Мама и папа. Часть 3
Я ощутила резкую боль в спине и тихо завопив, двинулась телом. С непосильным трудом открыла глаза и оглянулась. Сырая земля, на которой я лежу, ветхая стена нашего домика и синие полуоткрытые ворота. Тусклый желтоватый свет уличного фонаря светил мне прямо в лицо. Я так и не поняла, когда потеряла сознание и на какое время, что уже успело прилично стемнеть. Я аккуратно поднялась и быстро зашагала в дом, немало заледенев от ветра. На кухне все также горел слабый свет, я тихо на цыпочках шагнула к столу и взглянула на маму: она спала, опустив голову на руки, сидя на кухонным стуле. Посреди кухни лежало множество осколков. Я аккуратно отворила дверцу ящика с мусорным ведром и принялась собирать ошметки посуды в него, пытаясь не разбудить родительницу.
Второй этаж дома выглядит намного чище и уютнее первого. Лестница заканчивается небольшим узким коридоров с тремя дверьми: наша общая комната с сестрой, родительская комната и гостиная. Двери мне очень нравились, они остались от прошлых владельцев. Деревянные темного благородного оттенка со сказочной красоты резьбой. В конце коридора стоит небольшая ретро-тумба все также от прошлых владельцев. На ней мама поставила вазу, которая уже шесть лет пустует и покрылась пылью.
Хелена уже спала, на моей кровати, плотно прижавшись к пледу. Я аккуратно вытащила его из под нее и легонько укрыла. Выключила яркий свет и оставила одну настольную лампу, бросающую свои живые светло-желтые круги на стену с розоватым оттенком. Комната выглядела иначе шесть лет назад. Мама после переезда принялась делать ремонт сразу в нашей спальне. В основном, спрашивала пожелания по цвету и интерьеру у одиннадцатилетней меня. Папа собственноручно красил стены в нежно-розовый, собирал мебель.
При мысли об отце, мне стало совершенно не по себе. Неужели он действительно решился на такой шаг? Считается ли такое действие предательством не только мамы, но и меня, ведь это решение против всей семьи. Папа был ближе к Хелене, он открыто проявлял к ней больше любви, заботы. Меня это ничуть не расстраивало. Я люблю Хелену и не хочу, что она чувствовала себя обделенной или соперничала со мной за родительскую любовь. И сейчас мне жаль ее, даже не маму, а больше всего сестру. Самый родной для нее человек предал семью и не смог толком нормально попрощаться. Что случилось с тем папой, который ставил нас на первое место? Ему стало одиноко вдали от дома, лежа одному на кровати в четырех стенах квартиры? Или я просто пытаюсь найти причину, чтоб не винить его? В любом случае, нашей семье нужно справиться с этим кризисом.
Утро началось, как раньше, без особых изменений и намеков на конфликт. Мама как обычно разбудила нас с сестрой в школу, сделала три тоста с красной рыбой для каждой и убежала на работу ровно в семь пятнадцать, чтобы успеть на автобус. Перед этим я попыталась с ней поговорить, о чем вскоре пожалела.
-Мама, скажи, что именно произошло? Я не могу поверить в это все, - умоляюще произнесла я.
-Софи, ты не представляешь, я готова рвать и метать. Я, как дурочка, поперлась к нему, думая, что он вымотался на работе и у него нет сил ехать к нам. А там, в этой вонючей малюсенькой студии лежит полуголая женщина, молодая, с кудрями, такая фифа. Я однажды ее видела, у отца в офисе, когда приезжала отвозить ему обед. Он фыркал, что надоела эта рыба, то лосось, то форель, то тунец, а сам домой ни кусочка мяса не принес. А это мымра стояла в уголочке, рядом с кабинетами и ушки грела свои. Я ее запомнила тогда, юбка-карандаш такая коротенькая, как подрезанная, грудь наружу сквозь красную блузку и высокий хвост с небрежными кудрями. А сережки у нее были такие еще длинные, такие только в Лос-Анджелесе видела.
Далее мама отказалась говорить, она выплеснула из себя всю эту информацию, как плесневелый ком и внезапно замолчала, взяла свою сумку и со словами "я на работу" растворилась в дверном проеме.
Хелена по-началу не показывала признаков грусти, съела завтрак, умылась, натянула одежду. Но перед выходом из дома я заметила, как она колеблется.
-Ты не хочешь в школу? - поинтересовалась я, убирая крошки с обеденного стола,- Ты же никогда не пропускала учебу. Мама будет нервничать от этого еще больше, давай не добавлять ей хлопот.
-А я тут причем? У меня что, нет своих чувств? - вспыхнула она, нахмурив брови, - Папа не мог так поступить! Мама все придумала. Сама посуди, у папы старая студия с голыми бетонными стенами и одной кроватью на всю комнату. Какая женщина захочет спать с ним?
Меня повесили ее настолько взрослые доводы, но я не подала виду и все также серьезно смотрела.
-Даже если так, давай сходим в школу, а вечером спросим у мамы.
-Я собираюсь поехать сейчас к папе и узнать все, - уверенно произнесла она и натянула шапку белоснежного оттенка, придавив копну своих золотистых волос, - Да и к тому же, ты и сама в школу не собираешься.
Я удивлена. Она определенно подловила меня, я собираюсь пропустить сегодня занятия. Но не из-за лени, вселенской грусти или еще чего-то. Сегодня утром я позвонила в медицинский центр рядом с домой и уточнила о записи к терапевту, любезная администратор по ту сторону телефона сообщила, что я могу приехать к десяти часам. Меня беспокоит вчерашний обморок, такое произошло со мной впервые, поэтому я сразу собираюсь разобраться с данной проблемой.
-Я записана к врачу, - начала оправдываться я, -Хелена, послушай, от того, что ты поедешь к нему, ты ничего не узнаешь. Ну приедешь ты на работу в офис, зайдешь внутрь, сообщишь всем, что ты дочь одного из работников, а дальше что? Забежишь и начнешь кричать "Кто здесь спал с отцом?" или шепотом подойдешь к папе и спросишь "А ты правда изменил маме?" Это, по-твоему, взрослый поступок? Дождись хотя бы вечера, позвони ему, попроси встречи.
Хелена, по-видимому, расстроилась от моих слов. Это звучало убедительно и логично.
-Хорошо, я в школу, - пробурчала она и растворилась в дверном проеме.
Медицинский центр выглядел довольно невзрачно, кирпичное здание, рассчитанное на несколько организаций: здесь собрался продуктовый магазин, аптека и сам мед.центр. Вывеска "МедиоЛаб" подсвечивалась голубоватым оттенком, а табличка на двери информировала о времени работы. Внутри меня встретила доброжелательная красавица лет двадцати пяти на вид, с яркими веснушками на все лицо и завязанными черными гладкими волосами в тугой высокий хвост. Она была в светло-голубом костюме из тонкой ткани с эмблемой центра. Я заполнила необходимы документы и направилась к кабинету терапевта.
Я сидела в небольшом, блеклом кабинете терапевта, глядя на ровные стопки бумаг на его столе. Врач, мужчина лет пятидесяти, с зачесанными назад волосами и очками на кончике носа, равнодушно смотрел на мои анализы. Он чуть качнул головой и отложил их в сторону.
— У вас все в порядке. Скорее всего, это просто стресс, переутомление. Ничего серьезного.
Я моргнула. Просто стресс? Как будто мое тело само решило рухнуть в другой мир, а потом вернуть меня обратно. Я сжала руки в кулаки, ощущая, как поднимается раздражение.
— Но это не нормально, — произнесла я медленно. — Я потеряла сознание, очнулась в грязи, не помню, как упала...
— Такое случается, — пожал он плечами. — Попейте витамины, больше отдыхайте. Если хотите, могу направить вас к неврологу, но, честно говоря, не вижу причин для беспокойства.
Он смотрел на меня без интереса, и мне вдруг стало противно. Очередная пациентка, еще одна галочка в документах. Я хотела сказать что-то еще, но осеклась. Как объяснить человеку, что я была в другом мире? Что видела величественные башни, каменные мостовые и людей в странных одеждах? Он только посмотрит на меня, как на сумасшедшую. Возможно ли, что у меня появились первые признаки шизофрении?
— Спасибо, — выдавила я, вставая. — Не нужно.
Я вышла из кабинета, чувствуя себя странно опустошенной. В голове крутились мамины слова про отца, про ту женщину с длинными серьгами. Я помотала головой, стряхивая тревожные мысли, но они не уходили. Может, все-таки Хелена права? Может, мама преувеличивает? Нужно ли мне самой узнать правду? В груди зажегся неприятный огонек сомнений.
Я достала телефон и посмотрела на экран. В голове уже созревал план — найти отца и поговорить с ним. Уж если никто не может дать мне ответов, кроме него, то я выясню все сама.
Но чем больше я думала, тем сильнее во мне крепла другая идея — не просто встретиться с ним, а сначала понаблюдать. Увидеть своими глазами, как он живет. Кто эта женщина? Правда ли она с ним? Как он ведет себя, когда рядом нет мамы и нас с Хеленой?
Решено.
Я свернула за угол и набрала в такси адрес его студии, который мама проговорила в злости. Пока я ехала, сердце билось гулко, предвкушение смешивалось с тревогой. Я не знала, что именно увижу, но готова ли я к этому?
Такси остановилось у старого, серого дома. Стены облупились, подъезд выглядел неопрятным, с закрашенными граффити дверями. Я вышла и накинула капюшон, пряча лицо. Теперь оставалось только ждать.
Я устроилась у кафе напротив, заказав чай и заняв место у окна. Прошло минут двадцать, прежде чем дверь студии открылась, и оттуда вышел отец. Он выглядел так же, как всегда: аккуратный, собранный, в чистой рубашке. Но рядом с ним появилась она. Молодая, высокая, с длинными кудрями, которые мама так ярко описывала. Она смеялась, закидывая голову назад, а отец смотрел на нее с той теплотой, которую я не видела у него давно. Я сжала чашку в руках, чувствуя, как пальцы побелели. Всё оказалось правдой. Мой отец действительно изменил нам.
Телефон в кармане завибрировал, резко вырывая меня из оцепенения. Я вытащила его и посмотрела на экран. Незнакомый номер. Нахмурившись, я нажала на кнопку ответа.
— Софи? — голос на другом конце был строгим, но немного встревоженным. — Это из школы, миссис Хетбер. Вы можете приехать? Ваша сестра попала в серьезную драку.
— Что? — у меня перехватило дыхание. — Что с ней?
— Она в порядке, но ситуация сложная. Мы не смогли дозвониться до ваших родителей. Нам нужно обсудить это с кем-то из семьи.
Я мгновенно расплатилась и выбежала из кафе, едва не столкнувшись с прохожими. Голова шла кругом. Что еще могло случиться?
Я поймала такси и вцепилась в телефон, чувствуя, как сердце сжимается от тревоги. Если с Хеленой что-то случилось... Если она попала в беду, пока я следила за отцом...
Дорога до школы заняла меньше десяти минут, но мне казалось, что я провела в машине целую вечность. Я выбежала из такси, толкнула тяжелые двери школы и поспешила к кабинету директора.
Когда я вошла, передо мной предстала картина: Хелена сидела, скрестив руки на груди, ее губа была разбита, а на щеке расползался багровый синяк. Рядом стояла учительница, чье лицо выражало смесь раздражения и беспокойства.
— Объясните, что произошло, — требовательно сказала я, переводя взгляд с сестры на учительницу.
— Ваша сестра подралась с несколькими девочками, — сухо сообщила та. — Мы долго терпели их конфликты, но сегодня она серьезно их избила. Её отстраняют от занятий на время разбирательства.
Я повернулась к Хелене, и та лишь угрюмо посмотрела в сторону. Сердце сжалось от беспомощности. Теперь я должна была разобраться не только с отцом, но и с тем, что скрывала моя сестра.
— Пострадали две ученицы, одна из них — Бритни — госпитализирована. Сейчас решается вопрос об отчислении Хелены. Нам срочно нужно связаться с её родителями, но дозвониться мы не можем. Вы должны убедить вашу... беспечную мать прийти в школу.
Я не сразу смогла вдохнуть. В висках глухо стучало. Драка? Хелена? Она всегда была молчаливым и спокойным ребенком. Что же должно было случиться, чтобы она перешла черту?
— Я... разберусь, — выдавила я, не слушая, что ещё говорила женщина.
— Учтите, что мы должны как можно скорее связаться с опекунами Хелены, чтобы быстрее решить ситуацию с родителями девочек, пока это не дошло до правоохранительных органов, - строго и учтиво проговорила миссис Хетбер, - Завтра ваши мать или отец должны обязательно прийти к десяти часам в школу. Будут выноситься вопросы по отчислению Хелены, компенсации пострадавшей стороне. Мы со своей стороны пытаемся сгладить конфликт и не доводить до органов, но и с Вашей должна быть хоть какая-то отдача.
Мне не хотелось возвращаться домой. Я направилась к офису матери, надеясь застать её там. Однако, стоило ступить на порог компании, как меня встретил вялый, сонный взгляд секретарши.
— Добрый день, я ищу Вивиан... Вивиан Лоуренс, — с ходу сказала я.
Секретарша наклонила голову, жуя розовую жвачку.
— Она сегодня не вышла. Взяла отгул.
Я почувствовала, как мир подо мной качнулся. Мама никогда не брала отгулы. Никогда.
— Вы знаете, где она? — голос прозвучал резко.
— Откуда мне знать? — Женщина пожала плечами, безразлично вернувшись к экрану компьютера.
Я вылетела из здания. Холодный воздух резанул кожу. Сердце заколотилось в груди, внутри нарастало ощущение паники. Достала телефон, пытаясь набрать номер матери, но вызовы сбрасывались. Я начала судорожно набирать номер отца, но телефон оказался выключенным. Где она могла быть?
Береговая линия. Да. Она любила это место, особенно в такие пасмурные дни. Я бросилась туда, продираясь сквозь потоки машин, толпы людей, серые улицы, которые вдруг стали какими-то чужими, враждебными.
Когда я добежала до берега, меня встретила лишь пустота. Ветер срывал с волн белую пену, песок был влажным и липким, воздух пах солью и чем-то гнилостным. Мама здесь бывала часто, но сегодня её не было.
Тогда в голову пришла простая, очевидная мысль. Я едва не ударила себя по лбу. Айфон. Локатор.
Трясущимися пальцами я открыла приложение, и точка на карте застыла... у обрыва.
Нет. Нет-нет-нет!
Я рванулась вперёд, не чувствуя под собой ног. Обрыв находился на другом конце пляжа, за деревянной оградой, за пустыми рыбацкими домиками. Дорога растянулась в бесконечность. Ветер дул в лицо, хлестал по глазам. Сердце бешено колотилось.
Когда я наконец-то добралась, увиденное сжало горло ледяными пальцами.
Мама стояла на самом краю, её фигура казалась хрупкой и призрачной на фоне серого неба и кипящих внизу волн. Пальцы медленно разжимались, готовые выпустить из рук последнюю нить, связывающую её с этим миром.
— МАМА! — мой голос разрезал шум ветра.
Женщина дёрнулась, но не обернулась. Плечи задрожали.
— Поздно, Софи... — прошептала она, едва слышно, как будто говорила сама с собой. — Всё кончено...
— Нет! — я бросилась к ней, не думая, что одно неловкое движение — и мы обе окажемся внизу. — Нет, ты слышишь меня? Мы разберёмся, мы найдём выход! Ты мне нужна!
Я не смогла договорить. Грудь сдавило от боли.
Мама закусила губу, её тело затряслось.
— Я не могу, Софи... не могу больше...
— Ты можешь, — мой голос стал хриплым, но твёрдым. — Потому что я здесь. Мы разберёмся, но только вместе.
Я осторожно, медленно потянулась, накрыла ладонью дрожащие пальцы матери. Пальцы, которые ещё мгновение назад собирались выпустить из рук жизнь.
И в этот момент мама всхлипнула. Глухо, прерывисто, и отступила от края.
Я тут же обняла её, сжимая так, словно боялась, что её унесёт ветром.
— Давай домой, — я прошептала. — Мы справимся. Вместе.
Я понимала, что на мою голову обрушилась буря, и она не собиралась затихать. Мы с мамой вернулись домой в молчании. Мама не проронила ни слова. Она села на диван, словно потерявшая себя, и смотрела в одну точку, будто этот мир вдруг стал слишком тяжёлым для неё. Я тоже была пустой, словно в коконе, который невозможно заполнить ничем.
Я приняла душ, но вода не смыла этого беспокойства. Напряжение в воздухе было такое, что мне казалось, что даже само дыхание стало тяжёлым. Мама продолжала сидеть на диване, её взгляд был затуманен, а плечи продолжали дрожать. Я знала, что она не спала всю ночь, ее пожирали проблемы— наша семью, её собственные внутренние демоны.
Под утро я вернулась к ней, села рядом и нежно положила руку на её плечо. Она не вздрогнула, не отстранилась, но я чувствовала, как её тело напряжено, как в каждой клетке скрыта бездна.
— Мама, нам нужно поговорить, — прошептала я. — О Хелене.
Мама выдохнула, её плечи всё ещё поднимались и опускались, как если бы она пыталась найти ритм в этом хаосе, что окружал нас. Она встала, подошла к окну и стала смотреть на двор, на серый мир за ним. Это было всё, что я видела. Мама, потерявшая силы, как будто потерявшая надежду.
— Она дралась. Серьезно. Бритни в больнице. Я не знаю, что происходит, но всё это... всё это... — слова застряли у меня в горле, и я почувствовала, как сердце сжалось.
Мама замерла, но не обернулась. Тишина стояла между нами как стена, и я не знала, что делать. Как помочь ей?
— Нам нужно поехать в школу. — Я сказала это тихо, почти без голоса. Она не могла ответить, просто кивнула.
Весь путь до школы мы молчали. Мама сидела рядом, как будто её душа уже не была в этом мире, а я чувствовала, как её тяжесть давит на меня. И всё это время я думала о том, что нас ждёт. Мы приехали в школу. Неприятный запах мебели, запах старых журналов и карандашей, звуки, которые врывались в моё сознание.
Когда мы зашли в кабинет директора, атмосфера была абсолютно невыносимой. Родители девочек, с которыми дралась Хелена, сидели в углу, обсуждая что-то в шепоте, их взгляды, полные осуждения, метались между нами. Бритни, несмотря на свой синяк и повреждения, сидела на стуле, скрестив руки, и смотрела на нас с выражением жестокого удовлетворения. Я ощутила, как мои плечи напряглись.
Миссис Хетбер, директор, сидела за столом, её глаза были такими холодными, что мне стало не по себе. Я почувствовала, как на мне скапливается слепая злость. Мама стояла рядом, её руки дрожали, и в её глазах была вся эта боль — её, моя, наша.
— У нас нет выбора, — сказала одна из родительниц девочек. — Вашу дочь необходимо отчислить немедленно. Мы требуем, чтобы вы оплатили лечение нашей Бритни, а также компенсировали все расходы и моральный вред.
Я почувствовала, как всё вокруг меня становится зыбким. Я не могла дышать, не могла ничего сказать. Мама сделала шаг вперёд, её голос был хриплым, измождённым, но она пыталась сохранить достоинство.
— Пожалуйста... не отчисляйте её. Хелена — не такая, как вы думаете. Она всегда была тихой, спокойной, она... она просто попала в такую ситуацию, сложную, давайте позволим извиниться ей перед Бритни.
Но женщины, сидящие напротив нас, не были настроены на компромиссы. Они были уверены, что они правы, что деньги — это всё, что имеет значение. Их взгляды были наглыми, а улыбки ехидными, почти оскорбительными.
— Если вы хотите избежать правоохранительных органов, вы должны заплатить. И отчисление — пусть ваша дочь понесёт заслуженное наказание, мы отправим письмо с негативной рекомендацией в ее театральный кружок. Ее репутация и это дело отразится в личном досье и прямо повлияет на ее будущее и поступление.
Мама, схватившись за руку своей дочери, прошептала:
— Хелена должна извиниться. Это может всё уладить.
Я обернулась к сестре, и увидела, как она сидела, не обращая внимания на всё вокруг. Она даже не смотрела в нашу сторону. Её лицо было таким холодным, что я поняла — ей всё равно. Она была готова идти до конца.
— Я не извинюсь. — Хелена подняла голову и посмотрела на нас так, будто никто не мог её остановить.
Мама молча обняла её, пытаясь выдавить хоть какое-то слово, но ничего не смогла сказать. В конце концов, после всех уговоров и давления, решено было отчислить её с отрицательным отзывом. Я знала, что теперь всё будет гораздо сложнее.
После встречи мы стояли в коридоре, а мама Бритни подошла к нам. Она была словно холодный ветер, который врывается в лицо, заставляя чувствовать себя ничтожным. Сдерживая улыбку, она заговорила с мамой:
— Слушайте, я могу помочь вам избежать отчисления. Если вы заплатите тысячу долларов за моральный ущерб и больничные счета, я поговорю с директором.
Мама не знала, что сказать. Её голос дрожал, но она всё равно ответила:
— Дайте нам время на решение.
Мать Бритни улыбнулась, и это была улыбка женщины, уверенной, что она получит, что хочет.
Мы вернулись домой. Мир вокруг нас продолжал вращаться, как будто ничего не произошло, но в наших сердцах всё было разрушено. Вся эта тяжесть, боль и бессилие раздирали нас. Но мы были вместе. И я всё ещё не знала, что будет дальше.