Часть 13
Лишь тот достоин жизни и свободы, Кто каждый день за них идёт на бой. © Иоганн Вольфганг фон Гёте Вся моя жизнь с каждым днём всё более походит на поле боя. Каждое моё слово — стрелы. Каждый взгляд — пуля. Время шепчет, что мне предстоит битва длиною в жизнь.
***
Время тянулось медленно. Было густым и липким. Как патока. Неприятно липло к пальцам, заставляя поморщиться и скорчить в отвращении лицо.Потому что что-то внутри резало кости с такой силой, что хотелось кричать и брыкаться. Да, кричать и брыкаться, а не сидеть с каменным лицом и пустым взглядом, смотря в окно. Делать вид, что всё нормально.Потому что ни капельки не нормально. Потому что ей, блять, страшно. Сейчас страшно. Сильнее обычного. И как бы девушка ни пыталась спрятать эту эмоцию за маской безразличия, страх чувствовался.Антон даже не смотрел на Настю, он смотрел на дорогу, но чувствовал этот будоражащий сознание страх.Иначе и быть не могло. Её пихают в закрытый отдел психиатрической больницы. В отдел для опасных больных. Острый отдел.С другой стороны, сама ведь согласилась. Сама же пошла по острию ножа.Да, пошла. Но страшно всё равно было. Ещё как было.Её вообще вся атмосфера пугала. Заставляла дрожать. Потому что она только на Арса посмотрит, так сразу всю уверенность в себе теряет.Потому что ему тоже страшно. Но в этот раз он даже не провала боится. За девушку какой-то страх разрастался внутри, словно назойливый сорняк, который если вырывать, то только с корнем.— Вы меня словно в последний путь провожаете, — хмыкнула девушка, пытаясь спрятать за этой гримасой настоящие эмоции.Чёрт с ними. Просто чёрт с ними.— Ерунду говоришь, — нахмурилась Аня, сжимая ладонь девушки в своей руке. — Это всего-навсего...— Психушка, — фыркнула Настя, переводя взгляд на пейзаж за окном машины. — Всего лишь психушка. Что тут страшного, да?— Постарайся успокоиться, ладно? — нежно проговорила Аня, поглаживая кожу девушки большим пальцем.— Не говори мне успокоиться, — огрызнулась она, скаля зубы. — Не сейчас.Хмурое настроения следователя никак не связано с тем, что какое-то время ей придётся провести в компании тяжелобольных людей. Её поведение было связано с другим. С тем, что мучило её с самого утра.Маша не пришла. Она не пришла её поддержать.Девушка так никогда не делала. Откладывала все свои самые важные дела, чтобы подруге помочь.Сейчас её отсутствие было связано с подготовкой к свадьбе. Её свадьбе. К её свадьбе с Шамилем.Настя закрыла глаза, откидываясь на спинку сиденья. Голова пульсировала, а зубы неприятно скрипели — так сильно она их сжала.К блядской, мать её, свадьбе.Банкет, знаете, платье, приглашения. Вся эта грёбаная предсвадебная суета, которая девушке уже поперёк горла стоит.Маша ей свидетельницей предложила стать. Ей, блять, предложила.Сука.Она прекрасно понимала, что все её мысли об этом — лишние, а всё, что она об этом думает, никому не нужно. Но всё это так долго терзало её тело, её мозг, да и вообще всю её. Господи, так давно, что она уж сбилась со счёта.Тёплая ладонь Ани успокаивающе сжала руку Насти, а взгляд её словно кричал о том, что всё хорошо.И Настя улыбнулась. Потому что здесь её место. Потому что Аня может успокоить её. Потому что Аня может поддержать одним взглядом.Потому что Аня не уйдёт ни к какому... Блять.Ты ведь сама её оставила. Ты ведь сама её оттолкнула.Просто уйди из моей головы. Господи, пусть она уйдёт.Просто уйдёт, не оставляя за собой включенным свет, который вечно напоминает о ней. Проводка такая старая и сгнившая, что вот-вот всё к чертям спалит.Девушке с Аней хорошо. Она дарит чувство дома. Она может вытянуть её из чёртового пекла, даже если это может навредить ей.Девушке без Ани никак, потому что без неё она бы давно пошла ко дну.Маша любит Шамиля. И Настя знает об этом. Потому что она не слепая. И она видит. Видит, блять, как она смотрит на него, а он — на неё.В его глазах самая настоящая любовь, бабочки в животе. И все вокруг это видят.Они могут стать кем-то по типу мистера и миссис Смит — такая они красивая пара.Такая красивая, Боже.Девушка бы смахнула слёзы, да только их нет. Ничего нет. Совсем ничего. Неужели совсем?— Эй, — шепчет Аня. — Всё хорошо?И Настя еле заметно кивает, смотря на Арсения, пальцы которого впились в руль с чудовищной силой. Его тело было словно отклонено в сторону. В противоположную сторону от сидевшего рядом Антона.Вот между кем чувствовалось настоящее напряжение. Оно витало в воздухе, щекоча лёгкие. Оно было причиной этих взглядов. Этих чёртовых взглядов, что кидали эти оба друг на друга.Им нужно было поговорить. Поговорить, а не молчать. Эта тишина никогда ни к чему не приводила. Она только закапывала их в эти ямы ещё глубже.Антон ненавидел это. Он просто не мог терпеть эту отстранённость оперуполномоченного. Не сейчас. Не тогда, когда Антон понял причину всех этих взглядов и прикосновений.Внутри мальчишки всё переворачивалось раз за разом. Потому что каждый раз, каждый блядский раз, когда он смотрел на него, Шастуну казалось, что он что-то скажет. Хоть что-то, блять, скажет.Это молчание не давало парню возможности вздохнуть. Ему было тяжело.Потому что он не жалел. Господи, ни разу не пожалел о том, что случилось.Он чувствовал самой кожей, что это всё равно случилось бы. Рано или поздно, но случилось бы. Так что они лишь приблизили момент.Антона мутило. Всю ночь мутило, но вряд ли именно это стало причиной его бессонницы.Он ворочался, пытаясь вспомнить каждую деталь. Каждый чёртов взгляд, каждое прикосновение.Он кусал свои губы, надеясь почувствовать е г о вкус. Он дотрагивался до своей щеки, чтобы восстановить в памяти е г о прикосновения.Сейчас парень не помнил и половины. Он не помнил их разговора, не помнил того, как всё началось.Его руки и губы. Блядские руки и губы, которые он будет помнить всю свою оставшуюся жизнь. Это всё, что он помнил. Этого было достаточно для того, чтобы запомнить на всю жизнь. И, может быть, ещё дольше.Антон бросил испуганный взгляд на сидящего рядом Арсения, пытаясь убедиться, что тот не догадывался, о чём думает Шастун.«Так нравишься».Парень еле заметно качнул головой, вжимаясь в спинку сиденья и поджимая губы.Нет, нет, нет. Не сейчас.Внутри что-то истошно закричало, заставляя кожу Антона покрыться мурашками.«Такой красивый».Блять, прочь, прочь, прочь.Шастун закусил губу, испуганно пялясь на дорогу.В тебе моё спасение. И в тебе же моя гибель.«Так давно нравишься».— Останови, — выдохнул Антон, хватаясь за обивку сиденья.Попов дёрнулся, точно мальчишка отвлёк его от очень важных мыслей, но машину не остановил. Лишь слегка повернул голову, осматривая парня. И выдал:— Зачем?— Останови эту блядскую машину, — прошипел Шастун, поворачивая голову к мужчине.В глазах столько яда, что Арсений чуть не умер, когда заглянул в них.Столько раз умирал, Господи, столько раз.И Попов останавливает. Потому что видит эту мольбу в глазах мальчишки. Потому что этот мальчишка... Блять, этот мальчишка...Антон вываливается из автомобиля, пытаясь отдышаться. Ноги несут его прямо, а сам он даже не заботится о том, где они остановились. И в какой-то момент его организм не выдерживает. Парня рвёт на ещё не успевшую позеленеть траву. Глаза застилают слёзы, а горло жжёт с неимоверной силой.Позади послышались аккуратные шаги, а после Шастун увидел руку мужчины, который протягивал ему салфетку.Парень боится поднять глаза. Ему стыдно.— Возьми, — произносит Арсений, слегка расслабляя пальцы.Антон какое-то время пялится на руку мужчины, а после принимает протянутую ему салфетку, произнося тихое «спасибо». Такое тихое, что, кажется, Попов и не услышал его.Парень не сразу выпрямляется, боясь, что приступ тошноты вновь застанет его врасплох, а сейчас это ему совершенно не нужно.И смотрит. Просто стоит и смотрит. Таким взглядом, словно сейчас...В его взгляде всё, что он хочет сказать. Так давно хочет, но костлявые пальцы страха закрыли ему рот, не позволяя произнести и слова.Внутри Антона пожар пылает, а Арсений просто смотрит.Он ему ни слова сегодня не сказал. О том, что вчера случилось.Антон в этих словах сейчас нуждался. Они были важны для него, потому что терпеть это молчание было невозможно.В глазах Попова вопрос.А парень просто смотрит, пытаясь понять, когда же они успели так проебаться.Смотрит и видит в нём целый мир.Он забрал твою душу. Ты же жизнь у него забрал.— Укачало?Шастун даже не сразу обратил внимание на то, что оперуполномоченный что-то сказал. Он был целиком и полностью занят изучением выражения лица того, пытаясь отыскать там ответы на свои вопросы.Нет. Ничего. Совсем ничего.В горле парня что-то встало, перекрывая доступ к кислороду, когда он сказал:— Да... Да, наверное, укачало.И Арсений кивает. Кивает и отворачивается.Антон не сразу понимает, что их контакт — глаза в глаза — пропал. Какое-то время он ищет эмоции, пытается найти хоть какое-то лицо, чтобы понять, что всё в порядке и что он не утратил свой талант. Что он всё ещё видит то, чего не видят остальные. Сейчас для него это важно. Сейчас ему нужна подпитка.И он находит. В лице Насти.Девушка смотрит так, словно поняла. Что поняла, в чём дело. Поняла, что Антона, блять, не укачало. И в глазах страх.Слишком много страха для одной хрупкой девушки. Слишком много переживаний.И Антон улыбается, чтобы сомнения девушки улетучились. И она улыбается ему в ответ. Переборов себя, но улыбается.Оба улыбнулись для того, чтобы показать, что всё в порядке.Ни черта не в порядке. Совсем не в порядке. И оба об этом знают. Знают, но ведут себя, словно дети, потому что хотят сделать лучше.Шастун делает пару неуверенных шагов к машине, за рулём которой находился Арсений, и оглядывается.Мимо проезжают редкие машины, а позади — лес. Дорога узкая-узкая, а воздух чистый.Калининград словно словил настроение Шастуна, пряча солнце и посылая горожанам тёмные тучи. Такие тяжёлые тучи, что те просто давили на парнишку с неимоверной силойАнтон не сводит взгляда с заполненного тучами неба. Он пытается понять, в чём же провинился. Понять, почему его мир похож на это серое и затянутое тучами небо Калининграда?— Садишься? — послышался закипающий голос оперуполномоченного.Его голос вывел эксперта из раздумий, заставляя невольно вздрогнуть и устремить взгляд на машину.— Да, — запоздало ответил Антон, направляясь к автомобилю.Какое-то время в салоне царило молчание, нарушаемое лишь тихим постукиванием каблука Ани.Наконец оно стало совсем уж невыносимым, поэтому Антон решился его прервать. Так и ему легче было.— Что там вообще... Будет?Аня дёрнулась, переводя взгляд на парня.— Ну, Настю кладут в острое отделение.— Что это значит? — не понял Шастун.— Там лежат буйные больные, если их можно так назвать, — ответила девушка. — Там прогулки без медперсонала запрещены, дверь отделения закрыта, дисциплина достаточно строгая.— Жутко, — отозвался парень, ёжась.— В смирительные рубашки никого там не одевают, сульфазином не колют, электрошок не используют. Так что Насте бояться нечего, — поспешила добавить Аня, заметив напряжение девушки.— Какую болезнь вы ей приписали? — поинтересовался Антон.— Острый невроз, — ответила Аня.— Как она будет изображать больную? — нахмурился парень, внимательно следя за напряжением оперуполномоченного.— Ей не придётся. Мы уже всё продумали.Аня сделала небольшую паузу, смотря на Настю, словно спрашивая разрешения на то, чтобы продолжить.— Телефон там забирают, так что связываться она с вами будет только через меня. Да и я там не самое первое лицо, но там работают мои хорошие знакомые, которые за небольшую сумму согласились закрывать глаза на болезнь. Так что Настя там будет, как в санатории, можете не переживать, — она снова замолчала, а после усмехнулась, смотря на Настю. — Если бы она изображала психически больную, то могла бы переиграть, и её бы наградили фиксацией.— Чем? — нахмурился Антон.— Не надо вам такие ужасы знать, — хмыкнула девушка, поворачивая голову к окну. — Припаркуйся на заднем дворе, пожалуйста, мы зайдём через чёрный ход.Выйдя из машины, все огляделись. Типичная больница. Ничего особенного. Кое-где стенка слезает, а окна из прошлого века.— Вот же блять, — вырвалось вместе с выдохом у Насти.— Вам дальше нельзя, — обратилась Аня к Антону и Арсению, беря Настю за руку. — Когда мы её оформим, я выйду к вам и скажу, как дела, окей?Антон кивнул, вновь не замечая никакой реакции от Арсения.Вот же сука.Лицо Попова по-прежнему не выдавало никаких эмоций. Он словно их скрывал, не позволяя выбраться наружу.Он просто развернулся к автомобилю, когда девушки направились ко входу в здание. Просто развернулся и отошёл от Антона.А в мальчишке столько всего к этому моменту скопилось, что давно пора выплёскивать, а не держать в себе. Потому что он не выдержит. Он же, блять, не выдержит. И он это прекрасно знает.Послышался щелчок зажигалки, заставивший Антона резко повернуться и уставиться на оперуполномоченного, державшего в руке сигарету.— Штраф могут впаять, — угрюмо заметил Шастун, делая шаг в сторону мужчины.Попов недоверчиво взглянул на это движение.И, казалось бы, сейчас нужно молчать, чтобы не сделать ситуацию ещё более дерьмовой. Дерьмовой и напряжённой.— Никогда бы не подумал, Арс, — начал Антон, доставая из кармана пачку сигарет. — Что будет так сложно...Оперуполномоченный выдохнул дым в сторону, не сводя вопросительного взгляда с парня.— С мужчиной, который ведёт себя, словно он — тринадцатилетка, — закончил Шастун, скаля зубы и выбрасывая даже незажженную сигарету в траву.Арсений ухмыляется. Ухмылка такая недобрая и неживая, что у паренька всё внутри холодеет, когда он замечает её.— Никогда бы не подумал, — зашептал оперуполномоченный, делая шаг навстречу к Антону. — Что это так сложно...Попов выдыхает сигаретный дым прямо в лицо парня, отчего тот непроизвольно жмурится, испуганно приоткрывая рот.Арсений щурит глаза, не решаясь продолжить. Словно все слова, что так долго копились внутри у него, пропали, а сам он стал таким жалким и ничтожным.— Просто молчать и смотреть на тебя, — закончил мужчина, не сводя взгляда с лица Антона.— Зачем... — зашептал парень. — Зачем так издеваться?Попову казалось, что ещё немного, и мальчишка заплачет.Но сам Шастун и не думал плакать. Перед ним — никогда.— У тебя ломка, — даже не спрашивал. Он знал.Внутри парня что-то сделало сальто, а после упало с глухим стуком, неприятно стуча по стенкам желудка.И он кивает. Потому что скрывать смысла нет. Это хоть когда-нибудь помогало?— Я думаю, что тебе нужно лечение, — произносит оперуполномоченный, отворачиваясь.Шастуна больше нет. Его только что разорвало на тысячи мелких кусков. Разорвали и пустили по ветру, отдавая могучему небу Калининграда.— Это он, да? — оскалился парень, не сводя безумного взгляда с мужчины. — Илья? Он говорил с тобой?Арсений не ответил. Лишь бросил быстрый взгляд на Антона, пытаясь предугадать дальнейшие действия того.— Так и знал, — захохотал он. — Даже тебя под себя прогнул. Каково это, а? Быть под Макаровым?Парень шипел, приближаясь к оперуполномоченному. В глазах — яд. Слова — яд. Вообще весь он — яд. И плюётся им, словно ядовитая змея.И Попов взрывается. В который раз взрывается, даже не пытаясь себя контролировать. Даже не пытаясь держать себя в руках.Потому что он сводит с ума. Его слова сводят с ума. Губы, руки, блять, даже глаза, — весь он сводит с ума.Просто срывает крышу, даже не понимая, что делает с ним.— Заткнись, — рычит Арсений, комкая ворот куртки парня в руках. — Ты и понятия не имеешь о том, во что вляпался.Антон отталкивает от себя мужчину, больно ударяя в грудь того и глубоко дышит.— А ты? Ты понимаешь? — Шастун знает, что пожалеет. Знает, что, блять, будет жалеть, но говорит. — Зачем твои грёбаные слова и поцелуи, если они на деле ничего не значат?Это было наивысшей точкой кипения. Внутри Попова всё давным-давно горело, а лицо у него полыхало не хуже.Не знаю, как у него хватило ума проигнорировать. Как у него хватило ума не нарываться на штыки.— Ошибка, — произносит он, пытаясь не смотреть в глаза парня. Иначе сдастся. Как всегда сдастся. — Это была ошибка.Что-то оборвалось внутри Антона, заставляя сделать шаг назад.Ошибка. Это была...— Ошибка, — шепчет Шастун, останавливаясь на месте и слегка пошатываясь.— Не начинай разыгрывать здесь спектакль, ради Бога, — выплёвывает мужчина, прикрывая глаза. — Было и было. Забыли?Ответа на свой вопрос он не слышит. Он вообще ничего не слышит, почему и начинает искать Антона глазами.Тот лишь отворачивается, продолжая шептать:— Ошибка, ошибка, блять, ошибка.А внутри всё такое тяжёлое, что, казалось, скоро канет под землю, оставляя за собой грязь.Грязь. От тебя одна грязь.Рука Арсения дёрнулась в сторону мальчишки, стараясь...успокоить?Лишь дёрнулась. Он сразу же спрятал её за спину, чтобы не поддаваться желанию дотронуться до н е г о.Парнишка стоял к нему спиной, но Попову не нужно было видеть его лицо, чтобы понять, что он смог. У него получилось задеть его.— Антон, я... — мужчина не успел договорить. Его остановил повернувшийся к нему лицом Шастун, взгляд которого — без преувеличений — был никаким. Просто пустым. Без единой чёртовой эмоции, если такое бывает.— Хорошо, — спокойно проговорил он, смотря на него исподлобья.Попов нахмурил брови, не понимая такой быстрой смены настроения парня.— Хорошо, — повторил он, ухмыляясь. — Как скажете.Арсений пытался найти в мальчишке хоть какой-то признак лжи.Ничего. Совсем ничего.— То есть, — медленно начал оперуполномоченный. — Мы разобрались с этим, да?Антон пожал плечами, смотря на Попова.— Я — да, а что с вами — не знаю.Мужчина поймал на себе взгляд парня. Тот самый взгляд. Тот чёртов взгляд, который он ловил в самом начале их знакомства каждую секунду. Тот самый посмотри-на-меня-ещё-раз-и-я-вырву-сердце-у-тебя-из-груди взгляд.Ему не нравился этот взгляд. Ему вообще ничего сейчас не нравилось.Он помнил, с какой нежностью смотрел на него Антон вчера.Когда... Целовал.Блять, целовал. Он его целовал.Попов чувствовал то, как сильно задрожали его колени и руки.Ты, блять, помнишь вообще, с каким трепетом он дотрагивался до тебя? С какой нежностью он смотрел на тебя?А та страсть, с которой он смотрел, когда ты решил поиграть с ним в вашем кабинете?Вашем кабинете. Вашем, чёрт возьми, кабинете.Арсений прикрыл глаза, судорожно выдыхая и пытаясь спрятать свои дрожащие руки.Они ходили по острию ножа. Каждый раз ходили по острию ножа. Каждый блядский раз, когда смотрели друг на друга, дотрагивались или пытались почувствовать друг друга гораздо сильнее.Забрал душу. И смерть. Смерть у тебя забрал.Потому что он всегда бросается в этот бесконечный омут ради тебя. Потому что он не может больше себя обманывать.Мужчина вжимается в дерево, стараясь в нём раствориться.Исчезнуть.Он хочет его. Хочет мальчишку. Полностью хочет.Его душу, глаза, голос.Т е л о.— Блять.Судорожно.Рывком.Перед глазами появились картины, которые сейчас ему просто не нужны. Просто, блять, не нужны.Как же я хочу тебя.Блять, как же хочу.Попов открывает глаза, всматриваясь в лицо Антона.Арсений вчера не солгал. Ни разу не солгал.Мальчишка действительно красивый.У мальчишки глаза такие живые-живые. А губы хочется целовать. Господи, так хочется целовать.— Блять, — снова.Попов запускает в волосы пятерню, стараясь прогнать эти мысли прочь.Прочь, блять, прочь.Антон состояния мужчины просто не замечает. Все его силы направлены на то, чтобы не выдать своё.Потому что Антон — тоже человек. И ему тоже может быть страшно.Состояние парня было слишком туманным, чтобы он смог понять одну очень важную вещь.Арсений лгал.
***
— Снимайте все украшения, — приказал строгий голос.— Что? — вырвалось у уже и без того напуганной Насти.— Украшения на стол.Женщина, стоящая перед ними, доверия совершенно не внушала. Да ещё и одета была чересчур ярко для такого пугающего места.Настя посмотрела на Аню, пытаясь найти в ней ту самую поддержку, в которой она так сильно нуждалась сейчас. Аня выдавила из себя улыбку, сжимая руку на талии девушки в кулак.— Для твоей же безопасности, милая.Настя судорожно выдохнула, а после начала снимать все украшения и класть их на стол.— Ваша палата находится в конце корпуса, номер седьмой, двери отделения запираются, прогулки можно осуществлять только с сопровождением с 4 до 6 вечера, лечение, назначенное вашим врачом, должно строго выполняться, посетители могут приходить только в определённые дни, — на одной ноте оттарабанила женщина. — Пройдёмте за мной.Врач двинулась вперёд, в то время как Настя и Аня семенили следом.— Если бы я не была уверена в том, что надолго здесь не задержусь, то точно свихнулась бы, — хмыкнула девушка, переплетая свои и чужие пальцы.
***
— Если ты собираешься вот так всю дорогу молчать... — начал Арсений, внимательно смотря вперёд.— То что? — фыркнул Антон, открыто демонстрируя мужчине своё безразличие. — Ты меня давно уже не пугаешь.Не цепляешь. Не цепляешь меня.Внутри Шастуна что-то медленно сдувалось. Каждый раз сдувалось, когда он говорил такие вещи.Или это было просто болью в спине?— Чёрт, — зашипел Антон, пытаясь сесть удобнее. — Чёрт.Арсений кинул на парня быстрый взгляд, не решаясь задать вопрос. Он боится, что маска, которую надел на себя Антон, — никакая и не маска, а это его состояние — самое настоящее.— В чём дело? — всё же решается он.— Спина, — продолжает шипеть парень, болезненно морщась.В эту же секунду его лицо приняло такой вид, словно он ляпнул что-то лишнее.Попов обеспокоенно всматривается в перекошенное от боли лицо Антона, а после резко останавливается около обочины. Шастун этого действия не понимает, внимательно следя за поведением оперуполномоченного, который неожиданно поворачивает парнишку к себе спиной.— Что ты...— Заткнись, — обрывает его мужчина, бережно кладя руки на напряжённые плечи Шастуна.А Антону больше и не хочется ничего говорить. Само осознание того, что Попов собирается сделать, затуманивает мысли, напрочь забывая о любом здравом рассудке.Антон чувствует лёгкие прикосновения ладоней мужчины, закрывая от удовольствия глаза и закусывая нижнюю губу. Сейчас ему всё равно на любые разногласия. Господи, так плевать на любые стены, что они построили.Ладони оперуполномоченного двигались настойчиво и мягко. Так, словно он занимается этим всю свою сознательную жизнь. Арсений осторожно массирует поверхность спины, внимательно рассматривая тонкую шею парня.Такая нежная кожа. Господи, такая нежная. И весь он такой красивый, что...Ладонь Попова разворачивается ребром, слегка надавливая на спину.Парень непроизвольно издаёт глухой стон, а после сразу же прикрывает рот рукой, стыдясь.Мужчина лишь ухмыляется, не убирая рук от расслабленной спины мальчишки. Пальцы Арсения делают круговые движения на лопатках Антона, слегка надавливая.Он никогда не признает этого, но он хочет услышать стон парня вновь. Снова, блять, хочет. И это неправильно. Чертовски неправильно.Ладони Попова рисуют незамысловатые узоры на спине Антона, надавливая подушечками больших пальцев. Шастун непроизвольно прогибается, соприкасаясь лбом с холодным стеклом.— Чёрт, — шепчет он, хватаясь за обивку сиденья.Неожиданно руки мужчины расслабляются, а грубые надавливания превращаются в лёгкие, почти неощутимые поглаживания по всей спине. Арсений медленно ведёт пальцами от поясницы до лопаток, а после останавливается, вырисовывая узоры.Он был так сосредоточен на этом, что не сразу заметил, что Антон глубоко дышит, вцепившись в сиденье и слегка приоткрыв губы.Пальцы правой руки медленно поднимаются выше, приятно щекоча спину Шастуна. Остановившись на шее, мужчина аккуратно проводит по ней пальцами вправо и замирает, боясь дышать.Замер и Антон, смотря на пейзаж за окном и ожидая дальнейших действий Арсения.Попов пару секунд обдумывал то, что собирается сделать.Правильно ли это? Будут ли какие-то последствия?И в последнюю секунду он плюёт на все правила и слова, целиком и полностью отдаваясь чувствам.Убивать тебя каждым прикосновением и воскрешать снова, чтобы научить тебя ч у в с т в о в а т ь.Рука оперуполномоченного аккуратно переместилась под подбородок, обхватывая тонкую шею парня и проводя большим пальцем от щеки до нижней губы Антона, а после перемещаясь на подбородок.Дыхание парня стало ещё более частым, а голова такой лёгкой-лёгкой, почти невесомой.— Что же ты делаешь? — шепчет Арсений перед тем, как прильнуть губами к шее Антона.С губ мальчишки слетает лёгкий стон, который мужчина ловит своим дыханием, вознося в небо.Господи, его стоны. Его чёртовы стоны.Мужчина не останавливается, продолжая покрывать нежную шею Антона россыпью поцелуев, слегка втягивая кожу в себя, прикусывая и посасывая, заставляя парня дрожать от нахлынувших на него чувств.Эта невинность, эти чёртовы стоны и дрожь в коленках...Ты ведь даже не понимаешь. Ни черта не понимаешь, как сильно сводишь с ума. Всё ещё сводишь с ума, сука.Кто ещё сможет так до тебя дотрагиваться? Кто ещё посмотрит на тебя так, как я?Кто будет так горячо целовать?Оперуполномоченный отпрянул также неожиданно, как и начал, не давая парню даже возможности сказать хоть слово.— Добровольский, — сорвалось у мужчины.— Что? — нахмурился Антон, тяжело дыша.— Чёрт, чёрт, — глаза у того просто бешеные.— В чём дело? — повернулся к нему Шастун, тяжело дыша. Его раздражала такая быстрая смена настроения мужчины.— Добровольский, — зашептал Попов, не сводя испуганного взгляда с Антона. — Игорь, мать его, Добровольский.Арсений почти услышал щелчок в голове парня, когда он произнёс это имя.— Сука, — зашипел Антон, сжимая зубы. — Как ты мог забыть про посредника?— Я?! — возмутился Арсений, изумлённо смотря на парня. — Я думал, что мы... В паре... Работаем.Лицо Шастуна озарила ухмылка, а сам он не сводил надменного взгляда с сидевшего рядом мужчины.— Скажите это, — промурлыкал он. — Или вам легче целовать меня, чем сказать, что мы партнёры?— Мы не...— Арсений Сергеевич, о чём вы только думаете? — наигранно возмутился Шастун. — Я говорю только о работе.Попов выдохнул сквозь стиснутые зубы, сжимая руль.— Ты же сам говорил мне трахать только работу, — заулыбался Антон, наклоняясь в сторону оперуполномоченного.— Я... — заикнулся Арсений. — Ты мешаешь мне вести машину...Ухмылка на лице паренька стала ещё шире, в то время как рука аккуратно потянулась к коленке оперуполномоченного.— Что ты... — испугался мужчина, переводя взгляд с дороги на руку Антона.— Тш-ш-ш, — зашипел Шастун, не сводя взгляда с перекошенного от страха лица мужчины.— Ты... Блять... — заскулил Арсений, когда рука парня стала подниматься выше, пересекая запретную линию. — Испытываешь... Меня.— Ну тогда ладно, — неожиданно оживился Антон, убирая руку и отстраняясь от мужчины.Арсений не сводил изумлённого взгляда с игривого лица мальчишки, в то время как тот вёл себя так, словно ничего не было, да и вообще его это не заботит.Попов тоже пытался так вести себя.Вот только коленку жгло от прикосновений.А шея парня горела от поцелуев.Но они вели себя так, словно ничего и не было. Потому что так легче. Потому что ничего и не должно быть.Потому что так правильно, а Арсений привык поступать правильно.Но ты к этому вернёшься. Обязательно вернёшься. Куда же ты, мальчик, денешься?
***
Сначала Насте показалось, что ничего страшного в этой больнице нет.Так казалось, пока Аня не оставила её одну. В седьмой палате. В сырой палате, в которой пахло плесенью и кислотой.От запахов хотелось блевать, а сам вид комнаты, в которую её поселили, внушал самое настоящее чувство отвращения.Медсёстры, с которыми девушке удосужилось подружиться за два часа её пребывания в больнице, не внушали никакого доверия. Это были грозного вида женщины бальзаковского возраста с чётко прорисованными линиями бровей остроугольной формы цвета угля. Голос их отдавал пугающей хрипотцой, от которой застывала в жилах кровь, а в горле нихуёвых таких размеров кирпич появлялся.Девушку вся эта обстановка пугала. Её вообще всё здесь пугало.Единственное, что не позволяло ей полностью потерять здравый рассудок, — это преданность работе. Это чувство ответственности.Ты ведь, когда в органы шла работать, и подумать не могла, что тебе будет страшно.Тебе никогда не должно быть страшно.Это ведь всегда было мечтой. Мечтой, к которой ты столько шагов сделала через силу. Ноги ломала, но шла.И что теперь?Разве сейчас что-то изменилось? Хоть что-то?Не изменилось. Поэтому Настя сейчас сидела в коридоре, пялясь на девушку, фотографию которой показали ей утром.Вика. Виктория. Победа. Какие тайны ты держишь в себе?Тёмные глаза следователя внимательно следили за каждым действием девушки напротив, которая беспокойно рассматривала что-то в окне.Глаза у неё карие. Как у Маши.Сука.Даже здесь не отпускает. Ни капли не отпускает.Сейчас эти мысли не нужны. Сейчас они лишние. Потому что эти мысли могут испортить весь план, а это повлечёт за собой цепь серьёзных последствий. Это домино. Ошибиться нельзя.— Красиво, — проговаривает Настя, обращаясь к девушке.Та дёргается, словно её током ударило, а после изучающе осматривает лицо следователя.— Стена в окне? — приподнимает бровь Виктория. — Очень.Настя кусает губу, предвидя провал, а после выдавливает из себя улыбку.— Для тех, кто находится здесь, даже стена в окне — какое-то разнообразие, не находишь?Девушка напротив недоверчиво косится на Настю, словно считает ту сумасшедшей.А, ну да. Нужно было учесть их нынешнее местонахождение.— Какой диагноз? — решает спросить девушка в лоб.Будь что будет.Вика снова испуганно шарахается, словно Настя не вопрос задала, а угрожала ей вырвать её сердце через глотку.— Что? — следователь приподнимает бровь, глядя на девушку с таким видом, словно вопрос, который она задала, самый обыденный.— Не подходите ко мне, — зашептала Вика, испуганно оглядываясь. — Я не хочу с вами разговаривать.Она машет кому-то рукой, не отрывая испуганного и внимательного взгляда от следователя. Через секунду к ним подходит молодой медбрат, который даёт девушке руку, а после уводит её в сторону коридора с палатами.И она ошибается.
***
Дверь за Антоном и Арсением захлопывается, пробуждая сонное отделение своим громким хлопком.— Где он? — произносит Попов, стремительно приближаясь к стойке, за которой стояла Ангелина, невозмутимо смотря на развевающееся пальто оперуполномоченного и семенившего рядом с мужчиной Антона.— Слышь ты, — устало смотрит на него девушка. — Я всё понимаю, но если вы думаете, что я помимо того, что хуеву тучу рук и свободного времени имею, так ещё и экстрасенс, то земля вам пухом.Арсений внимательно вглядывается в уставшее лицо Ангелины. Её тон так и намекает: заебалась. Девчонка заебалась. Сил больше нет.— Прости, — улыбается Попов, облокачиваясь о стойку, за что Ангелина шлёпает его по руке.— Только, блин, протёрла.Оперуполномоченный приподнимает руки в дружелюбном жесте, отходя на шаг от стойки.— Чего хотели? — спрашивает девушка, сдувая прядь со лба.— Паша у себя? — нетерпеливо спрашивает Антон, переступая с ноги на ногу.— Конечно, у себя, — с ноткой иронии фыркает Ангелина. — Где же ему быть? Кофе, наверное, пьёт. Или журналы свои читает. А Ангелина принеси-ка кофейку, Ангелина, перебери дела, Ангелина, заполни отчёты, подпиши за меня документы, Ангелина то, Ангелина сё. Никакой личной жизни!Девушка активно жестикулировала и возмущённо надувала губы, выдавая мужчинам эту гневную тираду. Закончив, она поставила локти на стол, положив голову на ладони, надула губы и, вздохнув, выдала:— На море хочу. Отдыхать.Арсений улыбается, умиляясь виду растрёпанной девушки, которую полностью сожрала бумажная работа.— Ничего, — говорит он. — Ничего, на выходных как-нибудь все вместе сгоняем, ладно?— Обещаешь? — с надеждой в голосе спрашивает девушка. — На два дня? С палаткой?— С палаткой, — улыбается мужчина, глядя на счастливое личико Ангелины.Девушка радостно улыбается и хлопает в ладоши, смотря на оперуполномоченного. А после перегибается через стойку, целуя его в щёку.— Арс, ты — солнышко! Самое настоящее!— Хуёвнышко он, — фыркает Антон, направляясь к кабинету начальника. — Может, поторопимся, моряк?Попов собрался было ответить колкостью на колкость, как вдруг возмущённый голос Маши перебивает его:— А кто будет с этим возиться? Зашибись ты устроился, конечно!Девушка спускалась по лестнице, держа телефон возле уха и возмущённо с кем-то разговаривая.— Да мне пофиг! Можешь хоть в мешке из-под картошки прийти, свадьба же не твоя.Она окидывает взглядом Антона, Арса и Ангелину и кивает, как бы приветствуя всех, а после снова возвращается к телефону.— Да хоть в платье моём иди, это же у меня, а не у тебя свадьба! Не знаю, дорогой! Не знаю, знать не хочу и слушать не буду. Это ты меня замуж позвал, а не я тебя. Всё, хватит мне мозги шатать, — произносит она и кладёт трубку.Маша какое-то время смотрит в экран телефона, а после глубоко вздыхает и выдаёт:— Пиздец.— Согласен, — отзывается Шастун, понимающе смотря на девушку.— Свадебные хлопоты? — мечтательно улыбается Ангелина. — Это та-а-ак прекрасно!— Если бы, — вздыхает Маша, подходя к стойке. — Шамиль нормального агента найти не может, который всё организует, а свадьба уже в июне! Чувствую, что поженимся мы такими темпами к нашему пятидесятилетию.— А Окс спрашивала? — спросила девушка, нахмурившись.— Окс беременна, — вздыхает Маша, что-то ища в телефоне.— Что?! — вскрикивает Попов, смотря то на одну девушку, то на другую. — Когда? Как? Кем? От кого?— Спокуха, — останавливает его Маша, приподнимая глаза. — Уже четвёртый... Или третий месяц. Пол ещё не знают, от Славы, естественно. Как? Ну... — девушка замялась. — Ты мальчик у нас большой, сам всё понимаешь...— Так вся жизнь пролетит, — задумчиво произносит Арсений, смотря почему-то именно на Антона.— Ангелина! — послышался громкий голос начальника отдела.— Вот и наш сладенький, — ухмыльнулся Антон, смотря на Попова.— Да, Павел Алексеевич? — пропищала девушка, смотря на начальника, вышедшего из своего кабинета.— Я жду свой кофе уже двадцать минут! — пыхтит он, направляясь в их сторону. — А это что за сборище? Работы нет?— Как раз-таки есть, — произносит Антон, поворачиваясь лицом к мужчине. — На пару слов, Павел Алексеевич. В ваш кабинет.Он ловит на себе обеспокоенный взгляд оперуполномоченного, прежде чем пройти с Добровольским в его кабинет.— Насколько срочный разговор? — спрашивает мужчина, когда за ними захлопывается дверь, и все погружаются в атмосферу, которая царила в кабинете Добровольского.Всё здесь имело своё место, ничто не могло лежать где-то не «там».Павел Алексеевич Добровольский — перфекционист, каких ещё поискать надо. Он любил свою работу, семью, ребят своих любил.Порой его напущенная строгость пугала его самого. Она пугала и отталкивала начальника, потому что... Это же его ребята. Это же та самая Маша, улыбка которой освещает всё их отделение, Настя, которая легко укажет на твои ошибки, поможет их исправить. Арс, который ради него в огонь и воду. Женя, Слава, Нурлан, Серёжа, Ангелина. Он ведь без них жизни уже не представляет.Себя без них не представляет.— Это от вас зависит, — спокойно говорит Шаст, садясь на мягкое кресло. — Садитесь. Чего встали?Добровольский смотрит на Арсения, пытаясь понять, какого вообще чёрта, а после снова переводит взгляд на Антона. Он медленно садится за своё рабочее место, не сводя напряжённого взгляда с Шастуна. Он и понятия не имел, что могло стать причиной этого серьёзного разговора.— Ваш брат, — начал Арсений, расхаживая по кабинету. — Игорь Добровольский...И неожиданно в мужчине что-то с грохотом отвалилось, заставляя того отойти на шаг назад.Игорь Добровольский.Почему они решили, что это именно его брат?Почему они не учли того, что Добровольский — не такая уж и редкая фамилия. А Игорь — достаточно распространённое имя.Попов еле удержался, чтобы не хлопнуть себя по лбу.— То есть... Я хотел сказать...Антон одарил его непонимающим взглядом, после чего решил взять инициативу в свои руки.— Вы...— Это ваш брат? — перебил Антона мужчина.Шастун удостоил оперуполномоченного яростным взглядом.— Это ваш брат, не так ли? — в лоб спросил Шастун, не сводя изучающего взгляда с Павла Алексеевича.Взгляд его скользил по каждому сантиметру лица начальника, пытаясь высмотреть в нём правду. Лицо Добровольского напряглось, а глаза стали вдвое больше, что не улизнуло от внимательного взгляда Шастуна.Неожиданно парень подрывается с места, подходя к начальнику. Он пару секунд всматривается в лицо мужчины, словно изучая того. А после указывает на него пальцем, произнося:— Что ты видишь, Арс?Оперуполномоченный какое-то время мнётся, пытаясь найти на лице мужчины хоть какие-то признаки эмоций.Безуспешно.— Страх? — наугад выдаёт Арсений.Парень лишь качает головой, не переставая улыбаться.— Нет, — ухмыляется он, поворачивая голову к Попову. — Он готовится солгать.Антон полностью поворачивается к Арсению, спрятав руки за спину. Он даже не понимает, что мужчина ни черта не может уловить. Потому что тот смотрит на его лицо, на его руки... Господи, его чёртовы руки. И уже не может думать о чём-то другом.Им завладела страсть. Им завладело это чувство риска. Его цепляет мальчишка. И ему хочется еще.Арсений привык поступать правильно. Но сейчас он сбился с пути.— Ничего, Павел Алексеевич, — вдруг выдаёт Шастун. — Даже если вы ничего не расскажете, мы узнаем, будьте уверены. Но вы же понимаете, что в ваших же интересах рассказать нам всё самим.Антон поворачивается к начальнику отдела, а после обращается к оперуполномоченному:— А вот это — страх, — парень расхаживал по кабинету, смотря на Добровольского.А Арсений глаз от него оторвать не может. Потому что сейчас он... Знаете, весь из себя такой. Строгий.И он понимает, что это его и притянуло. Эта строгость, пафосность, капризность и несносность притянула мужчину. И как бы он ни возмущался, это его Антон. Это тот Антон, которого ему хочется целовать. Хочется затыкать, ругаться, ссориться с ним.Ему хочется.Ему хочется быть рядом.Ему хочется кричать на него, а после каждому слову в ответ шептать «хочу».Но ведь наши желания — это только наши желания. И других они касаться не должны.Он желал Антона. Он хотел заполучить его. Полностью. Сделать его своим.Забрать его душу. Без остатка.— И не лгите. Я узнаю правду.Добровольский показушно фыркнул, смотря на мальчишку свысока.— С таким же успехом мы могли бы купить детектор лжи.— Но вы выбрали меня, — улыбается Антон, не отрывая взгляда от начальника, боясь упустить что-то важное. — Но всё-таки... Игорь Добровольский...— Игорь Добровольский действительно мой брат, — шепчет мужчина, слегка наклонившись к Антону. — Двоюродный брат. Знаете, который есть у каждого героя комедийного сериала. Который по сравнению с тобой — полное дерьмо, у которого нет образования, а за каждый день в дневнике три замечания минимум. Глупый братик, у которого нет будущего. Понимаете, о чём я?Шёпот звучал грубо и пугающе, заставляя кожу оперуполномоченного покрыться мурашками.Шастун лишь кивает, пытаясь следить за потоком мыслей Павла Алексеевича и не упустить ложь.Начальник горько усмехается, а после произносит, не сводя глаз с Шастуна:— Он мёртв.Ногти Попова впились в ладони, а зубы прикусили щеку чуть ли не до крови.Почему они вообще подняли эту тему?Антон же даже бровью не повёл, лишь продолжил:— Как?— Антон, — шикнул оперуполномоченный, виновато смотря на начальника.— Тебе, блин, нужны ответы? — зарычал Шастун, слегка поворачивая голову к мужчине.— Всему должен быть предел.— Поэтому ты всё ещё не распутал это дело! — выплюнул мальчишка. — Потому что вогнал себя в рамки!Арсений встал столбом. Его тело словно онемело, не позволяя сделать шаг вперёд или назад. Он вообще ничего с собой поделать не мог.Он снова бросает его в пекло, даже не понимая. Ни черта не понимая, что чувствует мужчина.Антон, видимо, понял, что действительно переступил через границы дозволенного.— Хорошо, — вздыхает он, явно перешагивая через себя. — Ладно, дай мне время, ведь я же прелесть?Парень улыбается. А Попов всё ещё и слова сказать не может. Лишь кивает. Кивает, а потом подходит к мальчишке, кладя ему руку на плечо.Надеется, что сможет его контролировать.Никто не может. Никто никогда не мог.Ему страшно, когда так. И ему страшно, когда всё иначе.Ему страшно.— Как он погиб, Павел Алексеевич? — щурится Антон, слегка наклоняясь вперёд и сбрасывая руку мужчины со своего плеча.Его руки не могут им управлять. И голос его тоже.— Утонул, — цедит Добровольский. — Тела не нашли.Шастун какое-то время всматривается в выражение лица начальника, а после произносит:— Вы верите в Деда Мороза?— Что? — произносят мужчины одновременно.Выражение лица парня ничуть не меняется, когда он слышит этот удивлённый тон.— В Деда Мороза верите? — повторяет Антон, не сводя внимательного взгляда с мужчины.— Шастун, блять, что за шутки...— Верите?— Нет! — выкрикивает разозлённый начальник.— Когда перестали верить? — продолжает парень.— Честное пионерское, Шастун, ещё слово...— Вам сложно ответить? — шипит парень, не переставая следить за лицом мужчины.Добровольский выдыхает, словно борясь со своими внутренними демонами.— В начальной школе.— Всё ясно! — вскрикивает Антон, поднимаясь на ноги. — Мне всё понятно.— Что тебе понятно? — взрывается Павел Алексеевич, приближаясь к мальчишке, но смотря почему-то на Попова. — Мне, например, ничего не понятно.— Да вы все менты такие, — фыркает Шастун, делая шаг назад.— Ещё слово...— И что? Уволите меня? — парень приподнимает бровь, а ухмылка не сползает с его лица.— Что ты увидел? — спрашивает Добровольский, не понижая голоса.— Страшно, да? — улыбается Антон.— Шаст... — Шепчет Арсений, поджимая губы.— И под него ты стелешься? — ухмыляется Шастун, совершенно не контролируя свой словесный поток.— Закрой рот, — рычит оперуполномоченный, делая шаг к нему навстречу.Между этими двумя практически виднеется эта стена из недопонимания. Она выстроена этими колкими словами и взглядами, что они бросают друг другу из раза в раз.— А то что? — хмыкает парень, подходя к нему вплотную.Никто из них не думал, что сейчас рядом с ними находится их начальник, который всё это шоу видит. Видит и делает выводы, которых делать не должен.— Он не верит в то, что его брат мёртв, — выдаёт Антон, не сводя глаз с лица Попова.— Что? — хмурится оперуполномоченный, хватая парня за запястье. — Что это значит?— Он что-то знает, — Шастун поворачивается к начальнику отдела. — Не так ли, Павел Алексеевич?Антон видит эту эмоцию. Она закипает медленно, окутывает тело мужчины постепенно, обжигая тонкую кожу своим огнём. Только эта эмоция появляется на лице не сразу. Гнев. Добровольский в гневе.— Пошли вон, — цедит он, прикрывая глаза.— Хотите сказать, что это неправда? — продолжает Антон, отчего чувствует, как рука оперуполномоченного сжимается сильнее вокруг его запястья.— Дежурство, — рычит мужчина, сжимая кулаки. — Сегодня. Обоим.Шастун ухмыляется, не сводя глаз с лица начальника.Издевается. Он издевается.— Пошёл ты, — произносит он, прежде чем развернуться и направиться к выходу из кабинета.Добровольский эту фразу мимо ушей пропускает. Лишь выкрикивает ему вслед:— Если не явишься, то отстраню от дела!И ухмылка на его лице такая гадкая, что хочется плеваться. В него плеваться.Но Арсений лишь произносит тихое «Шаст», прежде чем выбежать в коридор и начать искать его глазами.И не найти.
***
Я просто кошмар. Я был кошмаром долгое время даже после того, как меня схватили. С годами становится очевидно, что мой мозг был заполнен ужасными, чудовищными мыслями и идеями. Кошмар.© Джеффри Дамер.Я не вижу смысла в том, что делаю.Я не вижу смысла. Я не вижу. Не вижу. Себя не вижу. В себе не вижу. Без себя не вижу.Я боюсь увидеть то, что напугает меня.Меня никогда ничего не пугало.Но я не вижу страха. И себя без страха не вижу.Не вижу. Не вижу.
***
За окном горел Калининград, неприятно обжигая светом глаза мужчины. Мужчины, который горел вместе с городом, медленно попивая из обычной кружки Матвиенко коньяк этого самого Матвиенко, который он припрятал для какого-то важного случая.Попов ухмыльнулся, закинув ноги на подлокотник дивана, и откинул голову назад.Столько мыслей в голове ненужных вертится. И все об одном человеке, который сейчас неизвестно где.— А н т о н, — шепчет оперуполномоченный, словно пробуя каждую букву на вкус. Словно пытаясь понять, как это звучит из его уст.Арсений сдавленно хихикает, прикрывая глаза.Такой пьяный сейчас. Такой пьяный и несносный, что его даже радует то, что Шастуна сейчас рядом нет. Он бы ему такого наговорил...Мужчина тянется к лежащему на полу телефону, переключая уже надоевшую песню и смешно хмуря брови.— Ну-у-у, — тянет он, пытаясь нащупать гаджет.Справившись с этой задачей, он блаженно улыбается, нажимая на стрелочку. Слух сразу же ласкает давно знакомая песня, от которой у него каждый раз табун мурашек по спине пробегает.Звук гитары сразу же заполняет комнату, отражаясь от стен и въедаясь в саму кожу. И на лице лёгкая улыбка, потому что он помнит все слова наизусть. Они вросли в его кожу, точно татуировка, которую он сделал в юношестве по глупости.Мужчина делает звук громче, подпевая песне Train Ticket «Револьвер».Нога стучит по обивке дивана в такт песне, а с губ слетает лёгкий шёпот.— Всё в моих руках стало таким пустым...Арсений блаженно прикрывает глаза, произнося фразы из песни:— Я заряжаю этот револьвер, — он хмурится, когда забывает следующую строчку. — Это было так красиво, как цветение сирени... Я умею играть. И мне наплевать...Оперуполномоченный медленно приподнимается, протягивая руку к кружке с алкоголем.— Порох на твоих руках. Кровь застыла на моих губах.Когда звучит проигрыш, Попов делает глоток и давится, потому что дверь тихонько приоткрывается, а в помещение заходит хмурый парнишка, пряча руки в карманах синей куртки. Однако мужчина не останавливается, продолжая подпевать песне, в которой уже звучал припев:— Не хватает минут, но обратно не вернуть, — шептал Арсений, не отрывая взгляда от Антона, который направился прямо к своему рабочему месту, не удостоив Попова даже взглядом. — Ни о чём не жалей...Мужчина пропустил пару строчек, пьяно смотря на парня, ожидая хоть какой-то реакции от него.— Заряжай револьвер, закрывай за нами дверь. Мы уходим все. Мы уходим поколением, — продолжал оперуполномоченный, потянувшись к телефону, чтобы переключить песню.В то время Антон пытался смотреть куда угодно, но только не на Арсения. Его куртка давно валялась где-то на полу, а сам он повернулся к окну, всматриваясь в тёмную улицу.Мужчина ухмыльнулся, переключая песню. Все его чувства спутались в один клубок, не давая тому возможности зарыть их поглубже и не вспоминать. Потому что он желал мальчишку.Все его слова, сказанные Антону с утра, растворились в голове оперуполномоченного, не давая ему понять, что он делает Шастуну больно. Чертовски больно и неприятно.Заиграла следующая песня, заполняя собой всё пространство. Мальчишка в слова не вслушивался. Он вообще старался на Попова не смотреть. Старался безразличным казаться. Потому и смотрел на своё отражение в окне. И видел в нём самого Дьявола.Арсений встаёт с дивана, пьяно улыбаясь и пиная телефон в сторону стола, а после делает последний глоток напитка и ставит кружку на стол.На какую-то долю секунды в глазах мужчины блеснула неуверенность. Лишь на секунду. После он отбросил все сомнения прочь. Глаза у него загорелись, а сам он легонько закачал головой, прикрывая глаза.Мелодия в песне плавная, как и движения Арсения.Глаза у него были закрыты, но он знал: мальчишка смотрит.И он действительно смотрел. Следил за плавными движениями мужчины, стоя у окна. И ни слова произнести не мог.Блять.Арсений красивый. У него руки красивые.И губы тоже красивые. И весь он чертовски красив. По-своему.Неожиданно для Антона глаза мужчины приоткрываются. Он ищет парня взглядом, а когда находит, пропевает строчку из песни:— Ещё одна ночь вместе, слышишь, душа моя?И смотрит почему-то прямо на Антона. Глаз с него не сводит. Как ребёнок маленький пялится, слегка приоткрыв рот.Ни слова друг другу. Просто ведут немой диалог одними глазами.И в глазах парня всё читается. Не сразу, но читается.И Попов срывается с места, когда слышит, что песня затихла.Он хочет видеть больше. И ближе. Потому и подходит к парнишке почти вплотную, не отрывая от него безумного взгляда.И он смотрит. Смотрит и смотрит, пытаясь понять и запомнить.У него глаза ведь даже не зелёные. Или ему так из-за темноты так кажется?А у Шастуна ноги подкашиваются от такого близкого контакта. Руки дрожат и колени трясутся, когда мужчина настолько близко.Арсений ухмыляется, когда слышит знакомую обоим песню.Приятный голос Элвиса Пресли окутывает тела обоих, заставляя забыть обо всех разногласиях, когда оперуполномоченный протягивает руку Антону в приглашающем жесте.Антон недоверчиво смотрит на протянутую ему ладонь, а после в пьяные глаза мужчины и мотает головой.— Я не...— Только попробуй сказать, что не танцуешь, — ухмыляется Попов, протягивая руку ещё ближе.— Я... — пытается подобрать слова Шастун. — Ты...— Ты можешь доверить мне свою жизнь, но не можешь дать мне свою руку, — улыбается Арсений, опуская глаза и качая головой.Слова эти звучат словно вызов. А любой вызов — это проигрыш для Антона.И он снова поддаётся мужчине, делая шаг и кладя руку на его ладонь, ощущая тепло его тела.От него пахнет коньяком, отчего мальчишка издаёт тихий смешок, пряча лицо в плече оперуполномоченного.— Что... — Хмурится Попов. — Что такое?Он чувствует запах волос парня, вдыхая его всё глубже. Утопая в нём всё глубже.Зарываясь глубже.Арсений легонько покачивается на месте, обвивая тело мальчишки руками.— Смотри на меня, — сглатывает он, сжимая его талию. — Сейчас.И Антон смотрит. С таким трепетом смотрит, что оперуполномоченный не сразу понимает, что, кажется, забыл дышать.А когда снова начинает дышать, он поёт.Пропевает слова, только на русском языке, смотря Шастуну прямо в глаза. Словно поёт для него. О нём поёт.— Мудрецы говорят, что спешат лишь дураки, — тихо подпевает он. — Но я не могу не... Любить тебя.И взгляд у него пьяный и такой уверенный, что у парня ноги подкашиваются, когда он слышит его слегка хриплый голос.Ты вообще слышишь, что он только что сказал?Мальчишка прикрывает глаза, сразу же слыша шёпот мужчины:— Не закрывай... Глаза. Смотри на меня.Антон с большим усилием открывает их, продолжая неуклюже покачиваться вместе с оперуполномоченным в такт мелодии.А Арсений смотрит. Смотрит так, словно ничего красивее в жизни не видел. Словно весь мир на этом мальчишке сосредоточен.Что-то, что давно спало в них, наконец проснулось, обнажаясь в этом танце.Всё вокруг них отдалось этой песне. Всё вокруг них танцевало.Каждое их движение было друг для друга.Арсений смотрел на Антона. На плавные движение Антона и понимал: это — единственное, что он хочет видеть сейчас.Он хочет ощущать его частый пульс и понимать, что он является тому причиной. Потому что сейчас он для него — всё. И он берёт его целиком, произнося последние слова песни:— Возьми мою руку. Возьми и всю мою жизнь...Щёки обоих пылали, руки тряслись, а глаза блестели.— Потому что я не могу не любить тебя, — шепчет Арсений, прежде чем утянуть парня в поцелуй.Трепетно касаясь друг друга, они словно не думали о том, что будет дальше. Мысль о том, что они делают что-то запретное, кружила им головы.Они желали друг друга. И они оба не могли этого отрицать, сколько бы не отталкивали друг друга.Арсений чувствовал тепло, исходящее от парня. Он чувствовал что-то ещё, но не мог разобраться, что это было.Или не хотел.Губы парня двигались аккуратно и неспешно, целуя оперуполномоченного с трепетом и нежностью, точно тот вот-вот исчезнет.Попов потянулся рукой к щеке мальчишки, сразу же почувствовав небольшую щетину и жар, исходящий от него.Мужчина оторвался от желанных губ, не отрывая страстного взгляда от Антона.— Скажи мне остановиться, — зашептал Арсений, опаляя лицо Шастуна горячим дыханием.Лицо парня озарило недопонимание, а руки, которые секунду назад с силой сжимали рубашку оперуполномоченного, расслабились, отпуская лёгкую ткань.— Ты хочешь прекратить? — спросил Антон.Он не мог понять, что творится в голове у мужчины. Не мог понять, что творится у него самого в голове.— Не хочешь, — выдал Шастун, найдя ответ на лице Арсения.— Не нужно считывать меня, — пьяно улыбается Попов, притягивая мальчишку ближе к себе.— Как я могу не считывать того, чьи мысли мне даются тяжелее всех? — рвано выдыхает парень перед тем, как его увлекают в новый поцелуй, уже более страстный.Арсений явно доминирует, прижимая Шастуна ближе к себе.Антон издаёт рваный стон, когда мужчина оттягивает его нижнюю губу. Попов ловит этот стон своими губами, ни на секунду не отрываясь от губ мальчишки. Его движения властные, а взгляд жадный, словно он не может им насытиться.А он, блять, действительно не может.Руки Арсения сжимают футболку Антона, когда оперуполномоченный толкает парня к стене, не отрываясь от податливых губ.Тело мужчины полностью прижалось к телу парня, когда поцелуи Арсения перешли на шею юноши.— А-а-рс, — заскулил парень, прикрывая глаза.— Сейчас, — шепчет Арсений, покрывая бледную шею поцелуями, прекрасно понимая, что на ней останутся следы.И у него просто сносит крышу.На нём останутся следы. Твои следы. Твои метки, Господи.— Арс, — хнычет парень, когда мужчина прижимается телом к его стояку.— Сейчас, милый. Сейчас, мой хороший, — шепчет мужчина, опускаясь на колени.Внутри Антона — взрыв. Арсений это видит. Он видит в его глазах сладостное предвкушение.Он видит в его глазах больше, чем целый мир. Он видит в Антоне жизнь.Рука оперуполномоченного аккуратно сжимает возбуждённый член парня сквозь ткань, отчего изо рта мальчишки вырывается громкий стон, который он сразу же старается заглушить, прикрывая рот ладошкой.Он толкается бёдрами вперёд, заставляя мужчину сильнее сжать руку, отчего парень вновь издаёт глухой полустон, отрезвляя сознание Арсения.Он же сейчас так пьян.Мужчина резко отстраняется, понимая, что то, что они собирались сделать, — неправильно. Что так не должно быть.— Блять, — вырывается у него, когда он осознаёт, что снова натворил. — Нет, блять... Я... Нет, мы же...Он боится поднять глаза на Антона. Но этого и не нужно. Парень и так всё видит. Видит и рычит, злобно скаля зубы:— Ублюдок.Арсений закрывает глаза, болезненно впиваясь ногтями в ладони.Какой же ты идиот. Какой ты идиот.Внутри мужчины что-то разорвалось на тысячи кровавых лоскутов, заставляя скорчиться от боли.И Арсений понимает, что заслужил. И Арсений понимает, что этой боли недостаточно.Поэтому, когда мужчина слышит быстрые шаги, а за Антоном захлопывается тяжёлая дверь, кулак Попова впечатывается в холодную стену.А все его чувства крошатся в пыль.И от них ничего не остаётся.От Арсения ничего не остаётся. Лишь пыль, которая не даёт дышать.Ты многих оставил. Только его не оставляй.Никогда его не оставляй.
***
Девушка проигрывать не собиралась. Даже давящие на неё стены больницы не могли остановить её желание помочь поймать mon cher.Поэтому Настя составила у себя в голове чёткий план действий. Сначала она найдёт Аню, которая даст ей информацию о палате, в которую поселили Викторию, а после даст ей ключи от этой самой палаты. А дальше проще простого. Придётся надавить на девушку, если сама она не расколется.Как говорится, если гора не идёт к Магомеду, то Магомед идёт к горе.Что следователь сейчас и делала, стараясь выполнить первый пункт плана. А именно найти Аню, которая сейчас плутала хуй знает где, между прочим.В отделении сейчас время процедур и посещений врачей, так что в коридорах никого, кроме этих самых врачей, не было, что немного затрудняло незаметное перемещение девушки по больнице.За последние две минуты на глаза ей не попался ни один санитар или врач, что не только радовало Настю, но и пугало. Ведь не может всё идти так хорошо.Или может?— Девушка! — послышался взволнованный голос.Следователь остановилась, как вкопанная, испуганно выдыхая сквозь стиснутые зубы.— Вы заблудились? — поинтересовалась дружелюбная медсестра, подходя к девушке.Настя натянула на себя невинную улыбку, выпрямила спину, отполировала взгляд и поспешила повернуться лицом к медсестре.— Да... Я никак не могу найти свою палату, — улыбнулась девушка, натянув на себя потерянный вид.— Сейчас, не беспокойтесь, — улыбкой на улыбку ответила медсестра. — Фамилия?Что-то в голове следователя щёлкнуло, заставляя ответить:— Молчанова. Виктория Молчанова.— Молчанова, — протянула девушка, всматриваясь в большой серый блокнот. — У вас сейчас приём у доктора Исаева на втором этаже.Настя уже была готова на провал, но какая-то неизвестная сила заставляла двигаться дальше, словно шепча нужные слова прямо на ухо.— Я только что от него, — находит девушка, снисходительно улыбаясь. — Вечно забываю номер своей палаты.— А, так вы недавно к нам поступили!Следователь кивнула, заламывая пальцы, всё страшась, что её план с грохотом провалится, оставляя девушку в дураках.— Десятый номер, в конце корпуса, — произносит медсестра, закрывая блокнот. — И не теряйтесь больше.Настя поспешно благодарит девушку, а после едва сдерживается, чтобы не побежать в коридор с палатами, заставляя себя идти спокойным шагом.Достигнув своей цели, то есть комнаты, на двери которой виднелись две большие белые цифры 1 и 0, следователь дёрнула ручку двери, даже не ожидая того, что та раскроется.Палаты запираются каждый раз, когда пациент уходит на приём.Благо девушка работает с Нурланом, которому даже замок на двери — не помеха, и который успел обучить её искусству открытия всех замков.Достав из волос небольшую шпильку, Настя выгнула её в определённой форме, а после осмотрелась по сторонам. Незваные гости ей сейчас не нужны.Немного повозившись с замком, который, к счастью, был устроен несложно, девушка услышала негромкий щелчок, оповестивший её о том, что дверь открыта. Спрятав орудие взлома в карман джинсов, Настя аккуратно приоткрыла скрипучую дверь, ещё раз осмотрела пустой коридор и пролизнула в палату.Палата Виктории попадала прямо под прямые лучи солнца, видимо, находясь на хорошо освещаемой солнцем стороне больницы. Палата явно была рассчитана на двоих, о чём говорили две кровати, стоящие на разных концах помещения.Не теряя времени, следователь стала открывать ящик за ящиком, стараясь найти там какую-то информацию, которая сдаст девушку с потрохами.Ящик за ящиком, тумбочка за тумбочкой. И ничего. Комплект вещей девушки Насте ни о чём не говорил. Только то, что вещи явно были собраны в попыхах.Неожиданно в дальнем конце комнаты сверкнула вспышка, уведомлявшая о новом сообщении.Девушка ухмыльнулась, направляясь к гаджету.А ведь в этой больнице телефоны строго запрещены.Взяв мобильник в руки, на следователя упала ещё одна проблема. Телефон был защищён.— Ну бля, — выругалась она, пряча телефон за спину.В коридоре послышались неспешные шаги.Ну, если по плану не получилось, то будем действовать при помощи шантажа.Сначала в дверной замок явно попытались засунуть ключ, но, заметив то, что он не поворачивается, просто распахнули дверь.В палату зашла всё та же девушка, только тёмные густые волосы были убраны в аккуратных хвостик на голове.Виктория, видимо, не сразу заметила присутствие постороннего в своей палате. Поняла она это лишь тогда, когда услышала наигранный кашель следователя.Обернувшись, пациентка нахмурилась, а после заметила свой телефон в чужих руках. На лице её смешались злость и страх. Эмоции по сущности своей разрушительные. Им вместе быть опасно.— Что вы...— Значит так, — перебила её Настя, вертя телефон в руках. — Или ты рассказываешь мне всю правду о том, что ты знаешь о mon cher... Или персонал узнаёт об этом, — она помахала телефоном перед носом девушки.И выход у неё только один.Ты ведь снова вернёшься ко мне. Куда же ты, милый, денешься?©Арсений.Песни, которые использовались в этой главе:Train Ticket — револьвер.NAT — душа моя.Песня, под которую Антон и Арсений танцевали:Elvis Presley - Can't Help Falling In Love.