АСП

я не боюсь — сергей лазарев

ускориться — максим свобода, plc

ilkay sencan — do it

очень сильно пожалуйста напишите, что вы думаете по поводу происходящего
      Теплая ладошка несильно ударяет Арсения по щеке, и он, сморщившись, сонно хлопает ресницами, пытаясь сфокусировать взгляд на лице дочери. Кьяра сидит на краешке кровати, чуть наклонив голову набок, и Арс хмурится, заметив ее две идеально заплетенные косички.

      — Доброе утро, малышка, — он обхватывает ее руками, укладывает рядом и целует в висок. — Давно проснулась? Почему не разбудила?

      — Я пыталась, — она передергивает плечами и поправляет свои волосы. — Но ты не просыпался, зато проснулся Антон, — Арсений мгновенно улавливает едва заметную улыбку в уголке губ и слабую ямочку — он уверен, что точно так же реагирует на упоминание Антона.

      — Его-то ты зачем подняла?

      — Он сам встал, — Кьяра фыркает, — сказал, что ему скоро надо будет уходить, так как у него какие-то дела. Но до этого предложил вместе сделать завтрак, а еще заплел мне косички, — она встает с кровати и, пару раз крутанувшись вокруг своей оси, довольно улыбается. — Пап, а почему у него это лучше, чем у тебя, выходит?

      — Потому что я в детстве развлекался тем, что заплетал бахрому пледа, — слышится веселый голос, и Арсений, приподнявшись на локтях, видит стоящего в дверях Антона. Светлые волосы стоят торчком, улыбка широкая-широкая — как у него только скулы не сводит? — на футболке пара темных капелек — вода или масло? — тонкие руки, кажущиеся слишком голыми без привычных браслетов и колец, убраны в карманы брюк. — Чай остывает, принцесса.

      — Ой, точно! — она вскакивает и, что-то напевая себе под нос, скрывается за углом.

      Антон провожает ее взглядом, нежно улыбаясь, после снова поворачивается к Арсу, медленно подходит к кровати и садится на край. Арсений чуть отодвигается, чтобы ему было удобнее, мечется глазами по его фигуре и неосознанно вздрагивает, когда Антон нащупывает его ладонь и осторожно проводит большим пальцем по его кисти, поглаживая выпирающую косточку.

      Светлая, почти золотистая челка падает на лоб, зеленоватые глаза отдают серым, улыбка кривая, собирается морщинками на щеке и подбородке, тени пляшут по лицу, руки теплые-теплые, горячие даже, привычно влажные — снова волнуется? — ресницы дрожат, губы приоткрыты.

      Арсению хочется включить своего внутреннего ребенка, уронить Антона на кровать, обвить его руками и ногами и просто весь день валяться в кровати, ни о чем не думая. Возможно, к ним бы присоединилась Кьяра, которая, в силу своего возраста, не задавала бы лишних вопросов, и они бы все вместе смотрели телевизор.

      У Арса нет выбора — ему приходится быть взрослым, приходится не думать о том, чего ему хочется на самом деле. Люди в его возрасте проводят время в университете, занимаясь своим образованием, а по ночам ужираются в хлам на вечеринках и вписках, а он воспитывает дочь и своеобразно торгует своим телом.

      Но это Кьяра, поэтому он ни о чем не жалеет. Ни о головных болях, ни о хроническом недосыпе, ни о косых взглядах и вечно пирующих тараканах в голове. Он прекрасно знает, что из себя представляет и какое впечатление производит, но осознает, ради кого идет на все это, поэтому засовывает переживания поглубже.

      Антон продолжает водить кончиками пальцев по его ладони, пуская мурашки по коже, и неотрывно следит за их руками, не поднимая головы. Арсений невольно задумывается о том, как он так рано попал в школу, — видимо, еще в вузе показал себя как достойного специалиста и его сразу после окончания обучения забрали на работу. Может, он отличился на практике, его заметили и предложили работать. Он ведь тоже молодой совсем, сам еще ребенок, а должен чему-то учить других детей.

      Арсений вспоминает молодых учителей в своей школе и невольно поджимает губы, потому что они чаще всего были вечно обозленными на весь мир, постоянно срывались на учеников и повышали голос. А Антон, кажется, по-настоящему любит свою работу и явно неплохо с ней справляется.

      — Мне бы домой, — вдруг произносит Антон, прервав его размышления. — Я думал, что смогу остаться с вами подольше, но, сам понимаешь, проверки постоянные, нужно готовиться. Сейчас тяжелый период в школе, все на ушах, и я… — Арсений сжимает его ладонь, не давая продолжить, и слабо улыбается.

      — Эй, ты мне ничего не должен.

      — Я очень хотел провести время с тобой и Кьярой, — Антон виновато улыбается и облизывает губы. Арсений фыркает, садится на кровати, оказавшись нос к носу с ним, проводит ладонью по его волосам и осторожно целует в лоб, предварительно зачесав челку набок. — Ладно, — сдается Антон, прижимается своим лбом к его и прикрывает глаза.

      В этом жесте столько звука, столько мыслей, столько усталости и безнадежного принятия реальности, что у Арса холодит кончики пальцев, и он цепляется за покрывало, пытаясь согреться. Антон жмется к нему, тихо-тихо дышит ему в губы и давит своим молчанием, в котором слишком много слов.

      Арсений понимает, что зря впустил вчера Антона в свою семью, потому что теперь постоянно будет думать о том, как они спали вместе, негромко переговариваясь в кровати, как Антон заплетал Кьяре косички, как они готовили завтрак.

      Он далеко не романтик — жизнь не позволяет, — но иногда ему хочется просто держать кого-то за руку и ни о чем не думать, хочется отпустить ситуацию, хочется расслабиться, хочется, чтобы кто-то другой управлял ситуацией и ему не надо было думать о следующем шаге.

      Антон, кажется, именно такой: ответственный, целеустремленный, сознательный, готовый взять все в свои руки и со всем разобраться. Он не боится рисковать, не так сильно парится из-за чужого мнения и, вроде как, искренне тянется к нему раз за разом. Успокаивает, не позволяет загоняться, знает, как к нему подступиться, и нисколько не переживает из-за образа жизни Арса.

      Но он не может в полной мере ему доверять. Пока что не может. Ему хочется, его тянет — это очевидно, — но пока ближе не может. Хотя, казалось бы, куда ближе?

      — Скоро пойдешь?

      — Через час где-то, — Антон поднимается и, расправив футболку, щелкает пальцами. — Эй, вставай, соня. Тебя там ждут хлопья с молоком и мои фирменные бутерброды со всем, что я нашел в холодильнике. Надеюсь, ты не против, — не дожидаясь его ответа, он подмигивает и идет на кухню.

      Арсений, глупо улыбаясь, одевается, приглаживает зачем-то волосы и выходит на кухню. Кьяра сидит на своем стульчике, болтая ногами и без умолку рассказывая о чем-то, прыгая с темы на тему, в то время как Антон, завороженный ее щебетанием, размешивает сахар в чашке явно не первую минуту.

      Эта картина настолько домашняя, что Арсений с трудом сдерживается от того, чтобы не взяться за телефон, но останавливает себя — он все еще не уверен в том, что то, что между ними происходит, имеет шанс на какое-то будущее, поэтому не хочет иметь лишний повод загнаться и снова утонуть в себе.

      — У тебя язык еще не отсох? — со смешком спрашивает Арс, щелкнув дочь по носу, и садится на свое привычное место. Антон закатывает глаза и укоризненно качает головой, а Кьяра оскорбленно смотрит на отца и складывает ручки на груди.

      — Вообще-то, Антон очень даже не против. Но, ладно, — она слезает со стула, выбрасывает пару фантиков от конфет в урну и, расправив платьице, с театральным вздохом заявляет: — Пожалуй, я пойду к себе и не буду вам мешать, — после чего удаляется под пристальными и ошарашенными взглядами.

      — Она у тебя актриса, — улыбается Антон, прислонившись к подоконнику, и вытирает ладони о штаны. — Причем у нее речь так хорошо поставлена — заслушаешься. Вот бы у меня все ученики такими были — одно удовольствие было бы слушать стихотворения наизусть. Ты отличный отец, Арс.

      — Стараюсь, — сконфуженно отзывается он и делает глоток чая.

      Не любит он эту тему, потому что знает, что все далеко не так радужно — его почти никогда не бывает рядом, соседок Кьяра видит чаще, чем отца, у него не всегда есть возможность прийти на мероприятия, проводимые в детском саду, и все, что у них есть, — это относительно свободные выходные, и то не всегда.

      По глазам Антона Арсений понимает, что тот не пытается ему льстить, а действительно так считает, но Арс не хочет говорить об этом, поэтому шутит из-за коронных бутербродов Антона, расспрашивает его о работе в школе и пытается выглядеть максимально непринужденно, нервно улавливая, как Антон то и дело смотрит на часы.

      — Ты не обязан сидеть со мной, — в какой-то момент не выдерживает Арсений, перебив Антона, и тот заливается краской, смущенно поджав губы. — Ты и так потратил на нас слишком много времени, а у тебя есть свои дела.

      — Арс… — Антон недовольно качает головой, подходит к нему и, повернув к себе, садится на корточки перед ним, положив ладони на его колени, — сколько раз мне нужно сказать тебе одно и то же, чтобы ты мне, наконец, поверил? Я не играю, не использую тебя, не потешаюсь над тобой, не…

      — Не нужно ничего говорить, — просит Арс, положив палец на его губы, и слабо улыбается. — Это все моя паранойя. Я не хочу тебя обидеть, правда, но я не могу не осторожничать. Даже с тобой. Мне жаль, Ромашка.

      — Не бери в голову, — Антон тянется вперед, осторожно касается его губ, больше успокаивая, чем распаляя, и поднимается на ноги. — Ладно, мне пора. А то опять буду от стены к стене шататься.

      — Конечно, — Арс вскакивает следом, чуть не уронив чашку, и плетется за ним в коридор. Антон проверяет свои вещи, надевает кроссовки и толстовку, пятерней расчесывает волосы и поворачивается к Арсу, смотрит пристально, долго почему-то тяжелым взглядом, и у него внутри все напрягается.

      Арсений не хочет его отпускать. В квартире опять станет холодно несмотря на то, что на улице плюсовая температура, а батареи исправно работают. Казалось бы, одна ночь и утро, а мозг уже отказывается воспринимать привычную до этого реальность, потому что понял, что может быть иначе.

      Только это не навсегда.

      В том-то и дело, что это было на раз.

      — Ну, ладно, — Антон нервно топчется на одном месте, — спасибо, что пригласил в гости. И за подарок спасибо, — он усмехается и оглаживает торчащую из-под толстовки футболку.

      — Спасибо, что зашел.

      Спасибо, что сделал еще хуже.

      Арсений понимает, что снова хочет его поцеловать. Причем не так, как сейчас на кухне, а как ночью, когда внутри все бурлило и тело податливо выгибалось, нуждаясь в прикосновениях. Но осознает, что нельзя. По разным причинам. В том числе…

      В голове что-то щелкает, и он, обернувшись, зовет Кьяру.

      — Антон уходит!

      — Сто-о-ой! — через мгновение она вылетает в коридор и, врезавшись в Антона, крепко цепляется в него. Крупные глаза блестят недовольством, пухлые губы искривлены обидой, а кулачки с силой сжимают ткань толстовки. — Ты ведь не на совсем, да? Ты же вернешься? Поработаешь свою работу и обратно к нам.

      — Кьяра… — Антон мнется, подняв ее на руки, и косит на Арса, который сам не знает, что сказать и как успокоить дочь, — я… я не знаю, но надеюсь, что мы еще увидимся. Был очень рад поближе с тобой познакомиться. И, это, — он притягивает ее ближе и громким шепотом говорит: — Заставь своего папу тебе косички нормально плести.

      Кьяра смеется сквозь слезы, продолжая дуть губы, крепко обнимает его за шею и нехотя встает на пол, после чего сразу же бежит в гостиную, чтобы никто не видел ее сморщенное личико. Арсений с болью смотрит ей вслед и, качнув головой, поворачивается к Антону.

      — А, хочешь, я в пятницу к тебе приду на шоу? — выпаливает тот, сглотнув. — Разгребу немного дела и приеду. Не уверен, что после будет возможность повторить сегодняшнюю ночь, но…

      — Ты мне ничего не должен, — напоминает Арсений, качнув головой — Правда. Даже в голову не бери. Кьяра… Кьяра поймет. У нас просто не так много близких, я почти ни с кем ее не знакомлю, потому что, по сути, не с кем, а ты… Все слишком быстро, Ромашка, давай… — он глубоко вздыхает и открывает дверь, отодвинувшись к стене и не глядя на него, — давай не будем строить какие-то планы.

      — Как скажешь, — Антон сбивчиво кивает, нервно облизывает губы и выходит из квартиры, не глядя на него.

      Арсений понимает, что снова выпускает своих демонов, что закрывается, что поступает с Антоном жестче, чем следовало бы, но какая-то часть его не хочет останавливаться — может, если он откроется полностью, Антон поймет, что им не по пути и сам уйдет до того, как станет совсем тяжело.

      Арсений ненавидит за кого-то что-то решать и указывать другим, как следует поступить, но сейчас просто понимает, что Антон действительно не до конца разобрался в том, в какую историю влез. Он видит только то, что Арс ему показывает, и верит, что это все.

      А на самом деле даже Арсений не знает, чего ждать от следующего дня.

***

      Арсений немного выдыхает, когда Оксана говорит, что новый владелец приедет к концу недели, а не в начале, как планировал изначально. Он понимает, что выбора у него нет и так быстро разобраться с долгом он все равно не сможет, поэтому лишь снова и снова успокаивает Оксану, говоря, что со всем справится сам, потому что не хочет ее лишний раз тревожить.

      Последние дни она носится по всему зданию, улаживая последние проблемы, изредка застывает где-нибудь с ностальгией в глазах и часто-часто обнимает его. Просит, чтобы он никогда не пропадал и они продолжали поддерживать связь, надеется, что из-за нового владельца жизнь в баре не слишком поменяется или, по крайней мере, изменения не слишком отобразятся на жизни Арсения.

      Сам же он старается не перебирать возможные варианты и просто продолжает работать. По сути, если поднапрячься, он разберется с долгом за несколько месяцев и будет свободен, но волнение все равно сидит костью в горле, сколько бы он ни пытался с ним совладать.

      В пятницу, на последнем представлении, Арсений танцует особенно надрывно, пытаясь забыться на сцене. Ему хочется выдавить из себя все, что накопилось за последние месяцы, поэтому он двигается резко, раскованно, полностью отпустив себя. Ему плевать, насколько развратно он выглядит и какое впечатление производит — сейчас ему все равно.

      Тело двигается само по себе, изящно выгибаясь, подстраивается под музыку, реагирует на каждый бит, и Арсений впервые за долгое время по-настоящему расслабляется.

      Он скучал по этому.

      Он скучал по Графу.

      Граф сильный, уверенный, несгибаемый, он может найти подход к любому человеку, четко разграничивает, что действительно важно, а на что можно закрыть глаза, он не боится своих желаний и с радостью готов откликнуться на чужие. Он привлекает, завораживает и ловит от этого настоящий кайф, словно запустив какое-то вещество себе под кожу.

      В зале то и дело слышатся томные выдохи, люди ерзают на своих местах, изредка прикладываясь к бокалам, и неотрывно смотрят на сцену. Внутри все пульсирует от этого, Арсения снова и снова прошибает током, и он блаженно улыбается, наслаждаясь каждым мгновением.

      В такие моменты он ощущает себя свободным и живым, как никогда. Он чувствует каждую клеточку своего тела, полностью контролируя его, и невольно восхищается тем, на что способен. Он прекрасно знает, что видят сидящие в зале люди, и загнанно дышит из-за поднимающегося вверх по телу возбуждения.

      Одежда ему мешает, даже в собственной коже становится неудобно, и Граф сдергивает кожаную куртку под громкие визги толпы. Он беззастенчиво вращает бедрами, прогибается в спине и шире расставляет ноги, томно глядя в зал и буквально ощущая, сколько в его глазах сейчас огня.

      Ему глубоко плевать, что от вога в его танце не осталось практически ничего, что до стриптиза у него один шаг — штаны, и снова оглаживает свою грудь и талию, сползает ниже к промежности, спускаясь по косым линиям, откидывает голову назад, обнажая шею, и довольно улыбается, когда до него доносится сразу несколько стонов.

      Граф этим живет — живет вниманием, чужим возбуждением и собственным величием. На сцене его ничего не сдерживает, никто не контролирует и не осуждает. На сцене для него не существует проблем. На сцене он чувствует себя всемогущим.

      Получив свою дозу оваций, Арсений отправляет в зрительный зал несколько воздушных поцелуев и, подхватив свою куртку, уходит за кулисы, где практически сразу натыкается на Оксану. Она бледная, взъерошенная, на ее щеках — красные пятна, говорящие о том, что она нервничает, и Граф мгновенно остается только во внешнем виде, в то время как у Арсения сердце заходится в бешеном ритме.

      — Что…

      — Он приехал и ждет тебя.

      Арсений кивает, но даже не пытается скрыть волнение — это бессмысленно, да и зачем ему врать Оксане? Он лишь снова мотает головой, накидывает куртку, чтобы не чувствовать себя еще более незащищенным, и идет по коридору в кабинет.

      Он не знает, чего боится. Ничего серьезного с ним сделать все равно не могут — не имеют права. Долг он отработает и больше такого не допустит, к тому же у него есть контракт, где черным по белому прописано, какими были условия их договора. Ему плевать, кто новый владелец и какие у него планы — слишком сильно прогибаться он все равно не планирует.

      Его пропускают в кабинет, и Арсений, придерживая полы кожаной куртки, проходит вглубь комнаты. За большим столом сидит невысокий мужчина с выбритыми висками и хвостиком на макушке, в явно дорогом костюме и белой рубашке. Он выглядит смертельно уставшим, однако глаза сверкают любопытством и интересом.

      — Граф, — растягивает он губы в улыбке.

      — Арсений, — осторожно, но твердо поправляет его Арс и останавливается в полуметре от стола.

      — Арсений, — повторяет тот, облизнув губы и проводит ладонью по густой щетине. — Меня зовут Сергей Борисович, и с некоторых пор я заправляю данным заведением. Впрочем, думаю, ты уже в курсе.

      — Разумеется.

      — С прошлыми владельцами я разговаривал не раз и наслышан о тебе, да и, чего таить, я и до этого был посвящен в твое, скажем так, творчество — пару раз был на твоих шоу, — он делает паузу, пристально глядя на Арса, и только потом продолжает: — Ты хорош, должен признать.

      — Я знаю, — страх сидит так глубоко внутри, что до него практически невозможно дотянуться, поэтому Арсений позволяет себе дерзость. Правда, больше чтобы проверить, какой будет реакция.

      Сергей хмыкает и качает головой.

      — Одно только «но» — ты мне должен, Граф.

      — Не Вам, а бару, — парирует он, чуть сощурившись и приподняв голову. Новый владелец ему совершенно не нравится — может, у него, конечно, деньги вместо туалетной бумаги и пол из монет, но ведет он себя слишком высокомерно, словно вместе с заведением купил и людей.

      — А я теперь и есть бар, — Сергей разводит руками, громко усмехнувшись, и садится поудобнее. — Я бы не сказал, что цифры там внушительные, но, сам понимаешь, они могут расти со временем, а это вряд ли тебе надо.

      — Ближе к делу, — обрывает его Арсений, скрестив руки на груди. Он чувствует себя обнаженным под пристальным взором темных глаз и сожалеет о том, что не переоделся, прежде чем прийти сюда. — Вы ведь уже все решили.

      — Конечно, — тот довольно кивает и складывает ладони домиком на столе. — Как я уже говорил, я несколько раз видел твои выступления и после даже расспрашивал о тебе. Насколько я знаю, все твои услуги заключаются в том, что ты танцуешь, — он заканчивает полувопросительно, но Арс ничего не отвечает — только продолжает на него смотреть, уже догадываясь о том, к чему он ведет. — Но я слышал, какие поступали предложения.

      — Я не шлюха, — резко заявляет он, не сдержавшись, и чуть сжимает кулаки. — Может, мое шоу иногда и напоминает выступление в стрип-клубе, но это ничего не значит. Я понимаю, что Вы имеете в виду, и мой ответ «нет».

      — Ты даже не дослушал меня, — фыркает Сергей. — У нас все-таки относительно элитное заведение, и было бы чертовски грязно использовать тебя как насадку на чей-то член, — Арсения передергивает от таких слов, и он поджимает губы. — Но это не значит, что у меня нет возможности подзаработать на тебе.

      — Сергей Борисович, я…

      — Я не договорил, — Арс глубоко вздыхает и слабо кивает. — Так вот, я в курсе, что ты малый с принципами, так что можешь не волноваться — я не буду тобой разбрасываться, как вещью. Точнее, — он делает паузу, и Арсений снова напрягается, — не таким образом. Что ты знаешь о таком понятии, как эскорт-услуги?

      Арсений делает шаг назад и облизывает пересохшие губы. Не то чтобы он рассчитывал на то, что новый владелец закроет глаза на долг и позволит ему дальше заниматься тем же, что и прежде, но он надеялся, что сможет простым путем отработать.

      А сейчас…

      — Я поясню: многие люди, имеющие лишнее бабло, иногда любят вытащить в свет какую-нибудь картинку и похвастаться ею перед своими дружками. Таскают их на разные приемы, вечеринки и тусовки, оплачивают питание и одежду. Ты смазливый, — продолжает Сергей, — тебя хотят, тебя купят, за тебя заплатят. Конечно, заплатили бы больше, если бы был приятный бонус, но даже так отвалят неплохую сумму.

      — Почему мне кажется, что дальше последуют слова о том, что у меня нет выбора? — хрипло шипит Арсений, напряженно вглядываясь в его равнодушное лицо. Сергей разглядывает свои ногти, прокручивает на пальце массивное кольцо и только после этого поднимает на него пустой взгляд.

      — Потому что, если задуматься, так и есть. Ты сейчас можешь закатить истерику, пытаться качать свои права, что-то мне доказывать, угрожать, но… Мне кажется, ты достаточно взрослый мальчик, чтобы понимать, что это ни на что не повлияет.

      — Увы.

      — Поэтому давай не усугублять ситуацию и не начинать наше общение со скандала, — миролюбиво предлагает он, подавшись вперед и с улыбкой глядя на него. — Ты продолжаешь танцевать что ты там танцуешь, изредка выходишь в свет с крутыми шишками, а я повышаю тебе зарплату и, допустим, доплачиваю тебе за костюмы и все, что нужно для шоу.

      Арсений не двигается, продолжая прожигать его взглядом. С одной стороны, деньги немалые, может, у него даже получится вырваться из граничащего с бедностью состояния, наконец появится возможность изредка баловать Кьяру. Более того, все могло быть в разы хуже, и эскорт, если задуматься, не является чем-то уж слишком грязным.

      Но с другой…

      Он представляет, как его, словно животное, разве что без поводка, водит какой-то богатый папик следом за собой, чтобы козырять его лицом перед своими дружками, и его начинает подташнивать. Так он и станет вещью. Окончательно станет. Будет торговать собой не фигурально, а напрямую, разве что не надо будет трахаться за деньги. Хотя кто его знает, чем все обернется.

      — Хочешь, потянем время, и я спрошу твое мнение, словно мне не плевать? — с прежней улыбкой спрашивает Сергей, выжидает пару мгновений и, потянувшись к мобильному, откидывается на спинку кресла. — Но, как ты уже сам отметил, у тебя не особо есть выбор, а у меня желание выслушивать твои встречные предложения. Поэтому — до завтра, у меня дела.

      Он утыкается в телефон, всем своим видом показывая, что аудиенция закончена, и Арсений подается было вперед, чтобы все-таки сказать все, что он думает о сложившейся ситуации, но от стены отлепляется охранник, и приходится отступить. Арс лишь смеряет Сергея презрительным взглядом, на который тот не обращает ни малейшего внимания, и выходит из его кабинета.

      Руки трясутся, в груди все заледенело от напряжения. Арсений понимает, что это неправильно и наоборот нужно взять себя в руки, чтобы со всем разобраться и понять, как справиться с происходящим, но вместо этого еще больше заводится и, не сдержавшись, с силой ударяет кулаком по стене в коридоре.

      Ему хочется кричать, чтобы до срыва связок, чтобы до хрипоты, но в зале полно зрителей и он не может позволить себе сорваться. Он смутно понимает, что выбираться ему придется самому, потому что вряд ли кто-то сможет разобраться с этим Сергеем Борисовичем, который и сам явно та еще шишка.

      Его чуть пошатывает, то ли от усталости, то ли от переизбытка эмоций, и Арсений лишь надеется, что, добравшись до своей комнаты, он сможет дать себе хотя бы немного времени на то, чтобы все осмыслить.

      Или разъебать помещение, что, в принципе, тоже неплохо.

      Арсений рывком открывает дверь, захлопывает ее за собой и сдергивает куртку, потому что тело горит.

      — Прив… ой.

      Он резко оборачивается и ошарашенно пялится на Антона, который вскакивает со стула и немного изумленно таращится на него. Зеленые глаза скользят по его лицу и телу, пересекаются с его мечущимся взглядом и немного темнеют. Переживает.

      — Арс?

      — Ты… чего тут… — говорить не выходит. Арсения буквально ломает изнутри, и он хватается за спинку ближайшего стола, стараясь дышать как можно глубже.

      — Ну… Я же говорил, что попробую прийти в пятницу. Сидел в зале, потом, как ты закончил, пришел сюда, а тебя нет… Я не вовремя? — осторожно спрашивает Антон, а Арс даже кивнуть не может, потому что сидевшая до этого волна напряжения поднимается все выше и выше, перекрывая горло, и никак не получается загнать ее поглубже. — Арс?

      — Я… все в норме, Ромашка, — голос дрожит, вибрирует, и встревоженный взгляд Антона лучше не делает.

      — Арс? — снова повторяет он, подойдя ближе, но коснуться не рискует. — Что случилось? У тебя глаза… неадекватные какие-то. Что произошло? В чем дело? Кто-то что-то сказал? Проблемы с шоу? Арс, что?

      Арсений продолжает смотреть на него и понимает, что образ размывается и идет словно помехами. В голове раз за разом прокручиваются слова Сергея, его улыбка и наглая усмешка, собственная беспомощность сдавливает грудь, и дышится еще труднее.

      Ему хочется куда-нибудь деться, выжать из себя это напряжение, избавиться от него, заменить чем-то, отвлечься и забыться хотя бы на мгновение, потому что в противном случае он просто взорвется.

      Но это же Антон. Он не может. Не с ним.

      — Тебе… тебе лучше уйти, — негромко просит Арсений, сглотнув.

      — Конечно, — тот фыркает и делает еще шаг в его сторону, — побежал уже. Я рядом, помнишь?

      — Так, может, я не рад этому? — неожиданно даже для самого себя огрызается он, тяжело дыша. — Я ведь не просил тебя ни о чем никогда, а ты все равно лезешь. Это моя жизнь, Антон, моя, понимаешь? Мне не нужна помощь, не нужно, чтобы кто-то мне помогал. Я и сам справлюсь.

      — Ну, знаешь, — Антон закатывает глаза, — ты меня как называешь? Я сорняк, поэтому, прости уж, буду лезть, куда не просят, — он перехватывает кисть Арса и держит, не давая вырваться. — Просто объясни мне, что происходит. Нам обоим станет проще.

      — Считаешь? — Арс нервно смеется, понимая, что голова плавится от переизбытка эмоций. Он сам не до конца понимает, злится он, волнуется или боится. Все смешивается, он иногда с трудом открывает глаза и раз за разом выхватывает встревоженный взгляд напротив.

      Он хочет на улицу, чтобы насытить легкие холодным воздухом, он хочет покурить, чтобы немного голову продымить, он хочет к Антону ближе, чтобы деть себя куда-нибудь. И все это смешивается одним комком, отдающим пульсацией по всему телу, и справиться никак не получается.

      Арсений сам себя пугает, когда дергает Антона на себя и целует. Грубо, жестко, почти болезненно, напирает, давит, тянет ближе, прорывается языком, оглаживая его нёбо, и все увереннее потирается бедрами. Антон сдавленно и удивленно стонет ему в губы, но не отодвигается, только чуть сжимает его плечи, успокаивая.

      Выходит, мягко говоря, хуево.

      Арсений запускает пальцы в его волосы, оттягивает воротник толстовки, чтобы мазнуть губами по обнажившейся шее, вжимает его в себя и изредка чуть толкается тазом навстречу, распаляя все больше. Антон скользит ладонями по его груди, спускается ниже, пробегаясь пальцами по ремню брюк, и после сжимает его ягодицы, притягивая еще ближе.

      Арсений ужом извивается в его объятиях, сталкивается своим языком с его, чуть прикусывает его губы, дразнясь, прогибается в спине, трется все агрессивнее и упрямо лезет под его толстовку, оглаживая живот и грудь. Заставляет откинуть голову назад, широко лижет впадину на шее, обхватывает губами кожу на ключице, всасывает бледную кожу в рот и со смачным звуком отодвигается, чтобы спуститься дальше.

      Антон сдавленно охает, когда Арсений толкает его в грудь, вжимая в стол, пробегается пальцами от его бедер к коленям и раздвигает его ноги, снова подходит ближе, прижимаясь своей грудью к его, целует скулу, прикусывает кожу на подбородке и, как котенок, трется носом о его щеку.

      — Мой мир — полный пиздец, — шепчет он ему на ухо, обведя языком ушную раковину, кусает мочку, немного оттягивает ее и сбито дышит, пуская мурашки по коже. — Особенно сейчас. Мне нужно сделать что-то сумасшедшее, чтобы с ним справиться. Ты поможешь мне? — сипло спрашивает он, заглядывая ему в глаза.

      — Ты, блять, серьезно спрашиваешь? — с трудом выдыхает Антон и забирается пальцами под край его штанов, оглаживая ягодицы и оттягивая кожаную ткань. — Я сейчас… — он осекается, когда Арсений опускается на колени, расстегивает его джинсы и стягивает их сразу вместе с бельем, после чего, не церемонясь, с нажимом проводит по его члену. — Ты…

      — Я не закрыл дверь, — хрипит Арсений, глядя на него снизу вверх, — сейчас вечер и персонала не так уж и много, но… Считай, я бросаю тебе вызов, — со смешком заканчивает он и обводит большим пальцем головку, опускает ладонь к основанию, оттягивая крайнюю плоть и, перехватив взгляд Антона, широко лижет его член.

      — А-а-арс! — Антон подается навстречу его руке, жмурится, запускает пальцы в его волосы, удерживая на месте, и сбито дышит, приоткрыв рот. — Ты…

      — Потом поблагодаришь, — отзывается он и снова обводит языком покрасневшую головку.

      Арсений примерно понимает, как сделать так, чтобы Антон кончил как можно ярче, потому что научился распознавать предпочтения людей, и сейчас активно работает ртом, стараясь не зацикливаться на том, как о нем будет думать Антон: очевидно, что Арсений делает это не впервые. С другой стороны, он ведь не раз говорил ему, что в определенные моменты для него нет границ и он многое испробовал.

      Сейчас главное занять сознание чем-то другим и перестать думать о том, в какое дерьмо он вляпался в очередной раз.

      Арсений оглаживает его бедра, чуть щекочет ногтями низ живота и активнее двигает языком, насаживаясь ртом все глубже. Он не думает о возможных последствиях, о том, что сам все это время бегал от чего-то такого и избегал всяческого контакта, но сейчас…

      Его прошибает осознанием — все дело в моменте. Все дело в Графе. Для него не существует каких-то ценностей и границ, он просто делает то, что хочет в данный момент, и концентрируется на настоящем, потому что будущее слишком далеко.

      Сейчас ему хочется видеть, как Антон кусает губы, сдерживая стоны, и вздрагивает от каждого движения его языка, поэтому Арсений движется резче и грубее, обхватывает его член рукой, смешивая собственную слюну со смазкой, дрочит, а языком проходится по яйцам Антона и довольно хмыкает, когда тот сползает немного ниже, теряя координацию.

      Антон шире разводит ноги, хватается свободной рукой за край стола, а второй по-прежнему тянет Арса за волосы, направляя движения его головы. Волосы прилипают к влажному лбу, красные губы распахнуты в немом стоне, чуть приоткрытые глаза возбужденно поблескивают.

      — Арс-с-с… — хрипит он, вонзившись пальцами в его плечо, когда Арсений снова обхватывает губами его член, продолжая мять его яйца уже ладонью. Антон дрожит все сильнее, его тело покрывается мурашками, и Арсений старается сильнее, продолжая неотрывно следить за реакцией его тела.

      В какой-то момент Антон, не в силах членораздельно говорить, с силой сжимает его плечо, и Арсений, отодвинувшись, доводит его до оргазма уже рукой. Антон закрывает ладонью рот, дергается в конвульсиях, заливая его ладонь и попадая на грудь, чуть сгибается, пытается восстановить дыхание, в то время как Арс сбавляет ритм и, завороженный, наблюдает за намокшей челкой и красными пятнами на щеках.

      Антон разморенный совершенно, с трудом сдерживается от того, чтобы не лечь на стол, беззвучно шевелит губами и пытается отдышаться. Арсений хватает со стола какую-то салфетку, вытирая кое-как пальцы, приподнимается выше, чтобы снова мазнуть губами по уже опадающему члену, одновременно с этим расстегивает свои штаны и обхватывает свой член, двигая кулаком сразу резко и грубо.

      Ему не привыкать — времени на себя обычно не так много, да и не то чтобы часто хочется, поэтому он почти никогда не церемонится и не растягивает удовольствие, а быстро и почти болезненно доводит себя до грани, чтобы снять напряжение.

      Он тычется носом в живот Антона, изредка покусывая его кожу, дрочит себе, чуть прогнувшись в спине, чтобы было удобнее, льнет к нему ближе и благодарно жмурится, когда Антон проводит по его волосам и мягко чешет по загривку.

      Арсений дрожит, шипит сквозь зубы и стискивает челюсти, кончая минутами позже. Он обмякает, прижавшись щекой к бедру Антона, медленно налаживает дыхание и повторно вытирает ладонь той же салфеткой, после отбросив ее в сторону.

      Антон, успев прийти в себя, поднимает его, но отодвинуться не дает — наоборот тянет ближе, вынуждая чуть ли не лечь на него, чуть сжимает его бедра своими коленями и смазанно целует в висок. Арсений кладет голову ему на плечо и вдыхает его запах, с трудом сдерживаясь от того, чтобы не поймать языком каплю пота на его шее.

      — Я тебе поражаюсь, — негромко усмехается Антон, — так долго что-то говорить и срывать подходящие моменты, чтобы в итоге сделать это на бегу и ничего не объясняя. Так только ты можешь, Арс, честно.

      — Не Арс, — откликается он и ведет носом, жарко выдыхая ему почти в ухо, — сейчас скорее Граф. Это он без тормозов.

      — Какой ты придурок, — фыркает Антон и крепче прижимает его к себе, спускается ладонью вниз по его спине и оглаживает его ягодицы. Арсений льнет к нему всем телом, чуть оттопыривает задницу и игриво смотрит из-под ресниц, решив еще какое-то время не думать о реальности, поджидающей его за дверью.

      — Ты ведь понимаешь, что, если останешься, так будет всегда? С Арсением снова и снова будут проблемы, потому что это его второе имя, а Граф будет продолжать домогаться до тебя при каждом удобном случае. Я не знаю, как это работает, но… — он проглатывает конец предложения, перехватив взгляд Антона, и проводит большим пальцем по его губам. — Я, блять, так сильно об этом потом пожалею, — усмехается он и целует его.

      Антон обнимает его коленями, цепляется за его плечи и улыбается ему в губы. И Арсений плавится от того, что голова сейчас чистая, как никогда. Ему плевать, что на столе куча хлама, что из коридора тянет чем-то сгоревшим, что он забыл закрыть дверь на ключ и в любой момент в комнату может зайти кто угодно, что уже завтра же утром, оценив свои действия, он будет винить себя и, возможно, еще больше закроется от Антона.

      Но сейчас ему так сильно плевать, что он не отодвигается, а снова обнимает Антона, кладет голову ему на плечо. Тот мерно дышит рядом с ним, изредка лениво водит ладонями по его спине и, кажется, не испытывает ни малейшей неловкости.

      — Можно тебя попросить кое о чем? — тихо выдавливает Арсений, не поднимая головы.

      — Я никуда не денусь, Арс.

      — Это я уже понял, спасибо, — усмехается, облизывает губы, качает головой и прикрывает глаза. — Никогда не спрашивай меня о том, чем я занимаюсь, хорошо? Я смогу со всем разобраться, но только если тебя во всем этом не будет, — Антон непонимающе отодвигается, чтобы поймать его взгляд, и Арсений выдавливает улыбку. — Мне нужно, чтобы ты и моя работа больше никогда не пересекались. Поэтому… Не приходи больше на шоу, хорошо? — просит он, проведя по щеке Антона.

      — Ты… ты уверен, что хочешь этого? Я думал, что поддерживаю тебя, что мое присутствие помогает тебе…

      — Все так, — Арс поспешно кивает и поясняет: — Но и отвлекает. У нас сменилось начальство, теперь за мной будут тщательнее следить. А если я буду знать, что ты в зале, то буду искать тебя и сбиваться, — врать оказывается так просто, что даже не приходится вымучивать улыбку — она остается маской на лице.

      Антон смотрит непонимающе, медленно моргает и, кажется, пытается рассмотреть подвох, но ничего не находит и, наконец, неуверенно кивает.

      — Но ты ведь не начнешь избегать меня из-за того, что произошло только что?

      — Это было бы слишком сложно для меня, Ромашка, — отзывается Арсений и мягко целует его в губы, после чего снова обнимает.

      С Сергеем он как-нибудь разберется. Справится со своими принципами и привыкнет. Ведь, если задуматься, все не так уж и плохо — просто потребуется время. За столько времени Арсений успел осознать свое место и роль в жизни, а с новыми правилами он не так уж и низко падет. Зато у него будут деньги и, следовательно, возможность дать Кьяре детство получше.

      Он представляет, как выбивает себе отпуск и едет с ней куда-нибудь на море, как покупает ей нормальный кукольный домик, как разрешает кататься на любых аттракционах, а не просит выбрать несколько, потому что на большее не хватает. Потом в голове вспыхивает картинка, как он зовет Антона в кино или ресторан, как на день рождения дарит ему какое-нибудь дорогое кольцо, которое он, конечно, никогда не будет снимать, и в груди теплеет.

      Арсений пойдет на это. На себя наступать он привык, пережимать горло гордости и чувству собственного достоинства. Зато он сможет сделать счастливее тех, кто ему дорог. Поэтому он жмется ближе к Антону, представляет широкую восторженную улыбку дочери и облегченно выдыхает.

      Справится. Он справится.