Глава 34. Защищая твою жизнь
«Осени дыханием гонимы,
Медленно с холодной высоты
Падают красивые снежинки,
Маленькие, мертвые цветы...» - звучат в голове строки прогнившего серыми оттенками стиха.
Он словно кричал о всех тех глупостях, которые сотворил Габриэль.
А за последнее время Габриэль творил очень много глупостей. Но в особенности из них отличились ровно три.
Во-первых, он доверил своё душевное состояние Чарли Брэдбери, которая советует полное дерьмо, и это было максимально тупо, – настолько же, как когда-то Кастиэль доверился Дину в «проживании последней ночи перед смертью» в борделе. Во-вторых, он наконец вычислил свои эмоции и смог их сгруппировать в одни чувства по отношению к единственному человеку, которого он когда-либо желал и желает защитить и ради которого готов погибнуть, если не брать в расчёты Каса, что человеком как таковым не является.
А, в-третьих, он сейчас стоял рядом с двумя братьями, не смотря в глаза Сэма, и держал в руках архангельский клинок, с которым он сейчас пойдёт на своего старшего брата Михаила из другого мира.
И нельзя было сказать, какая из глупостей была похуже. Вроде бы звучала максимально глупой первая, потому что именно она запустила цепочку из остальных, но вторая и третья были настолько отвратными, что Габриэлю хотелось забыть их. Наверное, самой страшной была вторая. Но глупыми всё равно были все три. И от понимания того, что сейчас всем сожалениям и глупостям придёт конец, становилось как-то даже легче.
Холодная рукоять клинка упиралась в руку. Атмосфера вокруг тяжелела. Люди бежали в сторону извивающейся хлеще змеи линии, что разрушала все законы вселенной (а когда Винчестеры делали по-другому?), и исчезали под золотистую вспышку в родном Габриэлю мире. Сэм и Дин подталкивали остальных следовать вперёд, тогда как сами уничтожали попадающихся ангелов, в чём им помогал Габриэль, искусно владея клинком в руках (в конце концов, он когда-то был одним из лучших солдатов небес).
Чарли на миг задержалась перед Гейбом и, хлопнув его по плечу, побежала в сторону портала, исчезая. Габриэль провёл её взглядом, мысленно проклиная те минуты, когда он сидел с ней в оружейной и пялиться на имена мёртвых Бальтазара, Кроули и на своё собственное. Кастиэль минуту спустя последовал за ней, кивнув братьям. И против всех ангелов осталось только трио из Винчестеров и Габриэля.
Клинок снова вонзился в чужую плоть, и яркая вспышка света поразила глаза, заставив их прищурить и атаковать следующего претендента на смерть от его рук.
Мир дышал. Руки подрагивали, усеянные каплями крови. Глаза разбегались от яркого света. Слова и мысли толком ничего не значили для Гейба сейчас. Вот пальцы переплетаются с холодной поверхностью клинка и вот вся похороненная глубоко внутри сущность дрожит.
- Ты слева, я – справа. - кинул ему Сэм, обходя одного из ангелов со спины, пока тот боролся с Дином.
Его атаковали с двух сторон одновременно, два острых клинка впились с противоположных сторон в человеческую оболочку, – одно в бедро от Габриэля и второе в плечо, от Сэма.
Яркая вспышка, сорванный с языка крик и мёртвое тело грузом падает вниз на землю.
Сипло дыша, Гейб замер перед братьями, сжимая в кулаке холодную рукоятку. Он знал, что позади него в деревьях скрылся Михаил, а чуть дальше скалится в улыбке Люцифер, готовый предать их всех по одному зову с другой, более благоприятной стороны.
- Так-с, это и был весь ваш план? Замочи всех подряд – гимн Винчестеров, очевидно. Сработано на ура. - с усмешкой и на одном дыхании произнёс он, склоняя голову к плечу в одобрительном жесте.
- Сработано на ура. - вторил ему Сэм, медленно обходя по кругу и на секунду сжимая плечо.
Строчки зазвучали громче. Они были из какой-то пьесы, которую Гейб не помнил, но знал о ней.
«Кружатся снежинки над землёю,
Грязной, утомленной и больной,
Нежно покрывая грязь земную
Ласковой и чистой пеленой...»
Габриэля от прикосновения, совершенно обыденного и простого, трухануло. Они с Сэмом так ещё и не поговорили о том, что произошло в доме. Да и кто бы стал говорить о таком, и так понимая, что ни Гейб, ни Сэм не были в себе. Это был перебор для Габриэля и слишком странно для Сэма, потому говорить не хотелось вовсе. Ощутив теплоту груза от руки Сэма, ему показалось, словно что-то нитями потянуло архангела за человеком. Что-то, что заставило, Габриэля повернуться вслед за Сэмом и едва ли не потянуться вслед за прикосновением.
Но вот рука Сэма соскользнула, а Габриэль, сделавший за человеком шаг вперёд, так и остался стоять за его широкой спиной и смотреть в затылок.
Он почувствовал напрягшийся, непонятливый взгляд со стороны Дин, который прямо говорил: «Что за чёрт?» и проигнорировал его, словно только прочувствовал пустоту после исчезнувшей с его плеча руки.
Он ожидал появления Михаила, пока раскиданные тела ангелов с их выжженными, чернеющими на земле тенями крыльев маячили перед его глазами невыразительной картиной. И эта картина где-то выражалась странной тоской по тем, кто пытался его убить своим касанием священной благодати и клинками, – они кидались на него подобно стае голодных на смерть и приказы волков, которые давно уже сошли с ума вместе с их непоколебимым лидером. Их осунувшиеся лица, поблекшие глаза и ужасающие раны, что покрывали лица, будто и не желали залечивать их, пугали хуже, чем прячущиеся в тенях монстры.
Сейчас Габриэль почувствовал себя убийцей ни в чём неповинных животных, что было окончательно глупо.
«Животные, которые убивали и резали людей, вырезали их массово, как скот.»
Тень мелькнула в деревьях, и рука на клинке напряглась, сжимаясь до боли. И враз все мысли потухли, словно кто-то выключил внутри него лампочку, что горела желтоватым светом.
- Стой. Стой, эй! - кратко вымолвил Дин, хватая стоящего к деревьям спиной Сэма за локоть – охотник намерен был двинуть прямиком в лапы леса, раскрывшего свои объятия. Он заметил тень так само, как и Габриэль.
Золотистая полоска портала всё ещё горела даже после того, как последний человек пробежал сквозь неё, но она искривлялась, становилась слишком тонкой в окружении этого мира, и Гейб понимал, что сейчас или никогда, – ему стоило принять свой собственный выбор и воплотить его в жизнь. Иначе все они останутся тут очень и очень на долгое время.
- Где Люцифер? - поинтересовался Габриэль, крутанув головой.
Сэм на миг повернулся к нему и впился в лицо мрачным взглядом.
- Смылся. Да и пошёл ко всем чертям.
- Согласен. - молвил его старший брат.
Дин поудобнее перехватил перезаряженный пистолет, пули в котором были отлиты из ангельских клинков, и его щека нервно дёрнулась в сторону, когда они увидели мелькнувший в деревьях силуэт.
Краткий выстрел из рук Дина попал лишь в выжженный огнём и благодатью ствол дерева, что разметал в разные стороны огрызки бревна. Порывом воздуха маленькие косточки под деревом вздрогнули. Дин раздражённо сжал зубы и напрягся всем телом, готовый идти в атаку на любой шорох со стороны хмурого леса.
Габриэль мягко выдохнул и вскинул клинок к своей груди. Пускай он и не имел благодати, но в нём всё же присутствовала интуиция во многих ситуациях. Она словно решилась заменить его прошлую силу, текущую по венам. Он заметил за двумя деревьями слишком томительно передвигающегося к ним Михаила в своей человеческой оболочке что была в чернеющем плаще. И он знал, что должен был сделать.
Всё было странно и происходило слишком быстро. Когда Михаил вышел из тени, Габриэль выступил вперёд, в момент прикрывая две спины братьев, как часто делал это в прошлом, пускай и не буквально.
- Я устал бегать. - негромко пробормотал он, и остриё клинка указало на Михаила. - С меня хватит.
«Черные, задумчивые птицы,
Мертвые деревья и кусты,
Белые безмолвные снежинки
Падают с холодной высоты»! - прокричал слишком громкий женский голос, словно Гейб сейчас был на пьесе, где происходила грустная сцена, – и на самом деле так и было.
Сейчас и впрямь происходила сопливая пьеса. Он, архангел, который толком никогда и не тратил время на спасения людей, животных или растений (дети в больнице ни в счёт, – потому что они дети; так само, как и Сэм), решил спасти двух непутёвых братцев, а заодно и их маленький, но уютный мир, – пускай для человека он и был огромен.
Сэм и Дин повернулись к нему лицом, и Габриэль безоговорочно шагнул в сторону своего братца. Шагнул и замер, понимая, что Винчестеры даже не дёрнулись в сторону портала.
Дин застыл окончательно, непонимающе моргнув. Понимание вскоре пришло к нему, овладев им как паникой, пока Габриэль широкими шагами шёл к своему братцу.
- Уходите! - рявкнул Гейб.
- Габриэль, что ты творишь, сучий ты сын?! - оклик Дина практически не был слышен архангелу.
Рука мужчины скользнула по его плащу, когда Габриэль рванул в сторону Михаила, готовый к краткому бою, который в одно мгновение выбьет у него все силы и возможности выжить. Брат говорил что-то о том, что «Габриэль слишком слаб, чтобы противостоять ему. Слишком никчёмен», – но ему, фокуснику, об этом говорить даже не стоило. Он и так это знал, ведь Габриэль с самого начала мечтал умереть. Мечтал покончить со всей этой временной, но тяжёлой, иногда даже не подъёмной ношей, что заодно свалилась и на Сэма, чтобы больше не чувствовать ответственности или что там ещё может быть у такого непутёвого архангела, как он.
- Гейб... - голос Сэма сорвался в тихий шёпот, но Габриэль услышал.
«Ты лучшее, что произошло со мной, Сэмшайн. Лучшее, что когда-либо у меня было. Самое ослепляющее. Самое чистое.» - врезался в мысли, голову и чувства Сэма голос Гейба в ответ.
- Уходите! - снова рявкнул Габриэль, смотря как Сэм протестует слабым попыткам Дина кинуться к архангелу и оттащить его от глупейшей идеи номер три.
И после этих слов он метнулся в сторону Михаила.
***
Знаете что происходит, когда калейдоскоп красок в глазах невозможно разобрать? Что на самом деле происходит, когда сердце выпригавает из груди и сливается с другими внешними чувствами? Как ощущается в районе груди тягучий холод, что своими лапами загребает тебя, утаскивая за собой куда-то вглубь вод океанов? Нет? И Габриэль на тот момент не знал.
Не знал до тех пор, пока архангельский клинок не показал ему. Его лезвие плавно, – как нож в масло, – вошло в солнечное сплетение Габриэля и заставило того на одно мгновение потерять координацию.
И это мгновение длилось вечно. Сочувствующий взгляд брата был пропитан сарказмом и неподдельным отвращением, чем-то напоминающим насмешливые глаза Люцифера. Какая ирония, – его незапланированно желали убить два старших брата, один из которых совершил убийство, а второй проебался на месте из-за двух иллюзий. Эта мысль заставила Габриэля подавиться и содрогнуться всем телом, – заставила разорвать губы в усмешке.
Ветви на деревьях безмолвно окончили свою трель под прибои ветра, замерев хотя бы тогда, когда архангел, раскинув свои призрачные крылья в две стороны за своей спиной, готов был умереть. И Гейб был им за это благодарен.
Он почувствовал, как остатки благодати и как последние жизненные силы, хватающиеся пальчиками за его сердце и несуществующую душу, пытающиеся задержаться хоть на миг внутри него, сломленными вырываются наверх и вытекают из глаз Габриэля.
Возможно, свет был виноват в том, что являлся слишком ярким. Возможно, вся карусель из красок вокруг, – пугающая и ненормальная, – виновата в том. А, возможно, просто галлюцинации возобладали над Габриэлем, но он услышал вопль Дина, отчаянно рявкнувший его имя. «Габриэль!» звучало даже для Дина чересчур сопливо и громко.
В миг, когда его голова стукнулась о плечо Михаила, Гейб почувствовал, как десятки чернеющих рук тянутся к нему и закрывают потяжелевшие веки. Как пыль сыпется в уши и вода заливает каждый его сустав. Как тишина обрушивается на него не проглоченным комом. Как чужие ледяные пальцы смерти застывают в его груди, пронзившие бьющийся там, внутри, большой орган.
Его тело приземлилось на холодную землю, усеянную людскими костьми, и Гейб всё ещё чувствовал это. Перед глазами замерло его собственное имя на мемориальном камне, а в ушах неожиданно зазвенело очень чёткое «Да.» голосом Сэма прежде, чем всё покатилось в пропасть.
Он больше не чувствовал. Больше не существовал. Больше не думал. Но Гейб знал, что прожил хорошую жизнь, хорошие тридцать четыре года, чтобы наконец стать тем, кем он себя даже в данный момент не собирался считать чисто из принципа.
Спасителем, достойным родственной души.
А то маленькое «Да» всё звенело в мыслях, пока мир не потемнел окончательно.