АСП

      У Арсения внутри материнская плата сгорает от напора Антона, потому что тот жмется так грубо и отчаянно, что вырабатывает электричество нетерпеливым трением.

      У Арсения нули по всем показателям и горящая ярко-красным кнопка в голове, которая, разрываясь, сообщает о том, что к чертям все слетает.

      У Арсения губы саднит, кончики пальцев, почему-то ледяные, пульсируют, пуская импульсы по телу.

      В принципе, можно было остановиться, вот только…

      — Блять, Арс, не так сильно, — слабо стонет Антон ему прямо в губы, когда Арсений тянет его за волосы, вынуждая откинуть голову назад, и мажет языком по кадыку, продолжая цепляться за плечи Антона. Тот лезет под его одежду, скользя ладонями по потной коже, жмурится от грубых поцелуев и дышит рвано, совершенно сбивая с толку.

      Арсений сквозь муть разглядывает раскрасневшиеся щеки, пухлые, яркие губы, дрожащие ресницы и сумасшедший блеск в глазах. Антон будто светится, прижимаясь к нему и реагируя на каждое прикосновение. Арсений ощущает его стояк, и его собственный член почти болезненно упирается в тугие штаны, не давая нормально дышать.

      Он с легкостью может представить, как толкает Антона на ближайший диван, пока тот возится со своими брюками, как использует крем вместо смазки, которой, разумеется, тут и близко нет, как вдалбливается сразу грубо, как хочется обоим, как кусает покрытую потом кожу на плечах, как давится своими выдохами из-за стонов Антона, в то время как тот прогибается под ним.

      Все это так живо в его голове, что внизу живота ноет ощутимо и на языке горько, но Антон в этот момент изворачивается, обхватывает ладонями его лицо и снова мокро целует, сталкиваясь своим языком с его и напирая всем корпусом.

      Арсений, наученный продолжительными выступлениями, привык к подобному поведению зрителей, потому что бывали случаи, когда некоторые возбуждались настолько, что решали начать дрочить прямо во время шоу, так что их приходилось выводить. Да и вообще его достаточно трудно чем-то удивить или завести с пол-оборота, но сейчас…

      — Есть несколько вариантов развития событий, — хрипло выдыхает Арсений, оторвавшись от губ Антона, и вздрагивает, когда тот целует кожу под подбородком и медленно спускается ниже, иногда пуская в ход зубы.

      — Весь внимание, — Арс на мгновение прикрывает глаза, жмурясь от прикосновения чужих губ, сглатывает и начинает:

      — Мы можем, поддавшись порыву, просто потрахаться, — Антон рычит ему куда-то в ключицу, и приходится глотнуть побольше воздуха, чтобы продолжить: — Не важно, где — на подоконнике, на диване или на полу. Потом ты уйдёшь и завтра будешь топить себя в стыде, — Арс делает паузу, когда Антон замирает и перехватывает его взгляд, однако не перебивает, а внимательно слушает, — возможно, даже добавишь мой номер в чёрный список, испугавшись, что я буду тебя доставать, будешь избегать этот район и краснеть при малейшем упоминании моего шоу. Потом, спустя время, мы случайно встретимся где-нибудь…

      Антон хмыкает и проводит кончиками пальцев по его животу, кружа у края брюк.

      — По всем законам фильмов.

      — Именно. И тут мы или поймём, что с какого-то амурного хера успели влюбиться за пару встреч, или съебемся в разные страны, выебав кого-нибудь еще для профилактики и очищения кармы и, может, даже женившись.

      — Как вариант, — согласно кивает тот, ткнувшись носом ему в шею и прихватив зубами мочку уха. Арсений жмурится и крепче сжимает его плечо, запрещая себе сбиваться.

      — Типа того, — он прислоняется к подоконнику, потому что ноги подрагивают от напряжения, и сам целует Антона в шею, пытаясь отвлечь его. — Или мы можем сейчас обойтись без торопливой ебли на, поверь мне, не самой чистой поверхности и обсудить все честно и откровенно в другом месте, когда ты избавишься от стояка, а я не буду выглядеть так, словно сбежал из кабаре.

      Антон мычит что-то, жмурясь, и царапает короткими ногтями его спину, желая прижаться еще ближе и сократить последние миллиметры. Он откидывает голову, обнажая шею, и едва слышно стонет, вызывая у Арсения улыбку.

      — Звучит… неплохо, — наконец, с трудом выдавливает Антон, когда Арсений отстраняется и дает ему передохнуть, и проводит кончиками пальцев по своей шее, словно пытаясь понять, остался засос или нет.

      — Я тоже так думаю, — усмехается Арсений, после чего, быстро чмокнув его, отодвигается и складывает руки на груди. — Просто смотри — ты заинтересован в сексе без обязательств?

      — Ну, в принципе… — он пожимает плечами и смешно ерошит волосы, из-за чего светлые пряди встают торчком на затылке, подсвечиваясь на фоне горящей лампочки, и Арс невольно залипает, на пару мгновений отвлеченный от своей речи, но Антон негромко хмыкает, и он, вздрогнув, продолжает:

      — А я нет, как бы это ни звучало, — брови Антона взлетают вверх, превращая его в мультик. — Поверь мне, просто поебаться я могу и в другом месте, а с тобой мы, вроде как, пытаемся быть выше этого, — Арсений стряхивает с плеча Антона едва заметную пылинку и с улыбкой разглядывает его горящее лицо и яркие глаза. — Да и хватило мне бездумного секса, — добавляет он со смешком, — последствие, вон, ждёт меня дома. И понятное дело, что в случае с тобой мне что-то подобное не грозит, но все же — не хочу, поебавшись с тобой, подтвердить свою репутацию шлюхи, я и так слишком низко пал.

      Улыбка пропадает с лица Антона, между бровей пролегает складка, и Арсений почти сразу жалеет о том, что вообще завел эту тему, потому что это его боль, его тараканы и делиться ими с кем бы то ни было он не намерен. Слишком личное, чтобы впускать в свою тьму еще кого-то, особенно Антона с его светом, который элементарно потухнет, как старая лампочка, стоит ему только подойти слишком близко.

      Арсений сомневается, что даже лучшему другу, если бы он у него был, он смог бы доверить что-то подобное, а уж Антону, которого он видит четвертый раз в жизни, и подавно — не его это сумасшествие.

      Антон, видимо, обдумав его слова, вдруг улыбается и снова комично пожимает плечами, как-то странно глядя на него исподлобья.

      — В таком случае, думаю, я в состоянии сделать так, чтобы ты поднялся, — Арсению требуется пара секунд, чтобы осмыслить сказанное им, и он тоже расплывается в хитрой улыбке, наклонив голову набок.

      — Ты специально сказал так, чтобы это прозвучало двусмысленно?

      — Нет, что ты, — Антон подмигивает ему, и Арсению снова хочется вытрахать из него этот блеск в глазах и наглый оскал. Невозможный человек. — К тому же, у тебя и так стоит, — как бы между прочим добавляет он. — Как и у меня, кстати, — блять, Арс всей душой ненавидит эту улыбку, — так что, если ты не собираешься с этим что-то делать, мне стоит отлучиться ненадолго.

      В горле зреет смех от этой почти детской непосредственности и откровенности, и Арсений с почти нежностью наблюдает за тем, как Антон разглаживает свою одежду и безрезультатно пытается уложить вздыбленную челку.

      — А я буду думать о дохлых голубях.

      — Приятного времяпрепровождения, — ухмыляется Антон, идя к двери, и берется за ручку. — Тогда внизу минут через тридцать, — и снова слепит улыбкой. Арсений с шумом выдыхает через нос и, прикрыв глаза, качает головой.

      — Не улыбайся так широко — ты слишком красивый, Ромашка.

      — Я все ещё хочу тебя выебать, так что следи за своим языком, — выходя в коридор, бросает Антон через плечо, и Арс все-таки не сдерживает смех, чуть прикусывая нижнюю губу в безуспешной попытке остановить себя.

      — И снова двусмысленно! — кричит он ему вслед, счастливо улыбаясь, и притворяет за ним дверь, после чего прислоняется к ней спиной и прикрывает глаза.

      Странный этот Антон какой-то. Открытый, прямо до спазма в горле, напористый, горячий, с глазами своими блядушными, от которых мягко, словно на траве на даче лежишь под солнцем. Улыбается ярко, слепит буквально, целует до искр, сжимает до приятной истомы.

      Арс бы такого человека в клетку своей жизни посадил и ключ бы выбросил куда-нибудь подальше, лишь бы не сбежал, не выбрался. Да вот только это было бы слишком неправильно — Антону летать надо и у жизни краски отбирать, а не копаться с ним в черных лоскутах.

      Арсений, может, не святой, но такую почти чистую душу точно себе не заберет.

***

      — Арс, поговорить надо, — вылавливает его Оксана, когда он разбирается со всеми делами и, переодевшись, идет к выходу. — Тема серьезная, так что давай отойдем, тебя твой… друг, — с заминкой тянет она, — подождет.

      — Конечно, — внутри что-то неприятно ёкает, и Арсений крепче сжимает лямку сумки, идя следом за Оксаной в ее кабинет.

      Не любит он эти серьезные разговоры — они почти всегда заканчиваются тем, что стоишь по горло в дерьме и судорожно пытаешься хотя бы дышать, даже не пытаясь думать о том, как бы выбраться. А, судя по поджатым губам Оксаны, разговор действительно серьезный.

      Она садится на стул и указывает ему на табуретку, но он лишь качает головой и остается стоять, только складывает руки на груди, пытаясь скрыть дрожащие пальцы. В голове вариантов — тьма, и от каждого нового все тяжелее. Платить будут меньше? Заставят танцевать стриптиз? Дело дойдет до привата? Уволят?

      Арсений судорожно пытается прикинуть, куда он пойдет работать, если реальной окажется последняя догадка, и запрещает себе раньше времени паниковать, но получается настолько хуево, что Оксана никак не решается начать, видимо, видя его состояние.

      — Ты помнишь условия контракта, который мы с тобой заключили, верно? — негромко произносит она наконец, облизав губы, и он жестко кивает. — Значит, помнишь, что мы договаривались об одной сумме, но в итоге платили больше, потому что подружились, а у тебя ребенок и тебе нужны деньги. А выступления… Их количество сократилось в последнее время опять же таки из-за твоей дочери.

      — Я стараюсь… — сипло шепчет Арс, и Оксана кивает, передернув плечами.

      — Я знаю, детка, знаю. Но это я. А… — она медлит, бегая взглядом по комнате, и паника пережимает грудную клетку, больно покалывая где-то внутри под ребрами, — а не новый владелец, — наконец, выпаливает она.

      Комната начинает вращаться, и Арсений тяжело опускается на табуретку, чудом не съехав с нее, так как садится на самый край. В голове шумит, лоб горит огнем, и он крепко жмурится, пытаясь успокоиться и продолжить слушать, потому что голос Оксаны доносится словно издалека.

      — Мы с Лешей в этом бизнесе уже давно, сам знаешь, и если сначала горели им, то в последнее время… Нового чего-то хочется. Да и… — она мешкает и медленно кладет руку на свой живот, привлекая внимание Арсения. Он вздрагивает, мечась глазами от ее лица к ладони, и приоткрывает рот.

      — Окс…

      — Только узнали, — сипло шепчет Оксана, давя улыбку, и часто-часто хлопает ресницами, — срок маленький, мы еще осознать не успели, но… Это все меняет, ты, как никто другой, должен понимать, что ребенок…

      — Конечно, — он поспешно кивает и сжимает ее пальцы, улыбаясь, — ребенок все меняет. И это… это прекрасно, я… я так рад за вас. Надеюсь, у вас все будет хорошо, вы со всем справитесь, — она зеркалит его улыбку, но глаза остаются потухшими, пустыми какими-то, и Арсений со вздохом продолжает: — Я так понял, что я вам должен.

      — Не нам — клубу. А так как у него меняется владелец… Сам понимаешь, все будет от него зависеть. Мы передаем ему все документы, так что он будет в курсе, но не знаю, как он отнесется к твоему долгу.

      — Когда? — перебивает он ее, и она облизывает пересохшие губы.

      — Он приедет в следующую среду. До этого времени мы будем здесь, а потом…

      — Я понял, — Арсений поднимается и удерживает на губах дежурную улыбку, от которой больно, словно ему ее по живому вырезали. — Спасибо, что сказала. Да и вообще — за все спасибо. Ты столько помогала…

      — Замолчи, — Оксана влетает в него, уткнувшись лицом в его грудь, и крепко обнимает. Арс обвивает ее руками, глядя пустым взглядом в сторону, и надеется, что она не чувствует, как бешено и испуганно стучит его сердце.

      Ему хочется закричать, чтобы избавиться хотя бы от части напряжения, но пока что у него нет такой возможности: рядом Оксана, которая не должна видеть его уязвимым, а на улице его ждет Антон.

      Антон.

      — Ладно, я пойду, пожалуй, — Арсений мягко отстраняется и, развернувшись, выходит из комнаты. Его немного пошатывает, потому что внутри зреет вопль, но он удерживает на губах улыбку, кивая Леше, чуть не налетевшему на него, и идет на выход.

      Останавливается в дверях, разглядывая фигуру Антона, и невольно любуется им: высокий, худой, волосы серебрятся в свете фонарей, толстовка скрывает тело, но оставляет место для воображения. Арсений не сказал бы, что он красивый, — уши оттопырены, губы пухлые слишком, напоминают женские, глаза большие, конечности длинные, но ему так сильно поебать, что он лишь раз за разом задается вопросом, как же умудрился привлечь его внимание.

      Арсений знает, что его тело любят, любят аристократичное лицо, любят пронзительный взгляд, оболочку любят, а Антон, кажется, пытается копнуть поглубже, не желая ограничиваться одной только картинкой. Только вот Арс не уверен, что готов ему позволить это.

      Он и так позволил себе слишком много в прошлый раз, когда разоткровенничался, о чем сейчас жалеет. Однако Антон почему-то не уходит, а раз за разом остается с ним, а сейчас и вовсе улыбается, повернувшись к нему и вытащив руки из карманов толстовки.

      Этот на первый взгляд обычный жест внутри что-то надламывает. Он хочет коснуться его? Хочет… взять его за руку? По венам раскаленный металл плещется, и Арсений чуть оттягивает воротник куртки, пуская под ткань холодный воздух, чтобы расслабить разгоряченную кожу, и подходит к нему.

      — Готов? — Арсений снова ловит себя на мысли, что ненавидит эту его улыбку. Слишком чистая, что ли, настоящая, не наигранная, ей хочется верить, о нее хочется греться, ее хочется видеть по утрам вместе с лучами солнца и вечером, пока на губах играет искусственный свет торшера.

      Он рисует в голове их совместную жизнь, понимая, что она не кажется ему неправильной: как они толкаются на кухне, готовя ужин, как втроем смотрят мультики, дожидаясь, пока Кьяра уснет, кто-то один несет ее в кроватку, а второй раскладывает постель и дожидается, чтобы притянуть к себе, обнять и позволить облегченно выдохнуть «Уложил», как ходят в магазин за продуктами, как ездят заграницу во время короткого отпуска.

      Арсений знает Антона всего ничего, а уже чувствует, что хотел бы, чтобы он остался. Может, не навсегда, может, на какое-то время — лишь бы согреть озябшие пальцы да научиться снова улыбаться искренне, а не вымучивать гримасу на пришитой по-живому маске.

      Только вот… Это его жизнь. Арсения. А не Антона.

      И Арсений медленно качает головой, пряча глаза.

      — Слушай, Антон, я это… Не настроен сейчас гулять, хорошо? Прости, что задержал, у тебя наверняка планы, но… Давай как-нибудь в другой раз. Я… я напишу тебе или позвоню… Короче, свяжемся. А сейчас просто…

      — Нет.

      Три буквы — как пощечина.

      Арсений вздрагивает и поднимает голову, пересекаясь с ним взглядом. Антон смотрит серьезно, напрямую, немного хмурится, вызывая пульсирующее напряжение в горле, и приходится сглотнуть, чтобы избавиться от него.

      — Я тебя в таком состоянии одного не оставлю, — жестко заявляет Антон, скрестив руки на груди, и подходит ближе. Арс запрещает себе отшатнуться, но ежится, кутаясь в куртку, хотя на улице не то чтобы сильно холодно, хоть ветер и не самый приятный.

      — В нормальном я состоянии, — парирует он, пытаясь улыбнуться, но кожа на сухих губах неприятно натягивается и приходится их облизнуть.

      — Нихера, — фыркает Антон, сильнее нахмурившись, — у тебя в глазах стекло.

      — Чего?

      — Стекло. Тебе больно. Взгляд мечется, ты нервный какой-то, точнее… сильнее, чем обычно. И я уже молчу про то, что ты назвал меня по имени, — добавляет он, приподняв бровь, и Арсений непонимающе смотрит на него, пытаясь разобраться в том, что он имел в виду, а потом до него доходит, и он фыркает.

      — Ромашка, это же фигня все, честно. Просто устал, мне бы…

      — Не хочешь идти гулять — хорошо, я не настаиваю. Но я провожу тебя.

      — Я не девушка, чтобы меня провожать.

      — А я и не рассчитываю, что ты позовешь меня на чашечку чая с приятным продолжением. Я просто буду рядом.

      Все у него просто. Впрочем, может, для Антона это действительно «просто» и он к такому привык, а Арсений… Он смотрит на него, боясь моргнуть, потому что уверен — вот-вот растворится, ебаный мираж, и он останется наедине с самим собой и своими проблемами посреди темной улицы.

      В кармане — пара соток, за спиной — рюкзак из долгов и проблем, за душой ничего, да вырезанная на загорелой коже улыбка.

      Вот он, Арсений. Именно Арсений — Граф остался за дверями клуба. Здесь только Арсений. И он не уверен, что Антону его хватит, потому что зацепил-то его Граф.

      Или…

      — Уверен? Поздно уже.

      — Пешком или поедем? — легко осведомляется Антон, спрятав руки в карманы, и Арсений снова залипает на том, как ярко горят его глаза. Зачем такой светлый, блять?

      — Раз такое дело, то самое время романтично пройтись вдоль набережной, — он невольно копирует его улыбку, понимая, что она почти не вымученная, и сдвигается с места, ощущая, как Антон то и дело цепляет его плечом то ли ненароком, то ли… — Я хочу кое-что сказать, — вдруг решается Арсений, покосившись на Антона, и тот спокойно смотрит на него.

      — Просто уясни, что я не уйду.

      — Я уже понял, — хмыкает он и облизывает губы, — просто… Ты, наверное, еще не осознал, но я проблемный. Да, я охуенно целуюсь и танцую так, что дрочить не надо, но это все там, на сцене. Там есть образ, а меня нет. Я знаю, что нравлюсь людям, и это понятно — я бы не зарабатывал своим телом, если это было не так. Но…

      Антон перебивает его — останавливает, сжав его плечо, поворачивает к себе и накрывает его губы своими. Мягко, без напора, без сильного давления, без языка, просто чуть прихватывает нижнюю губу, прикрыв глаза, удерживает какое-то мгновение, а потом отодвигается, но взгляд оторвать не позволяет.

      — Меньше думай. Я в состоянии различать тебя и Графа, хорошо? Хотя бы изредка выдыхай, пожалуйста. А то ты того и гляди взорвешься.

      — Как точно подмечено, — кончиками губ усмехается Арсений, продолжая цепляться за него глазами. — Ладно, пошли, — встряхивается, в шутку толкает его в грудь кулаком, чтобы чуть растрясти неловкость, и идет дальше по улице.

      Всю дорогу до дома Антон держится рядом, но тактично не лезет, лишь изредка, дразнясь, задевает кончиками пальцев его ладонь и прячет улыбку в воротник толстовки, а Арсений старается не пялиться, но все равно снова и снова взглядом мажет по его лицу.

      В голове столько вопросов — под завязку буквально, дышать нечем, а ответов нет и не предвидится. Арсений смутно понимает, что, скорее всего, пожалеет, доверившись ему, как это бывает обычно, но сейчас, чувствуя спокойствие, он готов к последствиям ради этих минут тишины.

      Даже если у Антона есть свои какие-то цели, все они будут стоить этого ощущения тепла и нужности, от которого Арс так отвык.

      У подъезда дома он останавливается, развернувшись на пятках, и впивается взглядом в лицо Антона, который заинтересованно разглядывает его район: светлые глаза мельтешат по припаркованным автомобилям, перевернутому мусорному баку, груде разбитых бутылок, недавно покрашенной покореженной скамейке и, наконец, останавливаются на лице Арсения.

      Пауза затягивается.

      — Как насчет чашечки чая, Ромашка? — наконец, переступает Арсений через себя, и Антон хмыкает, мотнув головой.

      — Приятное продолжение прилагается?

      — Разве что в виде знакомства с моей дочерью.

      — В таком случае я не прощу себе, если лишусь такой возможности, — подмигивает тот и продолжает светить.

      Арсений смотрит на него еще какое-то время, просто зависнув, потом вздрагивает, вернувшись к реальности, подходит к двери, набирает код со второго раза, потому что в первый пальцы соскальзывают, игнорирует смешок из-за спины и, распахнув дверь, поворачивается к Антону.

      — Ромашка?

      — М?

      — Спасибо тебе.

      Антон медлит, потом театрально закатывает глаза и тяжело вздыхает.

      — Сочтемся. Пошли уже, сквозняк бесит.

      Арсений кивает и идет следом за ним, ощущая, как губы покалывает от улыбки.