АСП

     Антон слегка заторможенно наблюдает за тем, как Клава бросает в кресло сумочку и влетает в объятия Арса, который, улыбаясь немного шокированно, но искренне, сгребает ее в охапку и поднимает в воздух. Девушка хохочет, тискает его за шею, что-то бормочет, а Арсений только смотрит на нее ошалело, а потом переводит блестящий взгляд на Антона и осекается.

      Плавно опускает Клаву на пол, поправляет его-свою футболку и улыбается немного нервно.

      — Я могу все объяснить, — отвечает он прежде, чем Антон успевает открыть рот.

      — Я надеюсь, — отзывается тот, переводя взгляд с одного на другого. Не то чтобы он злится, ревнует или что-то такое — скорее просто не понимает, в какой реальности эти два совершенно разных человека могли пересечься. Уж явно не в одной школе учились — это был бы настоящий абсурд судьбы, в такое едва ли можно поверить.

      — Мы просто — сколько лет назад? — Арсений смотрит на Клаву, но потом дергает головой, мол, не важно, — короче, какое-то время назад вместе в одном клубе выступали. Я тогда только начинал танцевать и всему учился, а Пепси уже прошаренная была — ты же, вроде, с детства в танцах? — та кивает и обхватывает себя руками: видно, что ей немного неловко.

      — А почему ты «Агат»? — интересуется Антон, взглянув на Арса.

      — Бар назывался «Тиара», там все танцовщики назывались как камни.

      — А почему ты ее называешь «Пепси»?

      — А, это я дразнил ее из-за фамилии. А так она была «Изумруд». Но вообще… — он снова шокированно смотрит на нее, — странно, почему я не узнал тебя по фотографиям, Антон же мне показывал, причем не раз и не два.

      — Так покрасилась, похудела, — мягко отзывается Клава и переводит взгляд на Антона. — Я даже не знаю, что спросить сначала: что ты ему обо мне рассказывал или откуда вы вообще знакомы? — и снова смотрит на Арса. — Вы давно дружите? Вот уж кого точно не ожидала встретить при таких обстоятельствах.

      — Ну, как тебе сказать, — Арсений ерошит волосы на затылке, исподлобья поглядывая на Антона, а потом пожимает плечами и выдает: — Если бы не ты, мы бы сейчас трахались, а так да, мы дружим. Правда, не очень давно, но…

      Антон так глубоко вдыхает, что закашливается, и совершенно охуевше смотрит на Арса. Вот так просто? Так в лоб? Не то чтобы он собирался скрывать это — он бы, скорее всего, рассказал все-таки Клаве обо всем, но сейчас у него перехватывает дыхание и вспыхивают кончики ушей.

      Но еще больше он удивляется, когда Клава зависает, но не устраивает сцену и даже не сильно меняется в лице — только вздыхает, поджав губы, и мягко качает головой.

      — Если уж я в свое время не удержалась, то неудивительно, что даже Антон с его принципами пошатнулся. Ты умеешь очаровывать, Арс, тебе ли не знать.

      Арсений открывает рот, чтобы пошутить, но Антон его опережает, подняв обе руки и пялясь на них во все глаза.

      — Стоп! Секунду! Ты… — он смотрит на Клаву, — ты сейчас сказала, что вы с ним… ?

      — Спали? — Клава приподнимает брови. — Да. Даже раза три, вроде. Антош, — она мягко гладит его по плечу и улыбается, — пойми, пожалуйста, в «Тиаре» все спали со всеми, а Арс… — она указывает на него и хмыкает, — ну как тут сдержишься.

      Антон одаривает их взглядом «мне нужно это переварить», неопределенно взмахивает рукой и уходит на кухню. Наливает себе воды, потом, немного подумав, плещет в стакан виски и осушает пару глотков залпом. Морщится, слышит смешки за спиной и, обернувшись, видит стоящих в дверном проеме Арса и Клаву: оба с широкими улыбками и бесенятами в глазах.

      Антон зачем-то представляет, как они втроем…

      — Нет, — агрессивно качает головой, — не-а, no, ни за что, ясно?

      — Не больно-то и хотелось! — Клава показывает ему язык и уходит в комнату переодеваться, а Арсений наоборот подходит ближе, разворачивает к себе спиной и начинает мягко массировать напряженные плечи.

      — Ну, чего ты? — ласково целует в шею и уверенно двигает пальцами, помогая расслабиться. — Загнался из-за этой ерунды? Ромашка, все же взрослые люди. Секс — это просто секс. Не стоит делать из этого драму.

      — Я… и не делаю, — отзывается Антон, опершись о подоконник и прикрыв глаза. Прикосновения слишком приятные, он буквально расползается под пальцами Арса. — Просто… Довольно трудно спокойно отреагировать на то, что твоя девушка и твой… короче, что у вас что-то было.

      — Я тогда только раскрывал в себе Графа, — поясняет Арсений, спускаясь пальцами по спине, растирает ребром ладони, снова массирует подушечками, перекатывает костяшки, и Антон закусывает губы, чтобы не застонать, потому что по телу бегут мурашки от удовольствия. — А она уже была довольно взрывная… И я тянулся к ней, учился. Она была поразительной: пухлые щеки, детская непосредственность, каштановые волосы до середины спины… Везде с гитарой и кучей текстов в голове. Пепс! — окликает Арсений. — А ты все еще пишешь песни? — молчит какое-то время, а потом пожимает плечами и продолжает массаж. — Не слышит, наверное.

      В какой-то момент он нажимает на какую-то особенную точку на пояснице, и Антон складывается чуть ли не пополам: утыкается лицом в стекло, жмурится и впивается пальцами в край подоконника. Сипло выдыхает «Арс-с-с», ведет лопатками, как большая кошка, и сглатывает.

      Слишком хорошо.

      Затылком ощущает улыбку Арса, вздрагивает, когда тот прижимается сзади, спускается хаотичными поцелуями по шее, слегка оттягивает воротник футболки, чтобы лизнуть покрытую потом кожу и прихватить ее зубами.

      Антона откровенно так подкашивает такое поведение Арсения — когда тот дразнится, издевается, распаляет, но при этом тормозит. Стоит ли говорить о том, что возбуждение только успело потухнуть, а сейчас его поджигают снова, причем весьма успешно — Антон слишком падок на эти игры Попова, чтобы игнорировать мурашки по телу и покалывание внизу живота.

      Он дышит чаще, более хрипло, облизывает губы и поглядывает на Арса через плечо, перехватывает его взгляд и слегка прогибается, когда чужие пальцы забираются под длинную футболку и поглаживают напряженные бока и втянутый подрагивающий живот.

      — Арс… — выдыхает и давится собственным стоном, когда Арсений спускается ладонью ниже, накрывая пах, кружит почти неощутимо, но этого достаточно, чтобы рот заполнился слюной. — Сейчас, возможно, не самый лучший момент, чтобы…

      — С чего бы это? — насмешливо интересуется Арсений, продолжая все увереннее и жестче поглаживать его, скользя ладонью по грубой ткани штанов, потом забирается пальцами под нее, запускает их под белье, и Антон откидывает голову ему на плечо, зажмурившись, и неосознанно толкается бедрами навстречу.

      У Антона в голове все мешается, когда Арс включает вот этот пред-графный режим: хоть стой, хоть падай, главное успей кончить. И сейчас он чувствует, как напрягаются мышцы живота, как член отзывается на незамысловатые ласки, как ноги немного немеют, и хрипло стонет.

      — Ох, мальчики, — слышится смешок, и на кухню выходит Клава в его огромной футболке. Прислоняется к стене, скрестив ноги, обнимает себя одной рукой, а второй касается губ, наблюдая за ними. — Я вам не помешала?

      — Не то чтобы, — хмыкает Арсений, целует Антона в шею и с явным сожалением вытаскивает руку из его белья. Антон недовольно скулит, снова прижавшись горящей головой к стеклу, поправляет член в трусах и медленно оборачивается.

      Вся ситуация похожа на какой-то сюр: ему только что дрочил парень, который взрывает ему голову и выжимает остатки нервов, на глазах его девушки, при этом эти двое в недалеком прошлом неплохо так проводили время вместе. У него в голове не укладывается, что все это действительно происходит, хочется даже ущипнуть себя — вдруг проснется.

      Правда, он так и не просыпается, а только упирается взглядом в присевшего на край тумбочки Арса, смотрит на застывшую в ожидании Клаву и сглатывает. Такое чувство, что он — кролик, попавший в капкан, а на него смотрят два охотника, прекрасно понимая, что он не вырвется.

      Какая-то часть его реально задумывается над тем, а, может, реально попробовать, но другая — более адекватная и рациональная, по крайней мере превалирующая до того, как в его жизни появились эти двое (хотя бо́льшая вина, скорее всего, лежит именно на Арсе), — отвечает агрессивным отказом и мямлит что-то вроде: «Может, в «Монополию?».

      Однако что-то ему подсказывает, что в их случае «моно» не работает.

      Он немного нервно хмыкает, допивает остывший еще утром чай и, обойдя Клаву, идет в спальню. Расправляет одеяло и покрывало, поправляет подушки, зачем-то сдвигает бра у кровати — короче, делает все, что угодно, лишь бы занять руки. Отвлекается, только когда слышит смешок из-за спины и, обернувшись, видит Клаву.

      — Успокойся. Если тебе такое не нравится, то никто не будет тебя продавливать. Не нужно бегать от нас — нам, может, тоже неловко из-за происходящего.

      — Вам? Неловко? — Антон приподнимает брови.

      — Ладно, нам плевать, — соглашается та. — Но в любом случае ситуация, знаешь, анекдотичная. Не катастрофа, но… Интересно. Да и…

      — Почему ты вообще не злишься? — не выдерживает он, нахмурившись. — Типа… Ты приходишь домой, а я… Я, фактически, был готов изменить тебе. Причем с парнем. Хотя ладно, это не что-то прям страшное — ты, вроде, нормально относишься к этой теме, — но сам факт. То есть… Ты вообще не злишься? И даже не говори, что это из-за Арса, — он морщится и скрещивает руки на груди.

      Клава смеется, поправляет волосы и плавно садится на край кровати. Закидывает ногу на ногу, одергивает край футболки и спокойно смотрит на Антона снизу вверх. Убирает какую-то пылинку с его штанины, облизывает губы, обдумывая свои слова, и отвечает:

      — Я знаю, что мне с тобой очень повезло. Мало того, что ты согласился помогать Элу, так еще и пустил меня к себе. Ты добрый, обходительный, мягкий, тактичный… Я таких мужчин не встречала уже очень давно. И я понимаю, что, возможно, у нас не то чтобы сильные чувства и прям любовь-любовь… Но я безумно ценю то, что ты для меня делаешь. И да, возможно, мне немного неприятно из-за того, что тебе меня мало, но в то же время я очень благодарна тебе за то, что ты делаешь для меня, и было бы глупо с моей стороны требовать от тебя больше, чем ты можешь мне дать.

      Антон удивленно смотрит на нее, хлопая ресницами, и проводит пальцами по челке. То есть все настолько прозрачно? И ее все устраивает? От этого ее податливость и мягкость? Он слабо усмехается, понимая теперь, почему Клава такая идеальная девушка, и качает головой — какой-то день открытий.

      Да вообще не день, а кавардак — еще с самого выступления Арса в баре. Казалось бы, прошло от силы часа три, но за это время Антон испытал столько эмоций, что сейчас элементарно не понимает, как ему себя вести и что вообще делать дальше. Он видит спокойную Клаву, слышит, как на кухне хозяйничает Арс, и только беспомощно вздыхает, потому что окончательно запутался в том, что сам же наворотил.

      — Ты не должен выбирать, хорошо? — подает голос Клава и касается его руки. — Если тебя устраивают наши отношения, то мы можем и дальше плыть по течению. Если тебе нравится Арс и ты хочешь… быть с ним, то я не против и не буду как-либо вам мешать. Если, конечно, сами не позовете, — она подмигивает ему и кривит губы в усмешке. — Просто делай то, что тебе нравится, и не переживай — ты должен получать удовольствие от жизни, а не держать себя в рамках.

      Клава поднимается, чмокает его в щеку и идет в ванную. Почти столкнувшись с ней в дверях, в комнату заходит Арсений — глаза горят, на губах — ухмылка, челка взлохмачена, и весь он какой-то… Что он там делал на кухне?

      — Не присоединишься к ней? — кивает в сторону коридора и хмыкает, когда Антон вздрагивает. — Ладно, понял, к таким шуткам ты не готов. Извини, я думал, ты спокойнее к этому отнесешься. Хотя, если честно, я тоже еще не до конца осознал происходящее, но мне все нравится. Ты… — он подходит к нему вплотную и касается его подбородка, — ты как вообще?

      — Честно? В ахуе, — отвечает Антон, перехватывает его взгляд, а потом утыкается лбом ему в плечо и хохочет. Громко, пронзительно, вздрагивая плечами и вцепившись в футболку Арса.

      Ему просто нужно выпустить эмоции, иначе поедет крыша.

      Но ему, кажется, нравится.

***

      Арсений сидит на кухне, зябко поджав пальцы ног, смотрит немигающим взглядом в пустоту перед собой и никак не может выпустить из кулака телефон. У него в ушах звенит заевшей пластинкой «ждем вас в понедельник», но он словно перестает понимать русский язык и отчаянно пытается найти в голове переводчик, чтобы понять смысл сказанного.

      Его берут на работу. На нормальную работу. Не танцевать, крутя задницей перед десятками людей, чтобы прокормить себя, не улыбаться в камеры в угоду публике, не продавать свое тело изо дня в день, обнажаясь все больше и больше.

      Работа. В офисе. Не тот пробный проект, которым он занимался раньше, когда пытался продвинуть в массы свой бренд, когда с художниками он связывался через интернет, пару раз в месяц приезжал в ателье смотреть готовые вещи, когда получал какие-то мизерные проценты с продаж, которые в какой-то момент сошли на нет. А теперь в офисе, со своим углом, со стабильной зарплатой, в окружении профессионалов.

      Он прокручивает это в голове снова и снова и все равно не верит. У него появится настоящая возможность проявить свой талант и фантазию, а не только изощряться в плане одежды на сцене. Он пытается представить, каково это, и пока что не может — просто не укладывается.

      — Па-а-ап, мы не досмотрели «пиратов», — влетает на кухню Кьяра, но потом, увидев его, тормозит, медленно подходит к нему, осторожно касается его щеки, и Арсений, отмерев, фокусирует на ней взгляд.

      — Знаю, детка, сейчас приду. Ты чего шляпу сняла? Жарко? — он треплет ее по волосам, поправляя хвостик, а девочка забирается к нему на колени и крепко обхватывает руками за шею. — Эй, ты чего? — Арсений улыбается, целует ее в лоб и обнимает в ответ. — Что случилось? Тебя опять испугал тот страшный дядя с щупальцами?

      — Дэйви Джонс не страшный, он просто грустный. А ты… — она задумывается, пытаясь подобрать нужное слово, и Арс смеется.

      — А я как раз страшный?

      — Ты не бываешь страшным, пап, — Кьяра сдувает челку с таким по-арсовски недовольным выражением лица, что Арсений давится смехом и восторженно смотрит на свою малышку — его отражение, не иначе: привычки, повадки, жесты. — Ты… предвкушенный.

      — Может, предвкушающий?

      — Нет, предвкушенный, — твердо повторяет та. — Ты чего-то ждешь и переживаешь. А тебе не надо переживать — у тебя все равно все получится, потому что ты можешь все, — она говорит это так спокойно и уверенно, что внутри что-то замыкает и глаза начинает щипать.

      Его малышка так в него верит, что он просто не может ее подвести. Не имеет права.

      Он решает ее не поправлять и только ласково касается ее лица: след от ручки на щеке, вечно искусанные губы-бантиком, футболка с изображением Капитана Крюка из сериала и джинсы с драными коленями: Арсений помнит, как его буквально заставили их купить, потому что «тебе можно, а мне нельзя? Нетушки!».

      Кьяра трет глаза — как-никак начало десятого, — зевает, старательно скрывая это, и снова смотрит на него своими огромными, совершенно взрослыми глазами. Чешет его щетинистый подбородок, крепко прижимается маленьким тельцем и цепляется за его плечи.

      — Все хорошо будет. А сейчас давай-ка досмотрим фильм и будем спать ложиться, хорошо? — Арсений усаживает Кьяру к себе на руку, придерживая второй, поднимается и идет обратно в комнату, надеясь, что не навернется на какой-нибудь игрушке.

      — А что с дядей Антоном? — Арс непонимающе смотрит на нее, нахмурившись, и девочка поясняет: — Он давно не приходил в гости. Он нас забыл?

      Арсений на секунду напрягается и облизывает губы. Еще пару недель назад он бы реально замкнулся и завис, но сейчас лишь успокаивающе качает головой и целует дочку в макушку.

      Впервые за столько времени у них с Антоном все прозрачно: их тянет друг к другу, магнитит, и они наконец-то не боятся это признавать. Конечно, тот инцидент с Клавой отпечатался в памяти, но скорее как что-то позитивное, что-то, связавшее их еще плотнее, и он каждый раз улыбается, вспоминая удивленное выражение лица Антона.

      В тот день они так ни к чему толковому и не пришли. По большей части по вине Антона, в котором откуда-то проснулся стыд, впрочем, его можно понять — ситуация действительно была не из привычных. Но в итоге, когда Клава завалилась на кровать в спальне с книгой, они ушли на балкон и долго целовались, прислонившись к подоконнику. Приходилось пару раз тормозить друг друга, когда руки сжимали сильнее, внизу живота тяжелело, а контролировать дыхание становилось все труднее, но, в целом, счастье трепыхалось бабочкой в груди и было непривычно спокойно.

      Они не вместе, но друг друга. Так сразу и не поймешь — они и сами пока точно не приняли все то, что происходит, потому что расставаться с Клавой Антон пока что не планирует, и Арсений отчасти может его понять, потому что с Пепси стабильность и видимость идеальных отношений, но в остальном… Больше не тянет тревогой в груди, а это уже достижение.

      — Он просто работает, детка, — садится по-турецки на ковер, усадив Кьяру перед собой, и треплет ее по волосам, после чего поправляет хвостик. — Но если ты хочешь, я договорюсь с ним, и он как-нибудь зайдет к нам на чай и раунд в «Клудо». Хочешь?

      — Хочу, — она отклоняется назад, уткнувшись макушкой ему в грудь, и улыбается. — Мне нравится дядя Антон — он светится. И ты рядом с ним светишься еще ярче, чем обычно. Как те две звездочки из «Питера Пэна», помнишь?

      — Помню, — эхом отзывается Арсений, пряча умильную улыбку, и качает головой.

      Ничего от этого ребенка не укроется.

***

      — Нам надо перестать так встречаться, — стонет Арсений, впиваясь пальцами в лопатки Антона и слегка приподнимается на носки, чтобы не упасть, пока тот покрывает жадными поцелуями его шею. Посасывает кожу, втягивает ее в рот, царапает зубами, и Арс дугой выгибается ему навстречу, дрожа всем телом.

      Перед глазами все пляшет, по позвоночнику бегут мурашки, голоса приближающихся прохожих становятся все громче, и Арсений не без сожаления упирается ладонью в грудь Антона, отстраняя. У того глаза горят, как у кота, почти болезненный румянец на щеках и такие припухшие губы, что Арс в противовес своим действиям тянется за очередным поцелуем и разочарованно стонет, когда все-таки приходится отодвинуться.

      — Давай попробуем… просто погулять? — предлагает он, с трудом веря в то, что говорит, но Антон дерганно кивает, тянет вниз ткань толстовки, скрывая стояк — Арсений ехидно ухмыляется и закусывает нижнюю губу, — и неопределенно кивает в сторону.

      Они идут по аллее вдоль набережной, наблюдая за теплоходами, и молчат. У них так всегда: встречаются, впечатывают друг друга в ближайший относительно укромный угол и целуются так остервенело, что рискуют когда-нибудь реально не сдержаться и, забывшись, заняться любовью прямо на улице.

      У Арса дома Кьяра, у Антона — Клава, и пусть девушка не против, все равно что-то тормозит, так что к делу они ни разу не перешли: поцелуи, засосы, фроттаж, даже торопливый минет в туалете кафе — это да и не раз, но настоящая близость — нет. И их обоих это изводит, но пока просто не получается.

      — Что у тебя там с работой? — задает все-таки тему Антон, потому что идти и переглядываться еще хуже — по дороге слишком много углов, куда они могут случайно завернуть. — Испытательный срок закончился уже или тебя еще проверяют?

      — Было бы что проверять, — хмыкает Арсений, убрав руки в карманы куртки. — Я как пришел, так сразу вывалил им под пятьдесят идей. По статистике, хотя бы десятая часть им должна была понравиться, так что я бы точно произвел впечатление.

      — А в итоге?

      — А в итоге подошло почти восемьдесят процентов, — и слепит гордой улыбкой.

      — Я в тебе и не сомневался.

      У Арса приятно покалывает в груди от искренних слов, и он слегка пихает Антона локтем, искоса поглядывая на него. Высокий, какой-то особенно красивый в своей синей толстовке и джинсах. Волосы кучерявятся от влажности, улыбка прячется в ямочке на щеке, на шее болтаются кислотно-зеленые наушники с Леонардо — Кьяра подарила и запретила возвращать.

      — Хочу запустить футболку, которая ассоциировалась бы с тобой, — выпаливает Арсений свою идею и смотрит на Антона, проверяя реакцию. — Может, не напрямую, но что-то. Не знаю, какой-то литературный мем, или шутка, или каламбур, понимаешь? Просто… — он останавливается и серьезно продолжает, глядя ему в глаза: — Ты действительно помогал мне все это время, и мне хочется это как-то… запомнить по-особенному.

      — Да что я, — Антон лишь отмахивается и тянет его вперед, чтобы не перегораживать дорогу, а то тут дети летают на своих самокатах и велосипедах. Про гонщиков на роликах и досках вообще можно не говорить — те снесут и свалят раньше, чем ты успеешь выбрать ругательство. — Тебе Саша со всем этим помогал.

      — Ромашка, — строго, серьезно, и Антон послушно замолкает — понял, принял, тема по-прежнему неопределенная, так что лучше не касаться. — У тебя есть идеи? Может, цитата какая-нибудь, аббревиатура, я не знаю, что-нибудь, что можно было бы оригинально оформить и выпустить в массы.

      Антон закусывает кончик языка в уголке губ, размышляя и прикидывая варианты, смешно собирает брови домиком и пару раз чуть не путается в ногах, слишком погрузившись в свои мысли, и Арсений сдвигается ближе к нему, чтобы тот случайно не пропахал своей родинкой на носу асфальт, а то тут он неровный — расквасит котячью моську в борщ.

      Он не торопит, не сбивает — видит, что идет активный мыслительный процесс, только пользуется тем, что поблизости нет людей, и касается его руки: аккуратно, только одним пальцем, чисто ведет по кисти, мягко гладит подушечкой сбоку и ладонь, обхватывает запястье и удерживает, пока есть возможность, потому что без малейшего телесного контакта совсем тяжело.

      — Слушай! — слишком громко произносит Антон, так что Арс вздрагивает и чуть не налетает на него от неожиданности: впивается пальцами в руку, утыкается грудью ему в плечо и поднимает голову, глядя недовольно и укоризненно. — Прости, просто меня осенило, — виновато улыбается Антон, тянется к нему, чтобы мазнуть сухими губами по лбу, и продолжает: — Помнишь нашу первую встречу, когда ты еще в старом баре работал? Так вот, я после твоего ухода сравнил тебя с наркотиком, а их же по разному называют — там и ЛСД, и DXM, и PCP… Не смотри на меня так, я вел классный час, посвященной этой теме.

      — А, а я-то думал, что моя Ромашка не такая уж и невинная, — скалится Арсений и прикусывает кончик его носа. Видит, как у Антона вспыхивают глаза при «моя», ухмыляется и подначивающе кивает, мол, продолжай.

      — Ну вот — и я сравнил тебя с наркотиком и сократил тебя до «АСП». И только сейчас до меня дошло, что такая же аббревиатура у…

      — Пушкина? А ты наблюдательный, милый.

      — Ой, да пошел в жопу, — беззлобно огрызается Антон, шлепнув его по плечу. — В общем, у него есть одна цитата, и если ее немного переделать, то можно получить что-то вроде: «Не Пушкин, но тот еще сукин сын». Правда, она подходит чисто тебе и я не знаю, может ли она заинтересовать кого-то еще, но… Литература — отсылка ко мне, удочка к одинаковой аббревиатуре — отсылка к тебе. Думаю, если еще придумать какой-то абстрактный рисунок, чтобы дополнить картину, может получиться…

      — Мне нравится, — перебивает его Арсений, широко улыбаясь. — Нет, правда, это звучит потрясающе. Я не знаю, правда, как насчет массовости — футболка довольно уникальна и, скажем так, узконаправлена, но… Я совершенно точно сделаю себе такую. И буду ходить в ней перед тобой, — снова льнет к нему, положив ладони на его грудь, и Антон обхватывает его руками.

      — Если только в ней, то меня устраивает.

      Арсений довольно урчит — ему нравится эта их изводящая игра на грани между флиртом и пошлостью. Ему нравится то, как они дополняют друг друга, в нужный момент поджигая, в нужный — притормаживая, как схватывают мысли налету, понимают без слов, совпадают в желаниях…

      Антон сильно изменился с их первой встречи: стал наглее, более открытым и требовательным, у него словно внутри переключили рычаг, который отвечал за правильность, и теперь он меньше контролирует себя и больше позволяет срываться и получать от жизни все.

      Арсений же наоборот понемногу учится показывать именно себя, а не Графа, обращаясь к нему только на сцене. Совсем от танцев он уйти не может — и не хочет, и все еще чувствует себя обязанным Саше. Тот, конечно, ничего не требует и даже говорит, что может закрыть на все глаза и просто отпустить его, но Арс так не может — без Саши он бы был черт знает где, он просто не может позволить себе в который раз воспользоваться его добротой и ничего не дать взамен.

      Его в прямом смысле этого слова Саша не принимает, деньги его не интересуют, так что все, на что способен Арсений, — это тянуть его шоу и привлекать все больше и больше зрителей. Так как жестких требований и рамок у него нет, то он может экспериментировать, как ему заблагорассудится, воплощать в реальность свои самые необычные идеи и получать отдачу от зала.

      Арсений понимает, что без танцев все равно не может, — они уже давно являются неотъемлемой частью его жизни, и даже если в какой-то момент он полностью уйдет в дизайнеры, ему равно будет необходимо это чувство всеобщего внимания и направленные на него софиты.

      Он слишком любит сцену, чтобы променять ее на что бы то ни было.

      — Опять ты задумался, — ловит его подбородок Антон, и Арсений смотрит на него с бесенятами в глазах, хитро прищурившись.

      — Просто представил себя в футболке с такой надписью и тебя рядом. На коленях. М-м-м, — он сладко стонет, и Антон пихает его в грудь и почти сразу же тянет обратно, облизнув губы. Глаза горят азартом, принимая вызов, пальцы сжимают немного сильнее, как нравится, и Арсений расплывается в улыбке.

      Изводят друг друга и рады. Он слишком сильно влюблен в их блядскую игру.