Небесные Души

[Пустые пространства, для чего мы живём?]
Empty spaces, what are we living for?
[Заброшенные места, думаю, мы знаем счет, и так далее.]
Abandoned places, I guess we know the score, on and on

Что бывает, если ваза разбивается? Верно, её осколки разлетаются по всему полу, возможно даже царапают руки и кожу. Холодная вода с добавленной ложкой сахара, если кто-то хотел сохранить цветы подольше, вытекает на пол и заливает собой осколки вместе с выпавшими цветами. А если это всё начинают собирать и убирать, то самый неосторожный поранится о шипи на стебле цветов.

Но что, если это были не розы, которые и впрямь защищают свою нежную структуру шипами? Что, если перед глазами застыли кровавые тюльпаны, окрашенные в определённые цвета? Что, если в голове вертятся мысли о том, что такого не бывает, но рука всё равно тянется вперёд и берёт один цветок, чтобы притянуть его к себе, к своей груди, – чтобы почувствовать колючую боль от украшенного смертоносными, острыми кончиками стебля прямиком в груди.

Сэм поступил так же.

Он сидел на твёрдом полу и держал в руках выпавший из разбитой вазы тюльпан. Он сидел на осколках, но ему было всё равно. Он чувствовал, как те впиваются ему в колени через ткань джинсов, как шипи на тюльпанах – в руки, но игнорировал тупую боль.

Сэм оказался в старом баре. В красивом старом баре. Он стоял на коленях, окружённый не обращающими на него никакого внимания людей, некоторые из которых кружились в неразборчивом танце под музыку, исходящую из не менее старых колонок. «The show must go on» группы Queen вышла в 1991 году, а бар же выглядел ни капли не схожим на бар в 91-ом. Он был гораздо, гораздо старее, словно сейчас на дворе были плюс на минус шестидесятые года. Если не меньше.

Руки не выпускали два тюльпана даже тогда, когда голова поднялась, а глаза по привычке сосредоточенно прошлись по этому месту. Многие люди болтали, кто-то находился даже в масках. Queen даже ласкали слух. Сэм не мог сказать, что ему тут не нравится, даже наоборот, – будь он хоть тем студентом Стэнфорда, хоть уставшим тридцатилетним охотником, то по-любому заседал бы в этом просторном баре подолгу.

И в один миг он смотрел на сцену. Шипение вдруг окружило его, слишком оглушительное, – настолько, что Сэм зажмурился, не смотря на текущую по его рукам кровь. А когда вновь глянул на сцену, то уставился на тёмный силуэт в свете ламп, стучащий пальцем по микрофону. Заметил, что музыка немного уменьшилась в звуке, а люди вокруг остановились.

Именно это шипение, – шипение от чёртового микрофона, – Сэм слышал постоянно! Начиная с самого первого воспоминания, когда Сэм почувствовал первое падение, это шипение окружило его совсем сторон. Он стоял на кладбище, в окружении старых могил, в окружении неугомонного квартета чёртовых спасителей мира и в окружении трёх архангелов, один из которых рванул вслед за Сэмом в пропасть. Неужели все воспоминания Гейба вели в этот старый бар?

Неужели та головная боль сняла поставленный Касом барьер, который заблокировал воспоминания о Габриэле в аду? – только этот барьер не был схож на стену, поставленную Смертью. Неужели эта кровь, эти шипы, эта разбитая ваза, которая снилась Сэму уже столько раз после того, как Габриэль объявился на пороге их бункера с Кетчем, отодвинули завесу из других воспоминаний, чтобы тот пробрался сквозь заросли к нужному воспоминанию? Сэм уже слишком устал для догадок, но всё равно продолжал взвешивать все «за» и «против».

К слову, где сам Гейб?

[Кто-нибудь знает, что мы ищем?]
Does anybody know what we are looking for?
[Еще один герой, еще одно бессмысленное преступление]
Another hero, another mindless crime

Песня продолжалась и её рваные отрывки из куплетов странно повторялись в голове Сэма эхом. Ещё один герой, ещё одно бессмысленное преступление. Это было так про Винчестеров, ведь в большинстве этих преступлений были виновны они, проклятые герои, которые даже не знают, что искать в этой жизни.

Сэм не знал, что ему следует искать после того, как тысячи раз прокручивал в голове воспоминания о мягкости перьев между пальцами, там, в клетке. Не знал, за что ему ухватиться, чтобы выпустить из пальцев два тюльпана, режущих кожу. Не знал даже тогда, когда свет в глазах стал немного более тусклым и фигура на сцене стала более видимой и узнаваемой.

На сцене был Габриэль. Он стоял у микрофона и с мягкой улыбкой, которая прятала за собой гораздо более широкую и наглую, смотрел на людей.

Толпа расступилась так, что Сэм теперь видел сцену ровно под прямым углом, даже стоя на коленях. Винчестер не обратил внимания на осыпавшиеся с его штанов осколки вазы, когда он осторожно поднялся на онемевшие ноги и выровнялся во весь свой высоченный рост. Он смотрел на сцену и видел лишь Габриэля в его глуповатом тёмно-синем плаще с широким воротником.

- Behind the curtain, in the pantomime [За кулисами, в пантомиме]... - продолжал напевать голос Фредди Меркьюри из колонок. - Hold the line [Держать строй].

Трикстер раскрыл рот у самого микрофона, когда замер. И в этот раз он не смотрел куда-то вдаль своим раздвоенным взглядом. Он смотрел прямо на поднявшегося с колен Сэма. В его взгляде читалось такое скопление разных эмоций, что Сэму захотелось пальцами поймать одну из них и даже дать ей точное название. Но вместо этого Сэм ненароком выпустил из пальцев два тюльпана, что безразлично упали на пол.

Они смотрели друг на друга так долго, что, казалось, словно слышно было сквозь гул народа стуканье минутной стрелки на невидимых часах. Она то ускорялась, то замедлялась, выныривая из океана залёгшей между ними тишины.

Они пошевелились одновременно. Габриэль спрыгнул со сцены, явно даже не намереваясь что-либо говорить или объяснять присутствующим, которые словно в этом и не нуждались, а Сэм сделал небольшой шаг вперёд, идя по направлению к Гейбу.

- Does anybody want to take it anymore [Кто-нибудь хочет взять его больше?] The show must go on [Шоу должно продолжаться].

- Ты слышишь меня? - это был первый и самый, наверное, разумный вопрос среди всех, который мог вообразить сейчас Сэм.

Габриэль моргнул. Потом ещё раз, словно не понимал, как он оказался рядом с Сэмом и что вообще тут делает.

Трикстер медленно поднял голову, чтобы заглянуть в самые глаза Сэма и недоуменно моргнуть.

- Кто вы? - спросил он, сведя брови к переносице.

Сэму показалось, словно вся земля вокруг него остановилась и перестала кружить голову своей жизнью.

***

- Сэм. Сэм Винчестер. Гейб, ты же знаешь меня, помнишь? - Сэм даже не заметил, как его губы подрагивают и как в подошву ботинка впился острый осколок от вазы, который был практически сразу же раздавлен.

- Простите, я вижу вас впервые. - немного раздражённо произнёс Габриэль, но вместо того, чтобы отойти, он подхватил с ближайшего стола наполненный виски стакан и опрокинул напиток в себя. - Ммм, и так. Кто ты такой, парень?

В этот раз уже Сэм раздражённо выдохнул, чувствуя, как путы паники оплетают его руки и ноги, оборачивают грудь и заставляют судорожно вдыхать воздух. Словно внутри начинала копошиться небезызвестная паническая атака, которой на самом деле не было.

- Ты меня знаешь, Габриэль. Ты должен вспомнить, как оказался в этом баре. Ты помнишь? Помнишь нас, Винчестеров? Помнишь, что писал те дурацкие письма на чердаке и в своей комнате в бункере? - резко произнёс Сэм. Он чувствовал, как сердце начинало колотиться быстрее, быстрее, всё быстрее и быстрее, когда он увидел ноту непонимания в глазах Габриэля. - Габриэль, я умоляю тебя...

- Сэр, мы не знакомы. Но мне интересно, откуда ты, – можно же на «ты», да? – знаешь моё имя и меня, собственно. - Гейб подтянулся на руках и уселся прямиком на стол с едкой улыбкой на губах.

Внутри Сэма что-то разрослось с ещё большей скоростью. Паника смешалась с раздражением, и Сэм нервно облизнул губы.

- Пожар в Лоуренсе? Пророчество, которое ты бормотал, – о двух охотниках, что являлись рыбаками или какая там ещё была чушь? Азазель? Асмодей? Сколько раз ты погибал у меня на руках? Уже дважды? Или даже трижды? Габриэль, сейчас некогда всё вспоминать и ждать пока ты вспомнишь! - рявкнул Сэм, буквально хватаясь за голову руками и ныряя пальцами в свои патлы. - Ты застрял, Гейб! Тут из настоящего только ты да я, понимаешь?

- Сегодня же не первое апреля? - вдруг поинтересовался Габриэль, посмотрев на свои часы на запястье. И спрыгнул со стола. - Тогда нахрен ты тратишь моё время на розыгрыши, парень? Я, конечно, тоже их люблю и обильно ими пользуюсь, но, чувак... Давай ты протрезвеешь.

Габриэль молниеносно развернулся на пятках и пошёл по направлению к сцене, когда Сэм резко кинулся вперёд и схватил его за руку чуть выше локтя.

- Я молю тебя, слышишь? Знаешь, как ты услышал меня в прошлый раз? Когда был замкнут в собственной голове? Я сказал, что ты нужен мне. - на одном дыхании произнёс Сэм. - И скажу сейчас: Гейб, сучий ты сын, ты нужен мне!

Габриэль, пытавшийся секунду назад вырваться и уже явно ожидавший, что ему придётся использовать силу для этого, замер. Его взгляд направился в сторону осколков, словно те он заметил только сейчас, а рука в хватке дрогнула в последний раз.

Сэм разжал пальцы и сделал шаг назад, чувствуя, как дыхание выравнивается.

[Шоу должно продолжаться, да]
The show must go on, yeah
[Внутри мое сердце разрывается]
Inside my heart is breaking
[Мой макияж может облупиться]
My makeup may be flaking
[Но моя улыбка все еще остается.]
But my smile, still, stays on
[Что бы ни случилось, я оставлю все на волю случая]
Whatever happens, I'll leave it all to chance

Осколок, порезавший руку Сэма, дрогнул и вылетел из-под его ноги, словно что-то магнитом потянуло его к себе. Он с резким рывком врезался в другой осколок и, как ожидал того Сэм, не разбил его в прах. Он слился с этим осколком, становясь одним целым.

С шуршанием начали срываться со своим мест и другие, под пронзительные взглялы Сэма и Габриэля. Они змеёй поползли один к другому, с треском залечивая трещины друг на друге, становясь полным стеклом. Те части, что собрались воедино, начали ползти к другим таким же частям, чтобы так само стать деталью одного пазла, деталью большой, хрустальной вазы, что постоянно разбивалась на глазах Сэма и никогла не собиралась.

Она собиралась сейчас. Сейчас, на глазах у Сэма и Габриэля, вернулся на своё место стеклянный ободок и с хрупким треском выровнялись дрожащие под воздухом углубления от ранее произошедшего удара с полом. Твёрдая подставка упёрлась в пол, до этого разбитая на тысячи осколков, а маленькие орнаментальные квадратики украшали собой теперь всю вазу.

Единственным нетронутым аспектом оставались два тюльпана, лежащие на полу рядом с Сэмом. И пока Гейб был не в силах пошевелиться, стоящий напротив крепкой вазы и не сводящий с неё взгляд, Сэм медленно поднял с пола два кровавых тюльпана и подрагивающими пальцами обхватил их стебель. Охотник ожидал впивающихся ему в руку шипов, ожидал очередно вспышки боли, но...

Но тюльпаны были гладкими.

Они не кровоточили, они не кололись своими шипами, потому что тех не было. Это были самые обычные в жизни Сэма тюльпаны, которые он так никогда и не осмелился подарить Джессике, когда-то очень давно смотря на них сквозь витрину в магазинчике для цветов. Вместо этого он останавливался на выборе альстрёмерии, – таких красивых и мягких цветов, что обозначали новую жизнь.

Тюльпаны же он не дарил никому. Ведь тюльпаны означали любовь на языке цветов.

Один тюльпан от руки Сэма опустился в вазу и ударился своим концом гладкого стебля о хрустальный низ. Второй же остался в руках охотника, когда тот повернулся к Габриэлю. К замершему, немного потрёпанному и даже напуганному Габриэлю, – который сейчас выглядел именно таким, каким запомнил его Сэм в бункере. Маленьким архангелом, которого хочется оберегать от всего на свете, хочется прижать к себе и прошептать, что всё хорошо, ведь он, Сэм, рядом, он защитит Габриэля, с которым хочется подолгу читать в уютном молчании книги в библиотеке и смотреть глупые фильмы. С которым хочется всего и одновременно ничего.

Сэм сделал шаг в сторону Габриэля и, подхватив его обмякшую руку, мягко вложил туда тюльпан, – красивый, красный и ласковый. Габриэль поднял взгляд, смотря на стоящего совсем близко Сэма. Он заглянул в зелень его глаз и молчал. Он словно был не в силах проговорить ни слова, сжав цветок в руках. Он держал тюльпан в крепкой хватке, пока рука Сэма поддерживала его руку, не в силах выпустить из пальцев тепло чужой кожи.

Габриэль настолько сильно сжал зубы, что можно было заметить это даже издалека. И Сэм заметил, мягко проведя пальцами по лицу Гейба, подушечкой большого пальца пробегая расстояние между виском и до кончиков губ. Гейб вздрогнул, но закрыл глаза. И Сэм почувствовал на пальце прохладную влагу.

Это была единственная сбежавшая из-под крепкой маски Габриэля слеза. Единственная, пойманная пальцем Сэма в темноте, чтобы больше не повториться.

[За окном рассвет]
Outside the dawn is breaking
[Но внутри, в темноте, мне очень хочется быть свободным.]
But inside in the dark I'm aching to be free
[Шоу должно продолжаться]
The show must go on

[Шоу должно продолжаться]
The show must go on
[Внутри мое сердце разрывается]
Inside my heart is breaking
[Мой макияж может облупиться]
My makeup may be flaking
[Но моя улыбка все еще остается.]
But my smile, still, stays on
[Моя душа окрашена, как крылья бабочки]
My soul is painted like the wings of butterflies

[Сказки вчерашнего дня растут, но никогда не умирают.]
Fairy tales of yesterday, grow but never die
[Я умею летать, друзья мои]
I can fly, my friends
[Шоу должно продолжаться]
The show must go on...

- Пойдём со мной, Габриэль. Тебе пора проснуться.

«Давно пора, мой дорогой трикстер.»