Жены морского царя
Раз в семь лет жрецы в шелковых алых масках спускались с утеса над бурлящей морской пучиной и выбирали в долине семь дев, которым предначертано стать женами древнего бога. Их бог властвовал над океанами и морями и слезами человечьими, ибо они еще солонее океанов и морей.
В ветреную и сумрачную осень жрецы пришли и за юной Мораг и ее подругами. В сизом и густом тумане алые маски горели, словно злые огни, и люди издали видели, в чей дом направлялась беда. Но никто не осмеливался прогнать жрецов или не отдать им выбранных жертв, ибо они платили полновесным золотом и резными обсидиановыми бусинами и обещали семь лет благополучия и богатого урожая – по году за каждую из девушек.
Мораг и ее подруги покорно последовали за жрецами, ведь хоть девушки и боялись неминуемой смерти, они знали, что не найти им спасения. Родной город уже продал их, обменял на покой и благополучие, и даже сбеги они под покровом ночи от стариков в алых масках, родня сама с радостью свяжет их и отнесет в темный монастырь на утесе. И пока подруги ее лили слезы, Мораг злилась.
В монастыре, сложенном из отполированных глыб черного обсидиана, девушек заперли в разных кельях и оставили оплакивать свою жизнь и тем самым возносить хвалу будущему супругу. Но Мораг не торопилась рыдать.
Семь дней девушки оставались запертыми в темных кельях, без единого лучика света, живого звука, и только раз в день невидимый жрец приносил им еду и воду. Мораг пыталась найти дверь, через которую он приходил, выскользнуть мимо него, но не успевала. Она изучила на ощупь стены своей темницы, покрытые хитрыми барельефами, и ужас пронизывал ее каждый раз, когда она касалась холодного и мокрого камня.
Через неделю их вывели в просторный зал, где одинокие огоньки свечей отражались в отполированном до блеска обсидиане. Их обрядили в шелк, украсили волосы перламутром и жемчугом, увенчали причудливыми венцами из полупрозрачных костей рыб. И еще семь дней они пировали рыбой и мидиями, и скользкими кальмарами, и устрицами, и мелкой желтоватой икрой, а жрецы прислуживали им и воспевали будущих морских цариц. И девушки расслабились, ликовали, любуясь нарядами своими и украшениями, и мелодичный смех раздавался под темными мрачными сводами, и одна только Мораг не смеялась.
На восьмой день первую из девушек увенчали короной из перламутра, накинули на нее искрящуюся фату, легкую, как пена над волнами. До заката ее славили, как венчанную царицу, а ночью увели в темные подземелья монастыря, прорубленные в черном чреве скалы и выходящие к беспокойному морю. А на следующее утро ее уже не было среди избранных невест.
Остальные девушки продолжали петь и смеяться, словно смирились с жуткой участью, что хуже смерти, и отчаянно стремились насладиться последними моментами жизни. С каждым днем их становилось все меньше и меньше, и Мораг понимала, что скоро и ее очередь. И когда увели последнюю из ее подруг, она скинула звенящие украшения и легкой и бесшумной тенью устремилась за жрецами.
Догнать их было легко – жрецы в алых масках давно одряхлели и ослабли и шли медленно, едва переставляя ноги. Мораг скользила за ними в темноте, прислушиваясь к тихим и жутким гимнам. Крошечный огоньки в плошках отмечали длинный спуск во мрак, и сердце девушки замирало, когда она представляла, что ждет ее внизу.
Последняя из подруг, тонкая и рыжеволосая, шла, как во сне, и Мораг поняла, что ее опоили. Злость пьянила Мораг не меньше вина, придавала решительности и сил. И когда жрецы вышли на узенькую каменную террасу над бушующей бездной и начали дрожащими голосами взывать к своему богу, Мораг рысью бросилась к ним, выхватила из сухих сморщенных рук ритуальный кинжал и зарезала жрецов одного за другим. Они кричали и призывали на ее голову кару подводного бога, но больше ничего они не могли противопоставить молодой и крепкой девице.
Когда кровь их, старческая и слабая, пролилась в темные волны, тучи ненадолго расчистили небо, и в серебристом мерцающем свете луны и звезд стало видно, как волны закручиваются воронкой и из бездн поднимается что-то огромное и жуткое, не похожее ни на человека, ни на зверя, ни на рыбу.
Я бессильна перед ним, осознала с ужасом Мораг, в похолодевших пальцах сжимая окровавленный кинжал. Гордо выпрямившись, она принялась ждать неизбежной смерти. Но монстр, поднявшийся из глубин, не спешил ее убивать. Огромный темный силуэт закрыл полнеба, и глаза его блестели, как две полные луны.
- Ты убила моих слуг и нарушила древний ритуал, невеста моя, - раздался густой голос в разуме Мораг, легко заглушающий шум волн, разбивающихся о черный утес. – Разве ты не знаешь, что твой народ будет наказан за это?
- Мой народ продал меня за спокойный сон и полный живот! – со злостью выкрикнула Мораг, и голос ее над пучиной звучал резко, как крик ворона. – За что мне их жалеть?
- Разве не почетно принести себя в жертву ради спасения своего народа?
- Ради спасения, но не ради избалованности!
Бог замолчал надолго, кожа его, покрытая чешуей такой плотной, что она больше походила на панцирь, влажно блестела в слабом лунном свете.
- Чего же ты хочешь, моя невеста? – наконец спросил царь морей,океанов и человечьих слез.
- Жизни!
- Что ж, отдай мне последнюю невесту и станешь царицей на утесе, царицей в черном замке, царицей среди камня.
- Нет, - вскричала Мораг, не желая хоть немного уподобляться трусливым горожанам, которых она так презирала. – Ты можешь затопить всю долину, взять жизни всех, кто откупался от тебя невинными девами, но подругу мою ты не получишь!
Бог рассмеялся, и от смеха его несколько звезд скатились в бездонные пучины океана, а луна пошатнулась на небе и побледнела.
- Что ж, оставайтесь тогда моими царицами, последними из всех цариц, а во всех прибрежных землях не будет больше покоя и достатка!
И царь морской огромной волной обрушился назад, в океан, и вода забурлила, пенистыми валами хлынула мимо утеса в долину, словно весь океан ринулся на приступ. И когда огромные волны накрыли спящий город, Мораг с улыбкой тонкой и довольной скрыла лицо под алой шелковой маской, снятой со жреца, и увела последнюю из подруг в темноту и холод каменного монастыря.
И с тех пор на одиноком утесе среди бушующего океана живут две морских царицы. И одна прославляет своего жестокого бога слезами, а другая смехом.