Небесные Души

Вода застилала глаза существа. Он чувствовал её во всех местах. Чувствовал, как она спокойно пульсирует по венам и находит застывающую льдом кровь. Её капли разбухают там как жирные дрожжи, которым только дай повод достичь громадного размера.

Вода была вязкой. Она заклеймила его и взяла под своё крыло, как бы иронично это ни звучало – силуэт каким-то образом чувствовал крылья у себя за спиной, которые пригвоздила к ледяной поверхности неведомая сила.

Вода забиралась и в уши, и в нос, и стекала по щекам, заливаясь даже в крохотные щели губ. На языке расцвёл привкус солоноватой крови, которая всё утягивала и утягивала за собой в непробиваемое дно капкана.

И спустя долгое, долгое-долгое время, пока минуты скатывались за шиворот кубиками льда (или прошли уже часы?), пришло терпкое осознание того, что, возможно, всё это не было водой. И почувствовав на языке её привкус, все вероятные "возможно" отпали.

Это и была не вода. Это была кровь.

С груди вырвалось скомканное кашляние, и парень попробовал двинуть хотя бы пальцем. По мизинцу прокатились протестующие мурашки, но сдвинуться хоть на дюйм он не мог. Пульс ускорился, а волосы на затылке наэлектризовались. Он не помнил ни кто он такой, ни где он, ни что с черта возьми здесь происходит. Поверхность не просто упиралась в его лопатки или тазовую косточку, она давила на мнимые крылья за спиной.

«Я, очевидно, псих»

То, что он оказался не пойми где даже без памяти, было равносильно удару под дых. И если бы этот удар привёл его в чувство, то «незнакомец для самого себя» был бы невероятно рад.

Он не знал сколько времени прошло. Может, с минуту. А может пронеслись и несколько часов (очередные предложения насчёт времени горькой патокой отразились на его языке). Время безустанно тикало и вращалось вокруг него, мигрируя в мыслях расплавленным горячим свинцом, которое разрывало собой барабанные перепонки. Веки не раскрывались, набрав ничуть не меньше вес свинца. В груди кипел жар. В глотке покалывало, не давая даже сглотнуть слюну. Редко ему приходилось чувствовать себя настолько паршиво, – настолько, что он даже не помнил своего имени. Он лишь чувствовал пропитывающую его одежду и кожу вязкую кровь, которую так легко можно было спутать со смолой.

Кровь в лунном свете становится чёрной, когда выходишь ночью к тому белому диску в небе с раскрытыми объятиями.

- Гейб... - низкий хриплый голос оказался где-то у его уха, и только тогда существо поняло, что это было его имя.

Гейб.

Имя, исходящее от голоса, становилось приторным на языке, словно кто-то сунул ему в рот ветку хвои и заставил её переживать. А после посыпал всё это сахаром.

Всё тело зачесалось как не в себя. Каждый участок кожи чесался с двойным усилием, от которого хотелось лишь покрутиться как кошка на холодной под ним поверхности и избавиться от надоедливых ощущений. И наконец, с его рта сумел сорваться хрупкий стон.

Вязкие приливы на его коже дарили ощущение полной обездвиженности; дарили чувства бесконтрольной абстракции, отвращения.

И теперь, когда дыхание сбилось в лёгких, Гейбу удалось почувствовать что-то ещё кроме покалывающего на коже зуда. Он почувствовал пленительное прикосновение прохладных пальцев к собственному лицу. И это прикосновение, очевидно, проверяло его дыхание.

Звон цепей как отражением эха ударился в его уши и заставил вздрогнуть. Тот, кто тянулся к нему, был укутан с ног до головы цепями.

Новый стон сорвался с его губ, пропитанный гнетущей болью, и волны вязкой крови по его телу отступили, позволили ему шевельнуть тем, что росло на его спине. Он почувствовал, как мягкость на этом поскользнулась на холодном полу и врезалась в ледяные позади себя трубы, что были поистине широкими и холодными. Как прутья на заборе вокруг маленьких ухоженных домиков в пригородах. Как прутья на железной клетке, в которые часто врезается живущая там птица.

То, что было за его спиной, и впрямь являлось крыльями. Как он и предполагал пятью минутами или пятью часами ранее. Он не мог понять, сколько прошло времени, – оно всё равно сливалось перед его глазами в один липкий круговорот (опять время... почему его так беспокоит время?)

Перья. Мягкие перья, покрывающие крылья коснулись труб (или просто толстых прутьев) и почувствовали манящую прохладу. Они пробежались по тупым выступам с труб и сумели прекратить бегущие по ним мурашки чесотки.

А вот тело всё ещё чесалось, не переставая, от одолевающего его жара.

«Архангел Гавриил. Я молюсь тебе и очень надеюсь, что ты услышишь мою молитву с такого близкого расстояния.» - голос. Голос, который назвал его имя и хозяин которого, очевидно, проверял его дыхание. Он опять пытался дозваться до него, звеня в его голове как тысячу надоедливых колокольчиков.

Это тело сконфуженно сжалось, сумев пошевелиться только ради того, чтобы свернуться клубочком. Слабые пальцы даже не сумели обхватить колени и прижать ноги к груди, но всё же скользнули по ткани штанов на ногах.

Его назвали архангелом Гавриилом. Какой же из него архангел, если он даже пальцы в кулаки сжать не в силах? Не может даже глаза позволить себе открыть? Он... Он просто существо, которое сейчас было слишком слабо для того, чтобы принимать иные чувства кроме тех ощущений, что он был избит у какой-то подворотне гангстерами.

«Гейб, ты должен открыть глаза.» - голос.

Голос должен замолчать, подумалось существу. Он принуждает его к тому, чего ему не хочется. Он требует того, чтобы он испытал прилив новой боли, нового жара и новых кусающихся мурашек, которые вызвали бы в нём прилив чесотки. Снова. Голос принуждал его к боли. Голос ДОЛЖЕН БЫЛ замолчать.

Плечи покрылись мелким холодком, когда в голову снова врезался хриплый голос, который явно не собирался отступать.

«Габриэль, тебе больно, ты устал и ты в ужасе. Да и я в ужасе. Я не понимаю, почему ты сиганул за мной, как тот глупый подросток с крыши. Это было самоубийственно тупо, Гейб. Но я умоляю тебя, открой глаза. МОЛЮ ТЕБЯ, Габриэль, посмотри на меня и скажи, что всё в порядке.» - голос затих, но ненадолго. Он затих лишь ради того, чтобы собраться с духом и произнести последнее, чего желало бы услышать существо. - «Пожалуйста, Гейб.»

Вся его сущность сжалась после этих слов, что звучали как молитва. Как молитва архангелу Гавриилу. И это было неправильно. Он не архангел, он всего-навсего жалкое существо, скорчившееся на холодной поверхности, чем-то напоминающей пол. Он всего-лишь существо, которое чувствовало стекающую по себе чёрную кровь, что была схожей на смолу.

Он тонул в озере из смолы и крови и знал, что будь он архангелом, то смог бы взмахнуть своими крыльями и рвануть ввысь, к самому небу, а не захлёбываться тут, внизу. И крылья за его спиной, потускневшие, едва шевелящиеся, мало о чём говорили.

Боль возвращалась, сорвавшись с носа прохладным порывом кислорода. И тогда произошло что-то странное.

Лёгкое прикосновение на его щеке сместилось вниз под звяканье крепких цепей и легло на самое его сердце, что билось как напуганный заец в клетке.

- Если... - донёсся снова голос. - Если ты думаешь, что я дам тебе в бесконечный раз умереть, то ты ошибаешься. Ошибаешься, слышишь, глупый ты архангел?!

Крылья снова дрогнули, но в этот раз они не бились об прутья. Они тянулись к прикосновению. Все те перья лишь желали, чтобы чужие пальцы скользнули по ним и уточнили в их мягкости. Такое сильное желание оттеснили назад зуд и заставило чёрные ресницы дрогнуть в трепещущем движении. И существо сумело победить тяжесть.

Глаза плавно открылись. Карамельные радужки вокруг толстого зрачка прокатились по белку глаз и смахнули с себя пелену наваждения.

- Гейб?

Прохладные руки снова соскользнули с его груди и легли на горячие щёки. И они были не просто прохладными. Они были ледяными, как у трупа.

Существо сумело разглядеть тусклую фигуру перед собой, что склонилась к нему так, словно что-то сдерживало её от прикосновения, – но она всё равно прикасалась к такому, как он. Такому грязному, как он. Звяканье цепей не давало толком сосредоточиться, а крылья снова шумно прошелестели на полу.

- Я Сэм, ты помнишь? - слишком громкий вопрос заставил существо скривиться, но в то же время напрячь все свои сохранившиеся остатки мозга и памяти.

Сэм. Незнакомец перед ним назвал себя Сэмом и спросил, помнил ли он его. Сэм.

Сэмюэль Кольт, что-ли? Чушь.

Сэмюэль Джексон? В таком случае лучше отключить воспоминания, а не пытаться их восстановить, потому что с актёрами ему сейчас общаться не хотелось бы.

Сэм Тейлор-Джонсон? Нет, то была, если он точно помнит, вообще девушка. А над ним сейчас нависает мужская фигура.

Надо брать кого-то менее знаменитого, подсказал тонкий голосок в голове.

Пророчество. Что-то о рыбаках и охотниках. Что-то о том, что им будет дана возможность склонить мир к ногам своим, или что-то типа того. И в этом замешан этот самый Сэм.

Сэм. Сэмми, так его звал... Кто-то. Его друг? Знакомый? Отец? Мать?

Брат?

Брат его звал так. А после того, как ему самому удалось услышать такое уменьшительно-ласкательное имя Сэмюэля, то он тоже стал звать мальчика так.

Сэм. Сэм... Винсент? Висконсин? Нет, Висконсин – это чёртов штат США. Винтерфелл? Название знакомое, но откуда оно, существо не помнит.

Фамилия была связана как-то с компьютерами. Компьютер.

Дальше размышления оборвались, потому что пелена окончательно спала с глаз. И в тот самый момент существу удалось развидеть склонившееся над ним лицо с растрёпанными вокруг него волосами шоколадного оттенка. Это был мужчина в кожаной серой куртке, что обтягивала его плечи и чьи руки сейчас приятно охлаждали горячие щёки и шею существа. И насколько бы он ни был скрюченным на полу, мужчине было всё равно. Но глаза постоянно скашивались и смотрели на крылья, которых у человека не было.

Значит, крылья – это странно? Да, конечно. Конечно странно, пускай и не для всех существ. Это не странно для ангелов. Значит ли это тогда, что голос говорил правду? Он ангел? Архангел?

Зелёные глаза продолжали изучать его лицо, пальцы ласково поглаживали то место на щеке, которое непозволительно сильно саднило, – как от раны.

- Гейб, ты же слышишь меня? Прощу, скажи, что слышишь, иначе я тут чокнусь! - снова воззвал к нему голос.

Существо открыло рот, но с него сорвались только сухие звуки негромкого стона боли. Всё горло основательно пересохло и раздразнилось от нехватки воды. Ему так хотелось пить, так сильно хотелось пить, что он готов был слизывать капля за каплей пот на своих губах и постоянно сглатывать слюну, в чём проку не было. Но ему так хотелось пить...

И тут он почувствовал прикосновение чего-то влажного к своим губам. В его рот просочилась прохладная капля.

- Честно, я поражён, что эта чертовщина не разбилась при нашем падении, Гейб. - продолжил человек. - Я не могу сказать, что воды много, но фляжка явно круче, чем мы с Дином ожидали. Да, кстати, не переживай, вся память вернётся довольно скоро, потому что ты в сознании. Ко мне вернулась, в принципе.

Вода заливалась в его глотку, и существо от удовольствия содрогнулось всем телом. Он не слышал, что ему говорит... Сэм. Компьютеры, что-то , что связано с ними. Сэм... Сэм Винчестер. Сэм ВИНЧЕСТЕР!

Краюшки его губ приподнялись вверх и треснувшая кожа на тех расползлась до боли, но существо этого даже не почувствовало. Он делал крупные глотки до тех пор, пока рука не убрала фляжку, всё ещё не снимая своей второй ладони с щеки. И удовольствие от того, что он вспомнил, вспомнил фамилию, смог это сделать, смог смог смог смог – испарилось.

С его рта вырвалось раздосадованный скулёж.

- Прости, прости, Гейб, мне очень жаль. Но воды слишком мало. Я позже тебе дам, когда спадёт жар, ладно? Габриэль, прости меня, прости, прости... - и ещё сотни таких ничего не значащих для существа «прости, Гейб» от Сэма, Сэма Винчестера.

Рука существа оторвалась от пола и как по-инерции потянулась вслед за притягательной фляжкой. Что-то надорвалось в нём в тот самый момент, когда его конечность сжали за запястье и, так само удерживая, прижали к ледяной шее. Именно в этот момент всё встало на свои места. В момент, когда прохлада от чужой кожи впилась своими когтями в подскочившую температуру тела.

Прыжок в бездну вслед за Сэмом. Чувство истощающейся благодати, которой становилось всё меньше и меньше с каждой новой секундой. Ужас от того, что ему не удастся спасти того, кого он поклялся защищать. И имя. Его звали Габриэль. Просто Габриэль, не Габриэль ди Джорджио, – без фамилии.
(Хотя ему в последние года очень нравилось, как звучало Габриэль Новак). А Гейбом... Гейбом, этим глупым, даже в каком-то роде унизительным сокращением его имени имел право называть его только Сэмми.

Всё было в этом такое сюрреалистическое, что заставило Габриэля (он не был существом, не был не был не был не был) упереться рукой в пол и, приподнявшись на один-единственный дюйм ввысь от ледяного пола, посмотреть на закрывшего свои глаза Сэма. Парень всё ещё прижимал руку Гейба к своей шее. К своей холодной-холодной шее.

Винчестер продолжал что-то растерянно бормотать, не переставая, и Габриэлю удалось понять, что это были бесконечные "прости".

- Сэмми. - выдохнул он. И это слово заставило Сэма заткнуться, раскрыть глаза и нервно посмотреть на оклемавшегося архангела.

Новый грохот железа. Снова звякнули цепи. Габриэль поднял глаза и впился непроницаемым взглядом в плечи охотника. На них была, конечно, серая кожаная куртка, но её пережимали железные оковы, которые крепились ещё на пояснице и на ногах Сэма. Цепи были и на Габриэле, пускай и в меньшем количестве. Они только крепко держали его грудь тугим обручем и лежали на предплечьях. Но цепи были слишком короткими, чтобы удобно двигаться, а сам же Сэм буквально повис на оковах, склоняясь к Габриэлю.

Ему было наверняка больно. Больно настолько, что его лицо перекривилось от напряжения, а глаза сощурились, сдерживая скопившиеся от боли в их уголках слёзы.

- Сэмми. - снова повторил Габриэль, отнимая от его шеи руку и касаясь двумя пальцами его лба.

Каждая уже сгнившая внутри него частичка благодати собралась в руках и вынырнула на поверхность. Габриэль мог легко представить, как она подымается со дна  переполненного в лунном свете чёрной кровью озера и прикасается к коже Сэма на лбу. Краткая вспышка голубоватого свечения – и больше на лице Сэма ни единой царапинки и ни единого ушиба. Охотник зажмурился, но благодарно кивнул.

Та картинка, которую Габриэль мечтал увидеть ещё с самого начала его сознательного пребывания здесь.

- Ты помнишь всё? - последовал тихий вопрос.

Габриэль едва пошевелил каменной головой, но отрывисто кивнул. Его глаза наблюдали, как остатки шрамов и ран исчезают под тонкими вспышками. Он ничего не говорил, но был вполне доволен затянувшейся тишиной. Было очевидно, что она не являлась какой-то скованной или неуютной. Даже наоборот.

У Сэма на языке висели сотни тысяч вопросов, и каждый из них был смелее предыдущего. И прежде, чем парень завалил ими Габриэля, тот аккуратно подтолкнул его назад, чтобы Сэм больше не позволял железным оковам, на которых он повис, впиваться в свою кожу.

- Я всё объясню, Сэмми, но дай мне секунду. - негромко потребовал Гейб и под трепет перьев на прижатых к спине крыльях упёрся спиной в ледяные позади него прутья клетки.

- Я... Сэм. - исправил его мальчик. И голос того был пропитан неуверенностью.

- Точно, Сэмшайн. - фыркнул Габриэль.

- Катись в ад. - негромко буркнул фразу Дина Сэм, на что Гейб едва ли не расхохотался.  - И никогда меня больше так не называй.

- Мы и так в аду, Сэм. - со смешком напомнил тот.

И после собственных слов он почувствовал, как к карку приливает весь возможный холод. Он оглянулся, осматриваясь.

Их окружали не просто железные трубы, на которые надеялся Габриэль, нет. Единственные «трубы», что он сумел заметить, были прутьями, от которых отходили держащие его оковы и оковы Сэма. Если же посмотреть чуть дальше, просто прямо перед собой, то можно увидеть только чернеющую перед ними пустоту. Абсолютное и целостное ничего. Лишь бледная дымка, просачивающаяся под ногами и витками кружащаяся в метрах от них. Тишина, темнота и мрачное отвращение – всё, что Габриэль "так любит".

Под ногами разрослась серая поверхность, которую смело можно было назвать полом. Её, как и всё остальное, дальше чем через четыре фута уже видно не было.

Они были в клетке. В клетке, которая всё своё существование предназначалась только Люциферу.

Габриэля вновь передёрнуло. (О том, что в его голове вертелось слово «существо», он старался не думать. Но назойливый голосок продолжал твердить одно и то же, одно и то же, пускаясь в непрекращающиеся скороговорки «существо, существо, существо, существо», и Габриэлю пока что не удалось отделаться от него).

И от такого краткого движения боль от сдавивших его цепей усилилась в несколько раз. Как Сэм продержался рядом с ним, находящимся в футе от охотника, на протяжении такого долгого времени, отмахиваясь от ужасающих покалываний и растущего под кожей холода? Когда Габриэль открыл глаза, Сэм натягивал цепи до их предела, стараясь понять, что с архангелом и почему тот не просыпается, а теперь сидел с крупной и рваной одышкой, облокотившись на прутья спиной. А до этого был раненным. Его кожа была истерзанной, как если бы его расцарапало дикое животное.

Вина пробралась вместе с ужасом к архангелу и только усилила чувство вины.

И тогда они заговорили одновременно:

- Слушай...

И одновременно затихли, давая второму продолжить. Фырканье, вырвавшееся с губ Сэма, было непривычным в этом месте. Оно разнеслось и дотянулось к продолговатым прутьям, отскакивая от них эхом. Габриэль плавно поднял голову и упёрся затылком в холодное железо, которое струилось и между его мягкими перьями.

- Говори первым. - просто предложил Габриэль, стараясь не шевелиться, чтобы оковы не доставили ему ещё больше боли. А прутья над ним терялись в той самой бледной дымке и темноте, смешивающейся с ней.

- Да. Ладно. Спасибо. - Сэм неловко почухал свой затылок и поморщился от боли из-за цепей.

- Лучше не двигайся.

- Я понял. - согласился Сэм. - Что это вообще такое?

- Заклинание на енохианском. Оно не позволяет двигаться вне зависимости от того оковы ли это, или обычные тонкие путы верёвки.

- Оно наложено на эти цепи?

Габриэль устало кивнул. Он медленно повернул голову в сторону мальчика и расплылся в краткой улыбке.

- Именно.

Сэм на секунду замолчал, чтобы после снова повернуться к Габриэлю и открыть рот в своём новом осмысленном вопросе. Но после захлопнул его. Он думал, выбирал, какой из них будет более важным и нужным на данный момент.

И наконец задал его.

- Зачем ты последовал за мной? - этот вопрос был очень тихо произнесённым.

- Я пытался тебя вытащить, Сэм. - просто ответил Габриэль.

- Даже такое количество... крыльев не способно удержать двойную массу людей. Это... Нарушает некоторые законы физики.

- Я любитель нарушать законы, если ты не заметил. - буркнул себе под нос Габриэль, всё ещё смотря вверх.

Дымка белизны растягивалась в разные стороны и смешивалась с темнотой. Как осенний промозглый туман, что забирался под одежду и касался своими ледяными пальцами разгоряченной кожи.

- Ты жив.

Трикстер посмотрел на Сэма и прищурился. Что-то повисло в лице мальчика напряжённое, что стёрлось настолько же быстро, насколько и появилось.

- Жив. - подтвердил Габриэль.

- Значит, твоя смерть тоже был обманом. Снова.

- Была. Потому что мне надо было оставаться в тени, мальчик. И я бы выполнил свой план, если бы ты не кинулся в пропасть как тот глупыш. - буркнул себе под нос Габриэль, рассматривая железные крепления у прутьев.

Ярость отрезвляющим потоком поднялась в груди Сэма.

- План? Издеваешься? Если бы у тебя был план, ты бы использовал его в любую секунду, а не оттягивал до последнего момента!

- Да я, чёрт бы тебя драл, хотел запихнуть моего дорогого братца в собственный сосуд и выплюнуть его в эту яму! Хотел выпихнуть его из тебя, как сделал это во время падения. А в твоём же сосуде он довольно близко подобрался к зияющему дырой порталу в ад, - на одном дыхании выдал Габриэль. - Это был изумительно лёгкий и хороший план.

Вот и всё. Сейчас он впервые озвучил свой план кому-то кроме себя. И отчего-то он звучал глупо.

Он долго его прорабатывал, выжидал, подсчитывал. Долго ждал в тени, а после ждал, пока всё достигнет своего пика. Всё шло точно за планом с пунктами и подпунктами под названием «прыгнуть в пропасть ада, попытаться выбраться оттуда, а заодно поместить братца в свой сосуд», который бы определённо треснул к концу завершения миссии (ему было всё равно, сосуд не был настоящим, потому-то его он и мог просто с лёгкостью воссоздать заново). Он так желал покончить со всем этим дерьмом, которое навалилось на него и весь этот маленький мирок, что готов был оказаться здесь, в полном одиночестве и отрешённости от мира! – но без Сэма.

Увы, только судьба у него разрешения никогда не спрашивала, всегда пихая ему в руки точный сюжетный поворот и выталкивая его за рамы красивой картинки.

А вот ярость вместе с удивлением достаточно быстро обрела грубый поток того ручейка внутри молодого охотника, что именовался грубостью.

- Во-первых, план – дерьмо. - Габриэль резко приподнял тонкие брови, что сумел заметить Сэм. Его глаза упёрлись в пустоту перед ним. - Во вторых, я тебе что, приманка?

- Ты был солдатом в железной защите.

- Это одно и то же. - буркнул Сэм.

- Конечно... конечно. - скептически произнёс Габриэль и рванул со всей силы рукой в цепи.

Шипение вырвалось с него и отдалось в забившихся по прутьям крыльях. Боль пронзила его рёбра, кости, кожу и мышцы, последние из которых вовсе свелись судорогой на шее и между лопатками.

Габриэль ослабевшей головой поник и подбородком стукнулся о собственную грудь. Шея онемела.

Что это вообще было? Тут нельзя двигаться?

Вся злость внутри Сэма слетела на ноль.

- Гейб? - тревожно позвал его Сэм.

Габриэль поднял глаза. С трудом держа голову на весу.

Крылья взметнулись и проехались по прутьям, и пару перьев оторвались от своего крепления и вместе с пушком осели на колено Габриэля. Архангел раздосадованно прикрыл глаза. Зараза, как же здесь было неудобно.

- Всё в порядке. - мрачно отозвался он и, отклонившись от прутьев, повернул голову в сторону Сэма. Теперь его щека упиралась в стенку клетки Люцифера.

Сэм вертел в свободных пальцах рыжее перо, которое полетело и упало прямиком на него. Его широко распахнутые глаза поражённо изучали чёрные пятнышки на пушке и золотистое обрамление на самом кончике пера. И толстый стержень цвета кости крутился в его пальцах и немного царапал ладонь своим острым кончиком.

Ноздри мальчика зашевелились, и Гейб понял, что тот вдохнул аромат пера, прикрыл глаза и прочувствовал, как запах проносится в самые лёгкие. И в этот раз мурашки по коже фокусника были отнюдь не от цепей. Эта сцена выглядела по-своему... Уникальной. Хотя нет, скорее интимной.

Гейб мотнул головой и раскрыл рот, и внезапно ему в голову пришёл вопрос, который он уже задавал дважды:

- Кого ты видешь перед собой, Сэм?

(«Если я скажу, что уличного фокусника, – мне ничего не будет?»)

(«Ты не уличный фокусник. Ты... Ты нечто высшее. Не просто фокусник. Ты выше. Гораздо выше. Нечто богоподобное...»)

(«Высоко взял»)

Очень высоко взял...

- Архангела. С великолепными крыльями. С невероятными крыльями. С крыльями, которых я раньше не видел. Это... Это произведение искусства, Гейб. Мне бы так хотелось нырнуть... - и резко Сэм замолк.

«Пальцами нырнуть в перья. Сэму хотелось бы пальцами зануриться в крылья.» - медленно и с нотками шока произнёс голос в мыслях Габриэля.

- В общем, крылья королевские, Гейб. - тихо закончил Сэм, с замиранием сердца кладя перо себе на колено. Он держал его кончиками пальцев, явно боясь как-нибудь испачкать, отчего сердце замерло теперь у Габриэля. Словно его перо было на вес золота. - А почему они рыжие, а не там, не знаю, чёрные, как у Каса?

-  У Касси они не чёрные. - на удивлённый взгляд Сэма Габриэль растянул треснувшие губы в наглой ухмылке от появившегося в его голове воспоминания. - Пернатый показал лишь тени своих крыльев твоему братцу, – так само, как и я мог бы. И тогда бы ты тоже увидел лишь тёмные тени. - (от напоминания о Дине, Сэм заметно поник, но всё же открыл рот) и прежде, чем Сэм успел спросить, Гейб ответил: - У него они бежево-серые на «титульной стороне», а внутри белые.

- А почему... - и Сэм внезапно понял, что было видно по немного округлившимся глазам. - Потому что у него одежда такая. Бежевый плащ, белая рубашка... Круть. Но у тебя же другие... оттенки.

Габриэль молча пошевелил крыльями сквозь всплеск болезненных ощущений, но сумел приподнять одно из них. И повернул ближайший верхний к Сэму внешней стороной.

Оказалось, что крылья по движении испытывали не такую судорожную боль, как когда двигался человеческий вессель.

- Серые... - тихо произнёс он. - Серые и синие. И куртки у тебя, чувак, серые... Охренеть.

Габриэль шевельнул крылом, всё ещё чувствуя зуд внутри перьев. Он не прекращался и становился даже болезненным. Как Сэм с ним боролся? Возможно ли, что он уже прошёл, спал с его тела, как нажравшийся крови комар?

Сэма зуд вряд-ли беспокоил, подытожил Гейб, краем глаза изучая неподвижно застывшего в цепях Сэма.

- Можно? - трепетно пробормотал Сэм, указывая пальцем на крыло.

- Не поднимая руки, – можно. - молвил Габриэль и вытянул крыло ещё дальше (ему так не хотелось, чтобы Сэм снова испытал боль, так не хотелось не хотелось не хотелось не хотелось!)

И Теперь он точно удостоверился в том, что когда он шевелил крыльями, то той жуткой боли не было – она не была настолько чувствительной как когда Габриэль шевелил руками, ногами или шеей. Но такой момент на вопросы тратить не хотелось. Хотелось почувствовать прикосновение тёплых сухих рук и не думать ни о чём, – хотелось увидеть то блаженное выражение лица Сэма.

Край крыла ласково коснулся коленей Сэма, на которых лежали его руки. Пальцы парня дрогнули и под неловкую дрожь подушечкой пальца проехались по кончику ближайшего и самого длинного пера.

Габриэлю пришлось зажмуриться, чтобы сдержать смешок. Оказывается, когда твоих крыльев касаются с таким трепетом, то появляется продолжительная щекотка по всему крылу. И она не была похожа на тот ужасающий зуд, который был раньше, – пускай и когда конкретно было это самое «раньше» Габриэль понятия не имел.

- Сэм, лучше больше так не делай.

- В смысле? - недоуменно поинтересовался Сэм, после чего, явно посмотрев на подрагивающие мышцы лица Габриэля, его самого озарила догадка. - В смысле, вот так?

И он снова провёл своими воздушными подушечками пальцев по кончику пера, по настоянию Габриэля не двигая рукой.

- Сэм, кончай. - губы трикстера дрогнули в усмешке, – а крыло убирать ему точно не хотелось.

Сэм только покачал головой и снова загипнотизировано уставился на перья. В этот раз он полностью положил раскрытую ладонь на расположившееся на его колене крыло и провёл вдоль волны из перьев вниз.

С губ Габриэля сорвался рваный вздох.

- Ты... знаешь, что... стал первым человеком... который коснулся моих ангельских крыльев? - с длительными остановками спросил Габриэль. Если бы Сэм ещё погрузился пальцами в перья и почесал их... Зуд бы прекратился. Прекратился хоть на некоторое мгновение.

- Правда что-ли? - потрясённо пробормотал Сэм, отрывая руки от крыла, словно то было на вес золота (прямо как и перо ранее, которое теперь куда-то исчезло с колена человека).

- Пожалуйста, Сэмми, продолжай. - мольба сама вылетела изо рта архангела.

И пальцы мальчика снова погрузились в его мягкий слой перьев.

Ногти легко проходились по розоватой коже под пушистым покровом и словно ластиком стирали зуд на некоторое время, как предполагалось архангелом. Пальцы пробегали по перьям и аккуратно, с истинным блаженством приглаживали их вровень всей волне. Сэм был в полной абстракции от того, что касался крыльев архангела. Дыхание рвалось с горла Габриэля и разрывалось хрупкими тучками в том непонятном белом тумане, – но сейчас ничего не было важно.

Плевать, что Сэм мог коснуться только одного крыла из-за неспособности двигаться в этих енохианских путах, – мальчик и так повис на оковах, когда склонился над Габриэлем раньше, испытывая немаловажную боль. Плевать, что они сейчас были в аду и должны, обязаны были, попытаться связать какой-нибудь план, чтобы выбраться (хотя Габриэль был уверен, что Люцифер, проводя в этом пугающем месте столетия, явно уже продумал миллиарды путей отхода). Плевать на те не озвученные вопросы о том, куда подевались Люцифер, Михаил и Адам Винчестер, которого никто, к слову, не освободил от Михаила (пускай Габриэль был уверен, что сводный брат Винчестеров вряд-ли этого захотел бы. Как-то было это очевидно). Почему в этом месте отсутствует небесная плоскость, хотя в аду она обязана быть, как и везде (даже в Чистилище и Раю)? Что это за темень вокруг них и туман, рассеивающийся тучками? Почему они всего-лишь связаны путами, а с ними не происходят те ужасные вещи, что присущи аду? Может, ещё просто слишком рано, а клетка просто даёт им время на восстановления?

Бред.

И таких вопросов было тысячи. Но сейчас на всё было плевать.

Перья каким-то чудом наэлектризовались под рукой Сэма и начинали топорщиться во все стороны. Блаженное чувство умиротворения растеклось по коже архангела и позволило ему прикрыть глаза и, довольно вздохнув, расслабиться.

Даже в аду позволительно расслабляться под рукой родственной души. В особенности тогда, когда окружающее тебя озеро крови отступило.

И никто из двоих не заметил, как с каждым новым отрезком времени Сэму приходилось вытягивать руку чуть дальше, чтобы дотянуться до крыла. Никто из них не заметил, как человек от архангела отдалился на целый метр. Только когда по тишине разнёсся странный и даже противный хруст, Габриэль оторвал подбородок от своей груди и посмотрел на источник звука.

- Кость хрустнула. Ничего ужасного. - буркнул Сэм, разминая немного онемевшее плечо и вновь вытягивая руку за крылом. - Зачем ты его поджимаешь?

- Я его не поджимаю. - ответил полусонный Гейб и нахмурился.

А расстояние между ними всё продолжало увеличиваться, следуя за отрывками времени, пока этого не заметил чуть ли не распластавшийся на полу Габриэль, который просто тянулся за прикосновениями (это было так странно – Габриэль никогда не был тактильным, в особенности по сравнению с той же более низшей их по рангу Анны).

И фраза «святые ёжики» то ли от Сэма, то ли от Габриэля  на данный момент была произнесена совершенно случайно.