Небесные Души

Проходило много часов, один за другим. Люди работали над их двумя машинами, не покладая рук, собирали вещи и в последний раз прощались с тем миром, который стал клеткой для каждого выжившего.

Им усиленно помогали Винчестеры и то появляющийся, то исчезающий из поля зрения Бобби Сингер вместе с Чарли и Руфусом Тёрнером. Изредка перекидывались между друг другом словами, строили тяжёлые, поэтапные планы отхода к порталу, обменивались страхами по поводу того, что могло ничего не получиться.

Джек постоянно вертелся вокруг да около рядом со своим отбитым на голову папашей Люцифером, Кастиэль, казалось, вечность готов был тихо следовать за ними и пытаться отгородить дьявола от нефилима. Мэри вместе с Кетчем (никому непонятно, как они сумели найти общий язык на некоторое время после того, что между ними произошло, - явно помогла одна из тех милых старушек, которая постоянно крутилась вокруг домиков и людей) помогали раненным и больным.

А Габриэль отчуждённо спрятался ото всей суеты и всех людей за одним из домиков, задумчиво листая маленькую книжечку одного из здешних подростков, что благосклонно отдал её архангелу со словами, что «уже и так знает её назубок».

Это был Ремарк, «Триумфальная арка», которую Габриэль очень и очень давно не перечитывал. Но Гейб никак не мог позволить себе вчитаться в текст, потому что мысли возвращались к прочитанному им описанию на мягком переплёте, что выглядел как изношенная годами тряпка с побитыми жизнью трещинами по корешку.

Последняя в нём строчка надолго засела в мыслях.

И время, когда им двоим пришлось встретиться, и город, пронизанный надвигающимся чувством катастрофы, становятся героями этого романа.

И время стало героем, и город, что никак не мог стать чем-то, кроме места, стал в этой истории слишком значимым. Гейб толком не помнил сюжета, помнил лишь мелькающие образы в его голове, - образы в каком-то роде мстительного Равика, того хирурга-беженца, и упорной Жоан, которая была совершенно невинной и очаровательной жертвой в этой истории.

Для Габриэля, если бы его спросили, он бы тоже сказал, что этот мир стал не просто местом, а живым существом, что дышало, наблюдало и, расширив свои глазища, зыркало на идущих мимо людей. Габриэль не мог нормально уснуть, хоть и хотел, чувствуя чужое присутствие. И он мог без внутреннего беспокойства сказать, что и время стало героем, и гордый нравом город.

Слишком много метафор для одной минуты проносятся в его голове и слишком много мыслей заполняют бренную человеческую голову с едва искрящейся там благодатью, которой не становилось больше ни на миллиметр с каждым днём. С каждым днём её словно наоборот, убывало.

Габриэль устало отложил книгу от себя, положив её на землю рядом с собой, и уставился на тени мельтешащих людей. Его спина упиралась в стену дома, а в бок впился своими призрачными клыками спрятанный архангельский клинок, который он никогда не выпускал из своего поля зрения. Которому было предназначено стать орудием убийства в будущем. Пальцы изредка пробегали по его рукоятке, но никогда не вытаскивали на свет только ради того, чтобы насладиться его блеском на лезвии.

Гейб помнил, как Кастиэль, когда ещё не был запятнанным кровью воином и только обучался всему от Габриэля, поначалу даже не желал брать пробное оружие в руки.

«Могу я отбиваться благодатью, могу крыльями отбиваться или человеческой оболочкой, которая будет у меня.» - говорил он, критически рассматривая своего будущего человеческого весселя с голубыми глазами и в бежевом плаще. - «Почему обязательно иметь орудие, которое убить братьев собственных может?»

Габриэль только покачивал головой, мягко подкидывая вверх клинок, вырезанный из своей истинной формы, – из огромного клыка. Он не понимал ту нелюбовь к подобным вещам Касси, находя её даже ужасающей для будущего воина Господнего, - но сейчас он прекрасно осознавал, почему у молодого, не познавшего ещё жизнь и своё естественное существование серафима была такая ненависть к вещи, которая могла либо защитить, либо безжалостно убить. Либо и то, и, чёрт его дери, другое одновременно.

Оружие было холодным и враждебным, оно было голодным на смерть и плоть, на алую кровь. Когда клинок впивается в чужое тело, можно почувствовать, как оно отзвуком эха от удара пробегается по пальцам и просеивается в плечо своей тяжёлой силой.

Сейчас, поднимаясь с озябшей земли и подхватывая чужую книгу, чтобы отдать ту её владельцу, Габриэль немного удручённо осознаёт, что он много раз не понимал Каса. Может, в этом и была одна из причин того, что серафим не спустился с ним на Землю, - может, Габриэль был ужасным наставником, который плохо учил? Может, вся причина была в нём? Габриэль не знал, но понимал, что Кастиэль всегда был намного лучше его самого.

Может, Кас просто не любил его за игривый, лёгкий и отчаянный характер, которым не обладал ни один ангел? И тогда он, не познавший красоту Земли, ещё чересчур молодой, пускай и видавший творение Отцом вселенной, чтобы спуститься вместе со своими братьями на Землю, взять в руки оружие и выполнить приказ, – чувствовал лишь отвращение к своему наставнику.

Всё стало понятным для Габриэля. Он всегда был разочарованием, и стал им для Кастиэля, который, возможно, поначалу видел в нём отцовскую фигуру, какую видят в более взрослых и зрелых люди, – а после, просто сбежав, Габриэль стал ничем и никем для Каса, окончательно его разочаровав.

Вот почему Кас согласился, что они братья. Вот почему он теперь пытался оберегать Габриэля вне зависимости от того, намеревался бы позволить ему это сам Габриэль или нет.

«Кас принял то, что его старый добрый наставник теперь был лишь измученным, потрёпанным жизнью братом, который раньше спокойно мог уничтожить одним махом реальность, а теперь даже не имеет толком сил на то, чтобы не спать.»

Кас согласился, потому что Гейб был слишком слаб, чтобы снова заменить ему Отца. Того, кого толком не было в воспоминаниях ни Габриэля, ни, уж тем более, Кастиэля. И даже если Гейба передёрнуло от этого осознания, то он принял его.

Земля простиралась под его ногами грязью, переплетённой с костьми, камнями и маленькими веточками. Ветер невесомо облизывал затылок. Страницы желали вырваться из книги и улететь навстречу полной свободы. А Габриэль шёл, думая о Касе, об оружии, об этом искажённом мире, который потерпел полный крах без Винчестеров и с ангелами. Тут словно смотришь в кривое зеркало.

Габриэль тяжело дышал. Ему казалось, словно в этом месте не хватало воздуха. Словно его было так мало, что лёгкие были переполнены другой массой, вместо кислорода. А, возможно, всё дело было в том, что раньше Габриэль не нуждался в кислороде и дышал человеческими лёгкими совершенно картинно, - тогда как сам Кас довольно часто пользовался дыханием.

- Салют, Габриэль. - прервал его размышления молодой парнишка, довольно забирая из рук бывшего архангела книгу. - Не пошла?

Габриэль лениво улыбнулся и качнул головой.

- Я её уже читал. Раньше. Спасибо, парень. - сказал он, но прежде, чем он успел уйти, шестнадцатилетний подросток остановил его, легко схватив за конец тёмно-синего плаща.

- Хэй, постой. Тебя это... Сэм Винчестер искал. - неловко произнёс мальчик, которого, если Гейб не ошибался, звали Макс, и отступил на краткий шаг, - рука отлипла от плаща и больше к Габриэлю не прикасалась.

- О. - только и сумел пробормать он. - Конечно. Да. Спасибо, наверное?

- Да не за что, трикстер. - пожал мальчонка плечами и скрылся из поля зрения Гейба, легко касаясь подошвой изношенных ботинок земли и прижимая к себе старую книгу.

В нём было полно энергии, прямо как в самом Габриэле очень и очень давно. Когда он был трикстером, как его и назвал Макс, – когда он был способен делать всё, начиная от невозможных фокусов и заканчивая трепещущей по его венам благодатью.

Боже, как же он скучал за своими широкими, прекрасными крыльями, что сейчас невидмым тряпьём повисли за его спиной! Если бы именно тогда, когда каждое его перо трепетало от ветра и ощущалось не смертным грузом позади него, Сэм позвал его, он бы мгновенно оказался бы позади его спины.

Он бы расправил крылья как тогда, пред Елизаветой, что держала на руках Иоанна, о чём немного перекручено гласило Евангелие от Луки; как тогда, перед людьми в Египте, что возомнили его богом в скором времени, пав на колени и склонив голову к самому песку; как тогда, пред запущенным и ещё не обжитым людьми лесом, в котором порхали бабочки и пели диковинные на это время птицы. Его крылья бы прочувствовали все звенящие эмоции внутри Габриэля и помогли бы ему справиться с этим, – помогли бы вытащить всех этих людей, спасая их от смертной участи от руки его собственного брата Михаила, что сошёл с ума в этом мире.

Всё было бы проще, будь у него хоть доля его прошлой силы. Всё было бы проще, если бы он был чуть более аккуратным по отношению к своим скандинавским братьям, которые так спокойно предали его. Он доверился им из-за слабости после клетки, с которой он выпорхнул вместе с душой Сэма, – так что можно было смело сказать, что «если бы он не прыгнул за Сэмом, если бы Сэм не сказал "да" Люциферу, если бы трио из героев и старый пьяница из Южной Дакоты не решили, что сумеют справиться с дьяволом, если бы всё пошло по другому сценарию», и эти "если"... Их было слишком много.

Но одного из них так и не мелькнуло в голове Габриэля. «Если бы он не встретил Сэма, если бы у него на самом деле не было родственной души, как он и предполагал», потому что такого "если" для Гейба не существовало.

Габриэль тихо выдохнул и, засунув руки в карманы, потопал в сторону дома, в котором должен был находиться Сэм. Природа вздыхала вместе с ним. Ветер дышал ему в спину. Спокойствие перед битвой разрасталось вокруг со всех сторон, - словно ожидало скорой крови, что украсит деревья. И Габриэль бы не винил его в этом, не винил бы и деревья, чьи корни переплетены между друг другом одной старой системой.

Гейб мог представлять, как они шепчутся о всём том беспокойстве, суматохе и людях, что окружали их, - ведь когда он был архангелом, то мог услышать, прочувствовать их шумное колыхание листьев, увидеть мягкое дыхание их старых ветвей и широких стволов. Гейб был переплетен с природой так само, как и каждый ангел, что был знаком ему. Он был переплетен с ней даже глубже, чем ангел, так само, как и с людьми (пускай и меньше, чем сам Кас, который пробыл на Земле лишь ничтожные одиннадцать лет, что являлись ничем по сравнению с веками, потраченными на Земле Габриэлем, - и всё же серафим был без той внутренней борьбы, что Гейб).

Тот показавшийся издалека безжизненный каменный куб, называемый домом, впускал невесомый ветер сквозь отверстие, служившее окном. Габриэль очертил его тяжёлым взглядом, с некой грустью понимая, что больше не увидит чудную архитектуру людей, которую те творили едва ли не с самого начала их цепочки жизни.

И как только он поднял сжатую в кулак руку, чтобы постучать в дверь, та сама по себе отворилась, позволяя Габриэлю уставиться на стоящего за порогом Сэма.

«...попросту не упусти этого. Это... это будет жестоко по отношению к вам двоим»

Габриэль отмахнулся от навязчивого голоска Чарли внутри его головы. Он так старательно избегал вспоминать произошедший с Брэдбери разговор накануне, что с трудом смотрел в глаза Сэма.

Разве раньше он не чувствовал, как ускоряется его пульс? Разве он не чувствовал, что хочет просто протянуть руку и прикоснуться к шее мальчика, ощутить его бьющуюся венку где-то там? Разве он не хотел просто прислониться к этому, раньше бывшему плюшевым мишкой, шкафу из мышц?

Габриэль прикусил до боли язык, чувствуя, как внутренности скрутило внутри него. Он нервно кашлянул, закрыв рот рукой, и вошёл внутрь дома, проскальзывая под уперевшейся в стену рукой Сэма.

- Салют, Сэмшайн. Звал? - Габриэль повернул голову в сторону глиняных поделок, что застыли на каминной полке с чернеющим пеплом от огня внутри. Маленькие человечки, напоминающие чем-то детские игрушки солдатиков.

- Я не... нет. - ответил Сэм.

Габриэль удивлённо посмотрел на него и вскинул свою бровь. И когда его глаза мелькнули по распахнутой двери со стоящим перед ней Сэмом, ему малость открылся вид на мельтешащих людей и две машины, над одной из которых раньше работал он.

К той, что стояла справа и давно уже приобрела таких отвратительных оттенков красного, что хотелось содрать всю прошлую покраску, прислонилась смотрящая в лоб Габриэлю Чарли. Поймав его взгляд, она прикоснулась к виску двумя пальцами и отвела их в сторону с лёгкой усмешкой.

И подмигнула. Секунду спустя Гейб моргнул и Брэдбери уже исчезла за, в прошлом, красным авто и скрылась из поля зрения Габриэля.

«Попросту не упусти этого» - зазвенело в его голове.

- По-видимому, это судьба, – не дать мне выйти из этого домика. - буркнул недовольно Сэм, закрывая за собой дверь и возвращаясь внутрь. - Сначала Бобби, что без умолку болтал о нашем плане, потом Чарли, что заставила меня войти из-за наших припасов, после Макс с его книгой, теперь ты.

Глаза Габриэля панически забегали по не богатой планировке домика и он нервно уселся на кресло, пока Сэм подтащил к себе деревянный стул.

Значит, в этом были замешаны все четверо, – и Сингер, и Макс (что было логичным, ведь именно он и сказал, что Сэм "звал" его), и Чарли (в особенности она), – а, возможно, ещё и Руфус, ведь компания редко работает без лучшего собутыльника.

- По пиву? - спросил Сэм.

Габриэль кивнул, и ему в руку вложили прохладную с подоконника стеклянную бутылку, которую ту с шипением открыл, положив крышечку рядом с собой. Влага, скатывающаяся по стеклу от конденсации, приятно холодила ладонь.

- Когда ты зашёл, ты спросил, звал ли я тебя. Тебе кто-то сказал это? Типа, что я звал тебя? - немного неразборчиво поинтересовался Сэм, после чего Гейб окончательно понял, что за сегодняшний день это была его отнюдь не первая бутылка.

- Да не суть, парень. - мотнул головой Гейб и сделал нерешительный глоток пива, чтобы в один миг его выплюнуть на землистый пол перед собой. - Чёрт! - ругнулся он вытирая губы и не без отвращения смотря, как Сэм безразлично прислоняет к своему рту эту дрянь. - Как ты пьёшь это дерьмо?

- Оно, - Сэм безразлично приподнял бутылку за горлышко. - не дерьмовее, чем моя жизнь.

- Сэм, тебе действительно надо срочно протрезветь. - буркнул Габриэль, вытирая со своей груди капли от пива и отставляя бутылку от себя как можно дальше. Прямиком на пол.

- Я трезв как стёклышко.

Габриэль с хмыканьем кивнул.

- Я вижу, что ты "склезв как трёзвышко".

- Я тоже. - хмыкнул Сэм, оценив шутку.

- Видишь, что трезв?

- Вижу, как ты не спишь уже ночи три в этом мире и идёшь на тот чёртов склон. - уточнил Сэм. - Думаешь, как я пришёл туда, на склон к тебе? Я просто заметил тебя, чувак, там, стоящего на вершине, словно памятник.

Габриэль промолчал.

Сэм действительно мог просто проигнорировать его, когда, как он сказал, заметил Гейба. Но он пришёл. Пришёл так само, как когда-то пришёл к нему Габриэль, услышав предназначенную архангелу Гавриилу молитву у его собственной статуи с шестью крыльями за спиной. Когда Сэму было не более шестнадцати.

«Ему же шестнадцать было, да?» - панически поинтересовался голосок в голове Гейба.

- Я... даже не знаю, что думать. Может, мне следует назвать тебя сталкером, Сэмшайн? - подрагивающим голосом выдал он, кратко зыркнув в окно, за которым Чарли о чём-то общалась с Мэри Винчестер.

- Не стоит, а то я и правда смогу превратиться в него.

Сэм отставил от себя бутылку с нахмуренным лицом. Он не был окончательно пьян, но контролировать свои слова вряд-ли хорошо мог.

- Кхм. - Сэм прочистил горло и поднялся с ещё не насиженного места только для того, чтобы зыркнуть в окно и поймать в нечёткий ракурс уходящую от Мэри с какой-то бумажкой в руках Чарли. - Да. Прости, не совсем могу... Мне надо чуть прийти себя.

И в тот момент Гейб понял, что точка уверенности в компании друг друга у них представляет едва видимая и едва достижимая его пониманию Чарли, что так усиленно хотела от них... Хотела от них чего?

Это был неплохой вопрос, на которого подыскивать варианты ответов было не очень подходящее время.

- Тогда я, наверное, пойду? - вопросил Габриэль, поднимаясь вслед за Сэмом.

Он посмотрел на него с высоты своего роста и отвернулся, ведь был мал. Будь он архангелом с прекрасными крыльями, ради которых каждый второй серафим готов умереть, то он бы чувствовал себя выше, гораздо выше Сэма. Но сейчас, подняв голову, чтобы заглянуть в омут зелёных глаз, он был словно муравей против слона.

Муравей, что даже не сможет заполнить собой след, оставшийся от слона.

А когда он в невесомой тишине оказался у двери, до него донёсся голос Сэма, замершего рядом с окном. Голос, который был переполнен неподдельным чем-то, что никогда от него не слышал Габриэль.

Что это было? Теплота? Спокойствие? Волнение? А, может, и ничего из этого, – нечто незнакомое Гейбу, то, чего он не слышал даже от других людей?

- Я сейчас должен сказать что-то вроде «утконосы»? - хрипло поинтересовался Сэм. Его голос понизился на несколько нот, пропитанный десятками (или сотнями враз?) эмоциями. - Наше стоп-слово, которое заменит «Прошу, останься»?

***

Тучи скользили по небу, неизменные и тяжёлые. Они окутывали этот тусклый мир своей тяжестью и серостью, заполняя собой кусочек каждого находящегося тут существа.

И время стало героем, и гордый нравом мир.

Габриэль тяжело дышал, словно пробежал несколько километров. Его рука держала твёрдую ручку двери, а глаза бегали по стене. Горяча кожа буквально пылала, а кровь бежала по венам слишком шумно, чтобы быть незамеченной.

Сэм не контролировал того, что говорил. Не мог контролировать. Не мог из-за пустующих в мусорной коробке бутылок.

- Ты хочешь, чтобы я остался? - выдохнул Габриэль, из последних сил поворачиваясь к Сэму.

Он знал, что охотник снова станет безразличным и спокойным к нему, когда алкоголь оставит его глупую голову в покое. А Сэм же тем временем выбросил пустую бутылку и плюхнулся на место на кресле, где минутой раньше сидел Габриэль. Теперь пустующий деревянный стул стоял перед ним.

- Разве так очевидно?

Габриэль наконец смог посмотреть на него исподлобья. Закрыть глаза в попытках собрать все мысли воедино. Снова их открыть и снова упереться ими в зелень глаз Сэма. Он медленно отошёл от двери, чувствуя, как в тело вливается свинцовая тяжесть, что притягивает его к земле, заставляет тонуть в собственном непонимании.

Его руки подрагивали, пальцы дёргались в небольших приступах. Габриэль мог поклясться, что сейчас всё пространство вокруг него молниеносно закружилось в небесном танце.

- Ладно, я хочу, чтобы ты остался. Всегда хотел. Плевал я с самой высокой башни на все планы и ответственность в эту минуту, сейчас я хочу, чтобы ты остался и мы поболтали о какой-нибудь прекрасной чепухе как тогда, на склоне. Хочешь, расскажи о каких-нибудь ещё тварях, которые впервые ступили на землю, расскажи о животных, о утконосах, о растениях и обо всём, что ты создал. Хочешь, расскажи о крыльях, о небесах, о ангелах и своих трёх братьях. Хочешь, давай поболтаем о людях и книгах, о этом мире. Давай поговорим о чём угодно, только останься, ладно? - слова вылетали пулями из Сэма, но тот не остановиться. - Гейб, пожалуйста.

Когда Сэм просил, Гейб не мог отказать. Но, когда всё нутро архангела превратилось в один сплошной ураган, он не мог даже придумать ни одной темы. Не мог вспомнить ни того, что было до этого момента, ни того, что было в этом моменте. Не мог.

Он смотрел, как Сэм невесомо прошёлся рукой по прядям волос, зачёсывая их назад за уши. Смотрел, как немного расфокусированно его щенячьи глаза смотрят на каминную полку с глиняными солдатиками, которые когда-то давно были воплощением самого Габриэля. Он смотрел и думал о словах Чарли о том, чтобы он не упустил шанс, – как однажды она его едва не упустила, – думал о ещё не затерянном для Сэма мальчишке, что всегда обладал упрямым характером и дерзкими глазами, способными на тысячи эмоций.

И, думая, он сделал шаг вперёд, останавливаясь прямиком перед самым креслом.

- Я просто... Просто не смогу... Просто не отталкивай меня сейчас, ладно? - шёпот вышел сбитым, таким несуразным, но Габриэль понимал, что он собирался сделать, – он собирался уничтожить всё, что было, если и было, между ними, – всё то уравновешенное спокойствие, грань безумия и ненависти, что переросла в то глупое «Ты нужен мне» в исполнении Сэма.

Он не обратил внимания на вскинутую Сэмом бровь, не обратил внимая на то, что его словно что-то инородное за ниточку дёрнуло вперёд, – будто сама вселенная ждала этого. Не обратил внимания, как его руки крепко ухватились за плечи Сэма и сжали их, как если бы те были последней его попыткой удерживаться на плаву.

И тогда его губы врезались в губы Сэма, когда сам Гейб не ведал, что творил. Возможно, от неожиданности Сэм приоткрыл рот, отчего язык Гейба в один миг оказался внутри и сплёлся с языком мальчика. Возможно, он был слишком наивен и глуп, чтобы представить, что Сэм ответил ему. Возможно, Сэм изо всех сил попытался его оттолкнуть и у него попросту не вышло, что было странно. И всё тело архангела в один миг пронзило электричеством, чтобы прежде, чем Сэм всё осознал, Габриэль мгновенно отстранился и, заглянув в растерянные глаза Винчестера, попятился к двери.

Та с щелчком закрылась за ним, и Сэм под дрожь собственного тела поднёс пальцы к горящим огнём губам.