Глава 3. Проклятие принца Ада
Недели шагали нога в ногу со временем и пролетали подобно задумчивым ураганам, которые наполнялись бесконечными поисками демона, что так ловко избегал их встреч. Становилось понятным, что тот и так понял, кто именно охотиться на него, готовый лишить жизни в один миг.
Фокусник знал, что убьёт того прежде, чем Азазель успеет произнести какое-либо слово для призыва своих черноглазых детей. Убьёт, не задумываясь. Его спрятанный в рукаве ангельский клинок наткнётся на шею наспех отобранного сосуда и высосет из него жизнь под всплеск истинной сущности. Габриэль не мог не наслаждаться сладкими фантазиями о том, как хлынет ярко-красное свечение под его руками и унесёт с собой жизнь Азазеля.
В аду воцарился истинный бедлам от таких погонь архангела за принцем Ада, каждый демон это знал, – и у каждого из них сам архангел вытягивал долю слов за долей, чтобы в конце концов сложить один пазл к другим и составить одну целую картину в голове, слаживая и составляя мёртвых демонов от его рук в один ряд. И после десятка таких трупов демоны в ужасе разбегались от одного его вида, но в погоне Габриэлю равных никогда не было. Один лёгкий шелест его шести крыльев за спиной, – и вот он, как готовый к ужину орёл, несётся по направлению к новому демону, чтобы забрать его в свои оковы и подолгу выпрашивать нужную информацию. Подобное вряд-ли можно было бы называть вежливостью.
И виной начала этой картины, этих убийств и чётких в подпольных домах пыток кровожадных черноглазых стал скованный цепями в клетке Люцифер, что находился в самой пропасти ада. Меньше всего на свете младшему архангелу хотелось начала Апокалипсиса, пускай он и поклялся не ввязываться в братские распри. Но их же сейчас не было? Не было. Это были распри не ангелов, а планы демонов, которые трикстер с удовольствием разрушит. Вот просто в планы пожить спокойно никак не входило освобождение демонами Люцифера.
Габриэль не сдавался на протяжении всех недель, отдавая все свои истраченные силы на поиски, чтобы через длительное время скитаний по миру и после страха о потере малыша в больнице наконец-таки выйти на нужный след.
В ту ночь тишина вибрацией проходила по длинным извилистым дорогам, располагавшимся между домами. Она неслась мимо всякого проходящего и наделяла его той баснословной энергией, которой тот будет трепетать ещё несколько часов по приходу домой, где сумеет насладиться отдыхом от леденящего кровь холода. Но сейчас перед пустым барьером она остановилась. Гладь океанической тишины с тяжёлым придыханием замерла и, окутывая мягким ветерком окружность небольшой улицы, облокотилась на стены старых домов. И казалось бы, что она нисколько не трогала укутавшегося в мрачный тренч мужчину. Как будто списала его со счетов.
Вот только он вряд-ли чем-то отличался от другой серой гаммы толпы. Его орлиный профиль резкими штрихами выделялся на фоне блеклого света фонарей, что безэмоционально мерцали по нему ленивыми штрихами. Глаза бегали между окнами, словно выискивая ржавый лишний силуэт в этой путанице стен, но натыкались лишь на чёрные ветви украшенных бледными шапками снега деревьев.
Там, вдалеке, мельком заиграли переливающимися цветами развешенные гирлянды, пока звонкая музыка разносилась из проносящихся вдалеке машин, и по кривой дорожке шли нагруженные переполненными едой пакетами люди, чему-то своему усмехаясь. Возможно, вспоминали, что некоторых из них ждёт любящая пара дома, а кто-то просто представлял повтор любимого сериала на телевизоре этой ночью.
Но на этой улице было абсолютно пустынно. Словно некто нажал на красную кнопку отключения социума и оставил пространство лишь для расслабленно идущего вперёд мужчины с острыми чертами лица. Его костлявые руки опустились глубоко в карманы и впились в безразмерную ткань, ощупывая её подушечками пальцев. Ветер теребил пальчиками ткани его официального тренча, под которым скрывался чёрный офисный пиджак, и медленно пробирался к открытым щелям.
Недалеко мяукнул кот, перебирающий лапами найденную для себя игрушку в виде полиэтиленового пакета, а над ним каркнула ворона, подскакивая на покрытом льдом фонаре, словно не могла принять лучшее место для удобства, где её бы маленькие пальцы лапок со сверкающими тонкими коготками не замораживал покрывший железо лёд. Рыжехвостый выбежал из тени дома и промчался просто под ногами мужчины, грациозно останавливаясь прямиком перед ним.
Ноги даже не затормозили, продолжая свой тихий путь, пускай кота это и не остановило. Его причудливая чуть приплюснутая мордашка с белыми полосами у ушей уткнулась в штанину незнакомца, чтобы в следующее мгновение чёрный носок ботинка несильно, но резко оттолкнул от себя животное. Кот зашипел, показав свои давно уже пожелтевшие клыки, под медленно вздымающуюся вверх шерсть и едва ли не кинулся в очередную атаку, но остановился прямиком перед этим рискованным выпадом, - будто что-то грубо удержало его за загривок. Невидимая сила дёрнула его самого вниз, заставив замереть и окоченеть от неожиданности. Шерстяной клубок недоуменно приземлился на снег, обкрутив свой пушистый хвост вокруг тела.
Мрачный силуэт последовал дальше, всё с той же заинтересованностью осматривая жилые здания и их окна. Включённый свет ламп, открытые жалюзи и изредка распахнутые шторы могли открыть вид на чужие жизни, средь которых прохожему места не было. За одним из таких прозрачных стёкол пронёсся хрупкий силуэт женщины с маленьким ребёнком на руках. Можно было отчётливо разглядеть небольшую бутылочку с пожёваной в очень медленном темпе зубками соской, которую женщина осторожно поднесла к губам малыша, что сонно приоткрыл свои заплаканные веки.
Мужчина без оглядки последовал прямиком к этому окну, огибая застывшую на дороге лавочку. Серая тень дерева тяжело опустилась на его лицо и скрыла пропитавшиеся вожделением глаза, зрачки которых становились всё более расширенными.
Как вдруг его окликнул мужской басистый голос явно уже видавшего виды мужчины.
- Ну зачем же вы так...! Кот есть хотел, а вы так неподобающе отнеслись к его желанию выжить!
Прохожий обернулся, останавливаясь на полпути, чтобы окинуть задумчивым взглядом пожилого человека с белоснежной массой волос на голове, которые подчёркивали его статус давно уже как отбегавшего свои года. Тот опустился на корточки перед всё сидящем на нижней части тела котом, чей красный кончик языка осторожно высунулся наружу в оцепенении. Жилистая рука коснулась рыжего загривка и практически нежно приласкала растрёпанные отростки лисьей шерсти. Животное даже не обратило на это внимание.
- Прекрасно... - протянул под нос крепко сложенный телом брюнет с острыми чертами лица и медленно двинулся в сторону осевшего седовласого мужчины, эластичный плащ которого лёг на снег выделяющейся от зимнего пледа тканью.
- Прекрасно? - повторил пожилой мужчина, отрывая взгляд от животного, чтобы найти обданные невероятно светлым оттенком карего глаза́, в свете фонарей которые казались аж золотистыми, словно лучи летнего солнца. - И что же вы прекрасного нашли в том, что пнули бедное животное?
Брюнет остановился прямиком перед мужчиной, плавно опускаясь на корточки, будто возжелал скопировать действия незнакомца. Его руки легли на чашечки колена и сдавили их до побелевших костяшек пальцев. Мужчина тревожно опустил взгляд на руки незнакомца и лишь в последнюю секунду осознал, что тот определённо не собирался в скатывающуюся к пятнадцати градусам мороза температуру надевать перчатки. Как вот те, что сейчас скользили вместе с рукой седовласого по голове животного.
Брюнет чуть склонил голову к плечу, отчего золотые тона в его карих глазах стали виднеться гораздо отчётливее. Что-то в этом было изощрённо волшебное, чего мужчине ещё не доводилось видеть. Именно поэтому он уставился в молчании на глаза брюнета, словно утопая в них.
- Мне очень... Жаль... - тонкие губы шевельнулись в этой фразе, аккуратно приподнимаясь вверх от тихой усмешки, словно понимал вызванную у человека реакцию.
Его голова под протяжный вздох повернулась в сторону окна второго этажа возвышающегося над ними дома. Глаза прошлись по широким стёклам и уставились на чернеющие тени, которые самозабвенно блуждали по подоконнику от выключенного света. Хозяйка квартиры с маленьким ребёнком на руках скрылась в других комнатах, что явно удовлетворился тёплым молоком в бутылочке.
Брюнет вновь повернулся к мужчине, что оторопело смотрел на него, не в силах пошевелиться. Он напоминал сидящего перед ним кота, похожего на бездушную статую, больше не хотевшую кинуться на ноги того, кто его отпихнул от себя.
- Жаль... - на выдохе повторил мужчина заплетающимся языком. Он даже не знал, что его каменный взгляд постепенно стекленеет и не может уйти от прямого контакта с позолоченными радужками незнакомца.
Никто из них даже не представлял, какую картину являет сейчас их трио. Если бы случайно проходящий человек посмотрел бы на сидящих или та самая женщина с ребёнком на руках выглянула бы в окно, то они поспешили бы скрыться от них как можно быстрее, сдерживая смех.
А картина была не столь забавная, сколь странная. Худощавый кот, изредка взмахивая хвостом, сидел между двумя мужчинами, один из которых был в почтенном уже возрасте и на вид достаточно коренастым, тогда как второй буквально пожирал глазами сидящего на корточках перед ним. На коленях двоих лежали ткани распахнутой верхней одежды и ни один из них не мог шевельнуться.
- Я совершенно не... Хотел... Обиде...ть. Это чудесно...е соз...дание. - улыбка на губах брюнета выросла на губах, и один из фонарей нерешительно направился тусклым светом к нему. Блеснул скрытый под рукавом металл. Он разборчиво тянул слова, чтобы в самом их конце оттенить последнюю букву словно от заикания, – которого никогда не было.
- Да. - невпопад пробормотал мужчина, покрываясь искажающими его реальность мурашками, пробежавшимися перед его полем зрения.
Этот мужчина не был целью брюнета, никак нет. Его целью была девушка с ребёнком на руках, которые являли собой непочтительный к остальным этап волшебной правильности. Они словно желали того, чтобы кто-то разрушил их маленькую идеальную жизнь. А этот человек был лишь инструментом к возможности выполнить несколько действий гораздо быстрее, чем должно было быть. Буквально судьба.
Молниеносный выпад в сторону прохожего был относительно им не замечен, если только не говорить о сверкнувшем своим концом с мерзкой свирепостью кинжале. Его тонкое лезвие изящно проехалось по бледной коже шеи мужчины и вновь безразлично скрылось в тёмном рукаве. Струйка крови хлынула прямиком с раны и брызнула на кисть брюнета, заляпав ткань тренча поблизости.
- Что... - последнее слово сорвалось со рта жертвы, после чего он ограничивался лишь бульканьем смешавшихся слюны и крови в своей полости рта.
Брюнет даже не обратил на это внимание, прицельно спустившись окровавленными пальцами в карманную щель у самого воротника, чтобы вытащить небольшой платочек белого покрова и вытереть им обмазанные кровью кончики пальцев. После он протёр им заляпанный отливами красного кинжал и наконец-таки достал сосуд из старого камня наружу, – прямиком из того же огромного внутреннего кармана. (До этого момента с одежды даже выступ посудины не топорщился.) Он напоминал чем-то древнегреческую тарелку бедняков, в которой те приносили жертвы собственным богам, – таких как свиней, овец или, будучи самым запасным вариантом, кур. Сейчас же жертвой послужил седовласый мужчина почтенного возраста, что неумолимо тяжело закашлялся в желании вдохнуть хоть крупицу воздуха побольше. Но ничего не вышло.
Спокойствие, граничащее с безумством, с которым незнакомец придержал холодной рукой затылок со стуком костей опустившегося на снег коленями человека, чтобы ни одна капля алой жидкости не вылилась из сосуда на мягкий снег, – было абсолютно невероятным. В тот же самый момент кот между ними очнулся и вздрогнул всей своей тушкой, кидаясь в сторону чернеющих домов незамеченной проворной змейкой.
Кровь хлестала без устали ещё несколько длинных секунд, пока её владелец судорожно моргал и пытался разглядеть лицо убийцы сквозь пелену медленно поглощающей его смерти. И ровно на третьей четверти заполнившей каменный сосуд жидкости брюнет безразлично отнял свою раскрытую ладонь от нижней части головы человека, позволив ему безмолвно упасть на снежную гладь земли.
Пленительная улыбка с лица ненужной маской спала, как будто её там никогда и не было. Острые черты настолько сильно подчеркнули виднеющуюся внутри брюнета жестокость, что становилось до абсурдности страшно от того оголённого хладнокровия снаружи. Он склонился над круглым сосудом с кровью и лениво окунул пальцы в густую жидкость, плавно проводя вдоль посудины их подушечками по часовой стрелке.
Плоская поверхность завибрировала от прикосновения и изнутри вырвался сумбурный звук шипения, никак не соответствуя той скрытой от всех вуали тишины. Скомканное шипение напоминало десятки выжидающих в параллельном измерении свободы голосов, которые доносились словно из-под толщи льда на воде.
- Здравствуй, Мэг. - вполголоса произнёс брюнет, склоняясь к самой поверхности сосуда. Сейчас он был словно самой невидимой тенью во всём мире, которая решила заговорить невзрачными нотами с глухими на подобное людьми. Вокруг не было никого. - Мне нужно лишь подтверждение моих слов. - короткая пауза. - Нет, не надо. Я сказал нет.
Его голос пробился в тишине грубым шёпотом и растворился в ночном воздухе. Вот только не удалось брюнету договорить до конца, когда всплеском ударившая в него жидкость распалась вместе с сосудом у него на глазах под треск камня. Кровь расплескалась на белом снегу, разрезая глаза своим грубым контрастом с ним. Некоторые из капель опустились на мёртвое тело подле ног брюнета, который невольно выгнулся в позвонке от немого удивления, открыто взирая на посудину сузившимися щёлками глаз.
Ветки деревьев вильнули в разные стороны под наплывом суженного в этом районе до тонкой струйки ветерка. На одном из окон потухли светящиеся разнообразными цветами гирлянды. Скрипнул снег и затрепетал свет фонарей, когда из-за тонкого ствола дерева спокойно вышел чужой силуэт с поднятой вверх рукой. И остановился прямиком позади брюнета.
По изящно приличной, худощавой и в некоторых местах причудливой фигуре застывшей тени становилось прекрасно понятно, кто именно решил почтить своим присутствием убийцу.
В своём приглянувшемся тёмно-синем плаще Габриэль выглядел неизменно всемогущим. Конец ткани трепетал под ветром и полностью раскрывал белую рубаху с двумя вытащенными из небольших уздечек наверху пуговицами. Большой и указательный пальцы сложились вместе, готовые в любую секунду щёлкнуть друг о дружку и совершить очередное неподвластное человеку чудо. Но вскоре они безучастно опустились.
Брюнет не поворачивался лицом к своему потенциальному врагу. Он предпочитал так и продолжать жалко стоять на коленях и смотреть на разбитые осколки своего сосуда вместе с разбрызганной по земле кровью. Золотистые оттенки его радужек медленно поблекли под наплывом тривиального страха, который молнией промчался по его венам и затормозил в гулко бьющемся в ушах пульсе.
- Это же надо. - Габриэль и не собирался начинать с приветствия, задумчиво преодолевая между ними двумя расстояние в несколько футов. - Так долго работать над защитой от меня, чтобы после не совладать со своим возбуждённым желанием служить моему старшему братцу, что сейчас гниёт в маленькой клетке на самом днище Ада, в одиночестве, – и так сильно облапошиться.
Брюнет безмолвно продолжал стоять на коленях так, если бы позади него не было смертоносного архангела, готового его порвать в клочья. Он даже игнорирует слова о старшем брате, игнорирует подначивание насчёт того, что тот не сумел вовремя скрыться, попросту сорвавшись в желании угодить своему королю.
- Ты выгравировал перочинным ножом на этой тушке по позвонку защитный символ как против меня, так и против других ангелов. - продолжил, как ни в чём не бывало Габриэль. - Но знал ли ты, что среди стариков, групп людей в посёлках или просто тех, кто слышал легенды обо всех библейских мотивах, – есть хоть крупица веры? Такой веры, которая необходима для молитвы?
Фокусник плавно обошёл по кругу силуэт мужчины на коленях перед ним и аккуратно опустился на снег позади мёртвого тела так, чтобы видеть его убийцу. Габриэль отдёрнул свои рукава без доли отвращения, лишь из-за соображений человеческого бытия. Длинные пальцы правой руки накрыли своим теплом лоб простого неравнодушного прохожего, что так не вовремя проходил мимо там, где этого не требовалось.
Бледное свечение вырвалось с рук трикстера и томительными мазками опустилось на холодную кожу трупа, полностью вливаясь в саму заииневшую на морозе душу.
- И мой дорогой, сейчас мёртвым грузом лежащий Стив Бенсон после тысячи попыток вскруженного разума дойти молитвой к самому моему Отцу, который, к слову, никогда не слышит никого, внезапно вспомнил о Его непутёвом сыне. Я был аж польщён, если честно. - Гавриил усмехнулся кончиками губ. - Он в самый последний миг сумел буквально выкрикнуть в мыслях, вырвавшись из-под твоего любительского гипноза, "Во имя всех святых, молю тебя, святой Гавриил, сумей снизойти ко мне и помочь." А я всегда отвечаю на молитвы, даже если их сотни в одно и то же время.
Тяжёлый рывок благодати на миг ослепил брюнета, и от резкости противоположной его естеству субстанции, та болью проела глазницу человеческой оболочки, с которой безотказно хлынул отвратительный жёлтый гной. Он отпрянул, едва ли не зашипев как дикое животное. Проходящая по шее Стива длинная царапина от кинжала на глазах начала затягиваться, превращаясь в покрытую коричневой коркой кожу. С носа мужчины вырывалась разгорячённая пара воздуха, а мышцы под его впадающими в череп глазами дёрнулись.
Стив Бенсон теперь был живее всех живых.
Брюнет стёр гной, словно тот являлся лишь недочётом в его системе, который был не слишком важен. Стёр и больше не обращал на него внимания.
- Твоя связь по этой дряхлой штуковине с демонами слишком устарела. О телефонах ты не слышал, по-видимому. А жаль. Пока что наш друг без сознания и ничего не вспомнит. А вот скорая сюда прибудет через минут пятнадцать, верно? - спросил он, чтобы через мгновение ответить на свой же вопрос самостоятельно. - Думаю, да. - Габриэль поднялся на ноги и стряхнул с колен остатки прилипшего к одежде снега, что оставили после себя влажные пятна. Трикстер не обратил на них внимания. - А мы в это время можем позабавиться, мой дорогой Азазель.
- Гавриил... - выдохнул поднявший к бывшему архангелу глаза демон.
Лёгкий взмах руки для Габриэля оказался грубым и болезненным толчком в грудь принцу Ада, что как пушинка поднялся в воздух и со всей силы врезался в стоявшую поблизости стену дома. Его расставленные руки по разные стороны были будто скованы невидимыми цепями, а глаза, до этого лишь сверкающие позолоченными тонами, превратились в сплошную жёлтую массу, заполнившую даже белок. Габриэль расслабленно остановился прямиком перед демоном, спрятав переплетённые замком с пальцев руки за спиной.
- Ты был здесь из-за маленькой полугодовалой девочки той женщины, что живёт в этом доме? Я не ошибся? - и когда демон промолчал, смотря на архангела из-под приспущенных век, фокусник раздосадованно кивнул, понимая, что только что подтвердил свою догадку. - Хотел её обратить, как десятки маленьких детей до этого... Как того мальчика, что лежит в больнице с раком лёгких...
Габриэль не дождался даже подобия кивка демона, а просто безразлично щёлкнул пальцами в зимней ночи.
В тишине прозвучала хруст ломающихся костей и хриплый сорвавшийся рык с горла принца Ада. Он подобно грому прокатился в его горле и скрылся под приглушённые шипение.
- Это за тех, кому ты хотел сломать жизнь. - просто сказал он. - Как ты, облезлое с Ада существо, посмело идти наперекор всему природному, разрушая семьи и убивая матерей? Как ты посмел, Азазель?!
Слова смешивались с откровенной злобой и плевали прямиком в рожу демону, который продолжал смотреть прямиком в лицо Габриэля, изучая его. В нём не было демонической ярости или отрешённой саркастичности, – в нём было одно любопытство. Он изучающе всмотрелся жёлтыми золотого отлива глазами и растянул свои тонкие губы в толстой лыбе.
Азазель наслаждался происходящим.
И как только Габриэль это понял, то вскипающее в нём чувство абсолютной несправедливости возросло в сотни раз, и он приблизился к лицу демона буквально вплотную. Фокусник свёл свои брови к переносице и услышал отдалённый шум проехавшей машины, ставший кнопкой для начала их театрального представления.
Наполнившаяся благодать в руке обхватила короткие волоски у самого затылка сосуда демона, тонкими корешками проходясь по нежной коже головы и проникая в неё. В ту самую секунду бледное покрытие внутренностей с отростками волосков вмиг кое-где покраснело, а волосяной покров сузился на пару сантиметров прямиком на глазах. Создавалось впечатление, что кожа горела прямиком в руках архангела. В этот раз крик демона, сцепившего зубы с такой силой, что со рта раздался приглушённый скрип четырёх передних клыков, был преисполнен дикой боли.
С отвращением оторвав от него руку, Габриэль упёр её в стенку позади принца Ада, прямиком острыми напрягшимися от состыковки с кирпичной стеной костяшками. С широкого рукава выскользнул голубой, с тёмно-синим отблеском клинок. В самую глотку демона впилось жалящее концом оружие, что на память о себе оставило раздражающую каплю крови, мгновенно просочившуюся красным потоком энергии.
Габриэль спокойно упёр в шею желтоглазого принца Ада ангельский клинок, который был в силах убить любого как демона, так и рядового ангела. Азазель скосил глаза прямиком к концу клинка и облизнул враз пересохшие губы.
- А теперь к более насущным делам. - наконец произнёс трикстер.
Тишина неприятным пледом проскользнула между ними как тот манящий кошку красный клубок ниток. Даже листок на дереве не шевельнулся. Ни один человек даже не решился выйти на кухню перекусить глубокой ночью, запивая первыми попавшимися под руку еду напитками и отставив окружающее его спокойствие включенным светом из лампочки. С переулков, извивающихся змеями вокруг этой улицы, не пронёсся даже рыжехвостый любитель поесть. Никто не шелохнулся.
- Я тебя искал пол месяца, - в самое ухо пробормотал Азазелю Габриэль, плавно наклоняя клинок вдоль шеи замершего демона. - а ты так проворно скрывался от меня, что я даже сумел позавидовать твоей профессиональности. Я мог бы запихнуть тебя в петлю времени, где бы ты проживал один из худших своих моментов твоей ничтожной жизни миллиарды раз, – один из самый неприятных, но в то же время приятнейших моих забав. Тебя могла бы вечность пытать моя копия, вставляя в твой сосуд ангельский клинок за ангельским клинком. Я мог бы поселить тебя в небесное измерение, чтобы ты находился там веками в поисках выхода, – но я, пожалуй, использую другой метод.
Его ладонь вновь пропиталась благодатью, но в этот раз она не коснулась тела демона. Она застыла прямиком перед его лицом. Азазель окинул её задумчивым взглядом и наконец-таки поднял глаза, впиваясь насмешливым взглядом в лицо фокусника.
- Я ждал тебя Гавриил. Честно. Ждал и надеялся подтвердить свою гипотезу. - протянул демон, кончиком языка проехавшись по своим губам. И внезапно отклонившись чуть в сторону, сплюнул вязкую кровь, чтобы в следующее мгновение вновь впиться тяжёлым взглядом в Габриэля. - Думал, что придётся самому выискивать её не отчётливо видные концы по ответам из человеческих задач. А ты сейчас пришёл и буквально подтвердил всё, Гавриил.
Ухмылка изуродовала его и так омерзительные черты. Вот только выражение лица Габриэля не изменилось. Он ждал, пока принц Ада закончит свою саркастическую тираду.
- Что же ты хотел знать от такого демона, как я, архангел? - промурлыкал Азазель, заглядывая в самые глаза Габриэлю. - Что же ты хочешь, чтобы я тебе сказал такого, чего не знает величественный шестикрылый Гавриил? Может быть, ты хочешь узнать что-то о наших планах насчёт маленьких несчастных детишек?
Габриэль поджал тонкие губы, с каждым словом демона всё приближая благодать к тупорылому лицу. Ему так хотелось прямиком сейчас наклониться и вырвать сердце мудака так, что тот никогда больше не сможет раскрыть свою жилистую сущность и поднять свой тусклый обрубок хвоста в сторону мира. Чтобы тот никогда не смог даже оторвать свою рожу от горячей поверхности пола в Аду.
Но он сдержался, – просто сильнее впился костяшками в кирпичную стену позади демона до остановившегося под ними эпицентра боли.
- Ты всех детей награждаешь раком лёгких третьей степени? После такого не выживают. - нарочно подобранное спокойствие было слишком наигранным в голосе Габриэля, и это знал, как Азазель, так и трикстер.
- Ну от чего же? Не всех. - покачал головой демон. - Лишь тех, кто того досто...ин!
Последний слог он прокричал от проевшей изнутри его светящейся благодати. Пальцы с безжалостной силой впились в голову демона, отчего тот отклонил её к стенке, жмурясь. Голубые отголоски силы Габриэля разодрали кожу на его лице в клочья, превращая её в обрубки свисающих костей. Вся кожа словно воспалилась от отвратительного огня, который с удовольствием поглотил весь сосуд. Но это были не огненные языки пламени, а лишь иссиня-голубая благодать архангела, что дарила людям второй шанс на жизнь, а демонам - мучительную смерть.
- Я всаживаю болезнь тогда, когда появляется вариант того, что у мелкого есть крылатый защитник родственных душ! И тогда за ними скачут те ангелочки в попытках их вылечить! - громко выкрикнул демон, но пальцы Габриэля не оставили его. Только чуть-чуть отнялись от кожи, чтобы желтоглазый сумел договорить. И тот воспользовался это привилегией. - И я лично убиваю их, чтобы те больше не мешались.
Лицо бывшего архангела искривилось от неожиданности этого заявления. Он убивал... Убивал его братьев. За такое трикстер надолго бы уже запихнул желтоглазого исчадия ада во всевозможные пытки, – вот только не смел рисковать жизнью Сэма. Прислонённый к стенке затылок демона медленно от неё оторвался, ослаблено падая подбородком на грудь. Кровь сочилась быстрой лужицей прямиком на тренч.
- Но ты, Гавриил... Ты архангел. Ты гораздо более важная золотая монета второй стороны Сэма. Очень интересная личность. Изгнанник небес! Бегунок! - сквозь боль покричал он, едва ли удерживая себя на плаву сознания.
Азазель резко вскинул голову вверх и распахнул рот, будто собираясь вдохнуть как можно больше воздуха. Он ожидал возможности сбежать, но, заметив ухмылку Габриэля, прижал губу к губе с откровенной силой. И вернулся в исходное положение, кривя те остатки рта, что были на его лице.
Он не смог вырваться из своего сосуда, чтобы переселиться в другой, и секунду спустя продолжил, ка кни в чём не бывало:
- Так скажем... Сэмми такая себе небесная душа для тебя. И эта небесная душа гораздо более крепкая, чем чем ты думаешь. Что ещё более интересно.
Габриэль почувствовал, как отголоски его собственного страха грубо обхватили его внутренности и рванули вперёд. Столб мурашек промчался сверху-вниз по его позвонку, отчего каждое ощущение казалось гораздо мощнее предыдущего. Всплеск удивления и неверия были самыми мощными.
- Ты интересен. Не только по совести не сможешь отречься от небесной (или же родственной души, как тебе угодно), но и от этой самой связи. - продолжил словно сквозь пелену тумана голос принца Ада. - И ты всю жизнь будешь следовать за ним, хочешь этого или нет.
Он знал, что это ложь со стороны демона. Знал, что недостоин обладать родственной душой. И насмешка в глазах принца Ада подтверждала его ложь. Ложь – очевидно, это была ложь.
- Вылечи мальчика. - резко приказал Габриэль, держа руку, пропитанную благодатью, в минимальном расстоянии от демона. - Вылечи его, или я, не раздумывая, уничтожу тебя.
- И чем же ты поможешь тогда ему? Ничем, Гавриил. Ты не сможешь его вылечить, потому что это те силы, которые абсолютно противоположны такому райскому существу, как ты. Пускай и отречённому.
Хохот от демона разнёсся по всей улице и отлунием ударился в стены домов. Его хребет изогнулся у стенки, врезаясь своими израненными, буквально выпаленными осколками в кирпич на доме.
- Это моё проклятие, Гавриил, дарованное каждому достойному младенцу. Каждому, у которого есть крылатый на побегушках! А таких единицы, мой милый друг. Проклятие принца Ада. Смешно звучит, но на данный момент Винчестер-младший моя поистине лучшая наживка. - произнёс Азазель. - Это проклятие принадлежит и тебе, Габриэль, и его отголоски вечность будут с тобой, как бы ты ни старался от него сбежать!- Он продолжал насмешливо пилить взглядом Габриэля, который всё так же стоял с широко расправленными плечами, опираясь одним кулаком в стенку. - Сэмми я вылечу. У нас, демонов, много на него планов, как на предвестника Апокалипсиса. Как на тело Люцифера. О, Габи, мы позаботимся о твоей родственной душе.
- Ложь. - в этом единственном слове крылось всё, начиная от глубокого раздражения и заканчивая явной болью. Но угроза виднелась чётче всего.
- Если бы, Гавриил, если бы...
Золотой всплеск в глазах неотъемлемой волной обрушился на Габриэля, и пальцы Азазеля с щелчком пронеслись друг по другу. Этот звук был своеобразным талисманом для фокусника, но слышать его от другого было хуже, чем от самого себя, обрушивающего кару на тех, кто этого заслуживает.
Клинок вырвался с его рук и ударился о ствол ближайшего дерева, острым лезвием застряв в его толстом корне. Одними губами вымолвив своё последнее слово "прощай", Азазель растворился прямиком в руках Габриэля, что даже не обратил на это внимание.
Он замер. Стоял, всё так же упираясь как взглядом, так и руками в стену, и не видел перед собой ничего. Задумчивому ветру словно только что дали повод приласкать скрытые крылья архангела, позволив оказаться на этой самой улице, приятно потрепать тёмные пряди волос и пробраться своими ледяными пальцами под ворот неизменной рубашки. А архангел всё стоял, не шевелясь.
Костяшки пальцев оторвались от стены и под отстранённый свист в ушах обрушились на крупную стенку. Габриэль даже боли не почувствовал в попытках прийти в себя.
Резкий взмах его руки безразлично вернул клинок в его ладонь, что холодной тяжестью окутал тонкие пальцы. Правая конечность зависла в воздухе.
- Зачем тебе это, Азазель? Зачем лгать? - прошептал в воздух фокусник, чувствуя, как платформа собственных противоречий ускользает у него из-под ног. - Чтобы поиздеваться надо мной? Зачем?
Так, как будто что-то переключилось в голове архангела, – тот легко взмахнул потяжелевшими на несколько тонн крыльями и растворился в мрачной тишине. Шелест был подобен кропотливому ветерку, сипло приласкавшему своим томным дыханием прозрачные окна, чтобы в миг испариться.
С визгом сирен пробежался свет от фар скорой помощи и направился прямиком к распластанному на земле Стиву Бенсону. Он пронёсся по окружающим мужчину стенам и остановился на теле. Кроме седовласого там больше никого не было.
***
Габриэль просто стоял и смотрел, глубоко в карманы засунув окутанные в перчатки "без пальцев" руки. Его светлые глаза не были в силах оторваться от четырёхэтажной больницы, разделённой на три одинаковых по размеру корпуса. Они бегали по стоящим в один реалистичный пропорциональный ряд окнам, за которые заглянуть было невозможно. Можно было лишь рассмотреть сереющие шторы за ними и поправляющих их людей, чьи лица исказила хмурость. Это делали посетители больных, чей статус становился очевидным от сверкающей в их глазах не физической боли, а моральной, – её было видно изнутри. И по глазам можно было пофантазировать об истории, которая так внезапно нагрянула на спины согнутых под силой непоколебимой жизни людей. Эту историю так само было видно и в глазах Джона Винчестера до этого, отчего у Гавриила появлялись очередные новые мысли, замечания и пометки насчёт таких странных и невероятно спонтанных людей. Их стоит изучать всю жизнь. Всю данную архангелу вечность.
Большую белую вывеску над приглашающе приоткрытыми дверьми занимало обычное для всех больниц "Больница Святого Петра", тогда как вокруг застыли тонкие своим стволом деревья, корни которых переплетались с профессионально взъерошенной землёй. Весной бы они представили чудесное зрелище цветущих зелёных листьев на небольших кронах и пахнущих среди веток цветов.
Но сейчас их укрывал, как и крышу больницы "Святого Петра", слой белого снега с пушистыми комочками сверху, что ещё не успели поддаться окружающему всё морозу и покрыться царапающим зимние ботинки льдом.
Гавриил прищурился, замечая, как пробивающиеся сквозь тёмную массу туч лучи холодного солнца, отражаются на снегу. Они отсвечивали от этого пушистого пледа и создавали непоколебимый свет, к которому вскоре привыкал человеческий взгляд.
Фокусник устало опёрся спиной о ствол одного из заснеженных деревьев, прикрывая налившиеся свинцом веки. Всё было предрешено за него. Он так устал. Хотелось просто расправить больные крылья и скрыться под ними от всего назойливого мира людей, что так помногу наполнял его внезапно появившимися проблемами. И каждый из них не подозревал о своей поистине великолепной жизни, которая была преисполнена очаровательных мгновений. А задумываются лишь тогда, когда на их головы сваливается до ужаса утомляющее непредвиденное обстоятельство.
Но в таком люди были не одиноки. Таким же был и Габриэль. И тут было две причины в подобном: либо он, как фокусник и трикстер, прожил среди людей так долго, что перенял их бо́льшую часть чувств, – которые, к слову, абсолютно запрещались на небесах (но были такими прекрасными и испытывающими, что оторваться от них не было возможности. Словно они были той самой марихуаной или молли) – либо же действия прошедших недель буквально уничтожили его холодную и практически мёртвую защиту по отношению к людскому аналогу "ядерной бомбы". Он просто настолько устал, что готов сейчас упасть на снег, поджать под груди согнутые ноги и уткнуться подбородком в колени. Обнять ноги руками и забыть обо всём.
Габриэль продолжил стоять, упираясь давящим в спине позвонком в дерево. Разнобойным мыслям не было покоя, и каждая из них готова была выйти наружу резким ураганом, отчего их владелец сжался под их наплывом, ёжась от скользнувших по спине мурашек.
Дверь больницы раздосадованно скрипнула, отходя в правую сторону и пропуская семью с четырёх человек, на губах которых играли лёгкие улыбки. Изредка срывался тихий смех. Между двумя родителями вышагивал светловолосый мальчик с голубыми глазами, сжимая свободной ладонью руку матери, пока его правая же конечность была в подвешенном состоянии от сковавшего её гипса. Вертящаяся вокруг на вид по возрасту десятилетнего паренька маленькая девочка так и норовила коснуться интересующего её твердого материала.
Они выглядели даже с такой неполадкой как гипс счастливыми, хотя, возможно, их отпуск успел уже накрыться. Такими не обеспокоенными, словно это было лишь одно из глупеньких их испытаний.
- Никки, ну дай! - тонкий голосок девочки донёсся прямиком до Габриэля, явно в надежде осмотреть гипс и разрисовать его странными рисунками как в тех банальных мультиках по телевизору или же в ситкомах с закадровым смехом.
Но трикстер уже не смотрел на них, заметив открывшуюся во второй раз дверь больницы.
На этот раз вышло более маленькое семейство из одного держащего на руках младенца отца, чьё лицо осветила тяжёлое бремя, и мальчика, практически бегущего за взрослым. Холодные черты лица Джона Винчестера не изменились с теми проведенными неделями практически без сна в приевшейся больнице, – только блеклое облегчение застряло глубоко в его глазах. Он кинул быстрый взгляд на идущую весёлую семью перед ним, где отец поднял на руки маленькую девочку и посадил её себе на плечи, и отвернулся. И только мгновение спустя стало более заметным то, что Джон головой прижимал к плечу маленький кнопочный телефон, явно вслушиваясь в запоздалые гудки.
Шелест чужих крыльев не стал сюрпризом для Габриэля, который даже не обернулся на него.
- Здравствуй, Гавриил. - поздоровался женский голос рядом с ним.
Кастиэль. Очевидно, что это был Кастиэль со своим женским сосудом и слишком сосредоточенным взглядом. Ангел просто смотрел на Габриэля, и так зная, что тот отнюдь не намерен поворачиваться к ней. Но когда прохладная рука легла на его предплечье, трикстер с трудом приподнял уголки губ, ощутив как каменный барьер хладнокровия разваливается под его ногами в прах.
- Привет, Касси. - на выдохе ответил Габриэль, и с его губ вылетела струйка горячего воздуха навстречу морозу.
Касси поравнялся с ним, чуть склонив голову к плечу, и впился пронзительным взглядом в ту часть улицы, где стояли Винчестеры. И всё понял, резко возвратив голову на шее в состояние равновесия.
Тишина между ними была слишком напряжённой и каменным фундаментом залегла под ногами. Они молча наблюдали, как Винчестеры выходят из здания с младенцем на руках, в лёгких которого больше рака не было. Габриэль знал, что врачи лишь удивлённо разводили руками, смотря на резкое улучшение в показателях с немым поражением и в то же время выигрышем в глазах.
Наконец, на звонок Джона Винчестера по ту сторону ответили, и Габриэль аккуратно глянул на остановившуюся у ближайшего к нему угла семью.
- Это Джон Винчестер. Мне посоветовали позвонить вам. Да. - произнёс он в трубку.
Ветер скомканным дыханием опалил горячий затылок мужчины и с самозабвенным удовольствием пальчиками чуть-чуть отнял толстый краешек простынки у лица малыша в руках Джона. Мальчик повернул покрытую тёмными волосками головку в сторону выстроившихся в ряд деревьев, чтобы взглянуть прямиком на Габриэля.
И отчего-то ложь принца Ада становилась всё более правдивой. Пальцы легко сомкнулись на когда-то предоставленном ему даре Отца. Маленькая подвеска с изображением одного из верховных богов в мифологии, которая сейчас весела на его шее и хранила частицу необъятной благодати. Подвеска была даром и в то же время проклятьем для Габриэля, что знал истинное предназначение этой вещицы.
Фокусник побелел от того щенячьего взгляда маленького Сэмми, который никак не соответствовал его статусу в будущем.
- Я же правильно набрал? Вы – Руфус Тёрнер? - пауза, застрявшая между выжиданием ответа, чуть затянулась, но была быстро заполнена. - Вы были... Были записаны в дневнике моей умершей жены.
Собеседник очевидно продолжил допытываться и теперь спрашивал про то, о какой жене идёт речь. И ответ Джона вышел довольно сконфуженным, пока его холодная ладонь опустилась на потрёпанную охотничью сумку светло-коричневого оттенка, крепящуюся на его плечах толстым ремнём, что заканчивался у самого его бедра. Очевидно, что сам дневник был именно там.
Спустя мгновение, данное на то, чтобы Винчестер собрался, мужчина открыл до этого зажмурившиеся веки и продолжил, как ни в чём не бывало разговор. Ни Габриэль, ни Кастиэль в это время не сводили с него длинных взглядов.
Кем бы ни был этот человек, Мэри Винчестер определённо ему доверяла, раз даже её муж после её смерти обращается конкретно к этой особе.
- Как дополнительный контакт. Её звали Мэри Кэмпбелл. - ещё одна пауза. - Да. Она мертва, и я знаю, что причина этому не грёбаный пожар. Мне нужна лишь помощь. Помощь в поисках виновного.
Джон посмотрел на внимательно рассматривающего его лицо старшего сына и тяжело вздохнул, прикрывая глаза.
- Я всё расскажу при личной встрече. Место? Время? - Винчестер вытащил из кармана куртки чёрную ручку и приложил её стержень к своей ладони, готовый записать адрес. - Канаан, штат Вермонт. До завтра сумеем добраться. Да Понял, Руфус, и наперед скажу, что благодарен вам. - просто сказал он, явно перебивая собеседника, и отключился без прощания. Телефон исчез в его кармане джинс, а молниеносно обозначившая место и время ручка скрылась во внутреннем кармане кожаной куртки.
Кастиэль оторвал взгляд от исчезающей в припаркованной эластичной Импале черного цвета семье и внимательно всмотрелся в лицо Габриэля. Зарычал двигатель красивого автомобиля и машина двинула на запад, оставляя остатки сгоревшего вместе с воспоминаниями дома далеко позади.
- Ты поступил правильно? - задал вопрос застывший за спиной Габриэля Кастиэль.
Вопрос звучал неправильно. Он звучал слишком сильно. В нём не было необходимости, и Габриэль с лёгкостью мог бы его проигнорировать, но что-то в нём заставило трикстера найти ответ. Что-то глубоко внутри шевельнулось, когда тонкий внутренний голосок насмешливо хмыкнул где-то на подкорке сознания.
- Я поступил справедливо. - и фраза застряла на одном месте.
Он мог и впрямь пытать Азазеля. Мог мучить его веками, заключив в небесном измерении, где эти самые века пронеслись бы парой минут на Земле. Но отчего-то Габриэль не хотел терять столько своего времени, которое никогда ничего не значило для проживающего свою вечность архангела. Что-то заставило отпустить принца Ада в тот самый момент, когда Габриэль мог с лёгкостью убить его.
Вот только рисковать маленьким ребёнком, малышом с серо-зелёными глазками, что с такой открытостью взирал на изгнанника небес и неудачника в этой жизни... – Габриэль понимал, что не мог подвергать риску это прекрасное существо. Казалось, Кастиэль отчего-то понял его размышления, даже не имея сил чтения мыслей.
- Я много раз думал о том, правильно ли я поступал хоть когда-нибудь? Правильными ли были мои решения, Кастиэль? - тихо продолжил вопросом Габриэль, всё так же продолжая смотреть на вытягивающуюся дорогу и больницу рядом с ней. Ветер всё так же трепал его волосы, а руки неспешно заползли в карманы и скрылись из виду. - Я никогда не поступал правильно.
- Ты поступал справедливо. - на такой же ноте повторил за трикстером Кастиэль. - Ты думаешь, что поступал справедливо.
Габриэль с трудом заставил себя повернуть голову в сторону серафима.
- Но справедливо ли ты поступил, бросив меня одного там, на небесах, Гавриил? Справедливо? Правильно? - Кастиэль приблизился к архангелу и тонкими губами едва ли не коснулся его мочки уха. - Тут ни одно из этих слов не подходит.
Габриэль закрыл глаза под тихое исчезновение Кастиэля.
- Я не знаю ответ на твой вопрос, Кастиэль. - прошептал он. Слова серафима задели его до глубины души, если таковая там имелась.
И вроде бы это был самый наилучший момент покинуть проклятую семейку Винчестеров, самый лучший момент покинуть проклятого Сэма Винчестера, но что-то было в этом неправильное. Что-то банально притягивающе неправильное в том, что он оставался ещё часами у опустевшей трассы и смотрел на прошлое парковочное место машины Импалы. В том, что он следил за скатывающимися лучами солнца, клонящегося к закату, и не замечал скопившегося под ногами снега.
Что-то в этом было определенно несвоевременно неправильное, что поселилось в Габриэле в тот самый момент. Что-то, что кричало в нём о том, что он поможет двум братьям осуществить когда-то прочитанное им пророчество в одной из книг Отца. Глупое пророчество о двух братьях, что клином высекут правила, которое он раньше не понимал, – теперь же понимание было слишком велико.