Небесные Души

Сэм много раз думал о том, что на самом деле произошло, когда он читал письма. Его пальцы скользили по бумаге и находили маленькие бугорки от застывшей влаги на них, но он не мог понять, почему так долго смотрел на конверты прежде, чем их развернуть.

Он, сбежав с залы в тот самый момент, когда обнаружил конверты в книге, направился в комнату и сидел там, казалось, целую вечность. Позже он не мог даже поверить, что прошло тогда не более получаса.

Сэм выложил все конверты в один ряд, начиная от дат «20 сентября 2017 год» до «12 октября 2017 год». Он смотрел только на первое письмо, не в силах оторваться от своего имени, которое было написано слишком аккуратно и слишком красиво даже.для Сэма, который с детства тренировок свой корявый почерк. К слову, он так и не продвинулся в этом.

Стрелка электронных часов отбивала свой собственный ритм, который гулом отбивался ушах, – и тогда Сэм отважился разорвать маленькую липучку на своём собственном имени.

«Сэму» разделилось ровно напополам. И когда оттуда выпала первая бумажка, Сэм быстро её подхватил и раскрыл.

Если бы он знал, что увидит там, то... Нет, лгать себе не стоило. Он бы всё равно прочёл её, потому что она могла подарить возможность спасти одного глупейшего архангела.

***

20 сентября 2017 год.

Я бы смог и сам рассказать эту местами нудную, а местами банальную историю своей жизни.

Мог бы рассказать о том, как переливались мои крылья со всеми перьями на свету и как будоражащим бликом солнечного луча отсвечивала водная гладь с высоты птичьего полёта, - и рассказал бы всем, кто захотел бы слушать меня. Рассказал бы, как по золотистому песку морского берега безустанно молотил толстый перистый хвост позади спины моего истинного обличия. Мог бы рассказать, как каждый раз с диким воплем срывался с прибрежных гор и практически падал в прозрачную воду, перед самой её поверхностью расправляя в противоположные стороны три пары крыльев.

Я мог бы предаться невероятным воспоминаниям, в то же время крутя в руках чёрную ручку.

Я мог бы рассказать все те мысли, которые предследовали меня на очень долгом времени даже тогда, когда впервые удалось увидеть тебя, укутанного в сотни пелёнок и в руках растрёпанного брата. Мог бы рассказать о тех... ситуациях, которые я прошёл в поисках не только себя, но и тебя, мальчик.

Знаешь, а это ведь даже не первый лист в моих руках. Не первый и, возможно, не последний. Знаешь почему? Потому что я их все сожгу с окончанием. Сожгу, и чёртов пепел вновь окажется на моих руках, оставив грязный огрызок на пальцах. Оставлю лишь самые лучшие из этих писем, мальчик.

А знаешь почему я называю тебя таким глупым образом? Потому что всегда звал тебя так. А ты даже не знаешь. Паршивенько. Но знай, если бы мне задали вопрос о том, поменял бы я хоть что-нибудь в прошлых годах, то мой ответ был бы отрицательным. Разве что подкорректировал пару своих страхов и направил бы их в нужное русло. Но более ничего, мальчик.

Мне было страшно каждый раз приближаться к тебе. Страшно, Сэм. Сэм, не Сэмми - ты же не любишь, когда я тебя так называю. В нашу первую встречу, и мне плевать, помнишь ты её, или нет, - это было первое, о чём ты попросил. Называть тебя твоим обычным именем. А ты мог попросить всё, что угодно. Я бы сделал это всё до последней точки.

Но я вновь отклонился от темы. Очередной неудачный лист бумаги, не думаешь? Я знаю, что это так.

Я боялся приближаться к тебе до того, как ты вырос. Боялся, Сэм. И боюсь до сих пор.

Надеюсь, что тебе эта бумажка никогда в руки не попадёт, ведь то, что было написано ранее - только начало моей вечеринки, которая явно позволила бы тебе провести время с тем самым задумчивым видом, с которым сейчас сидишь передо мной ты, не только над книгами. Я представляю, как ты хмуришь брови, читая эту бумажку, и не понимающе качаешь головой.

Твой вечно глупый архангел,
до конца существования преданный тебе и надеющийся, что ты не найдешь этот исписанный бред.

***

Сэм долго смотрел на письмо. Слишком долго прежде, чем вскрыть второе. Он понял, от кого они были, и оттого становилось всё хуже. Вопросы увеличивались в своём количестве, не желая становиться меньше. Пальцы подрагивали, но не сильнее, чем всё тело Сэма, что, скрестив ноги на кровати, уставился на стену перед собой.

Габриэль. Эти письма написал Габриэль. И написал их с надеждой, что Сэм их никогда не увидит.

Да что за чёрт здесь творится?

Стрелка на часах, которой на самом деле не было, застучала сильнее и стук отразился в ушах Сэма неподдельной мольбой ускориться.

После Сэм открыл второй конверт, – и на этот раз письмо выглядело больше, чем первое.

***

25 сентября 2017 год.

Наверное, привет ещё раз. Глупо, глупо, глупо делать то, что делаю я сейчас, - в который раз сидя с ручкой в руке и думая над непрочитанными никем словами. Сижу я в этой нудной комнате с исписанными мной в отрывок времени стенами и пялюсь на кровать. Пялюсь на оставленный кол для Локи и его скандинавской братвы. И думаю о том, что буду каждое своё письмо помечать датой, чтобы не запутаться.

Эту бумажку я сохраню, пожалуй. Как и пять последующих. Думаю, число "семь" из-за лежащей уже одной штуки в шухляде тумбы будет подходящим для меня числом, хотя даже если их кто-нибудь прочтёт спустя года, то вряд-ли осознает все те слова и намёки, что я вложил конкретно в письма ТЕБЕ, Сэмшайн. Только ты сумеешь их разобрать, ты это знал? Только ты поймёшь всё написанное, ведь, как говорил лет сорок назад Кастиэль (Ты знал, что у него была женская оболочка продолжительное время?), "только создатель слов и их получатель осознает всю серьезность глубокой реки внутри корявых букв". Слишком заумно, но слишком схоже на Каса.

Хочешь, я расскажу тебе маленькую историю о том, как однажды спас полугодовалого мальчика от рака? Пускай история и кровавая, но интересная, если честно. Или мне рассказать о том, как я вслед за одним невероятно глупым человеком кинулся в раскрывшую свою бездонную пасть пропасть ада? Или лучше выбрать что-нибудь полегче? По типу того, как я предпочитаю умереть в скором будущем? Может, выбрать историю о том, как ветер перебирал мои перья всех шести крыльев? Знаю, что обещал в первом письме не рассказывать о глупых историях, знаю.

Когда я писал то первое глупое письмо, мы ехали в Импале. Помнишь, я тебе ещё голову на плечо положил, а потом проснулся от чего-то? После того, как ты проснулся и смущённо отвернулся к окну, я взял ручку и начал писать. Глупо было, ведь мне пришлось даже скрыть от тебя написанное. Осторожно скрыть. Знаешь, Сэмми, а ведь я потом выбросил то письмо и переделал его по-новой, сидя в этом самом бункере.

У меня сейчас такое чувство, будто я обращаюсь к покойнику. А ведь ты, мальчик, ещё живее всех живых, - и это просто прекрасно. Хорошо, даже великолепно осознавать, что я сумел сохранить тебе жизнь хоть на коротких тридцать четыре года. Так хочется, чтобы ты прожил гораздо больше. Чтобы ни один из моих трудов не был напрасным. Ни один.

Сэм, а я ведь с твоим братом был знаком ещё раньше, чем мы встретились впервые. Он хотел меня убить. Медленно и без сожалений, к сожалению. Но потом явно передумал после того, как узнал меня ближе. У нас, так скажем, есть своя предыстория, которая заставляет меня раз за разом удивляться тому, как я ещё не сдох от руки Винчестера. Если тебе интересно было бы её узнать, то спроси у Дина, он расскажет.

Так странно осознавать, что я, тот самый бессмертный архангел, который так часто любит понарошку погибать, а после воскресать во всём своём красивом блеске, хочу позволить Михаилу убить себя. А я ведь был лучшим владельцем оружия после Люцифера, что и обучил меня.

Люси меня обучил и магии. Именно благодаря ей я создал утконоса, волка и змею. Прямо-таки олицетворение моих братьев.

Ооо, я мог бы расписать то, как создавал их. Мог бы истратить сотни таких самых страниц, и тебе с научной точки зрения было бы интересно просчитать подобное... Но не знаю, есть ли у меня для этого достаточное количество времени.

Знаешь, это письмо некорректное. Оно не имеет смысла. Не будет иметь, если я тебе хоть что-нибудь не расскажу. Что-нибудь, что объясняло бы моё желание написать эти слова на бумагу; что-нибудь, что объясняло бы моё желание обратиться в письмах конкретно к тебе, мальчик, а не к Джеку, что было бы логично, так как он мой племянник, или Кастиэлю, что тоже логично, ведь он мой брат.

Родственные души.

Ты слышал о них?

Вряд-ли.

Наш Отец рассказал нам, своим созданиям, маленькую сказочку о том, что каждый ангел, который достоин, обладает своей родственной душой со стороны человечества. И каждый из таких ангелов чувствует эмоции своего человека, ощущает его присутствие, может видеть его сны и тому подобное. Так само, аа Ки человек.

Я думал, что недостоин. Да и до сих пор так считаю. Но ровно тридцать четыре года назад у меня появился ты, весь такой обременённый тяжёлой судьбой, весь такой предназначенный моему братцу.

Не знаю зачем, но я сейчас вслушиваюсь в твой голос в коридоре, о чём-то спорящий с Дином. Ты говоришь о куче рисков от возвращения в тот паралельный для нас мир. Говоришь, что всё может покатиться к чертям и что тебе кажется, что меня лучше... Лучше не брать с собой. У тебя дурное предчувствие.

Ха. Дурное предчувствие.

Ты знал, Сэмми, что это один из аспектов родственных душ? Ты можешь чувствовать всё то, что чувствуют они даже на огромном расстоянии. Во время моего отсутствия тебе снились нереалистичные кошмары про большую клетку с шипами или что-то типа того? Если я угадал, то поздравляю, Сэмми, - это был один из моих любимых и не любимых аспектов родственных душ. А этих самых аспектов много. Даже не перечислишь их все за один раз в таком даже большом письме.

Следующие будут короче. Письма, я имею ввиду. Гораздо короче, Сэм. Знаю, что ты их не прочтёшь. Просто хочется почувствовать всё так, словно я сейчас не пишу эти корявые буковки на белом листе, а говорю всё тебе в лицо. Хочется поделиться всем этим хотя бы с бумагой и чёрной ручкой, которая сейчас всё это и пишет.

Ты пререкаешься с Дином насчёт меня. Говоришь, что я не имею даже каплю сил, чтобы помочь вам в борьбе. Дин отвечает, что я смогу убить архангела архангельским клинком, ведь архангела может убить только архангел. Собственного брата? Убить? Опять? Прости, Дин, я не хочу этого. От моей руки в честь вас пали смертью сонти ангелов. Больше я не хочу.

Думаю, мне пора уговаривать тебя, что мне надо идти с вами, даже вставляя аргументы Дина. Придётся обмануть, уж прости меня, Сэмми. Привычка такая у такого архангела, как я.

До встречи,
охотящийся мальчик
с щенячими глазками.
Твой мертвый и никак
не надеющийся
на ответ архангел.

***

28 сентября 2017 год.

Очередное письмо, Сэмми.
Очередное, но каждое из них касается тебя.

Ты, наконец-таки, согласился с тем, что мне тоже придётся отправиться с вами в тот мир. Мне приятна твоя забота, мальчик. Словно мы поменялись местами, что даже странно. Сегодня ты вытащил архангельский клинок, который успел забрать у меня раньше, со своей куртки и протянул его мне со словами о том, что "доверяешь его самому адекватному архангелу". Не могу поспорить с этим, хотя осмелюсь сказать, что Михаил тоже неплох в теле вашего брата Адама.

И сейчас клинок лежит рядом со мной.

А мне страшно, Сэмми. Страшно даже смотреть на него, не то что держать в руках и пользоваться им.

Так хочется снова забиться в уголок, закрыть голову руками и представить, что я себя опять замкнул в собственной голове. Или хотя бы хочется просто прийти к тебе в комнату этой ночью и просто понаблюдать, как ты спишь. Лечь рядом и окутать крыльями.

Я определённо становлюсь похожим на Каса. И это даже странно.

Хочется часами слушать твоё дыхание и смотреть, как меняются твои черты лица. Ты знал, что когда ты спишь, то можно увидеть насколько хороший видишь ты сон? А это возможно, ведь ты даже во сне эмоционален.

То улыбаешься, если вновь оказываешься далеко в детстве со своим братом, играя с ним в какую-то нелепую игру. То сжимаешь челюсти до выскакивающих желваков на щеках, когда видешь Люцифера или другие кошмары.

Иногда я контролировал твой сон, прости за это, мальчик. Просто не мог чувствовать, как десятилетний парень видит кошмар за кошмаром, начиная от острых клыков вампиров и заканчивая черноглазыми демонами. И тогда я направлял тебя в более спокойные места, по типу рыбалки с молчаливым отцом, по типу первой вашей охоты (на животных и с ружьями в лесу) с Бобби или по типу того маленького фейерверка на Новый год, когда Дин сбежал вместе с тобой в лесную местность, чтобы запустить огромное количество петард высоко в небо.

Слишком много было этих самых "по типу".

Я помню, как Бобби Сингер учил вас играть в гандбол или как брал в лес, чтобы научить вас разбираться в местности и стрелять по оленям. Вы так ни одного и не пристрелили. Помню, как ты сидел в развлекательном центре в окружении клоунов и ждал до посинения возвращения отца из-за своего страха перед размазанными краской чуваками с яркой шевелюрой. Если честно, я их тоже побаиваюсь. Помню, как на тебя лился дождь, а девятилетний ты прижимался к статуе архангела Гавриила с закрытыми глазами.

Помню, как отдал тебе свой дар в виде подвески с божеством, а после увидел её на шее у Дина. Наверное, ты до сих пор задаешься вопросом, откуда именно ты её достал тогда. Хотя, возможно, ты думаешь, что тебе его отдал Бобби. Ты практически ничего из этого не помнишь. А жаль, Сэмми. Мне даже объяснять тебе в этом письме не требуется, ведь ты ничего из этого не прочтёшь. Хорошо знать это. Даже прелестно.

Я так хотел бы продолжать веселиться, создавать фокусы, наслаждаться своей второй личностью, которая всегда подразумевала своеобразного линчевателя, что наказывает плохих парней и дам, и в то же время наслаждается своей силой. Но, как я и говорил тебе, я отказываюсь от этого титула. Хочется просто сейчас выйти из этих четырёх стен, – тот чудный чердак ни в счёт, – оказаться где-нибудь подальше, - например, снова переночевать в твоей комнате, Сэмми.

Ха.

Некоторые воспоминания возвращаются ко мне конкретно с тех моментов, когда Кетч, работающий на принца ада, освободил от оков, подхватил меня под руку и вытащил на свет. Я думаю, следует его отблагодарить. Он мог просто слинять сам, плюнув с высокой башни на полу-дохлого архангела, сил которого едва ли хватало лишь на то, чтобы поддерживать свой разум в замкнутом положении в одном переделанном воспоминании.

Так вот, о чём я там? А, да. Точно.

Некоторые воспоминания возвращаются ко мне, и одним из них стало то, где ты позволил мне переночевать в твоей комнате, Сэм. А это было, откровенно говоря, неожиданностью. Ты мог перекинуть меня через плечо как тряпичную куклу и отнести в мою спальню с исписанными стенами, - но ты этого не сделал. Ты позволил мне остаться. Спасибо.

Я часто наблюдал, как ты спишь раньше. Я мог часами это делать, прямиком как Кас. Но тогда, когда я повернулся к тебе спиной, а ты прижал меня к своей груди... Это ощущалось иначе. Словно кто-то накрыл тебя мягким пледом в сильный мороз и протянул тебе горячий шоколад. Вау, Сэмми, это было непередаваемо. Жаль, что я не смогу повторить подобного и почувствовать себя так само.

Думаю, на этом я пока что закончу. Уже глубокая ночь, а мой организм, делящий все человеческие аспекты, требует хоть какого-то сна. Пускай этот «какой-то сон» и будет преисполнен миллиардов кошмаров. Как вы вообще с ними живёте, Винчестеры? Это же омерзительно, раз за разом переживать всю ту боль у себя в голове ночью...

От шестикрылого пернатого
рогатому лосю,
запутавшемуся в
деревьях из книг.

***

1 октября 2017 год.

Новое глупое письмо в новый глупый день с новым глупым мотивом.

Завтра мы должны отправиться в один местный бар, чтобы обманом захватить моего непутёвого братца Люцифера. Ты, Сэм, постоянно бегал и перепроверял все заклинания, чтобы убедиться в их точности, а Дин в который раз за этот день спрашивает меня, сумею ли я поддержать иллюзию пухлого бармена, чтобы тот отвлёк самого дьявола. И я в который раз за этот день отвечаю положительно, пускай и знаю, что силы меня окончательно после этого эксперимента с благодатью покинут. Кастиэль, кажется, вечность будет одаривать меня испытывающим взглядом, а ваша рыжеволосая трёхсот-летняя ведьмочка Ровена безумолку болтает обо всём на свете. Интересная она личность, если честно. Таких, как она, я до этого редко встречал. Если помнишь её, то Кали разве что.

Я сейчас сижу не в своей комнате, как раньше. Довольствуюсь местом у стопки книг и отдалённо вслушиваюсь в твой достаточно приятный как для такого громилы голос. Я изредка давлюсь лыбой и подшучиваю над твоим непутёвым старшим братом, который поддаёт сомнениям всё, до чего может дотянуться.

А на самом деле мне страшно, Сэмми. И об этих страхах знает лишь это сидящее передо мной чудо в плаще и с галстуком на шее. Кас сейчас смотрит на то, как я вывожу букву за буквой, и понимает, кому именно все эти слова обращены.

Когда-то давно я был его наставником. Я обучил его всему ещё с самого его создания. Обучил неким аспектам магии, обучил полётам, обучил всем знаниям, что были известны мне. Мы были достаточно близки на небесах, где у каждого ангела была своя цель и свои задачи для существования. Прямо как у людей. И когда я отрёкся от небес, Касси не пошёл за мной, как на этом настаивал я. Пернатый был уверен в том, что небеса - это не прогнившая система глупых предрассудков моих братьев, а нечто величественное и прекрасное. Я же говорил ему обратное.

Очень жаль, что в правдивости моих слов он убедился лишь на своём опыте. С меня, если честно, паршивый наставник, - но кое-чему я его научил. Например, тому, что не следует избегать своей родственной души, когда её обретаешь. Или, например, тому, что справедливость и справедливое наказание - относительно две разные вещи. Или, к примеру, когда твой человек готов умереть перед тобой, то нужно дать ему это сделать, ведь это его выбор.

И ни одного из своих учений я не придерживался. Никогда.

А сейчас, зная, что моей фигуры как таковой больше не будет, я испытываю лишь отвращение к себе за то, что ты так и не услышишь от меня правды. Я говорил вам когда-то давно, ещё когда вы не были знакомы со мной как с архангелом Гавриилом, - что вы двое заинтересовали меня лишь потому, что каждый из вас принадлежит одному из моих братьев. Как их сосуды. И, знаешь, Сэмми, я тогда солгал.

Я так часто тебе лгал... Ты был тем человеком, который приносил в мою жизнь ту правду, которой я избегал. Ты её приносил, а я её уничтожал. Так странно, правда? Мне так хотелось быть с тобой полностью откровенным, и я всегда пытался говорить правду, не договаривая её до конца. Я говорил её часть или перекраивал её на свой мотив.

Людям просто лгать. Даже вам, Винчестеры, потому что ваша работа построенна на лжи. Вы ею пользуетесь и продолжаете работать только благодаря тому, что лжёте. И в вашем случае эта ложь во благо, тогда как моя является просто страхом. Страхом того, что ты попросту не примешь меня, Сэм. Что оттолкнёшь так само, как меня отталкивали ранее все, к кому я смел приближаться больше положенного.

Я боюсь, Сэм. Не зря Дин прозвал меня трусом. Я очень и очень сильно боюсь. Я боялся, сбегая с небес; боялся, атакуя старшего брата, научившего меня всему, своим фатумом; боялся, когда принял вашу сторону и замахнулся мечом на всех своих братьев; боялся, падая за тобой в ту бездну ада; боялся, замыкая себя в своём разуме. Боюсь, выводя сейчас эти строчки в полуметре от тебя.

Я трус, Сэм. Я большой трус, что больше не может определять свою сторону по инстинкту сохранения. Что следует своим опасным желаниям и боится опять накосячить.

Родственные души слишком хрупки для этого мира. Слишком красивы для такого, как я. Я понимаю это. И принимаю. Мне просто охренеть как паршиво будет сейчас, когда я создам клятую иллюзию для Люси, чтобы заманить его в ловушку, но я счастлив, что от меня будет хоть какой-нибудь прок. Надеюсь, этот прок поможет, - надеюсь, в это веришь и ты, Сэм.

P.S.: Это письмо стало самым тяжёлым для меня, т. к. я переделывал его несколько дней подряд.

От отлучившегося
от дел фокусника
лучшему не отлучившемуся
от дел охотнику.

***

3 октября 2017 год.

Люцифер у нас в руках. Ровена с ухмылкой взирает на того, кто когда-то убил её. Я бы, на самом деле, поступил так же. Насмехался бы над своим попавшим в ловушку врагом. Ты, Дин и Кастиэль копаетесь в книгах в надежде подыскать что-нибудь ещё, что сумеет помочь вам в деле под названием «туда и обратно в мир другой». Ты постоянно странно на меня посматриваешь, словно читаешь мои мысли. Даже сейчас, когда я пишу это письмо, ты пытаешься разглядеть что-то в моём лице, будто сумеешь там найти то, что ищешь.

И не находишь.

Это видно по тому, как ты снова отворачиваешься от меня и продолжаешь, как ни в чём не бывало, болтать с Дином. Ты думаешь, что я ничего не вижу. Что я не замечаю таких взглядов. Что слеп к твоим поискам прошлого меня, где ты увидел бы хитрую ухмылку и грубый фокус, который я бы с лёгкостью провернул с вами. Возможно, ты ищешь эту часть меня. Возможно, ты думаешь, что я опять нечто не договариваю, что-то скрываю, когда я полностью открыт перед тобой, Сэм.

Даже когда мы в тишине сидим ночью на кухне бункера, - ты перебираешь пальцами клавиатуру лэптопа перед тобой, а я выпиваю найденное и чудным образом сохранившееся от лап Дина какао, - ты постоянно бросаешь на меня такие взгляды. Это так странно и в то же время понятно. Ответь мне, Сэмшайн, что ты ищешь? Фокусника? Обман? Иллюзию? Правду? Ложь?

Или всё это вместе?

Жаль, что если я спрошу, ты честно не ответишь. Отмахнёшься от меня как от надоедливой мухи, которой меня ты не считаешь. (Я, в принципе, на это надеюсь.)

Так хочется верить в то, что, когда ты говорил те слова передо мной, - когда я был уязвим и потерян... замкнут в собственном разуме лишь ради того, чтобы избежать боли - хочется верить в то, что они были правдивыми. Хочется верить, что когда ты чуть ли не прокричал мне в лицо о том, что я нужен вам, что я нужен ТЕБЕ, - хочется верить, что это было сказано не на эмоциях, а на почве правды.

Я давно потерялся в точном смысле этого слова. Правда. Что она вообще значит?

Я постоянно жил во лжи. Я жил во лжи и делился ею с остальными. Я пропитывал ею каждую косточку своего тела. Пропитывал каждый день, говоря себе, что никогда не обрету родственную душу, а если и обрету, то никогда не буду влезать в её жизнь. А когда появился ты, Сэмми, эта ложь разрушилась, как и сотни других лживых отростков.

Мой брат сейчас смотрит на меня. Он скован цепями, но всё равно чувствует себя выше остальных. Не чувствует себя проигравшим. Люцифер, миллиарды лет назад совративший неизменно чистых двуногих созданий, полагаешь ли ты, что сумеешь выкрутиться из своего положения и уйти отсюда неуязвимы? Глупо так думать, даже для тебя.

Каждый из нас является проигравшим, - и эта фраза звучит как тост всей нашей жизни, не думаешь, Сэм? Сколько бы раз и вы, люди, и мы, ангелы ни пытались сделать саму жизнь более доскональной, - мы проваливаемся. Падаем, терямся, погибаем, - и только из-за предрассудков тех, кто выше по чину. Из-за тех, кто считает себя богами. Из-за таких, каким был долгое время я сам.

Странно выдавать даже на бумагу такие заумные мысли. Даже я не привык к подобному от самого себя. Надеюсь, я ещё не успел заделаться каким-то там заумным философом, главной задачей которого является раскрыть глаза этому слепому миру и направить его на путь истинный. Если это так, то меня начинает пугать моё депрессивное состояние.

До новых странных мыслей,
мой дорогой лось.

***

7 октября 2017 год.

До будоражащих в крови мурашек тихая ночь. На чердаке сейчас можно даже расслышать приглушённые разговоры, суть которых вряд-ли сумеешь разобрать. Где-то в поле, окружающем бункер, куёт неизвестная мне птица, и её шепот не составляет труда разобрать по слогам.

Банально воспринимать эту тишину как нечто серьёзное или важное. Но сейчас это и является моей целью. Моей попыткой уйти от реальности и оставить её далеко позади себя. Реальность, в которой я подохну как та птичка в поле ровно через неделю в альтернативном мире от руки собственного брата. И до того, как я исчезну в том портале, спрячу эти письма где-нибудь невероятно далеко в этом бункере, - там, где вы, любопытные Винчестеры, их не найдёте и не побеспокоите мои рукописи.

Сейчас на кухне, скорее всего, Дин и Кас. А ты находишься в своей комнате и вновь рассматриваешь десятки книг. Мы буквально вооружены на все сто процентов, а ты до сих пор беспокоишься. И я бы ещё сказал, что ты делаешь это напрасно из-за своей паранойи, но тогда уж точно совру.

Паранойя сейчас очень даже к месту.

Скорее всего, письма я спрячу в библиотеке. Она же значит для тебя, Сэм, чуть ли не весь мир? Тогда почему бы мне не перенести все свои мысли именно туда? Я не против пойти на такой риск того, что листы могут быть найденными. Хочется хоть как-то оказаться ближе к такому себе «твоему духовному настрою». Это будет в моём репертуаре.

Неделя. Мне осталось жить неделю, Сэм, потому что такое моё решение. Хочется покончить со всем этим, плюнуть на всё и отдаться в лапы безграничной пустоте. Мне страшно, да. Но гораздо сильнее на меня давит то, что я неизмеримо сильно устал. Думаю, смерть не будет тем самым «началом», о котором говорят, но будет самым справедливым для меня «концом». Уверен, Сэмми, ты это довольно быстро переживёшь, как бы ни прискорбно не было признавать подобное.

Я не был тебе раньше другом, товарищем или даже добрым знакомым. Я был твоей целью как охотника. Я уже даже не припомню, сколько именно раз ты приставлял к моей глотке осиновый кол и грозился меня грохнуть. А уж сколько раз это делал Дин... Не счесть.

А ты же был для меня очень многим, Сэм. Ты был для меня частью моей сущности, той родственной душой, на которую я даже не заслуживаю. Когда я замкнул себя в собственной голове, то слышал твой голос, слышал твоё «иди, если понадобится, за моим голосом, как за светом фонаря в лабиринте» или что-то вроде того. Точную фразу не смогу вспомнить, так как у меня в голове всё ещё чёртов туман от тех восьми лет, что я провёл под боком принца Ада. А ведь он является братом Азазеля, - одного из самых сильных принцов Ада, ха. (И даже иронично вспоминать, что я несколько десятков лет назад прижал Азазеля в переулке к стене, когда тот почти что убил одного прохожего, и заставил рассказать, почему он выбрал именно тебя, Сэм.)

Да, я видел тот пожар. Видел, как умерла Мэри Винчестер. Видел, Сэм, но ничего не мог сделать. И за это прошу прощения. Мне очень сильно жаль, потому что я не смог остановить огонь, который разрушил вашу с Дином жизнь, когда ваш отец решил после смерти жены сделать из вас двоих солдат.

Мне жаль, Сэмми, ведь я недостоин своей родственной души.
Но, думаю, прощения или, хотя бы, «всё уже позади, Гейб» я уже не услышу, - ведь для меня всё кончено.

И знаешь, Сэм, мне даже жаль не того, что я был в силах изменить ваши жизни. Мне жаль, что я не рассказал тебе всю правду из-за собственных страхов. А на неё уже нету времени.

Твой Габриэль.

***

10 октября 2017 год.

Не знаю, можно ли назвать подобное обидным, но мне всё равно обидно. Мы даже не разговариваем, Сэмшайн. Ты можешь с самого утра сказать мне то чёртово «Салют» и, можно сказать, что на этом заканчиваются наши разговоры. Мне даже больно от этого.

Не знаю, изменится ли ситуация позже, но знаю, что ты сильно нервничаешь. Настолько нервничаешь, что залп твоих патронов с пистолета в вашем тире слышен даже ночью. Я бывал в том тире. И из десяти целей там уже пять испорчены, тогда как два дня назад не было испорчено ни одного.

Сэмми, если бы я имел такую привилегию, как твой брат! Сумел бы подойти и просто поддержать хоть чем-то и хоть как-то. Мне даже страшно видеть, во что ты себя превращаешь от чувства вины и понимания той взвалившейся на тебя ответственности. Такое чувство, будто бы ты потерял частичку себя вместе с исчезнувшим Джеком и затерявшейся в том мире Мэри. Мне невероятно жаль, Сэм, что я не могу ничего сделать.

Мне настолько же жаль видеть всю ту картину паники, насколько же и обидно насчёт Каса. Ты знал, что Дин омерзительно с ним обращается? Не повезло ему на родственную душу, если честно. Но таков Дин, и мы оба это знаем. Когда вы вернётесь, было бы неплохо, если бы твой братец поговорил со своим ангелом.

Прямо так, как я должен поговорить с тобой, Сэмми. Должен, но не думаю, что стоит тебя нагружать ещё сильнее. Каждый раз ты буквально погибаешь под наплывом мыслей и тех одержимых «я должен, ведь без меня весь мир накроет», а после грубо сворачиваешь на кривую дорожку и поступаешь неверно. И винишь во всём себя.

Сэм, мне так хочется, чтобы когда весь этот бред с апокалипсисами, ангелами и архангелами, охотами - когда всё это закончится, мне так хочется, чтобы ты пообещал себе, что найдёшь то втягивающее тебя звено, заставляющее жить обычной жизнью. Мне хочется, чтобы ты отдохнул от этого всего не один каких-то вшивых четыре года, когда был в колледже, а весь свой остаток смертной жизни. Нашёл жену и воссоздал семью. Нашёл своё счастье, которые найти в охоте и проблемах ты не сможешь.

Как же мне хочется, чтобы об этом ты пообещал не только себе, но и мне. Хочется, чтобы убедил в подобном не только себя, но и меня.

Я надеюсь, что ты будешь счастлив без меня и моей опеки. Я надеюсь, Сэмми, что ты убережеш свою яркую душу от очередных сделок и смертей, пускай и попадёшь в рай, в чём я не сомневаюсь. Я надеюсь, мальчик.

Надеюсь.

Габриэль.

***

12 октября 2017 год.

Это моё последнее письмо, Сэм. И мне жаль прощаться. И мне жаль оставлять всё, что я берёг в тебе малец, тут.

Но в том мире, где для меня не будет времени и где я сумею прожить ещё пару-тройку каких-то несчастных дней рядом с тобой, я погибну. Но эти дни явно для меня будут подарком, малец.

Как бы сказал сейчас Бобби Сингер, -

«Не напортачь, балбес.»

Прощай, Сэмми.

Гейб.

***

Сэму в тот момент стало плохо. Боль стрелой пронзила его грудь, словно кто-то вынул его сердце на его глазах и раздавил руками. Перед ним комната поплыла каруселью от желания кинуться к Габриэлю и поговорить с ним.

Нет, не так.

Комната кружилась перед ним от желания кинуться к Габриэлю и упасть перед ним на колени, обхватить руками ткани того навороченного синего плаща и что-то бессвязно лепетать в надежде на то, что архангел хоть что-нибудь поймёт. А он поймет и даже не высмеет.

Сэм обхватил руками себя за плечи и сжался от мнимого холода. Его пронзила дрожь.

«Прощай, Сэмми»

Сэм медленно поднялся с кровати, даже не обращая внимания на скрывающие ему видимость пряди тёмных волос. Босые ступни коснулись пола, и пальцы как когда-то в детстве поджались от холода. Плечи подрагивали.

«Мне жаль, Сэмми, ведь я недостоин своей родственной души.»

Руки Сэма упёрлись в стену по обе стороны от своего тела и с силой вдавились в неё до жестокой боли.

Габриэль был его родственной душой, о которых слагают легенды. Он много читал их даже в детстве. Например, были мифы, что ангелы могли легко погибнуть ради родственных душ. Или, например, что, если были недостойными их (или считали себя таковыми), то смерть становилась для них свободой. И никто не переубедит ангела в этом, - тот просто отдаётся любой битве и погибает в ней. Это была их казнь.

Кас ни слова не приукрасил, когда рассказал о их связи. Ни слова, – насколько бы не надеялся на подобное Сэм.

Сэм сжал зубы до такой силы, что его клыки практически впились в мягкую кожу губ.

«Я не был тебе раньше другом, товарищем или даже добрым знакомым... А ты же был для меня очень многим, Сэм.»

Удар со всей силы обрушился на стену, оставив на ней заметную вмятину. Кровь отразилась на костяшках пальцев бессмертным эхом, на которую Сэм даже не обратил внимания. Он не чувствовал боли снаружи. Он чувствовал боль внутри.

Габриэль винил себя во всём. Он считал, что является недостойным Сэма, оберегая его по всей возможности.

«Думаю, смерть не будет тем самым «началом», о котором говорят, но будет самым справедливым для меня «концом». Уверен, Сэмми, ты это довольно быстро переживёшь, как бы ни прискорбно не было признавать подобное.»

Довольно быстро переживёшь...

Второй удар по стене был более жёстким, заставив крупицы крови стать более заметными и оставить резкий след на поверхности. Рваное рычание с горла сорвалось с Сэма.

Ему хотелось сейчас разреветься. Разреветься, как маленькому ребёнку. Уткнуться в колени и спрятаться в уголке как можно дальше от всего на свете. Но хотелось быть там не одному. Хотелось прижать к себе Габриэля и лепетать что-то о том, что тот не один. Что тот является другом Сэму. Что тот является архангелом Сэма, а не его целью как охотника.

Солёная капля всё же скатилась по его щеке. Она скатилась так само болезненно, как скатывались тогда кровь по разбитым костяшкам. Ему нельзя было допустить, чтобы Габриэль погиб. Не в его смену.

Сэм понимал, что архангел его не послушает и может даже потеряться на некоторое время, если Сэм расскажет ему о том, что читал письма. Потому он не скажет ему. Не скажет, ведь так будет лучше, – иначе его слова полностью разобьют Гейба.

Ему нужен тот, кто поможет оттолкнуть от архангела сметь. Тот кто сумеет сделать это силой, а не убеждением. И Сэм резко вскинул голову, уставившись на вмятину на стене.

Он не знал, что ему точно делать. Но знал, кто ему поможет.

***

Единственный человек, который сумеет ему помочь, тогда находился в зале бункера среди десятков книг и лишь выжидал возможности как можно быстрее слинять от братьев, – который, можно было даже сказать, уже не удивился, если к нему подойдут с новой просьбой в будущем.

Потому, когда Сэм в одно дыхание оказался перед Ровеной, что держала в руке толстый том Хранителей Знаний, та просто лениво подняла взгляд и посмотрела на Винчестера из-под набитых тушью ресниц. На её ухе блеснула серьга и блеск отразился глубоко в зрачках.

- Я уже заждалась вас всех, мальчики. - сказала она, с хлопком закрывая книгу, от которой отделилась тучка серой пыли. - Итак, Сэмю...

- Я не по делу другого мира. Мне нужна помощь и очень, очень срочно. Мне нужна такая помощь, чтобы никто о ней не узнал. Пока что. - резко перебил её Сэм, тяжело дыша.

Он знал, что Дин сейчас был в оружейной, в последний раз по его настоянию проверял оружие, Габриэль сидел за столом и болтал о чём-то с Касом, Люцифер склонился со своей пока ещё целой шеей, из которой вскоре польётся ручьём благодать, над каменной тарелью, – так что им никто не должен был помешать в разговоре.

- Я вам и так достаточно помогаю, Сэмюэль. - раздражённо молвила ведьма.

- Есть способ замкнуть ангела в одном сосуде на некоторое время без его согласия? - выпалил Сэм.

Ровена молча уставилась на него. Можно было заметить, как прямо сейчас в её голове взрываются десятки винтиков.

- Прости, но, что, Сэм?

Сэм нервно выдохнул. Было слишком мало времени, чтобы объяснять, и он схватил Ровену за плечи, умоляюще глядя ей в лицо.

- Без вопросов, Ровена, прошу тебя. Очень долго объяснять. Такое заклинание есть? Нету?

Между ними на крючке повисла тишина. Ровена мрачно смотрела в глаза Сэму и словно взвешивала свои будущие слова. Паника в глазах Сэма сталкивалась со спокойствием МакЛауд, отчего атмосфера между ними становилась всё более напряжённой.

Наконец Ровена положила ладони на обхватившие её плечи руки Сэма и как-то странно, даже мягко посмотрела на охотника.

- Теоретически, ты должен позволить ему сделать это. - вдруг произнесла она.

Сэм моргнул. Первый раз, второй раз. Обескураженно отпустил её и отступил на шаг назад, поясницей упираясь в стоящий позади него стол.

Молчание было неловким, – настолько неловким, что Сэму хотелось извиниться и убраться восвояси оттуда.

- Габриэль решил умереть в том мире и мне, - она вскинула руку, не позволяя Сэму вставить ни слова. - мне всё равно как ты это узнал. Этот глупец выдал всё на золотистом блюдце с каёмочкой, когда попросил меня позаботиться о тебе с две недели назад. Так что сейчас...

Ровена медленно подошла к книжным полкам и провела своим тонким пальцем по корешку одного из них. Пыль легко легла на его мягкую подушечку и серостью отразилась на розоватой коже.

- Так что сейчас... - повторяя, протянула она. - Вот! - и вытащила старую книгу, которая выглядела ещё более побитой, чем множество находящихся тут.

Она положила её на стол и, раскрыв ровно посередине, грубо и с треском вырвала оттуда тусклую страницу. Сэма передёрнуло.

- Что ты...

- Чш! - МакЛауд приставила к своим ярко-красным губам тонкий палец. - Итак. Я распишу всё, Сэмюэль, распишу то, что не должна расписывать. Я знала, что кто-нибудь из вас, Винчестеров, заметит поведение Габриэля. Так что вам очень повезло, что с вами есть я, неповторимая ведьма семнадцатого века.

Ровена шутливо отвесила молчащему Сэму поклон, после чего быстро и без намёка на улыбку склонилась над бумажкой и начертила круг. Ручка из её кармана начала чертить внутри круга разные значки, которые Сэм впервые видел в своей жизни, а рядом шустро писала неразборчивые для Сэма со стороны слова.

- Когда... - не отрываясь от писанины, произнесла она, склонив голову. - ...ангел решит героем погибнуть... начерти... ногой, рукой, носом, телом на пыли, на земле или где там, не важно... этот знак. - она ткнула пальцем в круг. - И произнеси слова. Точно, Сэмюэль, произнеси! А после скажи архангелу «Да» в конце заклинания так, чтобы это «да» аж зазвенело у того в мыслях. Тогда всё выйдет, если только...

- Только что?

- Если только он не затеряется в твоей голове. - буркнула она. - Когда вы вернётесь, я увижу, вышло или нет. Не напортачь, Сэмюэль. Понял?

- Да, мэм. - бросил Сэм и принял листок. И замер, переводя взгляд на Ровену. - Что значит, «если не затеряется в моей голове»?

- Значит, что это заклинание опасно даже для рядового ангела и человека. А для архангела, лишившегося своей силы, и для человека, который в отчаянии, – вдвойне. - молвила она.

Она поставила старую книгу, которую использовала как какую-то ненужную бумажку, назад на полку и тяжело опустилась на стул. В ней чётко виднелась усталость, когда она подняла глаза на Сэма.

Её волосы, глаза, вечно обтягивающее платье выглядело поблекшими, словно Ровена только и мечтала несколько дней подряд уже отдохнуть от всего, что её окружало. И в этом Сэм был солидарен с ней. Когда всё кончится,– когда и Джек, и Кас, и мама, думал он тогда, и Дин, и даже Гейб вернутся назад в их мир, – Сэм самостоятельно организует им всем маленький семейный тур.

- Только я тебя прошу, Сэмюэль, не погибни там, ладно?

- Обижаешь. - кинул Сэм с лёгкой усмешкой, поглаживая большим пальцем по спрятанному в наружном кармане листку заклинание. - Спасибо.

«Спасибо» было сказано отчаянно, неуверенно и наполнено эмоциями. Ровена лишь махнула рукой, сказав тогда что-то вроде «Только спаси своего чёртового архангела, тупица», и отвернулась от младшего Винчестера.

Лампа рядом нерешительно прошлась светом по лицу ведьмы и отразилась в её морщинках, которые были практически невидмыми на её лице.

Сэм в этом будет благодарен ей вовек. Его не пугало то, что внутри него вновь окажется ангел, – ведь Гейб никогда и ни за что не навредит ему. Он знал это тогда и знает это сейчас, сидя на своей мягкой кровати и пытаясь сконцентрироваться на хоть одной из своих мыслей.