-11-
Стефан сосредоточенно читал книгу. Ласковый теплый ветер щекотал кожу на шее, солнце приятно припекало, и было лениво особо двигаться. Драгош, сейчас никого не стесняясь, снял сюртук и жилетку, оставшись в одной светлой рубашке. Он удивлялся, как Стефану вообще охота сейчас вникать во что-то, мысли немного плыли, невесомые, как облака в небе.
Стефан сидел прямо на траве, позабыв обо всем на свете, на лбу залегла морщинка. Его не было дома несколько месяцев, и Драгош не мог сдержать волнения, когда ждал его вчера. На прогулку утром они отправились вдвоем, и Стефан много рассказывал, делился историями из жизни, узнавал, как шла жизнь здесь, пока не дошли до берега ручья. Стефан немедля окунулся в прохладную чистую воду, а Драгош ходил босиком по берегу, совсем растеряв свой аристократичный вид. Теперь оба уединились в своих мыслях, но это было спокойное молчание рядом с человеком, с которым вовсе не нужно постоянно говорить. Драгош приподнялся на локтях и прищурился на Стефана, разглядывая спокойное лицо брата.
— Ты здесь меняешься.
— М?
— Когда возвращаешься домой, ты меняешься.
Стефан заложил пальцем место, где читал, и повернул голову, с любопытством глядя на младшего брата.
— И каким же именно образом?
— Будто тебе нужно время, чтобы убедиться, что мы никуда не исчезли. Будто опасаешься, что однажды вернешься — и дом полон призраков, а не живых людей.
— Это не так.
Драгош не стал настаивать. Откинулся снова на траву, заложив руки за голову. Пусть сам Стефан этого не признает, но он знал — брат не любит призраков не потому, что те могут навредить, а потому что среди них он однажды боится увидеть Драгоша, Элен или родителей.
***
Матей всегда умел блистать.
Он отлично знал, как привлечь внимание, как вести светскую беседу легко и непринужденно, как уделить всем внимание. За время его не особо долгого пребывания в Бухаресте многие дома отнеслись к нему сначала с настороженным любопытством и прохладой, а слухам о его родителях не было конца. Матей отлично знал, что о нем говорят, но не обращал внимания. Вместо этого он уделял столько времени на визиты, сколько полагалось, заводил новые знакомства, напоминал старым друзьям.
И теперь ему были рады, а приглашения копились не открытыми и не нужными.
За разговорами о политике, игрой в карты, даже легким флиртом он забывал на время о собственном одиночестве. Вот и сейчас он вел беседу о мировом рынке зерновых, держа в голове последние цифры и неплохо разбираясь в этой индустрии, попивая приятное сухое вино, слегка горчащее на языке. Впрочем, мысли Матея бродили далеко от экономики, его больше волновало то, что сейчас происходит вдали от Бухареста.
Пока проклятие не окутало плотной завесой, напомнило о себе сильной слабостью в руках и ногах, пригнуло ноющей тяжестью. Резко закружилась голова, руки дрогнули.
Матея продолжал улыбаться, чувствуя, как проклятие, данное при рождении, напоминает о себе и о его матери, готовой отдать ребёнка от одной только веры, что он проклят. Он видел призраков Драгоша и то, как те уводят за собой, но это было совсем другое. Будто кто-то пил прямо вздохи из его сердца, и никак не мог оторваться.
Матей извинился и вышел из карточной игры, умудрившись тут же придумать шутку.
На самом деле, ему хотелось найти укромное местечко и переждать это состояние, которое рано или поздно проходило — иного способа он не нашел.
К его удивлению, в коридоре оказалась свободна маленькая ниша у окна, а приглушенный свет от небольшого количества ламп давал возможность скрыться от всех. Он прикрыл глаза и прижался щекой к оконному стеклу, чувствуя его приятную гладкую прохладу. Ему нравился Бухарест, он бы и не хотел оставаться нигде больше, и поэтому с удовольствием всматривался в ночь, гадая, кто ещё не спит на этих мрачноватых улицах.
Тихие шаги он услышал не сразу, но быстро подобрался.
— Я не помешала?
Талейта остановилась на достаточно вежливом расстоянии, чтобы быстро развернуться и удалиться. Она выглядела расстроенной, но Матею сложно было сказать, то ли потому что Драгоша нет, которому Талейта уделяла внимание, то ли по другой причине. Он только слабо улыбнулся, приглашая к беседе. Хотя вряд ли она задержится надолго, Талейта выглядела как человек, который собирается покинуть гостей. Уж это Матей точно мог определить.
— Ни в коем случае. На самом деле, пора домой, от вина голова разболелась. Вы тоже уезжаете?
— Да, мне прислали записку, что отцу хуже. Ему ничего не помогает!
— А что с ним?
— Никто толком не знает. У него страшные боли, они совсем перестал ходить, а врачи только говорят о скорой смерти.
Матей слышал отчаяние в её голосе, видел, как она сдерживается куда больше, чем хотела бы показать. Всегда больно терять близких, а уж когда ничего не можешь сделать...
— Мой отец тоже болел. Лихорадка, мы путешествовали в Азии. Меня даже не пускали к нему, мы общались через записки. Однажды утром я такую не получил.
— Тогда вы понимаете.
Они помолчали. Талейта шагнула ближе, и Матей подивился тому, какая она хрупкая, тонкая, в ней не было того же духа, что в Элен, скорее, она походила на туман над рекой. И сейчас этот туман горечь разрывала в клочья горечь.
— Но надежда всегда остается. Один врач помогает отцу и твердит, что надежда есть. Он носит ему настои по собственному рецепту, после которых отцу становится легче. Но и они перестали помогать. Матушка его умоляла — но он почему-то не показывался уже довольно давно.
— А где же он?
— Не знаю, дела с ним ведет матушка, я... мне только хочется, чтобы отец жил дольше.
К ним подошел слуга и вежливо сообщил, что экипаж подан, ждет внизу. Талейта судорожно вздохнула и, коротко попрощавшись, удалилась. Матей нахмурился и посмотрел на город.
Проклятие немного утихло. Но всё равно стоит поехать домой.
Дом в Бухаресте встретил неприветливым сумраком и холодом. Возвращение произошло настолько быстро, что даже не успели растопить камины и наполнить грелки горячей водой. По дороге обратно Драгош не смотрел на Стефана, а тот все время то дремал, то бездумно наблюдал за пейзажами. Последние сказанные им слова словно прилепились к обоим, но, кажется, Стефан даже не понял, что сказал.
Драгош жалел, что с ними не было Элен, она ехала в отдельном экипаже. Перед отъездом она хотела подобрать утешительные слова, возможно, у неё даже получилось бы, но Драгош поспешил нырнуть внутрь, не желая этого утешения. Ему и так было не по себе, пусть он и убеждал себя, что Стефан не до конца пришел в себя после долгого пребывания в мире призраков и своих кошмарах.
Слуги не удивились такому неожиданному возвращению, видимо, Стефан не раз бросал все дела и исчезал на несколько дней, чтобы потом вернуться. Но дом всё равно казался особо холодным и темным. Стефан рассеянно отдал распоряжение об обеде и почти сразу исчез в своем кабинете.
Драгош почувствовал себя нежданным и не особо желанным гостем. С силой сжав ручку саквояжа, он несколько секунд колебался, а не найти ли комнаты, которые можно снять, чем стать обузой. Настаивать на каком-то разговоре он не смел.
Жалкий, младший брат, который только и может что видеть густой мир призраков. Зачем он здесь сдался?
Его окликнул кто-то из слуг, и Драгош понял, что даже не знает его имени. В Трансильвании он такого себе не позволял. Оказалось, за время их отсутствия началась путаница с заказами запасов еды, как и с оплатой повседневных счетов, а женщина, которая вела дела Стефана, не так давно попросила расчет в связи с необходимостью ухаживать за больной матерью.
— Домнул Антонеску — ваш брат — хотел нанять новую, но не успел. Такое и раньше бывало, и он сам разбирался в заказах и счетах, любил быть в курсе дела. Как думаете, когда его можно побеспокоить?
Драгош покачал головой, сам не зная ответа на этот вопрос. А потом протянул руку за запиской, видимо, от одного из продавцов, чтобы посмотреть. В конце концов, отец учил его разбираться с делами, пусть между ним и сыновьями всегда оставалась негласная договоренность, что рудниками будет заниматься умелый управляющий. Но это не значит, что Драгош не мог справиться с такими пустяковыми хлопотами.
Саквояж с негромким стуком упал на пол, и слуга поспешил его поднять, когда Драгош молча направился в комнату, которая считалась его кабинетом.
Стефан не мог собраться с мыслями.
Он даже не особо понимал, где находится, чей это дом? Это раздражало и вселяло неуверенность, к которой он не привык. Обрывки того, что он видел, преследовали всю дорогу, и он радовался, что от тряски кареты не было заметно, как он вздрагивает. Хуже всего было не смотреть на брата, ведь тот выглядел таким угасшим и потухшим.
Стефан терялся в простых мелочах и ощущал усталость в каждой мышце как после дня тяжелого труда. Он долго пытался сосредоточиться на одной мысли, когда позвал слугу с какой-то очевидной просьбой.
Всё не так. Может, он сам не такой.
Стефан мрачно пил чай в кресле у камина, позабыв про другие дела, про пациентов, которым стоило сообщить, что он вернулся и назначить дни приема. Голова кружилась, чашка в некрепких руках подрагивала.
Хотелось стереть с себя дурные дни, которые он проблуждал в собственных видениях, соскрести с кожи, как неприятную шелуху. Ванну приготовили на втором этаже, и Стефан с неудовольствием вылез из кресла. Ему почудилось, что один из макетов черепов, стоявших на полке шкафа, треснул, и из этой трещины вытекает густая темная кровь. Отвернувшись, Стефан направился наверх.
Видимо, он уснул, потому что когда открыл глаза, обнаружил, что его кожа покрылась мурашками, вода остыла, а кто-то приоткрыл окно так, что холодный воздух быстро выстудил всю комнату. Одежда небрежной кучей валялась на стуле, и это не было похоже ни на самого Стефана, ни на его камердинера, впрочем, даже хорошо, что сейчас никого рядом не было.
Тихонько скрипнула дверь, и в комнату осторожно заглянул Драгош. Он был без сюртука, распустил шарф и закатал рукава рубашки. Его глаза расширились, когда он увидел распахнутое окно, и он подорвался, чтобы захлопнуть ставни, а потом выскользнул обратно в коридор. Для Стефана все эти движения были так стремительны, что он не успевал за ними следить, когда в комнате появились другие люди, таз с чистой горячей водой, а кто-то за спиной аккуратно полил ту на спину Стефана.
Драгош умело распоряжался без слов, будто за все это время в доме брата, научился какому-то особому языку жестов со слугами. Те изредка что-то уточняли, а потом быстро исчезли. Стефан притянул колени ближе к себе и положил на них подбородок, отогреваясь снова в ванне.
Он не знал, что делать дальше. Ещё пару дней можно прятаться за болезнью, а что потом? Как он может стать врачом, если вместо жизни несёт смерть? И так ли себя постоянно ощущал Драгош?
Вскинув голову, Стефан посмотрел на брата, который подливал последний кувшин горячей воды, видимо, больше никому это не доверив. Внезапно Стефана это разозлило — в конце концов, он взрослый мужчина, а не беспомощный младенец! К тому же, он никак не мог победить в себе эту мысль: перед ним не Драгош. Тот Драгош умер, остыл среди лесных корней. Чужак, принявший его облик, который занял его место.
— Уходи, — Стефан выпрямился и отвел руку брата с пустым кувшином. — Я сам справлюсь. Разве у тебя нет других дел? Какого-нибудь спиритического сеанса или приема, на которым ты будешь сидеть мрачной тенью в углу? Я сам.
Кувшин глухо ударился об пол и покатился по полу, стукнувшись в конце о ножку стула. Драгош поднялся и медленно проверил, что вся необходимая одежда для Стефана на месте. Он вышел, не оглядываясь. А Стефан откинулся назад, рассматривая потолок. Ему надо вылезти, вода скоро снова остынет.
Надо просто встать. Маленькое усилие, которое ничего не стоит.
Пальцы сжались на краях ванны, Стефан подтянулся и осторожно поднялся, не доверяя сам себе. Аккуратно перекинул ногу, потом вторую. Ну что ж. Возможно, теперь стоит выпить чай.
Драгош выскочил из дома, сам толком не понимая, а куда ему идти. Он точно знал, что невыносимо оставаться сейчас рядом со Стефаном. Никогда раньше между ними не было такой пропасти, и Драгош представить не мог, как ему справиться.
Он брел по улицам, толкая прохожих, не обращая внимания ни на звуки трамвая, ни на цокот копыт лошадей по мостовым, ни на блеклых призраков, всегда круживших рядом. Это так глупо! Драгош чувствовал чудовищную усталость, хотя отлично понимал, что ей неоткуда взяться. Он же не на рудниках работал!
Мир протекал призраками, а Драгош не желал от них отвязаться. Пусть будут рядом. Пусть их голоса наполнят его, чтобы он не чувствовал эту чудовищную пустоту, разъедавшую изнутри. Он всегда доверял брату, и если сейчас Стефан так упорно видел в нём чужака, может, так и есть? А сам Драгош не готов это признать.
Дом Матея вырос внезапно, после очередного поворота. Кажется, Драгош прошел через парк, едва не свернув в сторону кладбища. Где-то звонили колокола, их звон гудением отзывался в голове. Драгош колебался прежде, чем стремительно взбежать по ступенькам, и в отчаянной надежде позвонить в дверь. Ему открыл тот же мрачный слуга, который так же работал кучером, и даже не пытался выглядеть опрятно и подобающе. Впрочем, почему-то другого слугу и сложно было представить в доме Матея. А ещё тот не отличался многословностью и излишними манерами. Драгошу даже объяснять ничего не пришлось.
— Домнул Василаче сейчас немного занят, но распоряжений не было, чтобы не пускали гостей. Я вас проведу в каминную и предупрежу хозяина. Кофе?
Драгош кивнул.
Дом Матея уже во второй раз производил на него впечатление смеси шкатулки чудес и лаборатории ученого, и придя сюда во второй раз, Драгош вдруг ощутил себя здесь уютно. Пока, конечно, никакое проклятие не пыталось забрать его жизнь. И если сначала Драгош удивился, что невольно сам свернул в сторону дома Матея, то сейчас понял, что мало куда ещё мог пойти в Бухаресте. Прав был Стефан, для прочих он годится разве что как медиум, который приносит развлечение.
Каминная комната была маленькой, в отличие от остального дома в светлых тонах, с одним узким окном. Шторы отдернуты, а вещиц почти и нет. Пахло старой кожей, крепким табаком и воском. Пусть в доме и царил некий хаос, но за порядком тут следили. На низком столике у камина осталась открытой коробка с трубками. Драгош с интересом разглядывал их, даже коснулся теплого резного дерева кончиками пальцев. Вещи тоже хранят своих призраков — в историях, а здесь истории таились в каждой вещи. Трубку Драгош никогда не курил, Стефан предпочитал сигареты, а вот отец был знатоком табака.
Матей ворвался в каминную в возбуждении, с горящими глазами, в его приветствии не скрывалась радость и ожидание новостей. Он даже не остановился, остановившись сначала у каминной полки, потом прошелся из угла в угол. Драгоша такие стремительность и энергия смущали, но и завораживали. Казалось, для Матея не существовало никаких преград, его бурные действия ничто не могло остановить.
— Ну? Как Стефан? Ты куришь? Нет? А давай вызовем призрака, чтобы вернуть тебе голос, и поговорим нормально.
Драгош колебался — но недолго. Ему и правда хотелось с кем-то поделиться, но пока он всё это распишет, пока подберет правильные слова... К тому же, призраков легко было позвать, они всегда рядом. Всегда скребутся и находят его.
Ему даже не нужно было зажигать свечи или глубоко погружаться в этот мир, несколько вздохов — и появилась девушка-призрак.
Драгош долго откашливался, запинался, путал слова — как оказалось, говорить тоже можно отвыкнуть. Слова казались непривычными, глухими, чужими. Так что история заняла куда больше времени, чем он думал.
Когда он закончил, девушка-призрак танцевала у камина, а Матей набивал трубку. Тишина уже стала для Драгоша привычной, да и он никогда не умел вести беседы.
— И что, Стефан сейчас отмокает в ванне в полном одиночестве? А Элен?
— У неё дела с тётей, она завтра нанесет визит.
— Тогда у нас вечер впереди. И, думаю, нам не помешает от всего этого немного отвлечься. Как идея?
Драгош знал некоторые места Бухареста, в которые люди его круга заходили с осторожностью, оглядываясь по сторонам, не увидел ли кто. Где подавали опиум, а ласки девушек уводили в приятную истому.
Как оказалось, Матей тоже хорошо их знал.
Они шагали по узкому коридору, по мягким коврам, ловя приглушенные звуки из закрытых дверей, смех и шепот. Матей уверенно вёл вперёд, а Драгош не возражал. Ему действительно хотелось только какого-то спокойствия, умиротворения, передышки. На время отрешиться от призраков, проклятий, Стефана, который прогнал его, от мира, который, казалось, сам выталкивал Драгоша... куда-то.
Их отвели в отдельную комнату, где были навалены подушки, а низкие мягкие лежанки казались почти вровень с полом. Душный воздух, пахнущий отчего-то пряностями, пропитывал одежду, и Драгош, не задумываясь, скинул сюртук. Здесь уж точно никто не видит.
Когда принесли поднос со всем необходимым, Матей уверенно принялся за дело. Драгош только наблюдал, хотя сам отлично помнил, как пользоваться опиумной трубкой.
Он плыл. Запрокинув голову, не чувствуя ничего, только мягкий свет, который касался кожи, рёбер.
Его костей.
Мертвецов не было рядом, никто не шептал истории, не звал на кладбище, можно было только наблюдать за рукой, пальцами, за воздухом, который входит и выходит из легких.
Драгошу это почему-то показалось очень смешным, он растопырил пальцы и показал их Матею — смотри, какие они живые! На них нет следов мертвецов. Матей качнулся к нему, но ничего не сказал.
Драгош не знал, сколько прошло времени, всё слилось в мягкий туман в голове, пока его кто-то не толкнул в плечо — Матей.
— Идем. Надо подышать.
Идти никуда не хотелось, только продолжать плавать в приятных светлых образах, где не было брата, которому чудятся мертвые пациенты. Но Матей настойчиво тянул за собой, хотя сам шатался, а потом даже не справился с тем, чтобы надеть пальто. Об экипаже, конечно, никто не подумал, а когда они вывалились на улицу, ни одного не оказалось.
— Да тут недалеко. До моего дома, да-а-а. Смотри-и-и, какие звёзды! Пройдёмся, а?
Дорогу, кажется, оба помнили плохо. Долго плутали вдоль реки, а потом свернули не в тот проулок, зайдя в тупик. Матей хмуро оглядывался по сторонам, выглядывая среди бедных домов свой — но всё-таки понял, что ещё рано.
От ночного свежего воздуха только ещё больше захотелось спать, так что Драгош потянул обратно к выходу на улицу.
Он успел заметить, как перед ними мелькнула какая-то тень, потом раздался вскрик Матея, а сам Драгош уставился на порез на руке. Боли не боль, но тёмная от ночи кровь капала на землю.
Потом послышалась возня, мелькнула ещё одна тень — и Драгош провалился во мрак.