АСП

      — Новичок?

      — Не совсем. Шестой раз.

      — Напомню на всякий случай: рот не открываешь, в глаза никому не смотришь, слушаешься и не возникаешь, от меня никуда не отходишь, выглядишь хорошо, улыбаешься. Много не ешь, выпить можешь бокал, не больше. Общество элитное, но разношерстное, так что будь готов ко всему, но я надеюсь, что обойдется без происшествий. Вопросы есть?

      — Нет, сэр.

      Арсений привыкает. Медленно, но привыкает. Уже нет такой дикой паники, как в первые разы, ладони меньше потеют, дыхание почти не сбивается. Он знает, что от него требуется, понимает, как должен себя вести, и даже старается приноровиться к этому новому для него миру, который по-прежнему ему не нравится, но он начинает принимать его.

      Он завороженно ходит за своим хозяином по залам, изучая богатую мебель, огромные слепящие лампы и нарядных гостей. Его чуть ведет от выпитого шампанского, желудок приятно набит всякими закусками.

      Но больше всего льстят взгляды: за ним следят, им восхищаются, к нему подходят с непристойными предложениями, его приглашают на танец, его осыпают комплиментами. И если первые разы Арсений терялся и лишь скомканно кивал, глядя себе под ноги и держась рядом со своим хозяином, то сейчас он все чаще включает режим Графа и учтиво кивает, вскидывая уголок губ в высокомерной усмешке.

      — Жди здесь, — хозяин касается его плеча и следом за какой-то женщиной скрывается в коридоре. Арсений слабо фыркает, покачав головой, и подходит к ближайшему столику, чтобы взять еще одну корзиночку с икрой.

      Он не запоминает имена своих владельцев, потому что знает, что они больше никогда не увидятся. Ему не интересно, какого цвета у них глаза, что они пьют и кого ебут в туалете. Его задача — хорошо выглядеть и привлекать таким образом внимание к их персонам.

      Пару раз его перепродавали прямо во время мероприятия, и это, пожалуй, оставалось едва ли не самым неприятным из всего процесса, потому что стоять безвольной куклой и наблюдать за тем, как он переходит от человека к человеку вместе с грязными деньгами — то еще удовольствие.

      Но научиться закрывать на это глаза оказалось легче, чем казалось изначально. Он думал о том, что деньги все равно заплачены, ничего нового требовать от него не будут, а какая разница, с кем ходить и кому улыбаться?

      Арсений вылавливает с подноса проходящего мимо официанта бокал шампанского, салютует какой-то даме, которая не сводит с него хищного взгляда, фыркает, представляя, как бы ее бордовые губы уместно смотрелись на его члене, и делает пару глотков, опершись локтем о стойку.

      Его взгляд скользит по залу, натыкаясь на лица гостей, порой выхватывая знакомые, и замирает на фигуре человека, сидящего на диване в углу комнаты. Галстук распущен и свободно висит на шее, пиджак расстегнут, как и три пуговицы бледно-голубой рубашки, колени разведены, щиколотки соединены, копна волос отдает рыжеватым, взгляд темный и расслабленный, как у огромной пантеры.

      Арсений напрягается немного, облизнув губы, и с трудом удерживается от того, чтобы отвести взгляд, когда человек смотрит на него в упор, улыбается уголками губ и, приподняв стакан, пьет. Арсений сжимает бокал с такой силой, что рискует разбить его, щурится нервно и все-таки отворачивается к окну.

      К этому не привык. И вряд ли получится.

flashback

      Третий выезд. Хозяин особенно грубый и отбитый: лезет, хватая за колени, тычется носом в щеку и слюнявит уши. Он пьяный в слюни уже в машине, и Арсу страшно думать о том, в каком состоянии он будет возвращаться домой. Он терпит, сдерживается и лишь изредка тихо просит отстать от него, облегченно выдохнув только на улице.

      Ему стыдно за то, что хозяин орет благим матом, несмотря на костюм за пару лимонов и запонки с бриллиантами. Ему помогают два охранника, массивными тенями следуя за ним, и Арсений семенит позади, не понимая, что ему делать. Первые два раза его владельцы на ногах держались хотя бы первые пару часов, сейчас же он лишь брезгливо морщится каждый раз, когда его хозяин подавляет позывы рвоты.

      В какой-то момент он скрывается в туалете, и Арсений расслабляется на какое-то время, схватив первый попавшийся бокал и осушив его залпом — без градуса он не переживет этот вечер. Когда минут через двадцать хозяин возвращается в зал, красный, взъерошенный, но чуть более в сознании, то кивает Арсу, чтобы он следовал за ним, и выходит на веранду.

      Арсений прекрасно понимает, в чьем обществе находится, поэтому нарочно абстрагируется от происходящего, даже не пытаясь вслушиваться в то, что происходит вокруг: он не хочет знать, о чем они говорят, ему не нужны чужие тайны — ему своих хватает.

      — Где отрыл такого красивого? — чья-то рука оглаживает его плечо, но Арсений сдерживается, даже не вздрогнув.

      — Где отрыл — уже нет, — самодовольно и банально отзывается его хозяин. — Он вообще в баре танцует, а это так, хобби, — и презрительно фыркает, шлепнув Арса по бедру.

      Арсений молчит, терпит, лишь чуть сильнее сжимает кулаки, убранные за спину. Он немигающим взглядом упирается в здание впереди, думая о том, что у Кьяры скоро праздник в детском саду и не помешало бы купить какое-нибудь красивое платье, потому что старое надевалось уже раза три, и даже несмотря на то, что дочка не возникает и не просит сильно, он понимает, что ей хотелось бы чего-нибудь особенного.

      Деньги перестают быть такой проблемой, как прежде: несмотря на то, что большая часть уходит на возвращение долга и оплату квартиры, Арсу удается откладывать деньги на прочие мелочи, кроме питания: покупает, наконец, себе ботинки, потому что старые подклеивались раз десять, заказывает замену окон в детской, чтобы не дуло так сильно, и начинает откладывать на новую кровать Кьяре.

      Арсений отключается от того, что происходит вокруг, запрещая себе акцентировать внимание на том, что его обсуждают, как манекен в витрине магазина, прикидывает, сможет ли выступить в баре пару лишних раз, потому что следующий заказ почти через неделю. Но тут чья-то рука с силой сжимает его задницу, выводя из транса, и он отшатывается под оглушительный хохот присутствующих.

      — Чего взвился-то? — склабится сидящий поблизости мужчина. Полноватый, в очках, с массивной челюстью и сальными волосами. Бульдог бульдогом. — Стой смирно и не рыпайся.

      — Скажи спасибо, — поддакивает второй, прислонившийся к стене, нерусской национальности, тоже в очках и с гадкой улыбкой, — что не засадили еще. Развлечений почти нет, а ты вполне сойдешь.

      — Я не по этой части, — Арсений поражается сам себе и запоздало прикусывает язык, однако о сказанном не жалеет — вряд ли эти люди просто так передумают, если он будет молчать, как и положено.

      Он понимает, что, по сути, не имеет права даже в глаза им смотреть, но молча сносить все он тоже не согласен — он не раз предупреждал Сергея, что ни на что подобное не согласится ни при каких условиях и его клиенты должны быть в курсе.

      Однако, видимо, друзья его сегодняшнего хозяина немного глуховаты.

      — А кого ебет? — вскидывает брови первый, размяв плечи, и шире разводит мясистые колени. — Ты расходный материал, мы тебя можем пустить по кругу прямо тут — никто слова не скажет. И ты тоже, — добавляет он, стоит Арсению только рот открыть, — иначе, сам понимаешь.

      Самое страшное, что Арсений понимает: ему еще Белый намекнул, что такие люди, как он, с легкостью за пару минут пробьют всю его подноготную и сделают его и так не самую счастливую жизнь еще хуже. И если на себя ему уже давно плевать, то дочерью он никогда не будет рисковать, в какой бы ситуации он ни оказался.

      Он задерживает дыхание, мечась взглядом от одного к другому, словно надеясь, что кто-нибудь одумается и отвлечет от него внимание, сменив тему, однако все лица обращены к нему с любопытством и желанием развлечься. В горле пересыхает, в висках начинает стучать, и он напрягается всем телом, судорожно пытаясь продумать план действий на случай, если они все-таки решают воплотить их слова в жизнь.

      — Оставьте пацана, — слышится смутно знакомый голос, и от колонны в углу веранды отлепляется мужчина в песочном костюме. Между губ зажата сигара, жесткая щетина отливает бронзой, глаза светлые, кошачьи, все движения тягучие, ленивые, словно его заставляют передвигаться, но почему-то становится ясно, что это показуха. — Видите же, боится, — Арсений действительно боится даже посмотреть ему в глаза, поэтому упирается взглядом в родинку на подбородке и дышит через раз. — Вы налили бы ему для начала, что ли, — фыркает насмешливо и чуть разминает плечи. — А вообще, думаю, ваши жены не очень обрадуются, если подхватят от вас что-нибудь не очень приятное после ваших… кхм… развлечений.

      — Думаешь, он…? — брезгливо морщится второй мужчина, смерив Арсения презрительным взглядом.

      — Сказали же — в баре танцует. Разве не очевидно? Кроме того, — говорящий поворачивается к хозяину Арса, который едва ли в реальности ориентируется, не выпуская из рук непонятно какую по счету бутылку, — зачем развлекаться с мальчишкой, если с тебя глаз не сводила сестра юбиляра?

      — Гонишь, — пьяно икает тот, фокусируя на нем взгляд.

      — Нет, я осторожный водитель, — улыбается мужчина, достает из бумажника пару банкнот — Арсений не успевает уследить за номиналом — и всовывает в ладонь его владельца. — Иди позови ее в тот ресторан, который открылся в океанариуме. А вас, — он поворачивается к двум другим, — ждет отменный кальян этажом ниже. Уверен, от него вставит в разы лучше, чем от этого, — равнодушно кивает на Арса, который поспешно утыкается взглядом в пол.

      Он с трудом понимает, что происходит, и даже примерно не представляет, кто этот человек. С одной стороны, он благодарен ему за своеобразное спасение, потому что остальная компания, к его удивлению, поднимается с кресел и нестройным потоком покидает веранду, но, с другой стороны, вряд ли ему не придется ничего дать взамен.

      Когда веранда пустеет, Арсений напряженно поднимает голову и упирается взглядом в золотистый затылок мужчины, который облокачивается о перила, снова закурив. Он немного ниже Арса, достаточно коренастый, не то чтобы фигуристый, но пиджак плотно облегает талию, ноги стройные и длинные, одежда явно недешевая, но без лишнего пафоса.

      — Я не сплю с клиентами, — зачем-то выпаливает Арсений, удивив самого себя. Мужчина фыркает и, повернувшись к нему, наклоняет голову.

      — Это ты взъелся из-за того, что я усомнился в твоей чистоте? Забей, детка, надо же было как-то их отвлечь.

      — Серьезно? — не сдерживает насмешку. — «Детка»? Очень оригинально.

      — А тебе хотелось бы, чтобы я звал тебя иначе? — мужчина складывает руки на груди и чуть откидывает голову назад.

      — Я — Граф, — нагло заявляет Арсений, вскинув голову.

      — А я тогда император, — он чешет подбородок, отлепляется от бортика и подходит к Арсу, который мгновенно отступает, отшатнувшись. — Да не бойся, я тебя не трону — мне нравится, когда человек подо мной отдается сознательно и сам хочет быть моим. Не люблю платить за удовольствие и, более того, принуждать к чему-то.

      — Хочешь сказать, что ты просто так отвалил за меня бабки?

      — Не просто так, — он опускается в кресло и закидывает ногу на ногу. — Мне скучно курить в одиночестве. Выручишь?

      Арсений мешкает, непонимающе уставившись на него. Мужчина спокоен и расслаблен, почти трезв — взгляд четкий и осознанный, лишь немного подернутый поволокой, которую перекрывает блеск и любопытство. Он не лезет, не трогает, не ведет себя высокомерно, но в то же время и не опускается до его уровня.

      Не принуждает, не заставляет, не требует, но и не уговаривает — скорее предлагает, всем своим видом показывая, что, по большей части, ему все равно. И Арсений прекрасно знает этот прием, к которому прибегал не раз, чтобы привлечь внимание человека, и его злит то, что он ведется на него сейчас, но все равно зачем-то садится на край дивана в паре метров от него.

      — Я могу узнать, как Вас зовут? — Арсений прекрасно осознает свое место, поэтому соблюдает приличия, однако перестает прятать взгляд и наоборот таращится на него, изучает, нисколько не смущая — тот наоборот садится в наиболее выгодную позу, откинувшись на спинку стула и положив руки на подлокотники.

      — Саша.

      — Так просто?

      — А тебе как хочется? Можно, конечно, «Александр Андреевич», но тогда все будет немного сложнее, не находишь?

      — Я лишь пытаюсь соответствовать своему уровню.

      — Уровню? — Александр приподнимает брови. — Какой ты еще зеленый, детка. Ты так из-за своего — как там сказали? — хобби переживаешь? Хочешь секрет расскажу? — он понижает голос и наклоняется вперед, поманив к себе. Арсений медлит, настороженно рассматривая его, но потом все-таки придвигается ближе, напряженный и готовый отшатнуться в любой момент. — Эти папики лучше с тобой смотрятся. Они без тебя невзрачные однотипные тени, которые наливают себя бухлом и блюют в горшки с цветами, которые сто́ят, как их машины. Ты им авторитет повышаешь, привлекаешь к ним внимание, потому что ты красивый, что доказывает, что у них неплохой вкус.

      — Я не… не понимаю, — шепчет Арс, чуть нахмурившись и вцепившись в него взглядом. — Я ведь предмет, по сути. Я не представляю ценности. Вы с легкостью меня выкупили пару минут назад, забыли?

      — Я купил не тебя, а твое время, — загадочно улыбается Саша. — Они платят тебе за время, которое ты бы мог потратить на себя, а тратишь на них, чтобы они казались лучше на фоне всех остальных просто потому, что ты идешь рядом, — он вдруг касается его щеки, но делает это осторожно и как-то вежливо, что Арсений даже не отодвигается, только вдыхает невпопад. — Ты смазливый, у тебя хорошее тело, ты умеешь себя подать. Сейчас весь мир забит тупыми копиями, которые механически стремятся к совершенству, которое им навязывает общество, а ты выделяешься, выделяешься как раз потому, что, как ты сказал, другого уровня.

      — Мне порой на еду не хватает, — фыркает Арсений, облизнув губы, — как я могу кого-то делать лучше?

      — Ты борешься. Ты уважаешь себя. В тебе еще сохранилось то, чего все мы давно лишились, потому что с детства используем банкноты вместо туалетной бумаги. Может казаться, что ты для всех этих людей обычная зверушка, которую вытащили из клетки и заставили плясать, но на самом деле ты диковинная птица, и люди готовы платить тысячи лишь за то, чтобы была возможность рассмотреть твои перья.

      Арсений несколько раз моргает, скользнув взглядом по его лицу, и возвращается в прежнее положение.

      — Мне кажется, Вам не стоит это курить.

      — Возможно, — с легкостью соглашается тот, — но я действительно думаю так. Может, именно поэтому ты меня и привлек — я видел немало людей из эскорта, видел элитных шлюх, но у тебя в глазах все еще есть ты сам, а я это ценю. Типа, знаешь… Ты как Вивьен — вроде как готов делать то, что от тебя требуется, но в то же время не теряешь себя, — Арсений только открывает рот, чтобы в который раз огрызнуться, но Александр не дает — он вдруг резко подается вперед, и его лицо озаряется идеей: — Буду звать тебя «Красоткой». Решено, — и прежде, чем Арс успевает опомниться, покидает веранду.

      За ним практически бесшумно закрывается дверь, и Арсений утыкается лицом в ладони.

flashback

      Если раньше жизнь Арсения делилась на две части, то теперь ему приходится свыкнуться с тремя. Он все чаще путается с тем, кто он сейчас и как должен себя вести, когда может расслабиться, а когда должен следить даже за дыханием. Он плохо спит, мало ест, танцует на износ в баре, возится с поделками для Кьяры в детский сад и счастливо улыбается на улице, радуясь тому, что после дождя на небе появилась радуга.

      В отношениях с Антоном ничего не меняется: Арсений привычно врет, что у него все в порядке. Антон привычно верит или просто не хочет лишний раз говорить одно и то же.

      Арс понимает, что Антон рядом и его фразы хоть и звучат пафосно и не всегда уместно, но имеют под собой какую-никакую основу, и это успокаивает, потому что он знает, что у него есть человек, которому можно позвонить часа в три ночи, стоя на балконе с сигаретой или налитым в кружку с Пикачу коньяком, и говорить ни о чем, чтобы Антон не засыпал, возясь с очередным проектом.

      Арсений удивлённо осознает, что почти не ревнует, пока Антон регулярно делится с ним тем, как у него развиваются отношения с Клавой. И если в моменты особенного восторга на той стороне провода Граф беснуется и яростно орёт «моё!», сам Арс лишь смеётся и помогает Антону найти в интернете книгу, которая бы понравилась девушке.

      Из-за занятости они видятся редко, но каждый раз оба ловят себя на мысли, что попадают в какой-то отдельный мир, пусть даже на пару часов, потому что Антон не позволяет Арсу расцепить пальцы, а сам Арсений постоянно тянется к его губам, чтобы урвать немного света и спокойствия.

      Рядом с Антоном хочется быть тихим послушным котом, позволяя обнимать и целовать в затылок. Антон больше не давит на него, как тем вечером, не ведёт себя странно и дерганно, ничего от него не требует, но, если можно, целует жадно и глубоко, словно желая выжечь собственные прикосновения.

      Арсений едва ли влюблён, Антон едва ли действительно заинтересован. Они оба скорее цепляются за то едва ли не единственное настоящее и спокойное, что у них есть, особо не думая о том, что из этого выйдет. Они живут моментом, потому что на большее рассчитывать не приходится.

      Арсу спокойно в компании Антона. Он не думает о том, как уложены его волосы, пахнут ли носки и насколько мятая футболка — он просто лежит головой на его коленях, лениво следя за происходящим на экране, пока Антон залипает в телефон, то и дело фыркая и читая ему какие-то анекдоты.

      Иногда он замолкает, и Арс понимает — Клава.

      — Освободилась?

      — Да. Собирается сейчас в кинотеатр. Комедия какая-то, я так и не понял, она слишком много перечисляла, я запутался.

      — А ты чего не с ней? — и поднимает глаза, чтобы перехватить взгляд.

      Антон опускает голову, оторвавшись от телефона, и смотрит на него.

      — А я с тобой.

      Арсений довольно растягивает губы в улыбке и снова ложится.

***

      Сергей Арсу не нравится: слишком высокого мнения о себе, слишком самоуверенный и гордый, убежденный в том, что все крутится вокруг него и все обязаны ему подчиняться. Он властный и грубый, от его взгляда хочется спрятаться, хватка звериная — Арс как-то на себе ощутил и больше не хочет повторения, — не церемонится в выражениях, хоть и старается вести себя, как Дон Вито Корлеоне.

      И если первое время Арсений старался как-то наладить с ним контакт, опускал взгляд и больше отмалчивался, то сейчас все чаще дает себе волю и высказывает ему все в лицо, почему-то не боясь, что у его срыва могут быть последствия. А Матвиенко, кажется, даже нравится, когда Арс отпускает себя: у него как-то по-особенному загораются глаза, улыбка из ленивой растягивается в заинтересованную, и он даже вперед подается, глядя пристально и внимательно.

      Арсению, если честно, уже давно плевать: он по-прежнему дает шоу чуть ли не через день, а порой и ежедневно, отрабатывает долг, соглашается почти на все предложения и нововведения Сергея, но при этом ни на шаг не отступает от тех слов, что сказал изначально.

      — Неплохо идешь, — вместо приветствия выдает Матвиенко, как только Арсений заходит в его кабинет. — Все клиенты довольны, с новыми договариваться не успеваем. Золотая жила, не считаешь? — он выгибает бровь и с насмешкой смотрит на Арса. — Может, к черту твои танцульки, будешь здесь на семью зарабатывать?

      — Сильно сомневаюсь.

      — Правда, что ли? А я думал, что ты вжился уже в роль, — Сергей поднимается из кресла, обходит стол и, остановившись в полуметре от Арсения, смотрящего на него в упор, продолжает с патокой в голосе: — Ходишь по залам, как павлин, дерзишь гостям, носом разве что люстры не сбиваешь. Признал бы уже, что тебе нравится.

      — Если бы нравилось — признал, — чеканит, нахмурившись.

      — Зачем же тогда друзей там заводишь? — Арс сглатывает, почувствовав, как внутри что-то обрывается, и Матвиенко довольно облизывает губы. — У меня люди-то везде есть, забыл? Я, может, и даю тебе свободу, но ты все еще мне принадлежишь, Граф, так что я знаю, кто с утра тебе варит кофе, а кто прикрывает твой зад от богатых придурков.

      У Арсения уходит вся его выдержка на то, чтобы продолжать смотреть ему в глаза, не отводя взгляд и не дрожа, хотя у него все сжимается от осознания, что Сергей в курсе всего. И если Антона Арс не шибко скрывал — он уже несколько раз приходил к нему домой, чтобы поиграть с Кьярой, — то Саша… Это то, что он хотел бы спрятать от всех.

      Он так до конца и не разобрался в том, зачем понадобился ему и почему они уже в который раз пересекаются во время очередного «выезда» Арса, но Сашу он хочет держать подальше от своей жизни, которая не касается этой части его работы. Он смутно понимает, что тот уже каким-то образом успел застрять в его голове, правда пока не до конца понятно, в какой роли, но предпринимать что-то и позволять ему обосноваться в его жизни он не готов.

      — Да расслабься, — Сергей хлопает его по плечу, и Арсений поджимает губы, хмуро глядя на него исподлобья. — Мне плевать, это твоя жизнь, делай с ней, что хочешь. Главное, чтобы это не сказывалось на работе.

      — А есть повод волноваться? — Арс вскидывает бровь и показательно медленно складывает руки на груди, распрямившись и глядя на него немного свысока, прекрасно зная, как Матвиенко это не нравится. — Я регулярно выступаю со своим шоу, я езжу на встречи с твоими клиентами, я отдаю тебе почти восемьдесят процентов того, что зарабатываю. Какие-то проблемы?

      — А ты не кипятись, — и улыбается привычно гадко. — Я же спокойно с тобой говорю.

      — Нет, — Арсений перебивает его, дернув подбородком, — ты делаешь вид. На самом деле тебе снова что-то от меня надо, но ты зачем-то тянешь время. Думаешь, если отвлечешь меня, я сговорчивее буду? Сомневаюсь, так что давай сразу, мне еще к выступлению готовиться, у меня сегодня три шоу.

      — Ну, сразу — так сразу, — согласно кивает Сергей. — Твой «Купидон», конечно, заходит на ура, но… Завороченно, как-то. Нет, меня все устраивает, у гостей стоит, бокал за бокалом заказывают, все отлично, и все равно я бы хотел, чтобы ты придумал что-то эдакое. Подожди, — он поднимает палец вверх, не давая Арсу его перебить, — у меня через месяц — точнее меньше даже — будет юбилей, и я планирую закатить настоящую вечеринку в клубе. Понятное дело, развлечений будет много, но если ты устроишь что-нибудь… необычное, — он как-то по-особенному выделяет последнее слово, с прищуром глядя на Арса, — то я прощу тебе половину от остатка долга.

      — Я только недавно ввел «Купидона», — напоминает Арсений, — а это целое выступление. Оно по щелчку пальцев не придумывается. Нужно подбирать танец, образ, музыку, репетировать, тренироваться на площадке…

      — Половина долга, — напоминает Матвиенко, хрустнув пальцами. — К тому же кто тебе запрещает — репетируй, тренируйся. Этот зал же не всегда требуется, считай, в полном твоем распоряжении. Да и три недели — не так много.

      — Я не уверен, что…

      — А ты будь уверен, будь, Граф, — и хлопает его по щеке, заставив вздрогнуть. — Ты регулярно возмущаешься, как тебе не нравится твоя безобидная подработка, так сократи вынужденность обслуживать моих клиентов. Придумай достойное шоу и выдыхай. К тому же, — он облизывает губы и с насмешкой выдыхает ему почти в губы, — какой там у тебя лозунг? Можешь заставить кончить, не прикасаясь? Вперед, я даже свяжу руки за спиной.

      Сергей подмигивает ему и, задев плечом, отходит к окну, как бы показывая, что разговор закончен. У Арсения есть десятки слов, чтобы продолжить возмущаться и отстаивать свою точку зрения, но он сдается и выходит из кабинета, не придержав дверь. Руки трясутся, внутри клокочет столько эмоций, что его буквально распирает.

      На улице холодно, и он жадно глотает воздух, не обращая внимания на то, что вышел в тонкой футболке и спортивных штанах. Арсений понимает, что у него не то чтобы есть выбор, зато шанс скосить количество поездок и общения с высшим обществом довольно велик. Он не первый год на сцене, поставил немало танцев, чего ему стоит придумать еще одно представление?

      Пару мгновений он медлит, а потом тянется за мобильным в задний карман.