Небесные Души

Марево тишины. Марево мрака. Марево атмосферы. Марево музыки.

Эти четыре стихии обрушивались на него, как на спонтанного актёра этой жизни, что решился выбрать вместо реальности тянущуюся в разные стороны вибрацию тонкой фантазии. Лёгкие прикосновения пальцев в чёрных перчатках окутанной в ласковое голубоватое платье дамы к клавишам чёрного фортепиано выдавали райские звуки проносящейся мелодии, которая так заигрывающе витала среди посетителей небольшого бара. Не хватало разве что певца. Того самого прозорливого певца, что вышел бы на сцену и завёл свою томную песню, чтобы наспех сокрушить всю публику своей завораживающей силой голоса. И этим самым певцом с минуты на минуту станет застывший у барной стойки и наслаждающийся атмосферой силуэт в элегантном костюме.

Галстука, положенного каждому мужчине в этом месте не было, лишь искусно отобранная белая рубашка с её крохотными пуговицами и давно уже скинутый на вешалку у входа пиджак. Крепкий ремень сковывал чёрные штаны классического покроя, пока его край ненароком выскальзывал из ближайшей уздечки.

- Мне, пожалуй, текилу. - проинформировал Габриэль с лукавой усмешкой на губах бармена.

Парень у стойки безразлично кивнул и вытащил блестящую в приглушённом свете бутылку, чтобы в следующий миг смешать её с несколькими другими критериями для приготовления текилы. Габриэль положил на прямоугольную стойку играющую своим величием купюру, с которой легко можно было взять чаевые, и теперь лукавая усмешка заиграла на губах бармена.

Вокруг него кружатся в танце десятки пришедших просто расслабиться людей, руки которых заманчиво переплетены, а глаза сияют как те умопомрачительные на улице звёзды. Их силуэты сливаются в одну массу, наследуют каждый новый звук фортепиано и носятся из угла в угол под притягательным свечением горящего камина, пламя которого пожирало чёрные угольки. Изящные дамы спрятали свои лица за вуалью в сеточку, пока мужчины подхватывали их за тонкие руки и кружили в лёгком танце.

Тени танцевали вместе с ними. Если бы среди всей этой толпы находился художник, то он, не задумываясь, взял бы кисточку в руку и начал водить тонкими мазками по холсту. И если бы этим художником был сам Габриэль, то он сумел бы отметить все скатывающиеся и сменяющиеся эмоции на лицах людей, - каждая из них была неотразимой.

Глубокие раскаты мелодии из-под пальцев девушки приятно колыхались в голове и наследовали пение соловьёв. Звон поставленного на барную стойку стеклянного стакана никак не сочетался с окружающими всё тёмное помещение звуками, но Габриэль просто принял с благодарным кивком напиток и сделал крохотный глоток. Он не хотел больше ничего, кроме как быть здесь годами напролёт. И если бы рай был таким, то он вернулся бы туда, плюнув на все свои предрассудки.

- Габриэль?

Трикстер повернул голову в сторону незнакомого голоса, чей отголосок прокатился по мыслям и ужом извернулся между отчётливыми оттенками мелодии. А та, казалось, стала на несколько будоражащих сознание децибелов громче. Зрачки забегали по помещению как те норовящие сбежать от дула ружья зайцы, не сумевшие вовремя найти прикрытие от сезонного выхода охотников на танцпол леса.

Позади никого не было. Сбоку никого не было. За стойкой никого, кроме удаляющегося из поля зрения бармена, не было. Возможно, это была ненужная игра бликов заторможеного разума, на которую внимания обращать вовсе не следовало. Габриэль опустил свой взгляд на прелестную, как та чёрная изворотливая птичка, пианистку с окутанными чёрными перчатками руками.

Всё это здание было снято словно со строк идеального стиха с паралельно идущими рифмами. Здесь было чарующе прекрасно вместе с крутящимися и наследующими людей тенями. И даже наполненный незримыми эмоциями голос на подкорке сознания не имел значения. Габриэль с тенью непонимания на лице отодвинул от себя стакан, указал на него пальцем бармену и, дождавшись его кивка, отошёл от барной стойки.

Голоса голосами, но Габриэля ждали.

Его ноги легко перебрали между собой все ступени до единой и ступили на прямой серый пол. Руки легко обхватили основу стоящего в одиночестве микрофона. Глаза обвели отчего-то застывшие пары, каждая из которых глянула на широкую сцену. Бесшумный ветерок проскользнул по отворотам рубашки и замер на оголённой шее так само, как и замерли все окружающие это место люди.

И наконец, помимо завораживающей танцевальной мелодии последовал яркий мужской голос.

- I see trees of green
Red roses too
I see them bloom
For me and you
(Я вижу зеленые деревья, красные розы тоже
Я вижу, как они цветут, для меня и тебя)

Люди заулыбались, прекрасно узнавая медленно раскатывающуюся по помещению песню Луи Армстронга. Та была словно тем самым рычагом к открытию всех прожитых воспоминаний, словно тягучим мёдом к открытию всех мыслей, которые вечность были преисполнены той самой чарующей нотой любви. И песня была как тот порыв кислорода во время нехватки воздуха каждому человеку, кто находился в зале.

К вытонченной мелодии фортепиано добавился и басистый корнет, что приятным рёвом прокатился по помещению. Танец продолжился, улыбки растянулись, тени сплелись в единую косу. И пока остальные погрязли в пыли танцев, блеклое марево медленно укрывало глаза Габриэля и тянуло к себе в непрерывном желании укутать тёплым пледом спокойствия.

- And I think to myself
What a wonderful world
I see skies of blue
And clouds of white
The bright blessed day
The dark sacred night
(И я думаю про себя
Какой замечательный мир
Я вижу голубое небо и белые облака
Яркие благословенные дни, темные священные ночи)

А ночь сегодня и впрямь была прекрасной. Яркая луна проникала сквозь плотно задёрнутые шторы и тянула свои тонкие ручки к каждому из находящихся здесь. Некоторые джентльмены поддавались её сиянию, сидя за барной стойкой и задумчиво смотря в тёмные оттенки силуэтов на стенах. Их не держало тут ничего, но что-то определенно сковало бьющееся сердце в оковы, заставляя заторможено мыслить.

Габриэль окинул горящими глазами весь зал. Он прекрасно чувствовал, как летала по его венам кровь, как она не угасала под наплывом взглядов, - лишь умело ускорялась, задиристо подчёркивая весь взявшийся словно из ниоткуда адреналин. Мурашки пробежались по нему и задержались где-то далеко в груди, словно были призваны оттачивать задерживающиеся на нём взгляды.

Даже архангелы трусили перед публикой. Даже архангелы не привыкли ко всеобщему вниманию и не воспринимали его с данной простотой. Даже такие задиристые архангелы, как Гавриил, чувствовали, как трясутся на микрофоне руки, и как оставалась надежда лишь на голос. Лишь на прокатывающийся плавным эхом голос, что сливался с музыкой и с той самой лёгкой хрипотцой, присущей каждому исполнителю джазовой песни.

- And I think to myself, - к привычному голосу внезапно добавился и хрипловатый, практически чужой и родной в одно и то же время. Некоторые оторвали глаза от своих выбранных пар в танце и посмотрели на сцену. К молодому на вид певцу присоединился более зрелый, отчего всякий и вовсе не знаток джаза сумел бы осознать, что рядом с Габриэлем словно из ниоткуда появился Луи Армстронг собственной персоной. А песня в то время под восторженные аплодисменты продолжилась. - What a wonderful world.The colors of the rainbow. So pretty in the sky. Are also on the faces, Of people going by. (И я думаю про себя. Какой замечательный мир, Цвета радуги. Так красиво в небе, Также на лицах Людей, проходящих мимо)

Габриэль легко поприветствовал знакомого простым кивком, и так зная, что этого будет более, чем достаточно. Армстронг расплылся в яркой улыбке, которых в эту ночь сам Габриэль, непосредственно, получил предостаточно.

Армстронг был как всегда невообразимо харизматичным, отчего ждущий насладиться голосом истинного хозяина песни Габриэль замолк с отрешённой улыбкой. И мужчина продолжил петь сам, пока фокусник окинул зал заинтересованным взглядом.

В дальнем углу помещения, за самым дальним столиком сидела крупная фигура, которая была не в силах отвести от одного Габриэля свои тусклые зелёные глаза, даже не обращая внимания на стоящего рядом с архангелом Луи Армстронга. Что-то было в этом взгляде такого, отчего фокусник замер в той пойманной прямой волне.

Они смотрели друг на друга и не могли отвернуться даже тогда, когда Луи нарочно подсунул к самому Габриэлю микрофон, который тот неловко подхватил.

- I see friends shaking hands
Saying, "How do you do?"
They're really saying
I love you.
(Я вижу, как друзья пожимают друг другу руки, говоря, как дела.
Они действительно говорят,
я люблю тебя) - усмешка, сорванная с губ Габриэля, отразилась в последних трёх словах от знания, что те никогда не будут принадлежать самому трикстеру.

Но тот самый незнакомец, чей вид был таким знакомым, что становилось до очевидного странно смотреть в его лицо, изучать красивые черты и не узнавать ничего из этой картины взглядов. Тёмная грива волос казалась практически светлой в игре теней от стоящего камина за спиной незнакомца. Она спадала на его плечи и красиво переливалась лёгкими оттенками. На нём был расстёгнутый на все пуговицы светло-коричневый плащ, исчезающий за самим столиком. Ткань красиво подчёркивала широкие плечи и виднеющиеся концы ключиц, о которые постоянно спотыкались медово-карамельные глаза самого Габриэля.

Было что-то в этом непонятного. Огненные языки, отошедшие от жара помещения, коснулись щёк Габриэля и застряли там.

- I hear babies cry
I watch them grow
They'll learn much more
Than I'll ever know
(Я слышу плач младенцев,
я смотрю, как они растут
Они узнают гораздо больше
Чем я когда-либо узнаю)

Их голоса с королём джаза слились воедино, когда фокусник повернулся к Луи лишь на мгновение. Песня плавно подходила к концу.

Этот куплет всегда был и будет одним из самых любимых куплетов в этой песне самого Габриэля. Смысла в нём было гораздо больше, чем во всех остальных. Каждое предложение в нём практически двусмысленно относилось к трикстеру, но очень точно описывало его самого, пускай он и не знал, чем именно. Но было что-то в нём родное.

Габриэль вновь вернул свой взгляд в сторону незнакомца и уставился просто на пустующий столик. Незнакомца там больше не было. Габриэль поджал губы, ощутив бушующую волну разочарования, и мгновенно их разжал в песне.

Звуки струились со всех сторон, но все они были приглушены одним назойливым комаром внезапной опустошенности. Как только незнакомец вынырнул из океана внимания Габриэля, что-то оборвалось внутри груди, - как хрупкая плотина на конце берега под наплывом ярких волн. Рука Армстронга уже некоторое время лежала на плече Габриэля, а тот этого даже не заметил, окружённый липким предчувствием той миражной вуали, в которую был погружён такое короткое время.

Но песня неизменно продолжалась, пускай мысли были давно уже не на просторах этих слов и музыки.

- And I think to myself
What a wonderful world
Yes, I think to myself
What a wonderful world
Ooh, yes.
(И я думаю про себя
Какой замечательный мир
Да, я думаю про себя
Какой замечательный мир,
О, да.)

Габриэль и Армстронг закончили песню на одинаково глухой ноте под громогласные аплодисменты. Люди аплодировали с отражающейся от потолков, полов, зеркал и стен радостью, которая незримыми потоками касались и взъерошенных волос фокусника, что были схожи на его такие же распушеные в небесном измерении перья. Грохот от стука ладоней о ладони прекратился только тогда, когда Армстронг пододвинул к себе микрофон, легко положив на спину фокусника раскрытую ладонь.

- Добрый вечер, дамы и господа. - поздоровался он и сделал паузу на продолжительное бормотание со стороны толпы рассевшихся по стульям. - Я очень рад вас всех видеть здесь и благодарен в этом. А так же невероятно рад, что к исполнению моей песни присоединился мой давний друг, - глаза Луи мелькнули по скованно держащемуся Габриэлю, который засунул руки в карманы и выставил большие пальцы из ткани. Его плечи, на удивление, были расслабленно опущены. - Он немного стеснителен... Но, честно говоря, на его месте я держался бы так само.

- Не преувеличивай. - фыркнул наклонившийся к микрофону Габриэль, и все взгляды переместились на него.

Фокусник неряшливо махнул рукой в знаке приветствия, всё ещё выискивая глазами незнакомого (но неожиданно знакомого) ему человека. Ему хотелось быстро скрыться от чужих взглядов и убежать как можно быстрее отсюда.

Если с четверть часа тут было настолько атмосферно, что аж давило в груди, то сейчас снаружи било кривой молнией неудобства. И это наружное чувство долбилось прямиком внутрь костей, покрывшихся коркой холодного льда.

- И не собирался. - покачал головой Луи. - Благодаря этому человеку я стал тем, кем являюсь сейчас, за что невероятно благодарен ему. Так что... Спасибо, Габриэль.

Трикстер без марева усмешки кивнул, рыская глазами среди зрителей, и медленной ходой шагнул в сторону струящихся со сцены ступеней. Земля волнами отходила от его ног, словно что-то рвало её рассерженным зверем на куски.

- Эта песня входила в состав одного из моих любимых альбомов, так что с гордостью могу сказать, что вы слушали только что исполнение моей одной из наилучших песен. Так что... - его голос двигался оцепленной нотой по всему помещению, то приглушаясь, то вновь поднимаясь на поверхность. - Мне приятно видеть вас всех здесь, повторюсь... ещё десятки песен в моём исполнении прозвучат сегодня вечером... Габриэль? Всё в порядке? - последний вопрос, обращённый к самому трикстеру, долетел до того не сразу. И доносился он не из микрофона, а из наклонившегося к самому его уху Луи. Шёпот был неслышен остальным присутствующим.

- Всё в порядке. - выдавил из себя фокусник. - Просто перенервничал.

Луи кивнул и быстро отстранился. В его оправдание можно было сказать, что певцу, стоящему перед массой зрителей, негоже было наклоняться и болтать с кем-то, помимо пришедших послушать его песни.

Фокусник выдавил на лице какие-то ржавые человеческие эмоции, которые нисколько не соответствовали его истинным чувствам.

- Посмотри на меня.

Он дёрнулся от резко объявившегося голоса словно из ниоткуда, но никто словно и не обратил на это внимания. А голос в тот момент словно какая-то жестокая стрела пронзила его в грудь и дёрнула всё его нутро назад.

Габриэль оглянулся. На сцене жестикулировал руками Луи, о чём-то своём говоря. Но голоса его Габриэлю слышно не было.

Голос.

Голос был явью. Он был настолько разительно чужеродным, но неотразимо чудным, отчего марево на глазах зашумело и задвигалось как вздымающийся в груди дракон. Было удивительным, насколько сильно его грудь сжалась в тисках, когда голос Армстронга пробился своими отрывками разговора внутрь выставленного щита.

Он слушал то, что не хотел сейчас слушать, желая сбежать со сцены, и послушно кивал головой, как десятки людей вокруг них двоих. Наконец, Габриэль, дождавшись кивка со стороны одного из людей за тёмной шторой на сцене, молниеносно спустился со ступеней и уселся у барной стойки. Его голова повисла на плечах, а рука вцепилась в оставленный на стойке стакан с текилой и выставленной с него трубочкой.

Что-то непосредственно крутилось внутри Габриэля. И это что-то было настолько явным, насколько сейчас его разум мог сконцентрироваться на подобном.

- Красивый голос. - Габриэль резко повернул голову в сторону ставшей по левую от него руку фигуры. - Завораживающие глаза. Прекрасный стиль в одежде. Да ещё и джаз любите. Вы случайно не тот модельный принц на белом коне, о котором я так много читал сказок? Или, случаем, не крылатый ангел, спустившийся с небес?

Последние фразы вызвали у Габриэля какой-то нервный смешок. Марево вновь послушно легло на его глаза, а незримые чувства опять и снова укутали его со всех сторон, заставляя забыть о том, что было минуту назад.

И это было странно. Настолько странно, что Габриэлю стало всё равно.

Игры света и теней ложились на спину силуэта так, что лицо оставалось в тени, а небольшое кольцо на указательном пальце ярко бликами отразилось от приглушённого света. Прекрасно был виден светло-коричневый плащ, волнами спадающий с плеч, и идеально выглаженная белая рубашка. Практически такой же самый комплект одежды находился и на Габриэле, если не учитывать висящего на вешалке пиджака у входа.

Сюрреализм этого места исчез, повергая в ту атмосферу.

- Разве я похож на тридцатилетнего педофила, целующего шестнадцатилетнюю девушку в стеклянном подвешенном гробу, вокруг которой пляшут гномы? Или я похож на кровожадного... Кровожадного воина небес, готового пойти и выполнить любую ужасающую миссию по одной указке Отца? - Габриэль довольно расплылся в улыбке на всё своё лицо, на несколько минут отлаживая вибрирующий голос в его мыслях на дальнюю полку. И даже если последняя фраза практически убила его, то он не обратил на это внимания.

- По-видимому, мне ещё работать и работать с комплиментами? - спросила фигура и чуть склонила голову в бок в знаке вопроса, отчего бо́льшая часть его лица стала видимой.

Тёмные волосы спадали на плечи и своими хрупкими кончиками касались осеннего плаща, и Габриэль сразу же узнал того самого незнакомца, который в одно мгновение свёл все мысли трикстера в одно направление. В направление спрятанного от толпы столика с наблюдавшим на ним брюнетом.

Тот самый незнакомец сейчас стоял и задумчиво постукивал пальцем по барной стойке, практически наугад ляпнув бармену первый попавшийся в меню напиток. Он упёрся левым боком в стойку и совершенно не сводил своего пронзительного взгляда с архангела.

- Ну отчего же? Первая часть была достаточно годной. - пожал плечами Габриэль, скользнув глазами по фигуре мужчины.

Тот расплылся в ласковой усмешке, направленной только одному ему, Габриэлю. Салатные глаза чуток сощурились, выдавая буквально щенячьи черты красивого лица с тонкими губами.

Рука незнакомца поднялась вверх и по-инерции убрала мешающие пряди назад одним мягким движением.

- Ну, а что же мне делать со второй частью? Настолько все плохо?

Габриэль приподнял брови, ощутив, как на его лицо соскальзывает плавная ухмылка. Незнакомец определённо начинал его забавлять.

- Для левой девчонки, едва ли достигшей возраста согласия, возможно, и подошло бы. - мужчина скривился на подобное высказывание Габриэля. - Может быть. А вот для кого-то, кто не менее заинтересован в таком интригующем знакомстве, - то ни в какую.

- Значит, не менее заинтригованном в знакомстве? - просто повторил мужчина.

- Именно. - с простеньким гламуром поддакнул трикстер.

- Раз уж я теперь знаю свои шансы, то можно практиковаться дальше?

- Если хотите. - с долей наигранного безразличия произнёс Габриэль.

Он спокойно отвернулся от своего собеседника, делая ещё один глубокий глоток текилы, и уставился на милую даму у фортепиано, которая глаз не сводила с Армстронга, смотря на него с неподдельным восхищением.

- Хотите, чтобы и на вас так смотрели? - нагло поинтересовался незнакомец.

Габриэль легко почувствовал, как отголоски внутреннего разнобойного удивления вперемешку с весельем поднимаются внутри него, как змеи поднимают головы свои из-под осенней листвы.

- Пока что, увы, не нуждаюсь в этом. - произнёс он, смотря прямиком в зелёные радужки с долей от играющих в камине жаринок темноты в самих зрачках.

Незнакомец совершенно не по-взрослому фыркнул и протянул свою огромную расправленную ладонь навстречу небольшой руке Габриэля, что опустилась на уровень подпирающей трикстера стойки.

Она задержалась с ловкой лёгкостью, которая не всегда была присуща даже фокуснику.

- Сэмюэль, можно звать Сэмом. - просто сказал он, выгибая уголки своих губ.

- Габриэль. - коротко ответил трикстер, пожимая мужчине руку.

Он не знал, что именно посодействовало такому интуитивному знакомству в этом месте, но когда их ладони соприкоснулись, Габриэлю показалось, что он знал этого человека если не всю свою жизнь, то определённый её отрывок так точно. Будоражащий сознание ток пробежался между их руками и завибрировал где-то глубоко внутри тяжело вздымающихся грудей.

Их руки задержались на чужой в длительной схватке.

- Мне вот интересно, что гарантирует такое знакомство? - с наигранной задумчивостью поинтересовался Габриэль, словно и не обращаясь к Сэму вовсе.

- Как вы и сказали ранее, интригу.

Когда они разжали с явным нежеланием и неловким молчанием руки, Луи Армстронг начал новую свою песню, - в этот раз без соответствующего помощника. И эту песню, как и многие другие, Габриэль знал наизусть.

- Может, оставим на несколько минут наши напитки и просто отдадимся танцу? - неожиданно предложил Сэм, указывая на стоящий, совершенно нетронутый напиток рядом с ним и едва надпитую текилу в стакане Габриэля.

- С чего вы решили, что я с первым попавшимся незнакомцем буду танцевать? - в ехидной манере поинтересовался Габриэль. - Вдруг вы во время такого танца цапнете меня своими рогами или зацепите гривой?

Габриэлю Сэмюэль не мог не напоминать того самого животного с его пушистой шерстью и громоздкими рогами на голове - лося. Что-то было в этом парне такого, что прям привлекало своей королевской роскошью.

Казалось, что нацепив на эту замечательную гриву корону из рогов, - Габриэлю удастся достичь того нужного баланса, которого не хватает этому миру.

- Увы, лосём окончательно стать я пока что не успел. - неординарное движение плечами Сэма напоминало скорее веселье, чем обиду, что ещё более привлекло в нём Габриэля. - Рога пока что не выросли. А грива не настолько большая, чтобы зацепить ваше лицо. Разве что во время поцелуя, - вот только думаю, что до него ещё слишком далеко.

Любого бы другого человека подобное высказывание и смутило, но Габриэль вряд-ли входил в ряд тех, кто мог смущённо кашлянуть в кулак и поспешно отойти от Сэма куда угодно, чтобы больше не быть центром внимания этого человека.

Фокусника же это лишь заинтриговало.

- Правильно думаете. - последовал ответ. - Но танцевать не собираюсь.

- Да что ж вы как та барышня с любовью к отказам для партнёров в танцах! - колко воскликнул Сэм, вновь прищурив свои глаза и ненароком привлекая внимания отвернувшегося от очередного посетителя бармена. "Лось" развёл руки в разные стороны.

- Ещё раз назовёте барышней, спокойно уйду отсюда. Без зазрения совести. - предупредил Габриэль.

Их разговор напоминал ему что-то наподобие ловкой игры между маневрами культуры в речи и неряшливой старомодности. И думал так явно не один Габриэль, судя по бегающих в глазах Сэма искорках смеха.

- Удачи. Тогда какая-нибудь другая барышня получит такого лося, как я. - сказал Сэм.

Больше не выдерживая, Габриэль расхохотался во всю мощь своих лёгких. Он облокотился на барную стойку двумя руками и спрятал своё лицо в тени с желанием спрятать весёлую лыбу, растянувшуюся от уха до уха.

Его хохот передался и стоящему рядом с ним собеседнику, отчего тот показал стоящие в один ряд зубы. Текила колыхалась где-то на дне стакана, играя ласковыми оттенками цветов, - а Габриэль больше на неё даже не смотрел. Он не мог оторваться от созерцания пляски истинных бесов в глазах своего нового знакомого Сэма, что извивались и блестели в неизмеримых чертогах тех салатных глаз.

Улыбка была самым настоящим отголоском смеха на губах парня, что легко растекся каменным ручейком по лицу Сэмюэля.

- И всё же, песня неплоха сама собой. - произнёс он, медленно протягивая Габриэлю руку. Его смех, сорванный с губ, затих. Сэму определённо было плевать на мнение других, - всех тех людей в этом зале, что могли с открытым осуждением смотреть на двух вращающихся в танце парней. Архангел неряшливо качнул головой и протянул свою руку, цепляясь за незнакомца как за последнюю соломинку и отвергая все предрассудки, которые всплывали внутри его головы и заново ныряли под волны мелодии.

А та была чудесной. Плавной настолько, чтобы танцевать, величественно кружась под извергающиеся ноты из-под пальцев пианистки, и в то же время хрипловатой от голоса Армстронга настолько, чтобы запомниться навеки.

- Для танца сгодится. - в этот самый миг Габриэль сдался окончательно и под ухмылку Сэма прочувствовал незримое тепло от чужой ладони.

Что-то в этом прикосновении было такое родное, что фокуснику не давалось описать. И если бы он задумался насчёт этого, то слова бы вряд-ли пришли для описания этих чувств. Вот только думать об этом было некогда, когда чужая конечность аккуратно потянула несопротивляющегося Габриэля вслед за собой к мелькающим в зале теням людей.

Они нырнули в толпу словно в тот мурлычащий поток речки под наплывом сонных лучей солнца, и в следующее мгновение фокусник оказался неспешно застывшим прямиком перед мужчиной, наблюдая за скатывающейся на его плечи волной тёмных волос. Он мог наблюдать за ними вечность, это становилось очевидным. Одна рука Сэма легла на плечо фокусника, тогда как вторая скатилась на поясницу, с каждой секундой стараясь сместиться чуть выше, чтобы не перекатиться за пресловутую точку неприличия.

Габриэль отстранил руку Сэма от своего плеча и просто сжал её в своей, легко убирая её в сторону и опуская вниз.

Они оба чувствовали себя невероятно скованными, словно смущение всё же всплыло и поднялось трёхглавой змеёй, несмотря на весь произошедший ранее диалог. Рука Сэма сжалась на руке Габриэля и осторожно, словно тот был хрупкой куклой, подтолкнул к себе, практически притираясь к его груди под наплывом музыки. Они были настолько близко, что дыхание Сэма затормозило на лбу фокусника, отчего те с плавным изяществом оттолкнулись друг от друга на небольшое расстояние.

Атмосфера вновь начала заворачивать в один слой тонкого марева Габриэля, который наново приблизился к Сэму на расстояние в пару десятков дюймов. Архангел облизнул пересохшие губы и высоко поднял взгляд в сторону тех оборачивающих весь мир глаз. И всё это, - всё, поголовно, - было настолько сказочно родным, что Габриэль начинал терять голову, снова и снова шагая за Сэмом.

Лёгкий поворот вокруг него самого едва ли не сбил с ног одну дамочку.

- Ты скованный. - сказал Сэм так, словно констатировал факт. Он медленно приблизился в танце к Габриэлю и опять отстранился.

- Неправда. - отказал трикстер.

Сэм покачал головой.

- Правда.

- Неправда.

Сэм фыркнул, обходя кружащуюся в танце парочку. Он ненароком поймал один взгляд от мужчины и нагло усмехнулся, отчего та танцующая с какой-то дамочкой полноватая личность отвернулась от тех пронзительных глаз. Полы плаща Сэма взметнулись под ногами и плавно осели у колен, чуть коснувшись Габриэля во время поворота.

- С вами препираться одно удовольствие, как я понимаю? - спросил Сэм у фокусника, бережно его оборачивая вокруг оси того, как будто с такой самой бережностью укутывал сидящего перед камином ребёнка одеялом.

- Именно, Сэмми.

Габриэль чуть отклонился в танце, продолжая держать Сэма за руку, и почувствовал его пронзительный взгляд на своём лице. Трикстер повернул голову в сторону Луи Армстронга и заместил прямо направленный на себя его взгляд, в котором мелькнуло марево веселья.

Они танцевали так, словно сливались в одну массу несбыточных мечт, когда каждое движение становится одним из последних, а дыхание тормозит у самой границы между реальностью и тяжёлой вуалью фантастики. Кровь бурлила где-то очень далеко в груди, отчего становился слышен перемешивающийся гул сердца с музыкой.

Голос Луи медленно осел, превращаясь в струящуюся мелодию тончайшей вибрации, каждый звук которой врезался в ухо и застревал там навечно. Что-то было в этом моменте такого, чего не сумеют описать мысли. Что-то затерянное прокралось в самые глаза Сэма и отзывалось сумбурным эхом внутри Габриэля, который готов был поклясться, что все взгляды были сосредоточены на них двоих, пускай никто так и не посмотрел с тем ожидаемым осуждением в их сторону.

Дрожащее приближение груди к груди, - и весь мир проносится в быстрой карусели вокруг. Один взгляд зелёных глаз, - и нечто враждебное обрывается и мчится вниз, оставляя место лишь для мечт и спокойствия. Единственное прикосновение, - и вместо обыденного холода чужих пальцев и своеобразного отторжения от влажной кожи ощущалось только облегчение.

Музыка приглушёнными волнами расслаивалась между ними двумя.

- Чувствуешь? - негромко спросил Сэм.

Габриэль сконцентрировался на его глазах, стараясь больше не падать в лёгкость атмосферы. Губы приоткрылись в немом выдохе.

- Что именно?

Сэм чуть склонил свою патлатую голову к своему плечу и сощурился в приглушённом свете. Оттенки огня с камина в дальнем конце зала обняли его силуэт со всех сторон.

- Всё. Всё это, Габриэль, ты чувствуешь? - немного бессвязный шёпот растворился прямиком перед самим лицом трикстера.

- Можно и так сказать. - так само тихо вымолвил он.

В один миг они отстранились друг от друга и растянули захватившие в плен руки друг друга так, что аж отклонились друг от друга, пока свободные конечности зашли в джентльменском движении за спину. Ноги шли в один ритм под одну интонацию неизменной песни.

- И насколько ты нечто это чувствуешь? - теперь их дуэт находился буквально прижатым друг к другу и шёпот сбивчивым комом опалил виски Габриэля.

И откровенность этого момента позволила Габриэлю сказать истинную правду.

- Словно в этот миг совершу очередной фокус и почувствую магию между пальцами, чьи искры промелькнут из самой груди и направятся на плоскую земную поверхность. - он не знал, почему говорил это. Не знал, просто продолжая смотреть в омуты зелёных глаз и зануриваться в самые их глубины. Он говорил и не видел изменений в лице Сэма, как будто парень всё знал и так. - Словно сейчас вновь почувствую ветер между перьями, которые будут шевелиться в его головокружительный такт. А глаза будут огибать верхушки простирающихся под ногами скал. Сейчас то же самое. Не передать словами. Словно две души сливаются.

Последняя фраза врезалась в его разум как ненормальная, и там и застряла подобно небольшой стреле со смертоносной отравой.

И он, Габриэль, не задавался вопросом, что происходит. Он просто жил этим моментом и понимал, что может профессионально двигаться в этом странном танце веками. Так, как если бы они, двое совершенно спонтанно встретившихся незнакомцев в большом баре с танцевальной площадкой, были созданы для танца.

Габриэль сделал один шаг вперёд и зарылся своим носом в ткани плаща Сэма. Его окружил запах леса и приятного мужского дезодоранта, что буквально свернул ему голову, - открутил и выбросил в вакуум все мысли, до последней единой.

- Посмотри на меня, Габриэль. - приглушённые слова врезались в уши застывшего трикстера. Габриэль с трудом оторвался от одежды и встретился с обеспокоенным взглядом Сэма. Он прохрипел: - Я знаю, что тебе больно.

В его глазах ярко отражался страх. Страх не за себя, а за смотрящего прямиком ему в глаза Габриэля. Архангел уставился на Сэма, всё ещё чувствуя то болезненное головокружение, от которого всё марево перед глазами плыло.

Лицо Сэма дёрнулось.
Дёрнулось так, словно экран старого телевизора решил поддаться плохо настроенной антенне. Все звуки и окружающие его люди сжались до атомов перед его лицом и медленно начали сужаться. Каждый выдох проносился стократным эхом вокруг архангела, после чего внезапно объявилась боль.

Сэм сжимал его руку через чур сильно. Его хватка была буквально как железные ставни на груди и намордник поверх зашитого рта. Что-то было в этой хватке такого, что заставило кожу Габриэля покрыться с пальцев до локтей мелкой дрожью. В глазах Сэма тем временем сквозило яркое отчаяние.

- Знаю, что ты прячешься. Знаю, что ты бежишь, Гейб. - продолжил не совсем вминяемую речь Сэмюэль, а трикстер даже не дрогнул, наблюдая за парнем раскрытыми от удивления глазами. И только в бухнувшую ударом сердца секунду на Габриэля обвалилось понимание, что это тот самый голос, который доносился до него и рядом с барной стойкой.

Никто так его никогда не называл. Никто никогда, ведь сокращений в его имени не должно было быть. В его как человеческом, так и данном Отцом имени не было сокращений. И где-то это сокращение пробежалось по тонким струнам, заставив стеклянный взгляд Габриэля соскочить со спутанных тонкими сетями зелёных глаз.

Вся картинка перед ним мигнула, как проблематичный канал с ужасной связью с антенной. Габриэль зажмурился в попытках абстрагироваться от этого всего, чувствуя сомкнувшиеся на его плечах крепкие мужские руки, что безвольно встряхнули его, - словно именно это сумеет помочь разбудить заснувшего.

- Я не знаю, что с тобой там делали. Не знаю, представить не могу. Но ты в безопасности, Гейб. Все мы в безопасности. Выйди из своего лабиринта и, если понадобится, просто следуй за моим голосом, как за светом фонаря, ладно? - голос, так внезапно смешавшийся с красивым, причудливо родным голосом Сэма, доносился теперь до него со всех сторон. Со всех углов. С каждой щели. Но в нём дрожал страх. Истинный страх.

Он так и застыл посреди танцевального зала, не в силах пошевелиться. Голос давил и давил, наседая со всех сторон. Габриэль словно манил его своей небольшой фигурой, - когда в голову трикстеру пришло понимание, что он может всё это прекратить, просто пожелав этого. Ведь он, мать его, чёртов фокусник!

Но была маленькая загвоздка. Габриэль не то, что не сумел щёлкнуть пальцами и рассеять всю несуразицу, ему даже руку от лёгкого плаща Сэма оторвать не удалось. А то было словно старое воспоминание, к которому так и хотелось тянуться я привязаться и никогда не отвязываться. Он прикрыл свои налившиеся свинцом веки.

- Что... Происходит? - Габриэль с трудом набрал воздуха в скованные груди и произнёс искажённую на его губах фразу.

- Ничего, парень. - последовал простой ответ. - Просто переборщил.

- Что?

Трикстер резко распахнул глаза и уставился на появившегося как из ниоткуда бармена, что задумчиво смешивал в своих руках напиток. Этот человек ранее получил от трикстера наличными большие чаевые, - ещё до того, как он вышел на сцену.

- Говорю, переборщил с алкоголем, парень. - чуть более громко уведомил его бармен, поднимая на него хмурый взгляд.

Габриэль моргнул и оторопело вытянулся по струнке.

Он стоял у барной стойки. Рядом была сцена. Поодаль играла эластичная своими манерами пианистка. На сцене пустовало его место. А перед фокусником стоял опустошенный стакан с текилой, от которой остались лишь маленькие стекающие капли по стенкам стекла.

Его взгляд приземлился на донышко стакана, а после переместился на бармена.

- Простите, тут был такой мужчина... - Габриэль замялся, рукой стараясь показать рост Сэма, возвышающегося над ним, - с гривой волос, зелёными глазами и светло-коричневым плащом, смахивающим чем-то на пиджак?

- Нет. - бармен отрицательно покачал головой. - Такого громилу я бы запомнил.

Из-под ног Габриэля вынырнула вся земля, вращаясь так быстро, что тому аж пришлось ухватиться за барную стойку под безразличный взгляд бармена. Одна бровь смазливого паренька за стойкой в светло-зелёной форме бара взлетела вверх, выражая весь свой настрой по отношению к очередному пьянице.

И, насколько помнил Габриэль, этот паренёк был гораздо обходительнее с ним в прошлый раз.

Прошлый раз...

Габриэль мотнул головой, отмахиваясь от назойливых мыслей, и сконцентрировался на лице бармена.

- Послушайте, это очень важно. Вы можете мне точно сказать...

- Слушайте, вы не обкурились? У меня куча посетителей, чтобы разбираться с вами. - в конец раздражённо произнёс парень и отвернулся от трикстера.

Габриэль медленно осел на стул, часто моргая и прекрасно ощущая, как бьётся в его ушах свой собственный пульс.

Неожиданно на его плечо легла чужая рука.

Габриэль обернулся на прикосновение и уставился на ярко-зелёные глаза с каким-то приятным тёмным оттенком внутри них. С плеч спадал коричневый плащ, а на губах цвела интригующая улыбка.

Все мысли с головы трикстера вылетели мгновенно.

- Красивый голос. - молвил незнакомец. - Завораживающие глаза. Прекрасный стиль в одежде. Да ещё и джаз любите. Вы случайно не тот модельный принц на белом коне, о котором я так много читал сказок? Или, случаем, не крылатый ангел, спустившийся с небес?

Его улыбка заставила Габриэля легко улыбнуться. Парень ему уже понравился, заставив забыть все предыдущие размышления и неловкую грубость со стороны бармена.

И вопрос "Как он вообще здесь оказался?" больше не интересовал архангела.

- Разве я похож на тридцатилетнего педофила, целующего шестнадцатилетнюю девушку в стеклянном подвешенном гробу, вокруг которой пляшут гномы? Или я похож на кровожадного... - Габриэль замялся, чувствуя крохотную долю отвращения в последующих словах. - ...кровожадного воина небес, готового пойти и выполнить любую ужасающую миссию по одной указке Отца?

Что-то было знакомое в привкусе этих слов. Что-то заиграло внутри него повторными красками. Но это что-то забаррикадировались за десятками тысяч оград и застыло там.

- По-видимому, мне ещё работать и работать с комплиментами? - неловко произнёс подошедший к Габриэлю, почёсывая пятернёй свою гриву волос.

В глаза Габриэля врезался щенячий взгляд, от которого нельзя было просто взять и отвернуться. И что-то было в этом такое родное, словно остатки всех воспоминаний пошли прямиком под прозрачное марево, отчего Габриэль не мог ничего сделать...