12
Первое, что почувствовал Драгош, когда очнулся, — что его страшно мутит.
Ещё толком не понимая, где находится, Драгош перевернулся на бок и нагнулся над медным тазом, который кто-то оставил для него. Пустой желудок скрутило, перед глазами заплясали цветные пятна.
Когда стало легче, Драгош перекатился обратно под одеяло, подрагивая от озноба. Вслед за неприятными мутными ощущениями пришла тянущая и неприятная боль в руке, которая становилась всё сильнее.
Драгош закатал рукав ночной рубашки и уставился в ужасе на перебинтованную до самого локтя руку, гадая, что произошло накануне вечером. Или не накануне?.. Из окон падал приятный неяркий свет, было позднее утро или даже день. А до этого?
Драгош не помнил.
Зажмурившись, он попытался сосредоточиться, но все мысли разбегались, неуловимые, выскальзывающие, как юркие рыбки. Последнее, до чего он смог добраться, было то, как они вернулись в дом в Бухаресте, и Стефан залез в ванну, а потом... потом...
Голова разболелась, и Драгош едва не застонал от этой беспомощности, слабости и угнетенности. Понятно, что он встрял в не особо приятную историю, и то, что подробности вытерлись из памяти, совсем его расстроило. Рядом с кроватью, на тумбочке среди аптекарских склянок и заготовленных чистых бинтов стоял маленький медный колокольчик. Драгош уже потянулся за ним, а потом в бессилии опустил руку на простыни.
Он не хотел никого видеть.
Ему хватило сил медленно и осторожно встать, чтобы слегка сполоснуть лицо и выглянуть в окно. Мимо прокатился на велосипеде мальчишка-разносчик из мясной лавки, на лестнице дома напротив сидела маленькая девочка, которая играла с лопоухим щенком.
И весь город полнился призраками.
Драгош отшатнулся от окна, застигнутый врасплох. Их было так много, что они сливались с прохожими, путались среди переулков и сливались с дневным светом. Казалось, их столько же, сколько и жителей города, если не больше.
С таким количеством он точно не справится. Бросив тоскливый взгляд на разобранную кровать и подавив соблазн нырнуть обратно под одеяло, Драгош вышел из комнаты. Теперь он убедился, что это всё-таки дом Стефана. Из столовой на первом этаже доносились негромкие голоса.
Драгош придерживался рукой за гладкие перила, спускаясь медленно по старой лестнице, устланной изрядно вытершимся ковром. Он сосредоточился на ощущениях — как пальцы чувствуют отполированное дерево, покрытое лаком, как нога наступает на ковер, носком, затем полной стопой. Казалось, внутри болтается какая-то опасная смесь, и его задача не расплескать её.
Подслушивать Драгош никогда не любил. Он знал, что у многих аристократов это было отдельным увлечением, как можно незаметнее узнать, о чем шепчутся в том или ином углу или в другой комнате. Драгош был далек от обмана и хитростей, уж тем более, от какого-то притворства.
Но сейчас невольно замер в полумраке коридора, который вёл к столовой. Здесь пахло пылью и — сильнее, чем в других частях дома, — полиролью для мебели, а из слуг никого и не было. Драгош остановился, чтобы побороть подкатившую тошноту, но услышанные слова его встревожили так сильно, что он невольно прислушался.
— У меня есть все основания подозревать вас, Матей.
— Да? И в чём же?
— Вы удивительным образом оказываетесь не там, где надо. И теперь это коснулось моего брата. Я навел справки, убийства начались почти одновременно с тем, как вы вернулись в Бухарест.
— Забавно, я готов выслушать ваши мысли.
— Пока нас не было, совершено ещё одно убийство. А потом вы потащили Драгоша в один из самых злачных районов, где вас загнали в проулок и едва не убили.
— Мне тоже досталось.
— Не так, как Драгошу.
— О, вы так считаете, потому что он — ваш брат?
— Сейчас его врач. И сам, лично, осматривал его после того, как ваш слуга доставил вас обоих. Ему пустили кровь, а не вам. И крепко дали по голове.
— Какой-то пьяница, которому вздумалось нас ограбить! — по интонации казалось, Матей улыбался и не особо воспринимал все обвинения. — К тому же, замечу. Это мой слуга приглядел за нами и привез сюда. Порой он куда предусмотрительнее меня.
— Как это удобно, Василаче. Пьяница куда-то делся, ваш слуга появился так вовремя... да вы просто спаситель, если так рассуждать.
— Ну да, а вы сомневаетесь?
Драгош прислонился спиной к стене. Он-то отлично знал брата и мог представить, насколько тот сейчас взбешен ответами Матея, пусть вряд ли бы это показывал хоть сколько-то. А Матей... сейчас, не видя его лица, судить было сложно, но Драгошу казалось, тот искренне забавлялся этой беседой. Резон в словах Стефана был, да только какой смысл во всём этом? Неужели Матей бы поступил так глупо? Впрочем... выглядело-то всё действительно неприятной случайностью.
За дверью столовой послышались шаги, и Стефан, уже тише, произнес:
— Я навел и другие справки. У меня достаточно много знакомых врачей в разных уголках мира. Так вот, с вашим проклятьем всё не так уж однозначно. Возможно, нет никаких ведьмовских ритуалов. Ваша мать была безумной, её диагноз не раз подтверждали. И что же передалось вам, проклятье или больной ум?
Повисла долгая мрачная тишина. Драгош затаил дыхание, понимая, как это неправильно, выслушивать всё это тайком. И в то же время ему стало интересно, что ответит Матей, а тот не торопился. Звякнул фарфор, донесся скрип ножек отодвигаемого стула.
— Я не намерен вам ничего объяснять. Ни о своем прошлом, ни о злополучном вечере. Может, вам стоит подумать, почему ваш брат рванулся к такому подозрительному типу, как я, и сам согласился на вечер в опиумной. Я же откланяюсь на сегодня. Надеюсь, он быстро поправится.
Драгош толкнул дверь, делая вид, что только подошел к двери.
Стефан и Матей замерли напротив друг друга по разные концы длинного стола. Блюда не были тронуты, легкий аромат специй и выпечки витал в столовой. Но он размывался, потому что сейчас оба стояли в позициях для дуэли. Не хватало усатого распорядителя и револьверов в каждой руке. Матей, холодно-спокойный, с каменным лицом, в модном костюме и с изящной тростью под мышкой. Напротив — Стефан, хмурый, мрачный, со взглядом исподлобья.
Оба обернулись на шум, и картинка ожила. Матей слегка поклонился, и в этом жесте что-то было от насмешки, будто именно за ним осталось последнее слово. Стефан же поторопился обойти стол и приблизился к Драгошу.
— Доброго дня, домнулы Антонеску.
— Драгош! Ты зачем встал? Почему не позвал никого? Садись, тебе надо обязательно поесть. И я посмотрю, как твоя рука.
Стефан вел себя, как и положено врачу с пациентом, спокойно, уверенно и мягко. Но теперь в тумане в голове медленно проступали события прошлых дней. И то, почему Драгош рванул из дома и почему ему так хотелось в опиумную, и видения Стефана. Все вертелось внутри, отзывалось обидой. Возможно, Драгош не выдержал и сказал бы всё честно, но пока он не готов был принять Стефана, который вел себя, как ни в чем не бывало.
Драгош спокойно дал себя осмотреть и не отказался от перекуса, но вопросы Стефана воспринимал рассеянно и невнимательно. Болит ли у него что-то? Мутит? А как рука?
Куда больше собственного здоровья Драгоша интересовало, а что же произошло в переулке. Был ли это убийца, который скрылся с места преступления? Или действительно пьяный от дешевого бренди прохожий? Какое ещё убийство совершили, пока их не было?
Надо почитать газеты и подумать в тишине. Стефан точно расскажет свою версию, а это значит, скорее всего, предвзятую и неполную. Драгош хотел с кем-то посоветоваться — вообще обо всём. И о Стефане, и о случае после опиумной, и о призраках.
Надо написать отцу. Тот совершенно далек от мистики, Бухареста и всегда поддерживал обоих сыновей. Может, они все настолько погрязли в призраках, что уже не видят чего-то очевидного.
После короткого безмолвного обеда Драгош поднялся обратно в комнату. Он хотел отправить письмо как можно скорее, а с головной болью это будет долгим занятием. Взгляд Стефана упирался между лопаток, когда Драгош вышел из столовой.
Но брат так ничего и не сказал.
Элен читала книгу, когда ей доложили о приезде гостя. Удивившись, кто бы это мог быть, она оставила роман Шелли на кушетке у окна, и спустилась вниз. Только утром она заезжала к Стефану узнать, как Драгош, а Матей редко просыпался так рано. Больше она никого и не ждала.
Но именно Матей ждал в гостиной. Серого цвета костюм отлично на нём сидел, налакированные туфли блестели, а движения были изящны и легки, как всегда. Только Элен теперь умела смотреть в его глаза. Матей улыбался, но взгляд оставался совершенно холодным.
Она порадовалась, что не сменила платье из темного бархата на домашнее, а вот волосы лишь слегка были прихвачены сзади и вольно спускались на плечи. Её не смутил укоризненный взгляд тетушки, чинно сторожившей гостя.
Но вряд ли Матей был бы рад свидетелям. Вряд ли он приехал за светским разговором.
— Мы будем в библиотеке, — обратилась Элен к тетушке. — Я обещала поделиться одним исследованием, на которое наткнулась не так давно.
— Какие книги, Элен! Я бы сейчас думала о списке гостей и ткани для свадебного платья.
— Что ж, значит, я правильно выбрал себе жену, — мягкий голос Матея обескуражил тетушку.
В библиотеке было тихо и спокойно, может, поэтому Элен её и полюбила. Здесь редко кто тревожил, а тетушка, казалось, вообще опасается высоких полок и фолиантов, будто все они наполнены чем-то злым и несут одну беду.
Матей застал её врасплох, когда за ними закрылась дверь, и он притянул Элен к себе. Поцелуй был порывистым и отчаянным. Будто за ним Матей прятал что-то большее. Сколько они уже знали друг друга, Элен всё время казалось, Матей как шкатулка со множеством потайных ящичков.
Конечно, она не была против ни поцелуев, ни чего-то большего.
Ей нравилось, как касался её Матей. Твердо и уверенно, но всегда оставляя ей возможность отступить. Боясь, что он навредит ей. В нём горела завораживающая страсть к жизни, но уже в следующее мгновение Матей спокойно рассказывал о визите к Стефану и Драгошу.
Ещё пребывая в ощущениях от его прикосновений, Элен не сразу поняла, что тот рассказывал.
— Стефан обвинил тебя? Но это же полный вздор!
— У него достаточно оснований. Я бы сам себя обвинил, честно говоря. Только мне совсем не нравится, когда обо мне наводят справки.
— Ты сам не склонен откровенничать.
— О проклятии я же рассказал.
— Стефан... ему сложно со всем этим. Да, он вырос рядом со мной и Драгошем, в Трансильвании, откуда началась легенда о графе Дракуле, но всё же он куда ближе к ученым. Ему надо знать точно.
— Неужели он до сих пор не привык к тому, что не всё поддаётся объяснению?
— Не тогда, когда это касается Драгоша, как бы странно это ни звучало. Стефан хочет разобраться, что произошло, как и все мы. Ты ничего не разглядел тогда?
— Элен, мы оба были обкурены! Знаю, нечем тут гордиться, но ты бы видела Драгоша, когда он пришел ко мне. Даже я растерялся.
— Сам ты думаешь, это связано с убийствами?
— Понятия не имею. Но я хотел попросить тебя о помощи.
— Я-то чем помогу? Даже следователи разводят руками.
— Как хорошо ты знаешь семью Мареш? Особенно старшее поколение?
— Наши семьи общаются, хотя с Талэйтой я познакомилась не так давно. А вот наши матери ведут активную переписку.
— А кто лечит старшего Мареша? Знаю, что не Стефан. Но меня заинтересовал этот тип. Я поспрашивал у знакомых, никто не знает. Ты можешь себе представить врача, о котором толком никто не знает, но кто оказывает услуги такой знатной семье?
Элен нахмурилась. Нет, она не знала. Но и интерес Матея к этому человеку её удивил. Он же сам пока не стал ничего объяснять, только предложил сегодня через пару дней выйти в театр, давали новую постановку, и весь свет будет там. Возможно, Элен сможет перемолвиться парой слов, тем более, состав актеров впечатлял.
Матей не остался на обед, усмехнувшись, что и так уже превысил терпение тетушки Элен, но перед тем, как выйти из библиотеки, обнял Элен, прошептав, как он ждет, когда она переедет к нему. Ни один мужчин так её не смущал, даже юный офицер, который писал ей стихи, когда ей было тринадцать.
Матей оставил после себя легкий хаос, пусть и внутри. А тетушка только покачала головой на рассеянную улыбку Элен.
Стефан работал допоздна.
Когда Драгоша с Матеем привезли к нему в дом, он смотрел в огонь камина, блуждая в собственных мыслях и злости — на самого себя, на брата, который даже не сказал, куда отправился, на призраков, лезущих из всех щелей.
Матей был в сознании, уже пришел в себя, а Драгош нет. Его рука была обвязана какими-то тряпками, пропитавшимися кровью, бледное лицо выглядело слишком не живым, и первым делом Стефан замер, прислушиваясь. Не обращал внимания на торопливые объяснения Матея, на встревоженных слуг, ещё сонных, но готовых исполнять распоряжения.
Стефан хотел услышать биение сердца брата.
Мерное, тихое, в грудной клетке — оно шептало, что смерть ещё не схватила его и не увела за собой. После этого Стефан запретил себе видеть в нём брата, сейчас Драгош стал для него очередным ночным пациентом. Промыть рану, зашить, проверить общее состояние, поставить диагноз.
С того момента Стефан даже не ложился спать. Только подремал в кресле в комнате Драгоша и проснулся спустя пару часов. Он ещё путался в ощущениях, а порой останавливался, даже когда шел по коридору, рассматривая подолгу узор обоев.
Волнение вместе с пустотой внутри сводили с ума. Стефан не знал, куда себя деть и к чему приложиться, метался по дому, отдавая невнятные и отрывистые распоряжения, пока не понял, что больше не в силах ни двигаться, ни переживать.
Приезд Элен он едва помнил, а вот явившийся Матей вывел из оцепенения. Стефан помнил, как Драгош и сам пропадал в курильнях, забываясь в дурмане, но уже давно туда не ходил. Конечно, Стефану казалось, что это Матей его уговорил и увел в места опасных удовольствий. Он не был готов поверить, что Драгошу было настолько плохо, что снова захотелось шагнуть в видения опиума.
Слова Матея задели что-то внутри так сильно, что Стефан признался самому себе, что вряд ли вел себя достаточно адекватно в последние дни. И даже не хотел себя оправдать.
Только теперь не знал, как подступиться к Драгошу. Тот появился в столовой настолько внезапно, будто призрак шагнул. Для Стефана мир опять раздвоился, и он снова впустил сомнения, а это ли его брат.
Драгош дышал, слабо держался на ногах и больше не истекал кровью.
Но ещё раньше он мог умереть. В вонючей подворотне, от руки пропащего пьяницы, и его бы даже не сразу нашли. Или вообще никогда, в таких районах избавлялись от трупов быстро, чтобы те не воняли. Никакого бы брата не осталось рядом.
Драгош выглядел всё ещё не особо здоровым, а последствия удара могут быть разными, стоит понаблюдать.
После сна до позднего вечера Стефан очнулся в мятом состоянии, вялый и бессильный. На каждое движение приходилось двойное усилие.
— Как мой брат? — спросил он у камердинера.
— Велел никого не пускать, отдыхает. Просил чай.
— И всё?
— Да.
Стефан не стал его тревожить, а спустился вниз работать. Накопились письма пациентов, истории болезни, которые стоило заполнить, нужно было внести порядок в расписание. Может, призраки и показывали ему мертвецов, но Стефан подумал, что уж с простыми пациентами он справится. Не закрывать же теперь приемную навсегда.
Мысли ворочались тяжело, глаза быстро заболели, поясницу ломило. Стефан с трудом сосредотачивался на тексте и путал слова, даже пока писал. Утреннее возбуждение прошло, сменившись подавленностью.
Уже близился час ночи, когда Стефан понял, что уже мало что соображает. Ему хотелось увидеть Драгоша и убедиться, что с ним всё хорошо. Прихватив свечу и бокал с бренди, Стефан поднялся наверх. Сердце громыхало в груди, а чей-то шепот скользил подозрением изнутри головы: «кого ты увидишь там?».
Стефан приоткрыл дверь, боясь, что стуком разбудит.
Брат метался по кровати, одеяло сбилось, пальцы сжимались и разжимались, волосы слиплись на лбу.
— Ох, чёрт!
Кинувшись к брату, Стефан поставил свечу на тумбочку рядом. Быстро проверил пульс и похлопал Драгоша по щекам, возвращая обратно. Тот не просыпался, только легонько застонал. Стефан метнулся к кувшину с водой, смочил тряпку и приложил ко лбу, потом плеснул воды в лицо.
Драгош очнулся с криком и лихорадочным взглядом уставился на Стефана.
Оба тяжело дышали и смотрели молча друг на друга. Каждый был близок к тому, чтобы потерять другого, и теперь Стефан всматривался в черты Драгоша, подсвеченные тоненьким огоньком. Грудь брата ходила ходуном, в широком вороте рубашки виднелись хрупкие ключицы. Может, Драгош и напоминал призрака, но сам им не был. Он был тем, кто видит их во снах и в жизни, но всегда ориентируется на брата. А Стефан даже никогда не задумывался об этом.
— Принести воды?
Драгош мотнул головой. Похлопал рукой рядом с собой, но выглядел так, будто готов, что сейчас Стефан развернется и уйдёт. Вспомнит, что Стефан больше не видит в нем брата.
Кровать была широкой и крепкой, Стефан не просто сел рядом, а улегся рядом, спрятав ноги под одеялом.
— Я видел, как люди, которых я лечил, умирают. Как я делаю аккуратный надрез, как и нужно, а он расходится под скальпелем, и мои руки заливает кровь. Я видел, как мои лекарства становятся ядом. Я был смертью.
Драгош сжал его ладонь своей, и Стефан вздрогнул от того, какая она ледяная.
— Я обращал в призраков, и они возвращались ко мне. Я видел тебя среди них. Но ты даже не узнавал меня. Это было жутко. Без конца и края. Если и есть ад, то я окунулся в него. Я до сих пор чувствую себя не совсем на месте.
Стефан повернулся к брату. Пронзительный темный взгляд походил на врата, только те, что ведут обратно из всех кошмаров.
— Я забыл, как бьется твое сердце. И когда тебя привезли вчера, думал, что уже никогда его не услышу. Прости, что сомневался в тебе.
Драгош слабо улыбнулся. А потом отвернулся и закрыл глаза.
Стефан уснул следом за ним.