. Вкуснейшего подкопченого гребаного сыра гауда, если быть точнее.

Телефон подсвечивается от входящего сообщения, и вибрация от кровати пробегает прямо по моим ногам.
Я сразу же хватаю мобильник. Я просто охренеть как люблю сыр гауда, черт побери.

У меня вырывается рычание.

У меня случится сердечный приступ от столь сильного прилива крови. Моя киска начинает пульсировать от запретной мысли о нем, прикованном наручниками к моей кровати, с ухмылкой на лице, сочащейся пороком. И этими его чертовыми непохожими друг на друга глазами, смотрящими на меня так же, как когда он трахал меня своим пистолетом. Словно я маленькая мышка, попавшая в ловушку с полным ртом сыра гауда, которую он хочет сожрать.
Проклятье.

Мои руки трясутся, пока я пытаюсь выкинуть эту мысль из головы. Но она прочно засела там, и я не могу от нее избавиться.

Я выпрямляю ноги, сжимая бедра вместе. Но это не успокаивает ни пульсацию между моими стиснутыми бедрами, ни влажность, разливающуюся между ними.
Мое сердце бешено колотится, когда телефон вибрирует от очередного сигнала.

Я не хочу смотреть, что там, но у меня нет никакой чертовой силы воли.

«Ты отвратителен», – пишу я.

Но это именно то, что я начала делать. Как только я прочла эти слова, он словно овладел моим телом, чтобы сделать все так, как он просил. Моя рука пробралась вниз, в трусики, палец нежно водит по моему набухшему клитору. Даже пока я пишу ему свой язвительный ответ.

На мне только длинная футболка и удобное нижнее белье.
Под тонким хлопком я чувствую себя голой и неприкрытой. Когда мои ноги начинают раздвигаться, я отдергиваю руку, словно дотронулась до раскаленной печи, шипя на собственную глупость. И тут моя нижняя губа оказывается между моих собственных. Я резко закусываю ее, потрясенная его наглостью. Незамутненной дерзостью, которой обладает этот человек. И в то же время она меня заводит.

Я стискиваю телефон в руке, ненавидя себя все больше и больше в ходе этого разговора.

Мои пальцы сводит от желания послать его к черту. Этот мудак, наверное, даже не подозревает, насколько я несговорчивая.

Скажи мне не делать что-то, и я только сильнее захочу так сделать.

А при такой угрозе я испытываю чертовски сильное искушение. Чувствую, как мое сердце снова начинает колотиться, ударяясь о грудную клетку, пока мой большой палец перебирает буквы.

Я смотрю на три коротких слова на экране, мой большой палец зависает над кнопкой «отправить». Моя тень уже доказал, что он выполняет свои угрозы.

Так почему же я так сильно хочу это сделать? Кто вообще подстрекает своего гребаного преследователя? Да еще и для того, чтобы он приложился ртом к их киске, не меньше.
Я бросаю телефон, как только мой большой палец касается кнопки. Сообщение отправляется, и я понимаю, что только что совершила нечто идиотское.

Черт, черт, черт.

Моя голова снова оказывается в моих руках, пальцы крепко стискивают волосы, пока я не ощущаю, как натягиваются пряди, и за этим следуют крошечные уколы боли.
Телефон вибрирует.

Мышца внутри моей грудной клетки вырывается на свободу и поднимается к горлу.

Я не могу взглянуть, что там. Резко подскакиваю на ноги, меня охватывает беспокойное возбуждение, я почти бьюсь в конвульсиях. Мне нужно... сделать что-нибудь. Отвлечься.
Схватив телефон, я спешу по коридору, спускаюсь по скрипучей деревянной лестнице и иду на кухню.

Здесь темно. И жутко. Но мое упрямство не позволяет мне зажечь свет.

Телефон снова вибрирует.

Пошатываясь, я наливаю в стакан дедушкин виски. А потом поднимаю графин, заметив, как мало там осталось.
Вот козел.

Залпом выпиваю спиртное. Вкус с дымком и нотками цитрусовых. Он обжигает сходу, превращая внутренности моего тела в инферно.

Как будто я и так не была в огне.

Налив себе еще порцию и проглотив ее, я набираюсь смелости и смотрю в свой телефон.

Черт побери.

По моему телу пробегает дрожь, и я роняю телефон. Он громко стукается о столешницу, тревожа напряженный воздух.

– Бог? Почему ты так чертовски ненавидишь меня? – спрашиваю я вслух в тишине.

Конечно же, она мне не отвечает. Она никогда не отвечает. Я даже не с Богом разговариваю. Я разговариваю с собой и призраками, обитающими внутри этого дома.

Мне не отвечают даже они.

К черту. Я иду спать.

Взлетаю по лестнице, выключаю телевизор и забираюсь обратно в кровать. Подключаю телефон к заряднику, и накрываюсь одеялом с головой.

Здесь, под одеялом, монстры меня не достанут. Я в безопасности. Неприкосновенна.

Я игнорирую пульсацию между ног и закрываю глаза, желая уснуть.

Несмотря на беспорядочные мысли, роящиеся в моей голове, мне удается погрузиться в беспокойный сон. Я ворочаюсь, одеяло согревает мое тело, но подсознание не позволяет мне выбраться из-под него.

Где-то посреди ночи я чувствую, как по моим рукам скользит грубая плоть. Мое подсознание начинает медленно отдаляться от моих снов, но ощущение все еще такое, будто я нахожусь в тяжелом тумане.

По моему запястью скользит что-то шершавое, и я начинаю просыпаться. Чувствую, как вокруг второго запястья затягивается грубая поверхность, и наконец я возвращаюсь в реальность. Окружающая обстановка наплывает на меня, и даже в полусонном состоянии я понимаю, что что-то не так.
Мое лицо ощущается стянутым, а тело незащищенным.
Я чувствую, как одеяло стекает с моей груди, спускается вниз по животу и бедрам. Когда на меня оседает прохладный воздух, превращая мои соски в острые бутоны, я окончательно просыпаюсь.

Мои глаза широко раскрываются, а дыхание застывает в горле, когда я вижу темную фигуру, устроившуюся между моих ног. Я тут же впадаю в панику. Мое сердце бешено колотится, а адреналин зашкаливает.

Я хочу закричать, но что-то зажимает мне рот. Мои глаза округляются – понимаю, что мой рот заклеен скотчем.
На меня обрушиваются сразу несколько осознаний. Мои руки подняты над головой и привязаны толстыми веревками к изголовью кровати. Я дергаюсь, отчаянно пытаясь выдернуть запястья из петель, но безуспешно.

Я изо всех сил сопротивляюсь, однако мое тело может двигаться крайне ограниченно. Меня крепко удерживают в тисках сильные бедра, а преследователь возвышается надо мной; его лица мне не видно.

Продолжаю бороться с веревкой, но в результате только натираю кожу.

– Что я тебе сказал, маленькая мышка? – спрашивает он, его глубокий голос едва громче шепота.

Я даже не удостаиваю его взглядом, мой панический взгляд приклеен к веревкам, которые делают меня совершенно беспомощной.

К черту то, что он мне сказал.

– Пусти меня! – кричу я под липкой лентой, но слова звучат приглушенно и неразличимо.

Он кладет руки мне на бедра и грубо вжимает меня в кровать. От его кожи к моей пробегают электрические разряды, и от этого ощущения я дрожу под его мозолистыми руками.
Паника полностью разрушает мой разум. Я больше не могу мыслить рационально. Мое тело переходит в режим выживания, и я изо всех сил сопротивляюсь его натиску.
Но это бесполезно. Он слишком большой. Слишком тяжелый. Слишком, мать его, внушительный.

Я кричу от возмущения, пытаясь оттолкнуть его. Он смеется над моей попыткой, и от его звонкого веселья у меня по позвоночнику пробегает лед.

Я замираю, пыхтя и задыхаясь под скотчем. Мои волосы растрепаны, и несколько прядей свесилось на лицо, что мешает мне видеть его.

Не то чтобы я так уж хотела видеть его лицо. Это же чертово оружие.

Он осторожно, с нежностью, убирает волосы с моего лица.

– Удивительно, что ты еще не усвоила, что я всегда выполняю свои угрозы, – шепчет он.

– Пошел к черту! – кричу я, выговаривая слова как можно четче под скотчем. Они заглушены, но он все равно понимает, что я сказала.

Он грубо хватает мое лицо в свои руки и приближает свое к моему. Меня обдает мятным дыханием и легким запахом дыма.

– Продолжай злить меня, Аделин. Мне нравится причинять тебе боль. Это музыка для моих ушей, когда я слышу, как ты плачешь.

Я сопротивляюсь ему, глотая ругательства, льющиеся из моего заклеенного рта.

Моих ушей достигает еще одна усмешка.

– Ты была очень плохой девочкой, маленькая мышка, – произносит он, вибрируя своим звучным тенором. – И мне очень нравится демонстрировать тебе, что случается с плохими девочками.

По моей спине течет пот. Я все еще в панике – дрожу от страха всем телом.

И понятия не имею, как, черт возьми, я собираюсь сбежать от него. Когда понимаю, что мне это не удастся, на мои глаза наворачиваются слезы.

Сквозь мою панику пробиваются его прежние слова: «Тебе от меня не убежать».

Его огрубевшие пальцы поднимают мою футболку, обнажая черные кружевные трусики и плоский живот. Я их не вижу, но чувствую, как его глаза пожирают меня. Он продолжает поднимать футболку, пока перед ним не обнажаются мои сиськи.

И я слышу резкий вздох, выдающий его желание. Мои соски напряжены и стали твердыми. Но этот засранец свихнулся, если думает, что это из-за него.

– Ты абсолютно восхитительна, – выдыхает он, его руки благоговейно скользят по моему животу. По исчезающим следам, которые он оставил на мне четыре ночи назад.

– Пошел к черту, – рычу я опять.

– Тогда не противься, если я так и сделаю, – отвечает он, и его голос окрашен желанием и предвкушением.

Мои глаза округляются, когда его пальцы пробираются под резинку моих трусиков – дразня мою чувствительную кожу и предупреждая о его намерениях. Я подавляю дрожь, решив сохранить достоинство, даже когда он рывком спускает их до колен.

Моя борьба возобновляется, я резко брыкаюсь, нанося ему хороший пинок в грудь. Он выдерживает удар и с силой отталкивает мою ногу назад, вызывая болезненные волны в ней.

Это потрясает меня на достаточное время, чтобы он успел снять мои трусики до конца. Однако вместо того, чтобы отбросить их в сторону, он комкает их и убирает в карман.
О... какая мерзость!

Из глубин моей груди снова вырывается рык, и я опять отчаянно лягаю его ногой. Обеими ногами, вкладывая в эти движения всю свою силу. Он перехватывает обе еще до того, как они добираются до его лица.

Проклятье!

Извиваюсь, выворачивая верхнюю половину своего тела.
Но он быстро обхватывает руками мои лодыжки, избегая нового удара ногой по лицу. Затем он раздвигает мои бедра, прижав колени к кровати, и добирается до моей киски.
То, что казалось мне вечностью, заняло всего пятнадцать секунд.

Я заставляю себя не шевелиться, моя грудь дико вздымается. Если я продолжу выгибаться, то только подставлю свою киску прямо под его тупое лицо. А этому засранцу только того и надо.

Меня захлестывает ярость, не похожая ни на что, что я когда-либо испытывала; она вытесняет страх и беспомощность. Я кричу под скотчем, яростно ругаясь и проклиная его, а его глаза в это время жадно пожирают просторы моей щели.
Лунного света недостаточно, чтобы он смог много разглядеть, но для него это не имеет значения. Он уже видел ее раньше.

Он глубоко вдыхает.

– Черт, ты пахнешь точно так же, как я запомнил. Так чертовски сладко.

Он наклоняется и нежно целует меня ниже живота. Я выгибаю спину, вдавливая свое тело глубже в матрас и отстраняясь от его губ. Я дышу тяжело, точно разъяренный бык.
Ненависть к себе во мне борется с ненавистью к нему. Я сама виновата. Я знаю это. Я подстрекала его – спорила с ним, даже когда он предупреждал меня о последствиях.
Мне было плевать. Я была чертовски глупа и твердолоба. Слишком кайфовала от того больного возбуждения, которым не могу насытиться.

Он хватает меня за бедра и грубо сдергивает ниже; путы на моих запястьях натягиваются, и он получает полный доступ к моей киске.

Следует еще один нежный поцелуй, на пару сантиметров выше моего клитора. Я не могу остановить хныканье, которое вырывается из моего рта, заклеенного скотчем.
Но лента не заглушает звуки так, как она заглушает слова. Я чувствую, как он приостанавливается, а затем он улыбается мне.

Вздрагиваю от его прикосновения, его горячее дыхание веером пробегает по моей самой чувствительной зоне. Мои колени дергаются вовнутрь в еще одной бесполезной попытке сомкнуть ноги.

И тут я чувствую их. Из моего глаза на свободу выскальзывает одна упрямая слезинка, когда его зубы скребут по моему бугорку. Я кричу и бьюсь, пытаясь избавиться от его зубов на моей коже, но мое тело снова оказывается у его губ.

Я задыхаюсь, на этот раз ощущая не только зубы. Его язык скользит по моему клитору, и из его горла вырывается дикий стон, когда он пробует меня на вкус. Неконтролируемо мои глаза закатываются, а голова откидывается назад, когда меня охватывает самое восхитительное на свете чувство.
Но я отказываюсь позволять этому затуманить мое сознание. С удовольствием соседствует и отвращение.
Отвращение к себе – к своему телу – за то, что я чувствую что-то еще. И отвращение к тому, что он берет то, что я отдала не по своей воле.

– Черт, – рычит он, и вибрация его голоса заставляет меня сделать глубокий вдох. Его глубокий тенор вызывает у меня в животе шквал бабочек. – Ты чертовски мягкая, – хрипит он.
Зажмуриваю глаза, ненавидя то, как пульсирует моя киска от его слов и его внимания. А еще больше я ненавижу, что он прав. Я чувствую запах собственного возбуждения, чувствую, как с меня стекают соки желания.

Я дрожу.

Дрожу, потому что не знаю, что еще он, черт возьми, сделает.
Сейчас я, как никогда, ненавижу себя и реакцию своего тела на адреналин и ужас.

Он облизывает всю мою щель, его язык неторопливо движется до того самого чувствительного узелка, прежде чем он засасывает мой клитор между зубами и зажимает его.
Как он и обещал.

Я кричу – от страха и от блаженства. Его укус достаточно силен, чтобы по моему клитору прокатилась волна боли, но не настолько, чтобы причинить мне настоящую боль.
Он медленно отводит голову назад, и мой клитор скользит между его зубов, пока не оказывается на свободе, с ощущением жжения.

Я пытаюсь вывернуться, но это приводит лишь к тому, что он заводит руки за мои колени и с силой прижимает их ко мне, вверх.

Я снова зажмуриваю глаза, и выскальзывает еще одна предательская слезинка, пока я бьюсь в своих путах, отчаянно пытаясь вырваться. В таком положении я гораздо более уязвима и беззащитна перед ним.

Но, как это обычно и бывает, возбуждение от чувства опасности посылает в мою душу очень нехорошее чувство.
Он так сильно загнул мое тело, что моя задница уже больше не лежит на кровати. Словно я и без того не испытывала стыд, я чувствую, как мое возбуждение сползает вниз по животу.

Он рычит, заметив желание, хлынувшее из моей дырочки. Я чувствую, как его тело напрягается, как по нему прокатывается волна энергии.

Он, не теряя времени, возвращает свои губы к моей киске и снова всасывает мой клитор в рот.

Я вздрагиваю, удовольствие возвращается.

Э, пока он терзает и посасывает мой бутон. Он больше не лижет меня, отказываясь применять свой язык – только зубы.
Каждый раз, когда я дергаюсь, он сжимает его сильнее. Я заставляю себя напрягаться, но давление не ослабевает. Даже наоборот, оно только усиливается, пока от моего клитора не начинает растекаться острая боль.

Я визжу от боли и приглушенно кричу через скотч проклятия в его адрес. И именно тогда, когда это становится для меня слишком, он отпускает. Я задыхаюсь от облегчения и тягучей боли, мой клитор пульсирует и болит.

Но он не позволяет мне страдать долго. Его средний палец проскальзывает внутрь меня, изгибаясь, чтобы попасть в ту самую сладкую точку. Мои бедра бьются о его руку, внутри меня разгорается иной вид наслаждения.

Блаженство, которое жжет и обжигает, но ощущение чертовски невероятное.

– Больно? – мягко спрашивает он, наклоняя голову, наблюдая за тем, как его палец входит и выходит из меня, на его ладони скапливаются мои соки.

Теперь, когда одна из моих ног свободна, я испытываю искушение заехать ему ногой в лицо. Но напоминание об укусе удерживает мою ногу на месте.

Я просто молча дышу, прожигая в нем дыру взглядом. Гнев словно распаляет меня изнутри.

Он хмыкает, разочарованный моим молчанием.

Наклонившись, он захватывает зубами истерзанный бугорок и посасывает его, однако зубы не смыкает. Вместе с его пальцем, изгибающимся, чтобы попасть в нужное местечко, это заставляет меня перестать дышать.

Он осторожно водит зубами по чувствительной плоти. Снова и снова, пока это не сводит меня с ума как потребностью в большем, так и желанием его прикончить. Может быть, я отрежу ему руки, как он сделал это с Арчем. Выбью ему зубы, чтобы он больше не мог обращать мое тело против меня.

– Запомни, маленькая мышка, – бормочет он между покусываниями, – запомни, что твое непослушание приносит тебе боль.

Еще один укус. Мои бедра дергаются, но это бесполезно.

– Я знаю, ты вспомнила, как тебе было хорошо, когда мой ствол трахал твою киску. Представь, что мой язык внутри тебя – это мой член. Наслаждение, которое ты почувствуешь, будет ослепительным.

Его палец изгибается и подтверждает его слова, вызывая слепящее наслаждение во всем моем теле.

Я чувствую перелом. Момент, когда мое тело решает, что оно нуждается в том, что он мне дает, больше, чем в том, чтобы он останавливался.

Я борюсь с темной частью меня, желающей умолять его о большем. Темной частью, которая обрела голос и в этот самый момент пытается вырваться на свободу. Взять верх и отдаться этому мужчине, чтобы мы оба обрели облегчение. Я борюсь с ней, вступая в безмолвную битву и пытаясь вытеснить из нее жизнь, чтобы она никогда не появилась на свет.

Но потом он вынимает палец до самого кончика, проводит им вдоль моей щелки, а когда снова проникает в меня, то добавляет еще два пальца. Я закатываю глаза, пока он растягивает меня, лаская это сладкое местечко снова и снова, а его зубы опять впиваются в мой клитор.

Темная сторона побеждает, и я беспомощно наблюдаю, как мое тело возобновляет движение. Но на этот раз я позорно трусь об него. Он не дает мне того, чего жаждет мое тело, в чем оно нуждается, чтобы утолить удовольствие, нарастающее в глубине моего живота.

Он продолжает ласкать мой клитор зубами. Пощипывая и покусывая, но отказываясь подарить мне свой язык.
Разочарование нарастает до тех пор, пока полностью не переполняет меня. Я так зла, но теперь из-за того, что он отказывает мне в наслаждении.

– Ты скотина! – визжу я из-под скотча. Ответная улыбка у моей киски свидетельствует о том, что он меня услышал.
Поддавшись гневу, я изо всех сил бью ногой. Он уклоняется от удара всего на сантиметр.

Из его груди вырывается дикий рык, и он с силой прижимает мое колено к матрасу. В этом звуке звучит не желание, как раньше, а гнев.

Даже если бы меня заставили завтра предстать перед священником, то никакой страх Божьей кары не заставил бы меня признаться, насколько чертовски сексуальным показалось мне это рычание. Или как сильно запу льсировала моя киска в ответ.

Я никогда не признаюсь в этом – даже себе самой.
Он ужесточает свою хватку до карающего зажима. У меня останутся отпечатки рук на внутренней стороне бедер. Они будут отлично сочетаться с засосами на моем теле.

– Чему ты научилась, маленькая мышка? – подначивает он, обдавая своим горячим дыханием мой клитор.
Я рычу, и очередная обиженная слеза стекает по моему виску в волосы.

– Ты собираешься снова послать меня к черту? – спрашивает он, стремительно лизнув меня. Он оказывается там и исчезает прежде, чем я успеваю испытать хоть какое-то удовлетворение.

Я кричу на него еще, пока он, наконец, не дотягивается и не срывает скотч с моего рта. Я выругиваюсь от вспышки боли на моем лице, а затем продолжаю выкрикивать проклятия – теперь, когда он наконец-то может меня, черт побери, слышать.

– Ты долбаный психопат, мать твою... – моя тирада прерывается очередным болезненным укусом в клитор.

– Еще раз. Ты собираешься снова послать меня к черту?
Я хриплю, пытаясь усмирить себя, но безуспешно.

Я даже не знаю, как обозначить эмоции, бушующие внутри меня. От силы их слияния в моей груди я готова взорваться.

– Я подумаю, – выдавливаю я сквозь стиснутые зубы.
Он усмехается мелодичным смешком, настолько мрачным, что, должно быть, он появился прямиком из произведений Эдгара Аллана По.

Он снова щиплет меня, но уже послабее и игривее.

– Ты понимаешь, что будет дальше, если ты это сделаешь?
Я смыкаю рот, отказываясь отвечать на такой глупый вопрос. Я прекрасно понимаю, что произойдет. Это просто вопрос послушания.

Не услышав моего ответа, он высовывает из меня пальцы, оставляя меня брошенной. Но прежде, чем я успеваю запротестовать, он снова лижет меня, на этот раз медленнее и томительнее. Он распластывает свой язык и лижет меня снизу в верх, особенно медленно двигаясь вдоль моего пульсирующего клитора.

Мои глаза прикрываются от этого ощущения, дыхание с шумом вырывается из моего горла. Остановить дрожь, которая охватывает мой позвоночник, невозможно. Нельзя остановить то блаженство, которое появляется в местах, где его язык ласкает мою вагину.

Я выгибаю спину, постанывая от того, как легко мое тело превращается в желе под его несправедливо искусным языком.

Но в тот момент, когда я начинаю позорно и бессовестно тереться о его рот, он останавливается.

– Ты. Поняла? – снова спрашивает он с превосходством.
По моему горлу поднимается разочарованный всхлип, но я проглатываю его. Проходит несколько вдохов, прежде чем я чувствую уверенность, что смогу разговаривать нормально, несмотря на то, что слова напоминают на вкус батарейную кислоту на языке.

– Отчетливо и чертовски ясно, котеночек.

Я ощущаю темную усмешку, и мне стыдно за то, как мое тело реагирует на нее. Моя задница изгибается навстречу его рту сама собой, в поисках того, что ей необходимо.
И его язык погружается в мою киску, вылизывая ее изнутри хищными росчерками.

С моих губ срывается крик, задыхающийся и невероятно громкий.

И пока он делает то, о чем я безмолвно умоляю, давление нарастает. Его идеально настойчивый язык пробирается к моему клитору, уделяя особое внимание его возбужденному бутону, а затем снова опускается вниз и проводит по стенкам моей киски.

По комнате разносится эхо от криков моего удовольствия, и теперь я вообще жалею, что мой рот больше не заклеен скотчем. Потому что я не хочу, чтобы он слышал, что делает со мной, но сдержать себя не могу.

Я отдаю себя. Ему и его языку на моем клиторе. Я не могу сопротивляться, так как спираль глубоко в моем животе болезненно сжимается.

Не могу остановить его от втягивания моего клитора в рот так же, как не могу обуздать оргазм, достигший своего пика.
Я резко вдыхаю, и из меня вырывается задушенный вопль; мое тело срывается через край. Он погружает в меня два пальца, как я и хотела, и блаженство становится катастрофическим. Я больше не пытаюсь сдерживать криков и не мешаю своим бедрам крепко сжимать его голову между моих ног.

Утони в моей гребаной киске. Сдохни там, мне все равно.
Накатывающая эйфория поглощает меня, окутывая так крепко, что все остальные пять чувств теряют свою силу.
Это не подъем на небеса. Это падение с небес.
Я уже никогда не смогу оправиться – мою душу вырвали из тела и утащили в ад. Я пала так глубоко, что оказалась в логове дьявола, где пировал сам темный бог.
Из моего горла рвутся стоны, и я слышу его ответный стон. Его руки цепляются за мои бедра, раздвигая их, и он продолжает ласкать мою пульсирующую щель дольше, чем может выдержать мое тело.

Он отрывает свой рот и ползет им вверх по моему телу, продолжая трахать меня своими пальцами. Я все еще в бреду, мой рот все еще открыт, и я все еще продолжаю стонать. Поэтому, когда он хватает меня за щеки, заставляя открыть рот шире, меня это почти не волнует. Его пальцы слишком хороши.

Его рот пробегает по моим губам, и я вижу дорожку слюны, стекающую из его рта в мой.

– Глотай свои соки, – хрипит он.

И я делаю это. Мое горло сжимается, когда на моем языке расцветает неповторимый вкус. Он исторгает из своей груди глубокий рык, прежде чем прижаться своими губами к моим.
Я позволяю ему. Позже я спрошу себя, почему. Но пока его пальцы все еще извлекают из меня удовольствие, даже несмотря на то, что мой оргазм уже угас, а туман застилает разум – я, черт возьми, позволяю ему.

И не просто позволяю, я целую его в ответ.

Его язык ныряет в мой рот, встречаясь с моим собственным. От наших соединенных губ искрят огонь и электричество, и это похоже на столкновение планет. Как будто в нас бурлит астрономическая энергия, и с каждым движением, с каждым касанием языка рождается новая звезда.

Время перестает существовать, пока он целует меня до синяков на губах, и я уверена, что больше никогда уже не смогу отдышаться. В какой-то момент он убирает пальцы и почти сладко обхватывает мое лицо ладонями. Разительный контраст с... ну, с ним и тем, как он пожирает меня.
Он отстраняется, когда наши тела начинают безжалостно скрежетать, и стоны вырываются на свободу, и я рада этому. Как только он отстраняется, время и четкость словно возвращаются, ударяя меня по голове так, будто кто-то только что врезал мне битой.

Я не открываю глаз, просто глубоко втягиваю воздух, задыхаясь после этого поцелуя. Его тело выскальзывает из пространства между моими бедрами, и я тут же свожу колени и опускаю ноги, прячась от его хищных глаз.

Быть поглощенной им – все равно что тонуть в воде, в которой находится провод под напряжением. Электрический разряд пронизывает тело до тех пор, пока ты не утратишь все силы. Весь кислород. Все мысли. Весь контроль.
А когда все заканчивается, он вытаскивает тебя из воды. Электричество все еще пляшет по твоей коже, между вашими телами проскакивают искры, но ты снова видишь и мыслишь ясно.

Все, что я ощущаю, – словно меня разорвали на куски. Будто химический состав моего тела был полностью изменен, и из воды я выбралась совершенно другим человеком.
И я ненавижу его за это.

Ненавижу так, как никогда и никого не ненавидела. Блаженство во мне исчезает, и вновь пробуждается знакомое чувство ярости и ненависти.

Он молчит, но я чувствую силу, бурлящую под его кожей.
Я чувствую его желание. Его жажду. Абсолютного хищного зверя, грозящего вырваться наружу.

Если это произойдет, то я больше не смогу довериться себе, чтобы остановить его. Чтобы он не поглотил меня целиком. И от этого осознания мне хочется плакать.

Я позволила этому, черт возьми, случиться снова. Сначала пистолет, а теперь это, так почему я продолжаю позволять этому происходить?

Он принуждает меня, мы оба это знаем. Но в конце концов, он заставляет меня хотеть этого так же сильно, как и он. Он заставил меня практически умолять об этом. Будь то его оружие, трахающее меня, или его язык – мои ноги подкашивались, когда все заканчивалось.
Не говоря уже о том, что мы целовались, словно два возбужденных подростка, собирающихся лишиться девственности.

Я не знаю, что мне, черт подери, делать с этой информацией. Или как, черт возьми, вообще ее осмыслить.
Проходит мгновение тишины, воздух нарушает только наше тяжелое дыхание.

У меня не хватает сил открыть глаза и взглянуть в лицо произошедшему. Я боюсь того, что сделаю, что скажу.
Впервые мудак в небе наконец прислушивается к моим мольбам и заставляет этого человека подойти, развязать мои веревки и свалить на хрен.

Я заставляю себя открыть глаза и смотрю, как он уходит, проглатывая яд, который грозит выплеснуться из моего рта. Если я выпущу его на волю, то, уверена, это приведет лишь к осуществлению очередной его угр озы.

Он останавливается у двери, поворачивает голову так, что лунный свет позволяет различить острую линию его челюсти, влажную кожу и намек на шрам.

Он ничего не говорит, но сильно прикусывает нижнюю губу, сдерживая любые бессмысленные слова на своем языке. Вместе со вкусом моей вагины.

Наконец, он поворачивается, и дверь за ним тихонько закрывается. Во второй раз я остаюсь одна. Уничтоженная и посреди руин. И снова, пока я пытаюсь собрать осколки себя, я позволяю своим слезам течь свободно.