АСП

      Антон хочет отношения, семью в традиционном виде: то есть жену, детей, какую-нибудь собаку, чтобы не сильно мебель драла, и машину, чтобы в редкие выходные вместе ездить куда-нибудь. Поэтому он и цепляется за Клаву, которая для всего этого более чем подходит. Но все это нисколько не мешает ему залипать на Арса и держать его поблизости. Он ему просто нужен, он толком в причине не разобрался, но нужен.

Арс в семье не нуждается, он это уже проходил, ему не понравилось, и пробовать больше он не хочет. У него есть дочь, и все, что он делает, — делает ради нее. Он действительно не заинтересован в том, что найти кого-то на-потрахаться, ему вполне хватает своего хобби. А вот чего ему не хватает — так это элементарной поддержки, человека, который бы банально сидел рядом и твердил совершенно не работающее "ты справишься". Для этого Антон ему и нужен, потому что он не против и он интересен.

Насчет арсандра... Пока не знаю, честно. Саша очень нужен этой работе, но пейринг я пока не обозначаю официально, но, бывает, персонажи сами все решают.

Вроде, ответила на все вопросы, на которые наталкивалась, но всегда рада ответить на новые.

Спасибо, что читаете!
      Антон не до конца понимает, как может помочь Арсу, но соглашается подыскать ему какую-нибудь подходящую музыку для выступления. Вообще он не то что бы слушает подобные песни, чтоб с перчинкой и намеком, и ему становится порой даже не по себе, когда он, найдя крутую мелодию, лезет в переводчик.

      Разумеется, Арс в восторге и хвалит его за старательность, но раз за разом вторит задалбывающее «немного не то», так что приходится искать дальше.

      Одновременно с этим Антон защищает с детьми проект и получает призерство, за что директор школы освобождает его от подобных мероприятий до следующей четверти. Вместе со слабым осознанием сваливается огромное количество свободного времени, с которым он не знает, что делать, потому что отвык совершенно, поэтому он пишет одновременно и Клаве, и Арсу с предложением вырваться куда-нибудь в выходные.

      И если первая отвечает мгновенным согласием и даже накидывает варианты, то второй не появляется в сети несколько часов, а после пишет, что слишком занят, занимаясь составлением программы для дня рождения босса. Обижаться не получается, потому что это Арс, и Антон, чего уж, привык.

      Антон знает, чем закончится следующая встреча с Клавой: он бы поцеловал ее в прошлый раз, но она дико смущалась из-за того, что не расставалась с носовым платком, так что пришлось ограничиться совершенно детским чмоком в лоб. Но в этот раз ему будет плевать и на чесночные гренки в ресторане, и на красную помаду, и даже на «тебе же наклоняться неудобно». Вот это вообще глупость та еще.

      Клава компактная, аккуратная, и это не может не умилять. Антону нравится смущать ее, прижимая к своему боку и заставляя уткнуться ему куда-то подмышку. Каждый раз, когда он так делает, она безумно мило морщит нос и краснеет, однако прижимается ближе и крепче сжимает его кофту.

      Она не похожа на остальных девушек, с которыми Антон имел дело, хотя бы тем, что не написывает ему 24/7 и не требует особо ничего. Единственное, что ее волнует, чтобы он хотя бы немного спал со своей нагруженностью и изредка рассказывал, как там дела у Эльдара.

      Разумеется, Антон не верит, что все может быть так хорошо, — так не бывает, и он понимает, что рано или поздно все вскроется и, скорее всего, ему придется вычеркнуть Клаву из жизни, но пока ее глаза влюбленно светятся, а на щеках легкий румянец, его все устраивает.

      На премию он покупает себе огромные, размером с голову, разноцветные кеды, которые нынче в моде, и шлет Арсению с десяток фотографий с разных ракурсов, прекрасно осознавая, что ведёт себя как ребенок. Однако Арс терпеливо комментит каждый снимок, искренне — или не очень — завидуя, и пишет, что он обязан быть в них в следующий раз, когда они встретятся.

      В остальном же их переписка состоит из матов Арса, который никак не может соединить придуманные движения в один танец, чтобы сочеталось с музыкой, и коротких видео, после которых хочется закрыться в душе и повеситься на шланге, потому что все шоу Антон увидеть не готов.

      Он плохо понимает, почему Арсений так заморачивается с выступлением для дня рождения хозяина бара, потому что, по сути, он мог бы повторить Купидона или еще что-нибудь уже готовое, но Арс на вопросы, как обычно, не отвечает, а додумывать Антон не любит, потому что никогда не угадывает.

      Поэтому он просто посмеивается, по подбородок укрывшись одеялом и глядя одним пока что не уснувшим глазом на экран мобильного после видео-звонка Арса. У того челка липнет ко лбу, глаза горят ярче, чем фонари на улице, по которой он плетется, то и дело поскальзываясь и матерясь, нижняя губа кровоточит — опять не следил за своим языком на морозе, — и раздражающе голая шея.

      — На улице минус, — как бы невзначай бросает Антон, зевнув, и зябко ведет плечами, потому что топить почему-то перестали, а обогреватель работает примерно никак. — Я и так косплею ледяную статую, а тут еще ты полуголый.

      — Вообще-то, на мне футболка и пальто, — парирует Арсений, — а шарф я никогда не носил.

      — Ты прекрасно знаешь, о чем я. Если ты опустишь камеру, то я увижу то, что увижу?

      — Ромашка, это от мороза, так он больше, — Антон закатывает глаза и фыркает, но улыбаться не перестает, потому что голубые глаза греют даже через экран. Такое чувство, словно Арса подключили к какой-то электростанции вместо ёлки на главной площади, потому что обычные люди так ярко не горят.

      — Очень смешно.

      — Все ради того, чтобы твоя сморщенная физиономия стала еще больше похожа на морду пекинеса, — Арс подмигивает ему и смотрит в сторону, видимо, на светофор. Антон скользит взглядом по родинкам на щеке и куску обнаженной шеи и вздыхает.

      Он не помнит, когда они нормально пересекались в более-менее спокойной обстановке, потому что обычно они встречаются в каком-нибудь кафе, перекусывают, и или Арс едет отсыпаться, или Антон подвозит его к детскому саду, чтобы забрать Кьяру. Иногда, бывает, Арс просит забрать его черт знает откуда, и Антону приходится держать язык за зубами, а руки на руле всю дорогу, потому что Арс в костюме — это что-то с чем-то.

      Арсений немного смелеет — звонит ему без стеснения в любое время дня и ночи, а еще лезет целоваться даже чаще, чем выдается реальная возможность, и задиристо сверкает глазами, раззадоривая. Антона регулярно ведет от хитрых голубых глаз напротив и конкретно так коротит каждый раз, когда во время поцелуев Арс скоблит ногтями по коже головы, чуть дергая за волосы.

      Антон так до конца и не разобрался, почему он вообще носится с ним, срывается по первому звонку, если есть возможность, и терпит все закидоны, но пока их обоих все устраивает, он предпочитает не думать. Когда будет плохо — да, придется раскладывать по полочкам и, если очень прижмет и не будет других дел, страдать, а пока можно смеяться с того, как Арсений ловит языком крупные снежинки и прижимает к груди пакет с продуктами, потому что минутами ранее он навернулся и порвал одну ручку.

      — Вот, вроде, танцор, а ведешь себя, как медведь на льду.

      — Там, вообще-то, была корова.

      — Я сгладил.

      — Ну спасибо.

      Арсений начинает о чем-то рассказывать, прыгая с темы на тему и порой ударяясь в настолько странную философию, что хочется проверить его на употребление чего-то запрещенного, но Антон лишь лежит и думает о том, что Арс выскочил на улицу в три часа ночи после какой-то подработки, о которой он ничего не рассказывает, и трех выступлений в клубе, чтобы купить Кьяре винограда.

      У Арса под глазами мешки темно-синие, он зевает чаще, чем моргает, но не перестает улыбаться и вести себя так, словно он ребенок, выигравший поездку в Диснейленд. Антон прекрасно понимает, что Арсению живется в разы сложнее, чем ему, и порой даже как-то стыдно жаловаться на проекты и внеклассные мероприятия, но Арс каждый раз успокаивает и так искренне верит в то, что у него все получится, что и Антон заряжается этой уверенностью.

      — Арс, — Антон, не выдержав, перебивает его, и тот осекается посередине фразы, — может, на неделе пересечемся? Я помню, что у тебя дел по горло, но… Не то что бы я намекал, но я сосаться хочу, — он знает, что Арс все никак не может свыкнуться с тем, что «ты же учитель, а говоришь так, словно тебе пятнадцать, и делаешь все, чтобы район не потерять», и искренне забавляется над тем, как тот морщит лоб.

      — А как Клава?

      — У нее губы другие. Точнее… — он снова зевает, чуть не вывихнув челюсть, и устало чешет щетинистую щеку, — я не знаю, какие они у нее. Вот послезавтра узнаю.

      — Свидание?

      — Я тебя тоже звал.

      — Участвовать или присутствовать?

      — Какой ты противный.

      Антон смутно понимает, что Арсу, скорее всего, не очень приятно разговаривать с ним о Клаве, но тот никогда не возникает и даже сам периодически спрашивает, как продвигается их общение, а так как Серега занятой стал, а Эд утонул в новых отношениях — Антон предпочитает не знать, — то он не заморачивается.

      На самом деле он спокойно мог бы ни с кем не обсуждать свои предстоящие отношения — а он уверен, что к этому все идет, — потому что вполне себе привык справляться со всем в одиночку, но раз уж они с Арсом подрабатывают друг для друга бесплатными собеседниками с привкусом психологов, то почему нет?

      — Так что? — снова подает голос Антон. — Приедешь?

      — Сложно, — глубокомысленно и максимально ёмко отвечает Арсений, заходя в арку, и Антон понимает, что через пару минут он будет дома и, следовательно, разговор прервется.

      — Арс.

      — Да ну тебя, — отмахивается тот, пытаясь удержать пакет на груди, телефон у уха, а себя на ногах и при этом достать ключи. — Думаешь, я сливаюсь просто так? Я продохнуть не успеваю, а ты хочешь, чтобы совсем к хуям задохнулся.

      — Ты про…

      — Я про то, — он пыхтит и отдувается, открыв-таки дверь, поднимается по лестнице и наводит, наконец, камеру на себя, — что с тобой дышится очень хуево, Ромашка. Не то что бы я против, — мгновенно парирует он, смешно мотнув головой, отчего его челка сбивается на глаза, — но я и так без продыху в последнее время. Слишком много всего навалилось.

      — А то я не в курсе, — Антон не возникает, потому что все понимает. От того, что он сейчас начнет бычить и требовать от Арса больше внимания, ничего не изменится — никуда не денутся ни дела Арса, ни его усталость с нагруженностью. Он, конечно, может психануть и сорваться к нему, как сделал однажды, но потом Антон сам корил себя за идиотское поведение, видя его глубокие синяки под глазами.

      — Но, знаешь, — Арсений останавливается напротив своей двери и ставит пакет на коврик, — у меня почти готов танец. Осталось окончательно все подстроить под музыку. Если хочешь, приходи на предгенеральную репетицию.

      — Предгенеральную? — Антон даже немного просыпается и садится ровнее.

      — Ну, генеральную я провожу уже в костюме, чтобы убедиться в том, что ничего не мешает, и на сцене, а до этого чисто в своем и в гримерке. Там же рядом помещение, которое под склад освобождалось, но в итоге все убирается за сцену и в пристройку, так что я там развлекаюсь, когда есть возможность.

      — И ты предлагаешь мне…

      — Я напишу. Ночи, — он показывает в камеру зайчика и отключается. Антон глубоко вздыхает и стекает полностью под одеяло.

***

      Арсений нервничает. Точнее, это его стандартное состояние лет так с пяти, когда мама оставила его в очереди, бросив ожидаемое «я только за молоком», и вернулась в момент, когда продавщица пробивала последний продукт, а маленький Арс подумывал о том, что стоило бы послать охранника за краской для волос, потому что ему не идет блонд.

      Но в последнее время все настолько идет не по плану и срывается, что он нервничает с утра, нервничает по дороге на работу, нервничает во время еды и даже во сне немножечко сходит с ума от напряжения.

      Сначала у Кьяры в саду была диспансеризация и приходилось или ходить с ней, или быть постоянно на связи, а его очередной хозяин вряд ли бы оценил, если бы вместо того, чтобы повышать его статус, Арс объяснял очередному врачу, что у его ребенка со сном все в порядке, а лицо такое досталось в наследство вместе с ужасным характером.

      Потом производство футболок скатилось в ебеня, потому что один за другим ушли оба дизайнера, а предложенные кандидатуры не устраивали от слова совсем. Старые же варианты хоть и продавались, но с трудом, потому что редкие поклонники его увлечения требовали чего-то нового, а у него не было элементарно времени для того, чтобы придумать хоть что-то. Психанув, Арс вкинул идею продавать шапки с надписями, как на футболках, но это было воспринято в штыки, и он отказался от этой затеи.

      Сейчас он остатки свободного времени от выездов и выступлений тратит на шоу ко дню рождения Матвиенко, и у него элементарно нет сил ни на что другое. Антон, светясь, рассказывает, как охуенно прошло свидание с Клавой, добавляет, что у нее была клубничная помада, и выглядит запредельно счастливым.

      В любой другой момент Арсений хотя бы ревновать начал, а, может, даже подколол, но в данном случае лишь кивает и почти искренне радуется за него, надеясь на то, что с Клавой Антону будет хорошо.

      Он бы, может, хотя бы попытался побороться за приоритетное место в голове Антона, если бы у него было время и силы. Но сейчас у него есть только желание закончить танец и добиться поблажки со стороны Сергея.

      Если все пройдет, как надо, и Матвиенко не включит режим ублюдка, то Арсу останется от силы пару выездов. Правда, в последнее время он все чаще задумывается о том, чтобы оставить этот заработок, потому что деньги неплохие, а делать, по сути, ничего не надо. К тому, что на него смотрят, как на собственность, он привык, и это не так уж и страшно. Более того, Сашу он видит только там, а это немаловажный фактор.

      Они встречались уже несколько раз. Если получалось, Саша перекупал его, и они допоздна засиживались где-нибудь в углу, чтобы им никто не мешал. Если же нет, то тот просто вертелся рядом, успокаивая взглядом и представляя из себя неожиданную поддержку.

      Арс так до конца и не понял, что ему от него нужно, но за все время знакомства Саша не сделал ничего, что могло бы его разозлить или настроить против себя. Напротив — при виде его все внутри успокаивалось и было как-то проще находиться в компании сливок общества.

      Саша продолжал объяснять ему, казалось бы, очевидные вещи, но делал это таким образом, что у Арсения каждый раз мир переворачивался.

      Слушать его — нечто невероятное, потому что у Саши голос спокойный, мягкий, доверительный, и Арс нет-нет — да теряется, полностью растворяясь в нем.

      Арсения немного напрягает то, что Саша относится к нему обходительнее, чем Антон, который с первой встречи спокойно лез к нему, нарушая личное пространство — не то что бы Арс был против, потому что, по сути, он сам все начал. Он не лицемерит, не скрывает свои эмоции касательно происходящего и вполне грубо отзывается о купленной Арсом бабочке.

      Арсений совершенно уверен, что Саша знает о нем абсолютно все, и почти не удивляется, когда тот рассказывает, что был на его шоу. От осознания, что он видел его таким, становится не по себе, но Арс вида не подает и только надеется, что ему все понравилось. Саша не отвечает, но смотрит так, что приходится взять у официанта еще один бокал.

      Сейчас, очистив площадку и дожидаясь Антона, Арсений пытается решить, стоит ему приглашать Сашу на шоу или нет. Он совершенно уверен, что тот знаком с Матвиенко, и никак не может понять, какой будет его реакция, если Саша будет сидеть в зале. С одной стороны, ему хотелось бы заметить его в толпе и уловить живые эмоции, с другой же, он догадывается, что, скорее всего, будет только паниковать и сбиваться. А ему это не нужно.

      Мобильный в кармане растянутых спортивок оживает, и Арсений отвечает на звонок.

      — Заходи с черного входа, на главном охрана вырубилась, я тебя тут впущу.

      Его немного потряхивает от нетерпения. Он понимает, что, скорее всего, ничего уже менять не будет, если Антону не понравится, потому что день рождения через два дня, а его уже буквально тошнит и от репетиций, и от песни, но он отчаянно надеется, что все эти бессонные ночи в подготовке прошли не зря.

      Антон в черной толстовке с розовым кроликом на груди, с мокрыми от снега волосами, в выцветших джинсах и тех самых кроссовках, которые он демонстрирует первым делом. Арсений закатывает глаза, напоминая ему его же придирки касательно того, что погода немного неподходящая для того, чтобы так одеваться, всучает ему термос с чаем и поправляет лямку съехавшей майки.

      — Что, ты прям в этом танцевать будешь? — вдруг немного хрипло интересуется Антон, и Арсений непонимающе выгибает бровь, после чего непонимающе оглядывает себя: черная майка в белых надписях, держащаяся на честном слове, свободные тонкие спортивные штаны, собранные на коленях, и босые ноги.

      Антон очень внимательно скользит взглядом от его взъерошенной макушки до голых щиколоток и делает очень громкий глоток. Арсений нервно улыбается уголком губ.

      — Я же говорил — предгенералка в своем.

      — Как я не догадался, — по-прежнему сипло отзывается Антон, садится на ближайший стул, повернув его наоборот — Арс невольно вспоминает, что сел точно также в первый день их знакомства, когда Антон заявился к нему в гримерку в качестве зрителя, — и кладет руки на спинку. — Ну, я готов, в принципе.

      — Отлично. Я… я надеюсь, тебе понравится, — нервно произносит он и касается его подбородка, очерчивая пальцем линию губ. — А вообще держи свои руки на виду, Ромашка, — нагловато заявляет он, ощущая, как Граф заполняет его до краев, возвращая уверенность.

dance ((rus version) — макс барских
hero_in — макс барских
сука-любовь — макс барских

      Арсений включает музыку и, проведя пятерней по волосам, поворачивается лицом к стене. Его немного потряхивает от нетерпения, и он шумно сглатывает, зажмурившись.

      Когда же он открывает глаза вместе с первым битом, то это уже не Арс — это Граф.

      Упершись правой рукой в стену, он сползает по ней вниз, согнув ноги и широко разведя их, после чего резко выпрямляет колени, выпятив задницу и прогнувшись в спине до хруста. Он дрожит, как натянутая струна, скобля ногтями по стене, и вращает бедрами в такт музыке, поворачивается вполоборота, чтобы взглянуть на Антона, и ведет ладонью по одной ноге, оглаживая, примагничивая взгляд.

      Он гибкий, пластичный, стройный, волосы топорщатся на затылке, на шее выступают красные пятна, ткань майки то и дело натягивается вокруг талии, очерчивая ребра и впалый живот, и в горле пересыхает.

      Изящный, подвижный — он напоминает подброшенную в воздух атласную ленту, которая течет сквозь пальцы, пуская по телу мурашки. Он изгибается, контролируя каждую мышцу, смотрит немного надменно, чуть высокомерно, прекрасно осознавая, как выглядит со стороны.

      Он чувствует себя всесильным. Ему нравится привлекать, манить, дразнить. И он хочет по полной насладиться моментом.

      Резко развернувшись, Граф вращает головой и одновременно с этим опускается на колени, снова раздвинув их и спустившись пальцами по груди и животу. Он уверенно ласкает оголенные участки тела, натягивает ткань штанов и майки и сверлит Антона взглядом, наслаждаясь его отсутствующим выражением лица.

      Граф творит что-то невероятное, прогибаясь в спине, выпячивая бедра и вырисовывая руками непонятные фигуры. Он двигается пластично, уверенно, порой делает резкие выпады, из-за чего Антон вздрагивает и сглатывает, словно выходя из транса. И почти сразу снова окунается в него с головой, загипнотизированный гибким, как ртуть, телом, которое извивается перед ним, полностью отключая сознание.

      Граф стелется по полу, то вставая на четвереньки и попеременно прижимаясь животом к полу и выгибаясь, то наоборот ложится на спину и вскидывает бедра, ведя ладонью от паха по груди к шее, чуть душит себя, распахнув влажные губы, томно щурится и снова сползает на спину, жмется к полу лопатками и двигается в такт.

      В какой-то момент он садится на пятки, опираясь на колени, и, хищно глядя Антону прямо в глаза, проводит пальцем по языку и опускается к груди, чтобы чуть оттянуть липнущую к коже майку и подцепить цепочку. Подорвавшись на ноги, начинает приближаться к нему, делая выпады бедрами в ритм и вращая руками.

      У него мокрый от пота лоб, волосы лезут в глаза, и Граф зачесывает их назад, изящно, завораживающе, буквально заставляя ощутить прикосновение прядей к пальцам, после чего опускается на одно колено и нарочно медленно распрямляется, прогнувшись в спине и снова выставив нарочно задницу. Выгибается назад, демонстрируя обнаженную шею и выпирающий кадык, буквально ощущая на себе чужой взгляд.

      Когда Граф с легкостью садится на шпагат, с губ Антона срывается слабый стон, и он с силой впивается пальцами в спинку стула, не в состоянии отвести от него глаз. Граф ложится грудью на пол, приподнимая бедра раз, второй, третий, словно трахая кого-то, упирается на руки и потягивается, снова устанавливая зрительный контакт, после чего наоборот откидывается назад, согнув ноги в коленях.

      Пару раз перекатившись, Граф снова ложится на спину и, разъединив до этого сложенные ноги, медленно отводит одну в сторону в приглашающем жесте, раскрываясь, маня, и почти сразу снова сводит их вместе и переворачивается на живот. Он добирается до стены, тягуче поднимается по ней, словно собирая себя по частям, и оборачивается в тот самый момент, когда Антон налетает на него и буквально впечатывает в поверхность позади.

      От Антона несет жаром, словно он только вышел из бани, хотя это Арс сейчас танцевал, подстраиваясь под бешеные биты. Его трясет, как в припадке, и он больно ударяется своими зубами о зубы Арса, когда грубо целует его, проталкиваясь языком дальше. Он цепляет его майку, забираясь под нее, чтобы огладить бедра, толкается вперед, вжимая его в стену, и слабо стонет прямо в поцелуй.

      Арсений путается в его волосах, с готовностью отвечая, вжимается в него пахом и довольно улыбается, когда стоны становятся громче. Он кусается, заводя его еще больше, тянет на себя за завязки на толстовке и охает, когда Антон заставляет его откинуть голову, после чего начинает вылизывать его шею, спускаясь к ключицам. Спускает и так сбившуюся лямку, чтобы прихватить зубами кожу на плече, сжимает его ягодицы и требовательнее вжимается в него стояком.

      Арсений видит вздувшуюся вену на лбу Антона, видит лихорадочный блеск в глазах, немного отстраненный взгляд, словно он не тут, а где-то глубоко внутри, где его ничего не сдерживает и не останавливает. Ощущает его нетерпеливость, понимает, что вплотную стоит к вулкану, который цепляет его лавой и затягивает под обжигающее одеяло.

      Он пытается улыбаться, чтобы не выдать панику, и зеркалит его движения, потому что у него в голове все путается и сбивается. Не то что бы он не рассчитывал на подобный исход — он был более чем готов к тому, что Антон, скорее всего, не сдержится, потому что из них двоих именно у него больше проблем с выдержкой, — но сейчас он до конца осознает, на что подписывается, вбирая в себя его стоны и откликаясь на прикосновения.

      Тонкие длинные пальцы с парой колец забираются в спортивные штаны сзади, грубо сминая и сдавливая, и Арс, зацепив толстую цепочку на шее Антона, наматывает ее на палец, почти врезавшись костяшками в чужой кадык, с силой дергает его на себя и сипит прямо в приоткрытые губы, глядя в замыленные от эмоций глаза:

      — Ну уж нет, Ромашка, ты в прошлый раз руководил. Теперь моя очередь.

      — Похуй, — бормочет Антон, дрожа от возбуждения, и вонзается пальцами в его бедра, вжимая в себя, давая почувствовать серьезность своих слов даже сквозь несколько слоев одежды, — мне уже реально похуй.

      Арсений довольно растягивает губы в улыбке, тем самым скрывая собственную панику, и снова ловит его губы, но на этот раз чуть мягче, явно наслаждаясь моментом и играя на нервах Антона, который отчаянно пытается урвать себе больше, хаотично скользя ладонями по его телу и стараясь углубить поцелуй.

      Антону можно. Антону можно как угодно: нежно, грубо, жадно, просяще. Лишь бы и дальше касался, лишь бы и дальше смотрел так, словно Арс — все, что ему нужно. Пусть даже на один вечер, пусть даже оттого, что у обоих давно никого не было и в венах раскаленный металл вместо крови.

      Вообще Арсений думал не переходить с ним черту, которую сам же обозначил: когда дразнить можно, но срываться — нет. Но сейчас у него все внутри замирает лишь от того, как чужое тело реагирует на малейшее касание, и он понимает, что едва ли сдержится в этот раз. Еще не остывший пока что Граф подначивает его быть жестче, потому что Антон сам напрашивается, и Арсений просто сдается — меняет их местами и, заставив Антона уткнуться лицом в стену, целует его в затылок, проводит носом по шее и прихватывает кожу у самого края толстовки, мазнув языком по первому позвонку. Антон дрожит, кусая губы и касаясь пальцами стены, жмурится и прерывисто дышит, пока Арсений медленно спускается рукой вниз по его телу и сжимает его бедро.

      Антон со стоном вжимается лбом в поверхность напротив, когда Арсений толкается к нему бедрами раз, второй, третий, трахая через одежду, и почти позорно скулит, ощущая прикосновение языка к уху. От него пахнет кофе и чем-то сладким, а еще им самим, и это дурманит, так что Арс ведет носом по его затылку, вдыхая терпкий запах и отчаянно желая запустить его себе под кожу, сохранить духами на подушке, чтобы прижимать к груди и чувствовать незримое присутствие.

      С Антоном все по-другому. К нему хочется прислушиваться, с ним хочется обсуждать то, что происходит, с ним хочется, чтобы обоюдно, чтобы уверенно и крепко. Пусть даже одноразово, потому что Арсений совершенно уверен: это пустое любопытство. Он зажег его в Антоне еще тогда, в гримерке во время случайного привата, потом распалил чуть больше в примерочной магазина и окончательно подцепил той ночью, когда испуганно хлопал ресницами и воровал у него кислород, пока Антон жался к нему всем телом и лез под резинку трусов.

      Но даже несмотря на это он не может просто сорваться следом за ним и не думать ни о чем. У него в голове вертится тысяча и одна проблема, в которой возможность быть пойманными — самая незначительная, а одна из самых важных — вероятность, что после Антон просто исчезнет, — пульсирует в черепной коробке ярко-красным вопросительным знаком.

      — Ты же понимаешь, что у нас проблема? — сипло выдыхает Арс, одной рукой продолжая поглаживать его бедро, а второй опустившись на пах и чуть сжав напряженный член, чтобы отвлечь Антона, который, как подросток, лезет к нему в попытке урвать больше. — Сам понимаешь, здесь кроме какого-нибудь мыла для рук и масла для тела нет ничего, а ты не готов совершенно, и я не хочу…

      — Я уже сказал, — перебивает его Антон, настойчиво толкаясь в его руку и со свистом выпуская сквозь зубы воздух, — мне плевать. Просто решись уже на что-нибудь, потому что, поверь, я церемониться не буду.

      Арсений верит. Более чем верит. Он помнит ту ночь и настойчивость Антона и понимает, что все могло закончиться еще тогда, если бы тот надавил, потому что Арс едва ли смог бы сопротивляться — он был слишком заворожен тем, как меняется Антон, заполненный до краев решимостью, как насыщенно-зеленым горят его глаза и как полыхает его кожа, пуская электрические импульсы.

      Тот Антон был Арсу не знаком, он пугал решительностью и ей же подкупал.

      Сейчас же всем руководит Граф, который то прорывается, вынуждая вырывать из груди Антона неровные стоны, то снова скрывается, и тогда приходится часто моргать, чтобы стряхнуть наваждение.

      Арсений спорит сам с собой и немного завидует Антону, потому что тот, ничего не замечая, хаотично целует его в лоб и скулу, забирается под слой ткани, чтобы сжать, огладить, завести, пожечь, хотя, казалось бы, куда больше.

      И Арс медлит, потому что все еще не готов принять возможные последствия. Ему бы Антона оставить, ему бы удержать его, но сейчас было бы глупо снова увильнуть. Глупо и как-то даже неправильно, потому что собственное натренированное месяцами тело сдается и надрывно ноет, отзываясь на поцелуи и сиплые выдохи в покрытую мурашками кожу.

      Арсений посмеивается себе под нос, прикусывает мочку уха Антона и, еще раз проведя по его члену, отходит в сторону. Антон медленно оборачивается, держась одной рукой за стену, потому что его ведет в сторону, и следит за тем, как Арс подходит к шкафу и перебирает какие-то тюбики, что-то бормоча себе под нос. У него волосы топорщатся на затылке, майка сбилась и скомкалась, обнажая верхнюю часть бедер и копчик, и Антон шумно сглатывает, направляясь к нему.

      Арсений поднимает на него глаза, держа в каждой руке по флакону, и с заминкой смотрит на него, словно не решаясь что-то сказать или спросить. Антон останавливается в метре от него и приподнимает бровь. У него чуть дрожат пальцы, и он несколько раз проводит влажными ладонями по джинсам, тычется языком в уголок потрескавшихся губ и сипло интересуется:

      — Тебе нужно особое приглашение?

      — Не отказался бы, — фыркает Арс, однако кладет ладонь на его шею и притягивает к себе. Антон с готовностью льнет ближе, теребя край его майки, и лишь слабо охает, когда Арсений настойчиво пихает его к столу в углу комнаты. Антон только открывает рот, а Арс уже отвечает, расположившись между его ног и положив ему руку на грудь, вынуждая откинуться на спину: — На подоконнике неудобно.

      Можно было бы поехать домой и сделать все нормально. Можно было бы предугадать что-то подобное и хотя бы подготовиться. Можно было бы найти более подходящее место — в зале даже диваны есть, пусть и узкие. Но что-то ему подсказывает, что Антон и так на грани того, чтобы послать его по ближайшему адресу, причем даже маршрут объяснять не придется, и просто сдается.

      Арсений сжимает его колени и чуть тянет на себя, чтобы было удобнее, прихватывает его губы и довольно урчит, когда Антон запускает пальцы под его майку, а после и вовсе стаскивает ее. Ощупывает, оглаживает его покрытое потом тело, крепче обхватывает лодыжками и прогибается в спине, цепляясь за плечи. Арс снимает с него толстовку и, скользнув ладонью от его шеи к бедрам, расстегивает ремень. Антон приподнимается, чтобы он мог стянуть с него джинсы, и нетерпеливо ерзает, мечась взглядом по его лицу.

      Это они уже проходили. Они уже спали вместе в чисто символической одежде, но у Арсения такой взгляд, что у Антона коротит что-то внутри, и он снова лезет к его губам, пытаясь то ли успокоиться, то ли убедить Арса не тормозить. А Арсений бы не прочь сделать паузу, потому что в голове замыкает что-то от того, как выглядит Антон, опираясь на локти и пытаясь глубже вдохнуть, потому что в комнате пахнет нетерпением, которое перекрывает глотку.

      Антон смотрит на него чуть просяще и настолько уверенно, что даже язык не поворачивается выдавить из себя хотя бы одну из заранее заготовленных фраз. Арс уже бывал в подобных ситуациях и, даже если его не очень привлекал партнер, пытался из элементарной вежливости быть мягче, потому что власть окрыляет, но еще больше окрыляет искренняя отдача.

      А с Антоном именно так: он отзывчивый, непривычно покорный, и Арсений теряется совершенно, но снова находит себя вместе с чужими губами. Антон садится на краю стола, обнимая его, ведет короткими ногтями по спине с легким нажимом, чуть отрезвляя, по очереди ловит его губы, обводит чужой язык своим и прячет горячий влажный лоб у него в сгибе шеи.

      Он тоже нервничает, это заметно, и Арсений пытается вернуть ему ту уверенность, что он в нем зажег, осторожно касаясь бедра и выцеловывая длинную шею.

      В итоге выходит все скомканно, торопливо, сумбурно, потому что Антон льнет всем телом, обнимая ногами, и просит быстрее, словно боится передумать. Быстро и отчасти неловко, но не неправильно: просто банально долгожданно, пусть времени прошло и не так много, если подумать.

      Арсений коротко целует его в лоб, щеки и подбородок, отвлекая, пока осторожно двигает пальцами, растягивая, подготавливая, и Антон извивается под ним, чуть шипя из-за того, что неровный угол стола царапает поясницу. Арс предлагает подложить его толстовку и смеется, когда тот матерится на выдохе, зажмурившись и вцепившись пальцами за край. Тогда он помогает ему сдвинуться в сторону и заставляет улечься на куртку. На этот раз Антон не возникает — слишком повернут на эмоциях, чтобы думать о чем-то постороннем.

      Арсений распрямляется, рассматривая розоватые пятна на бледной коже, чуть подрагивающий живот и призывно разведенные ноги, осторожно тянет его на себя и сипло, с трудом справляясь с голосом, просит:

      — Давай на живот.

      — А ты прям шаришь, — скорее по привычке то ли огрызается, то ли дразнится Антон, но все-таки ложится грудью на стол и на пробу сжимает противоположный край.

      У него бледная спина с редкими родинками, острые лопатки, словно сведенные, готовые к полету крылья, немного неровный позвоночник — кто бы сомневался, с его-то работой, — едва заметный шрам на пояснице и округлая, чуть порозовевшая задница. Арсений ведет по ней ладонью, одновременно наклонившись и прихватив кожу на плече, и Антон подначивающе мычит, чуть обернувшись и следя за ним.

      Арсений снова замирает, поняв, что презервативы точно не найдет, постукивает пальцами по краю стола и нервно кусает губы, взвешивая все за и против. В себе он уверен — он трахался в последний раз полгода назад, если не больше, да и у Антона, судя по всему, похожая ситуация, поэтому он скорее для проверки проводит членом между ягодиц Антона, дожидаясь его реакции, и когда тот шире расставляет ноги, раскрываясь, сдается.

      Арсу хочется еще подразнить, хочется распалить до такой степени, чтобы он злился, как тогда, чтобы нарывался и пытался руководить, но Антон явно понимает это почти мгновенно и смотрит настолько красноречиво, что Арсений капитулирует.

      По большей части же плевать, кто кого и каким образом. Главное, что в конкретный момент эти двое выбрали именно друг друга, доверившись, решившись, рискнув открыться и переступить через что-то внутри.

      Арсений осторожничает. Не загоняет сразу, как хотелось бы, потому что тело пульсирует и просит, а приноравливается, прислушивается, старается уловить малейшую реакцию и осторожно поглаживает напряженные бедра. Антон дышит задушенно, сильнее прогибается в пояснице, словно пытаясь уйти от боли, приподнимается на мыски и шире разводит ноги.

      С его губ срывается хриплое ругательство, когда Арс все-таки входит до конца, и на пару мгновений они оба просто дышат, пытаясь привыкнуть. Узко, жарко, от пожара в груди ведет из стороны в сторону, и Арсений фиксирует взгляд на едва заметной родинке на правой лопатке, чтобы, медленно качнувшись назад, толкнуться обратно.

      Антон снова мычит, зажмурившись, до белых костяшек впивается в угол стола, и Арсений не может оторвать взгляда от того, как изгибается его спина, — реально крылья, вот-вот взлетит. Ему хочется провести языком по позвоночнику, ощутить выпирающие кости, слизать каплю пота, вдохнуть запах, от которого голова кружится, но он лишь неторопливо наращивает темп и пускает на губы победную улыбку, когда Антон все-таки гортанно стонет.

      Приходит осознание — они реально это делают. Сорвались, пропали, поддались.

      И Арсу хочется его губы, но он боится сделать больно, потревожить еще больше и поэтому терпит, впиваясь взглядом в позолоченный затылок. Антон приоткрывает рот беззвучно, блаженно жмурится, привыкнув, выдыхает сипло после каждого отрывистого движения и сильнее прогибается в спине.

      Хочется всего и сразу: прихватить кожу на шее, мазнуть по распахнутым губам, сильнее сжать бедра, прижать к себе, чтоб кожа к коже, но Арсений не рискует, потому что понимает — лучше не торопиться. У Антона характер такой — он смолчит, даже если будет пиздец, да и рассчитывать на идеальный первый раз не приходится, потому что стол шатается, пыль чешет в носу, а член входит все-таки туговато, потому что о смазке остается только мечтать.

      И все равно Арс чувствует — хорошо. Обоим хорошо. Комфортно молчать, лишь иногда путаясь стонами, комфортно ловить один ритм, чтобы синхронно, чтобы реально как одно целое, комфортно прислушиваться друг к другу.

      Некомфортно только не иметь возможности смотреть в глаза. Арсений даже думает остановиться, предложить сменить позу, но понимает, что момент не самый подходящий, однако Антон, словно чувствуя его, медленно разгибается, чуть шипя, когда член входит под другим углом, немного оборачивается, насколько получается, и слепым котенком тычется ему в щеку.

      Арсений двигаться перестает, но не отстраняется, касается его губ, обнимает поперек груди и пробегается пальцами по животу. У Антона глаза с поволокой, взгляд затуманенный, полусознательный, жестковатые пряди торчат во все стороны. Красивый до невозможности, разморенный, заведенный, чуть дрожащий в его руках.

      Арс целует его с оттяжкой, не шевеля бедрами, медленно спускается ладонью по его груди и осторожно ведет по члену. Антон издает какой-то звук, похожий на всхлип, и кладет ладонь ему на затылок, толкнувшись бедрами к нему. Арсений снова начинает медленно двигаться, синхронно скользя по его члену, целует подставленную шею и слабо улыбается, вслушиваясь в непроизвольно срывающиеся стоны.

      Антон запрокидывает голову, давая больше простора, толкается навстречу, что-то бессвязно бормочет, путаясь в буквах, одной рукой сжимает его затылок, а второй цепляется за стол, потому что подступающий оргазм пускает волну слабости по телу.

      Куртка падает на пол, но они даже внимания на это не обращают, потому что у Антона очередной стон застревает на губах, а Арсений не может оторвать взгляда от его подрагивающих ресниц. Антон жмурится, ведет плечами, как большая кошка, требовательнее трется бедрами, выдыхает что-то между ругательством и его именем, и Арс снова впечатывает его в стол, проникая до упора, вбивается грубее, жестче, и зарывается носом в его волосы на затылке, пока Антон, убрав его ладонь со своего члена, дрочит в своем ритме, сбиваясь и соскальзывая пальцами.

      Оргазм прошибает вспышкой, и Арсений отшатывается к стене, прижавшись к ней плечами, медленно ведет по члену, откинув голову назад и зажмурившись. Антон, потеряв точку опоры, упирается свободной ладонью в стол, а второй подводит себя к грани и запоздало вторит ему сиплым выдохом, после чего опускается прямо на пол, каким-то чудом попав на куртку.

      Они друг на друга не смотрят: Арсений фокусирует взгляд на трещине на потолке, думает о том, что было бы неплохо принять душ, но вспоминает, что в клубе он херовый и, кажется, им недавно отключили горячую воду. Он слышит, что Антон возится внизу, но пока не опускает взгляд — ему нужно осознать.

      Антон поднимается, подходит к шкафу и шарится по полкам, и Арсений касается взглядом его спины и красных ягодиц, облизывает губы и пару раз длинно моргает, окончательно избавляясь от наваждения.

      — Там упаковка высохших салфеток должна быть.

      — Какая ты хозяюшка, — беззлобно отзывается тот, еще пару секунд перебирает всякую мелочевку, а потом победно хмыкает, вытаскивает несколько и бросает Арсу коробку — он едва успевает поймать.

      Антон вытирает живот и руки, оглядывается по сторонам в поисках чего-то, куда можно выбросить использованные салфетки, в итоге берет пустой пакет и протягивает его Арсу.

      Они молча одеваются, но эта тишина не неловкая — им просто нужно расставить все по полочкам в своих головах, чтобы после обсудить все вслух друг с другом. Арсению даже нравится, что у них все так просто: Антон чуть шипит, влезая в джинсы, Арс — надевая рубашку, потому что нет смысла надевать майку. Они переглядываются с легкими, чуть смазанными поцелуями, словно неуверенные друг в друге, и в итоге смотрят напрямую уже одетые.

      Арсений пытается представить, как бы вел себя, если бы они были у него дома, и на автомате предлагает:

      — Может, зайдем куда-нибудь за кофе?

      — Я бы чай взял, а то не усну, — Антон натягивает на голову капюшон толстовки, расправляя его, и снова снимает, и Арсений не может сдержать улыбку от этого лохматого воробья.

      Антон первый шагает к нему, кладет ладонь на щеку, гладит большим пальцем подбородок и неторопливо, вдумчиво целует, словно ставит жирную точку в этом дне. Арсений же упирается ладонями ему в грудь, крутя завязки, и тянется ближе, превращая точку в запятую. Антон улыбается, мягко так, тепло, еще раз смазанно целует в уголок губ и, подхватив рюкзак, идет к выходу.

      Оборачивается уже на пороге и непонимающе смотрит на Арса, который не двигается с места, словно дожидается разрешения идти следом. Антон наклоняет голову набок и приподнимает брови с прежней чуть нагловатой улыбкой.

      — Тебе нужно особое приглашение?

      Арсений смеется, качает головой и, подхватив свои вещи, выходит следом. Гасит свет, закрывает дверь на ключ, выхватывает из гардероба другую куртку и, стукнув пальцами по столу охранника — тот недовольно мычит, — идет за Антоном на улицу.

      До ближайшего кафе — минут двадцать. Идет мокрый снег, и Арсений зябко кутается в куртку, сожалея о том, что не взял шарф, потому что ветер хоть и не сильный, но морозит разгоряченное горло только так. Антон затягивает завязки на толстовке, и капюшон теперь смешно обтягивает его голову, из-за чего Арс не может не улыбаться, то и дело косясь на него.

      Их чуть покачивает из стороны в сторону, отчего они то касаются плечами, то идут чуть ли не по краям дорожки. Иногда Антон цепляет пальцы Арса и зарывает улыбку в капюшоне, но искорки в глазах все равно выдают с головой.

      — Танец, кстати, надо поменять, — вдруг вспоминает он, зачем все изначально задумывалось. Арсений сбивается с шага, запутавшись в ногах, и резко поворачивает к нему голову. У него глаза будто бы стеклянные, а за ними — сине-серая пропасть. В каждой черте лица — знак вопроса, а вслух спросить не знает как. Антон хмыкает и ведет плечами. — Ты ведь не шлюха, сам говорил. А твой танец… Если бы мы встречались, я бы не позволил тебе так танцевать не для меня.

      — Если бы мы встречались, я бы пошел тебе навстречу, — ровно, но твердо отзывается Арсений, и Антон понимающе кивает, хоть и поджимает губы.

      — Но мы не встречаемся, — полувопросительно. Он останавливается и испытывающе смотрит на него, чуть щурясь. Арс тоже тормозит и смотрит на него в упор.

      — Но мы не встречаемся.

      Антон снова кивает, потом зачем-то еще раз, прячет руки в карманы и резковато дергает головой, сдвигаясь с места.

      — Давай резче, а то я утром не поднимусь.

      Арсений хочет сказать: «мы можем не идти».

      Арсений хочет сказать: «мы можем здесь разойтись».

      Арсений хочет сказать: «ты не обязан быть со мной».

      Но ему хватает одного только торопливо брошенного в его сторону взгляда, чтобы понять — хуйня. Загоняется. Не о том думает. Поэтому он ускоряет шаг, идя в ногу с Антоном, и почему-то улыбается.

      По-идиотски все у них как-то. Совершенно по-идиотски. Но почему-то даже так правильно.