10
Матей, распластавшись, лежал на кровати с полузакрытыми глазами.
Шевелиться не хотелось, и только пальцы медленно водили по шелку простыней, едва заметными движениями. Однажды Матей долго пытался освоить науку расслабления и даже погружения в транс, надеясь в этой практике отыскать для себя спокойствие хотя бы ненадолго. Ничего не вышло. Опиум помогал лучше.
Сон никак не шёл, а громадная комната терялась во мраке, но зато не было ощущения, что стены давят, а потолок слишком низкий. Он мог бы подняться и занять себя чтением книги, или дневниковыми записями, которые вёл многие годы.
Матей крепче закрыл глаза.
В этом не было смысла.
В такие часы ему всё казалось слишком бессмысленным и пустым, как внутренность барабана, а он сам — натянутая кожа. И ничем не заполнить то, что внутри. Обычно он предпочитал двигаться, встречаться с людьми, заводить странные знакомства, теряться в богемном обществе и оставлять за плечами город за городом. Как будто от проклятия можно убежать!
Приподнявшись на локтях — движение, которое стоило определенных волевых усилий — Матей задумчиво огляделся, выхватывая из темноты силуэты предметов. Накрытая шелковым одеялом птичья клетка, стопки книг, пустая бутылка из-под вина и бокал, картины уличных художников, шкафы, забитые находками со всех уголков мира.
Его сокровищница. Может, он так и остался маленьким мальчиком, который прячется от мира под ворохом чужих вещей, надеясь из них построить крепость. Только это не помогало, проклятие жило внутри него, а не снаружи. Он не знал, из чего строить крепость внутри самого себя — из костей и жил? Из крови?
Матей медленно сел на кровати и зажёг маленькую свечку. Крохотный огонёк трепыхался теплом и мягким светом, которого едва хватало, чтобы видеть линии на ладонях.
Однажды он встретил цыганку и попросил погадать ему о долгой жизни и счастливой любви.
— Соври мне, — улыбался он, — как врёшь всем.
— Ты сам знаешь свою судьбу.
— Вдруг есть ещё что-то. Что-то большее.
Цыганка смотрела серьёзно и долго, и улыбка медленно таяла на лице Матея. Да на кой-чёрт ему огромное наследство, если даже цыганка не может соврать за щедрую плату? Её морщинистая рука сжала его ладонь в кулак, качнулись золотые серьги в ушах.
— Ты слишком много знаешь, чтобы тебе врать. Но всё меняется. Найдутся и те, кто сможет тебе помочь. Иди за призраками и смертью. Ищи тех, кто слышат, как бьются сердца. Может, тогда будет и долгая жизнь, и любовь.
Матей тогда почувствовал горечь — ему даже недоступна маленькая ложь от старухи-цыганки! Хотелось рассмеяться злым смехом и бросить горсть монет на перекрестке ради сделки вечной жизни. Стать тем, кем его считала мать, — проклятием не себе самому, а другим. А потом он услышал про медиума из Бухареста.
Матей поднялся и накинул халат из китайского шёлка с вышитыми птицами. Немного опиума поможет прогнать тревоги и усталость, которая всегда тяготела на плечах.
Мысли метнулись к Элен.
Может, зря он её в это втянул. Может, стоило извиниться, отказаться от своего предложения, вернуться в Китай, в котором он провёл не один год, ведь Стефан так близок был к истине. Что он может ей предложить? Разделить с ним его же проклятие? Говорят, самое сильное чувство в мире — это любовь. Но какая же сила тогда может быть у не-любви? Когда мать готова убить собственного ребёнка, веря, что так лучше?
Матей боялся.
Того, что и сам внутри испорчен, и эта порча обязательно затронет кого-то ещё, но он так устал быть в одиночестве. И ведь всего лишь хотел познакомиться с Элен, когда услышал о женщине-медиуме из Трансильвании. Он не думал, что поездка обернётся настоящими призраками, магами и близостью с незнакомкой.
Отчасти он даже завидовал обоим Антонеску — их было трое! Изменилось бы что-нибудь в жизни Матея, будь у него сестра или брат? Мысль ему одновременно и понравилась, и нет. Возможно, до кого-то одного из них его безумная мать дотянулась бы. А ещё Матей хотел бы знать, чего ему досталось больше — магии или безумия. Решит ли он однажды убить жену, посчитав, что в той зреет тьма, а плод проклят?
Уехать! Сейчас же, собрать самые нужные вещи, бросить отцовский дом в Бухаресте, в спешке гнать на край земли, меряя не годами, а расстоянием собственную жизнь.
Лихорадочно, почти в горячке, Матей заметался по комнате, пока не наткнулся на тёмное зеркало в углу. По выдуманной причине, которую и сам не мог до конца себе объяснить, он избегал собственного отражения. Но сейчас ему почти до боли хотелось дотронуться до холодного стекла, которое показывало его двойника.
Он затаил дыхание и приблизился к зеркалу. Ничего, просто усталый мужчина в полумраке комнаты. Будто добровольно запертый отшельник в тёмной башне, которую сам и построил. Не таким он хотел быть.
Порыв уехать сейчас быстро погас. Это было бы трусостью и побегом, а трусом Матей себя не считал, скорее, глупцом, который никак не может успокоиться. Тем более, если ночью он позволял себя так валяться, то днём выходил на прогулки, а в Бухаресте ещё оставалась одна загадка.
Убийства.
И он вполне может себя ею занять, чтобы заодно скрыть невольное волнение за Стефана, Драгоша и Элен. Пусть он пока не стал особо близок братьям, но понимал, как страшно, когда с близким человеком беда. Матей видел то, как привязаны братья друг к другу, и даже представить не мог, что будет с ними, если один уйдёт из жизни. Он не сомневался, что в каждом из них крепкий дух, но любого можно сломить. А как же Элен? Чем он может помочь?
Матей просмотрел почту, принесенную ещё вчера. Его приглашали на очередной званый вечер, и он невольно усмехнулся. Ничего, пройдёт немного времени, и Матей Василаче перестанет быть диковинкой.
Но кем он хочет быть на самом деле?
Матей прикрыл глаза и стиснул зубы. Его ждут дела, а не только светские приемы.
А пока он мрачно курил опиум, окруженный мёртвыми вещами.
Драгош пытался завтракать.
В этом доме точно не придавали значения еде, каша больше походила на серую безвкусную массу, ещё и еле тёплую, пили только чай, а масло застыло неаппетитным желтым камнем.
Да и не то, чтобы он особо обращал внимания на вкус еды, но прекрасно понимал, что могут потребоваться силы для встречи с призраками. К тому же, что в Трансильвании, что в Бухаресте всегда готовили вкусно, и теперь казалось непривычным смотреть, как комочки овсянки падают со шмяканьем в тарелку.
Всё время Драгош посматривал на Элен, приезду которой искренне радовался, хотя догадывался, что его улыбка выглядела весьма скупой и не очень долгой. Слишком тревожные мысли бились внутри и мешали обращать достаточно внимания на реальность вокруг. Хотя он удивился, как даже после дождливой дороги и вынужденной остановки с каретой Элен выглядела свежей и отдохнувшей. Драгош легко отнес это к разряду мировых тайн, которые ему никогда не разгадать, и сосредоточился на более насущном.
Как провести сеанс.
Теперь в доме находились два медиума, слабый болезненный мальчик и Стефан, который так и не пришёл в себя. Что могут сделать призраки с ними, если обитают в этих стенах, давно впитавших тоску своих обитателей? А в том, что дни здесь текли нерадостными серыми буднями, Драгош не сомневался. Хватило одного взгляда на постное выражение старшей хозяйки и тонких всхлипов её дочери, которая не так давно примерила терпкий траур. Старик так и спал в своем кресле, и Драгош невольно подумал, не призрак ли это, видимый только ему одному.
От громкого всхрапа вздрогнули все, так что Драгош успокоился.
Если и есть тут мертвец, то совсем иного рода, чем скелетообразный старик в промятом кресле и выцветшем халате. Каково расти ребёнку в таком доме? Совсем одному?
Вспомнилось, как девушка, которая едва не стала его женой, поражалась ужасам отдаленной и мрачной Трансильвании в окружении Карпатских гор и полей. И всё спрашивала Драгоша, не хотелось ли ему чего-то большего, перебраться в город, завести знакомства с другими людьми.
Драгош тогда недоумевал. Там он вырос, там была его семья. Он неуклюже знакомился с делом отца по добыче драгоценных металлов, даже ездил на рудники, а как цвели поля всеной! Или как прекрасно выглядели горы в осенней дымке, где прятались дворцы и замки. А замок графа Дракулы выглядел жутко только в описании английского писателя.
Но теперь Драгош представил долгие одинокие дни, унылость пошарпанных стен, поджатые губы бабушки, которой явно нравилось руководить в этой семье. Вот здесь ему было бы одиноко. Так недолго и призраков увидеть — от скуки и когда никого нет рядом.
Да ещё и смерть главы семьи... что испытывал маленький ребёнок, хоронивший собственного отца, а потом вынужденный вернуться в пыльную серость дома, больше напоминавшего монашью обитель?
Закончив с завтраком, Драгош стремительно поднялся из-за стола и едва не опрокинул на себя чашку с блюдцем и остатками невнятного чая. Из сена он, что ли?
Но тут няня вывела мальчика лет десяти, держа ладошку. Андрей крепко сжимал фигурку оловянного солдатика и смотрел в пол. Молча залез на стул и почти незаметно вздохнул при виде каши.
— А джем закончился?
— Тише, Андрей, — одёрнула его бабушка. — Веди себя прилично, у нас гости.
Только сейчас тот поднял взгляд и со смесью удивления и ужаса посмотрел на Элен и Драгоша. Казалось, он совсем не привык к незнакомцам и теперь с жадным детским вниманием разглядывал каждого из них, будто решая для себя нехитрую задачу, кто они для него? Придя к какому-то выводу, Андрей повернулся к матери:
— Другие врачи?
— Нет. Ешь, а то занятия пропустишь. Как твои успехи в математике? И стоит подтянуть историю, ты путаешь важные даты.
Драгош онемел — если бы мог ещё больше, конечно. Их со Стефаном тоже обучали дома в таком возрасте, мама не хотела отправлять маленьких сыновей слишком далеко, считая, что кроме образования ещё важно внимание родителей, да и учитывая призраков Драгоша так было проще. Стефан уехал первым, потом и Драгош. И всё же... он не помнил, чтобы мать хоть раз вот так их допрашивала. Она с удовольствием читала им, рассказывала сказки, помогала разобраться с чем-то сложным. Но никогда не требовала.
Андрей только понуро кивнул. Судя по нахмуренным бровям Элен, ей тоже такие утверждения показались странными, но они здесь мимолетные гости, а не воспитатели, пока и своих-то детей нет. И всё же она постаралась мягко объяснить:
— Мы те, кто может увидеть невидимое. И если нечто причиняет тебе зло, то прогоним его.
— Мне никто не причиняет зло, правда.
— Но ты разрешишь нам взглянуть?
— А у вас есть такая же интересная штука, как у того дяди? Он приехал до вас.
— Стетоскоп, которым слушают сердце? Прикладывают к рёбрам?
— Да!
— Нет, но есть кое-что другое. Я покажу, если ты немного поешь. А то вдруг не будет достаточно сил! Всегда нужны силы, чтобы выздороветь.
— Хорошо. А мне понравился тот дядя. Он спрашивал и слушал, что я рассказываю.
Драгош почувствовал лёгкую гордость за брата. Врач, который помогает даже одиноким мальчикам в каменных замках. Может, и не было никаких призраков. Может, стоило просто дать Андрею немного внимания? Ведь наверняка предоставлен сам себе, кроме часов занятий. Или, наоборот, за ним всегда следят. Даже чтобы не было джема в каше.
Драгош всё-таки извиняюще кивнул и поднялся к Стефану. Обученная помощница врача, которая приехала с рассветом, уже убралась в комнате и покачала головой на вопросительный взгляд Драгоша. Никаких изменений.
Сейчас, в хмуром утреннем свете Стефан выглядел не лучше, чем ночью, но Драгош уже научился отличать едва заметные движения грудной клетки, призрачные вздохи. Ужасная мысль скользнула к нему — а что если Стефан уже призрак? Что если для него граница жизни и смерти так истончилась, что осталось только мерное дыхание, но он сам теперь слишком далеко?
Драгош схватился за стену, чувствуя, как тонет в этом тихом ужасе, в мире без брата, где осталась только его смерть. Он так не может. Подавленный одной мыслью об этом, он невольно и сам перешел в более смазанный мир мёртвых душ без всякой подготовки, желая проверить, а что со Стефаном.
Призраков рядом не было.
Но этот дом... Драгошу было не по себе. Будто зло обволокло стены и проникло в сам остов, в кости из досок пола, в стекла окон. Мутная комната, которая утопала в пыли и серости, как под тонким погребальным саваном. И такая же тонкая паутинка покрывала Стефана. И в любых звуках дома Драгош слышал только одно — унылую музыку мертвецов, самой смерти, неживую, без внятной мелодии. Даже ему стало страшно.
— Драгош! Ты в порядке?
Чьи-то руки легли на плечи, и человеческое тепло вытянуло его из этого пустынного места. Элен с тревогой смотрела на него, от неё едва уловимо пахло цветочными духами, её платье шуршало при малейшем движении. Он не хотел её пугать и не хотел делиться тем, что видел. Лучше скорее уехать отсюда, только вытащить Стефана обратно.
Так что он медленно кивнул и поспешно вышел из комнаты. На брата он больше не взглянул.
Аскетичная гостиная так и навевала самому стать призраком и уныло парить в воздухе в стенах холодного дома.
Драгош тщательно готовился. Не просто призыв призраков, от его действий зависело и здоровье мальчика, и жизнь Стефана. Он не мог ни в чём ошибиться. Смерть — настолько тонкая материя, что одно прикосновение к ней могло обернуться бедой и растертым между пальцами прахом.
Все расселись по стульям, оставив центр комнаты свободным вместе с небольшим кофейным столиком, на котором Драгош разложил несколько крепко связанных мешочков, оберегов и даже пару костей животных. Бормотание старухи мешало, в нём слышались слова молитв и пустые обещания служения, если с мальчиком всё будет хорошо. О Стефане она не просила, и Драгоша это невольно царапнуло. Его брат, который никогда не отказывал в помощи другим, теперь оказался чужаком, помехой и обузой. Возможно, только поэтому Драгошу и разрешили провести ритуал. Может, думали, чем быстрее они выяснят, что не так с Андреем, тем скорее толпа гостей покинет не очень гостеприимный дом.
— Вы ему мешаете, — Элен подошла к старшей хозяйке и, подобрав юбки, отливающие бордово-красным, села рядом. На ней почти не было украшений, разве что тонкая нитка жемчуга, но на фоне остальных серых лиц и блеклых платьев она казалась сполохом. Огнём, который светит для тех, кто слишком далеко ушёл гулять с мертвецами.
К тому же, Элен умела убеждать и мягко склонять на свою сторону. Вот и сейчас, в последний раз перекрестившись, женщина замолчала и только шумно выдохнула. Неодобрительно покосилась на Элен, но та только улыбнулась с сочувствием.
— Извините, что тревожим ваш дом. Понимаю, как это всё непросто и сложно. Смерть отца мальчика, его болезнь, одиночество. Мне бы здесь тоже хотелось обратиться к кому-то за помощью.
Драгош отлично знал, что Элен в отличие от своей тёти и матушки редко ходила в церковь и перестала молиться, как только няня махнула рукой на то, чтобы заходить к ней перед сном. И предпочитала выбирать свою дорогу, даже если это означало связать себя с мужчиной под проклятием.
Возможно, они с Матеем подходили друг другу куда больше, чем казалось в начале, но о его истории Драгош собирался узнать все возможные подробности. Потом. Если вернёт Стефана.
— Он — нечестивец, и всё тут.
— Мама! — воскликнула молодая хозяйка так, что у Драгоша из рук выпала свеча. — Не говорите так. Андрей впечатлительный.
— Ты его дурно воспитываешь. Он без усердия молится и твердит, что Создателя нет, нет ни рая, ни ада, а только мрак. Ты была воспитана в наших традициях, а посмотри на Андрея.
— Его болезнь никак с этим не связана.
— Возможно, ты сама мало молилась. И теперь привела в дом не только врачей, которые при любом случае пускают кровь, но ещё и колдуна. Я не могу на это смотреть.
Взмахнув пухлыми руками, сердитая, она поднялась и поспешно вышла из гостиной. Драгош не мог не признать, что даже дышать стало как-то легче. Врач смутился и неуклюже поерзал на стуле, но по его движениям было заметно, что такое поведение ему не в новинку. Может, он знал и больше об этой семье, но не стал делиться.
Элен пересела ближе к Андрею и как-то по-матерински и тепло его обняла. Мальчик невольно прильнул и подался к ней, может, от холода, может, от того, что его собственная мать только сжала руки в кулачки и уставилась в одну точку на стене.
Всё было готово.
Драгош пренебрег всеми фокусами или впечатляющими деталями, здесь они точно выглядели лишними. Он позволил призракам ощутить его, слышащего их музыку мёртвых, шелестящих истлевшим лесным мхом на собственных костях. Те явились легко и быстро, скользнули внутрь дома, и душный аромат фиалок наполнил воздух. Драгош прикрыл глаза, его веки трепетали. Будь тут один или два призрака, он бы справился и так, но сейчас куда важнее было чувствовать, кто из них связан с Андреем или Стефаном.
Он раскинул руки в сторону, раскрываясь им навстречу, позволяя дотянуться до костей, под которыми звучало его живое сердце. Стефан всегда слышал этот стук, даже когда их разделяли километры и страны. Легкая пульсация, протянутая между ними ниточка, сплетенная из света жизни и мрака смерти. Даже если до этого Драгош ощущал себя не целым, без части чего-то, то этот тихий стук напоминал, что брат его всегда считал живым.
Драгош тянулся к брату.
И искал того, кто принес нездоровые ощущения в жизнь мальчика.
Призраки шептали истории, вспоминали, как умерли, жались к стенам, на которых пытались нацарапать слова туманом собственных тел. Становилось всё тяжелее, и паника начала подкатывать к горлу, стискивать кости, выворачивать нервы.
По следам мертвецов я всегда найду тебя.
Чьи это слова, его, Стефана? Обрывки чужих мыслей? Оборвавшийся смех, горький плач, сильных запах гниения, провалы глаз. И чем дольше Драгош касался призраков, тем сильнее признавал себя одним из них.
Это у него болит шея от верёвки. Это он бился в гробу, похороненный заживо, это у него за спиной всегда мёртвая сестра, это он сам хочет жадно припасть губами к тёплой коже и прильнуть к сердцу. Пробраться через человеческую плоть.
Он — могильная тема и шум задвигаемой крышки гроба.
Ему уже никогда не найти брата.
Драгош невольно потянулся за всеми ними сразу, хлынувшими волной в того, кто готов услышать.
Стефан, Стефан, Стефан!
Отчаяние, смешанное с тягучей незримой тоской, которая сочилась из него.
Усилием воли распахнув глаза, Драгош увидел не скудную гостиную, а тот расплывчатый мир, доступный видению призраков. Как они видят живых — тёплыми светлыми пятнами, громкими и постоянно в движении, которые то исчезали, то появлялись. Но он был для них всегда, никуда не таявший встрепанный мальчишка с сердцем, которое однажды замерло на пару секунд.
И тут Драгош увидел его. Сутулый мужчина с тёмным взглядом, квадратным подбородком и большими руками. На удивление, он улыбался и играл с мальчиком у камина, который заливался смехом и просил ещё поиграть в солдатиков.
Картина исчезла. Появилась другая — мужчина стоит у кровати сына и протягивает солдатика, мальчик тянется... и сам падает без сознания.
Нет ничего сильнее любви, которая возвращает даже мёртвых, и Драгош знал это сам. И уж с призраками он мог говорить. Такими же обрывками, образами, вниманием. Мужчина удивленно обернулся и долго, вдумчиво смотрел на него, с грустью человека, который знает, что слышит правду, но не готов её принять. Слишком больно.
Драгош знал, что ещё немного — и он останется в этом мире навсегда. Призраки сильны, а он всё ещё не так уж уверенно себя с ними чувствует. А ему ещё надо было найти Стефана.
«Кто такой Стефан?» — мысль мужчины скользнула и обвилась вокруг них.
«Мой брат. Такое же пятно. Ему здесь больно и тяжело».
«У него глаза на твои похожи. Я покажу».
Драгош обычно не помнил своих путешествий с призраками, и, наверное, правильно. Слишком тяжело и странно для человека, но сейчас он танцевал на тонкой грани, где-то между, почти в лимбе. Шагнул, скользнул, направился за мужчиной и в другой расплывчатой серой комнате увидел Стефана.
Брат, гораздо моложе, чем сейчас, сидел прямо на полу комнаты, в рубашке с закатанными рукавами, и читал письмо. А потом поднялся, всё тут же изменилось — и перед Стефаном ряд коек, на которых с распахнутыми глазами лежали трупы. Драгош вслушался в лёгкий шум — это стоны, последние вздохи умирающих.
— Врач мертвецов, — Стефан смотрел на них, замерев. — Я не могу спасать жизни.
Драгош бросился к брату и взял его за руку, ведя за собой. Хватит с него этого ужаса, хватит с них обоих этого дома и чужих голосов. И когда призраки снова закружились вокруг двух братьев, Драгош замер.
Медленно он поднял на них взгляд, полный скорби и усталости, и только несколько слов прорвалось через их строй.
Уходите. Оставьте нас.
Голос того, кто сам бывал среди них, кто гулял среди могил и знал тайны, кто пил кровь брата и танцевал в призрачном лесу. Голос, которого они не могли не послушаться, пусть вскоре и забудут его хлёсткие слова.
Я отпускаю вас. Вы здесь не нужны. Здесь только люди, под моей защитой.
Они остались одни, хотя Стефан ничего не замечал, он просто смотрел перед собой.
Драгош повернулся к нему и порывисто обнял, будто оба находились здесь полностью в своих телах и сознаниях.
— Идём домой.
Когда Драгош пришёл в себя, стоял поздний вечер. В комнате растопили камин, он сам лежал под кучей одеял, где-то слышались голоса. Драгош вовсе не ощущал себя отдохнувшим или выспавшимся, голова гудела, а всё тело адски ломило.
Комната кружилась, как в дурном вальсе, шаталась и теряла очертания. То ли тени гуще стали, то ли пламя то вспыхивало, то опадало, но Драгошу казалось, он всё ещё блуждал в темноте и призраках. Ему не хотелось оставаться в этом доме ни минуты больше.
Но как же Стефан?..
Драгош едва не рухнул, когда резко вскочил на ноги, вцепился в стол рядом, тот с грохотом свалился на пол. На шум вошла Элен, за ней — бородатый врач. Оба с тревогой всматривались в Драгоша, пока он пытался понять, где верх, а где низ комнаты.
— О, Драгош!
Элен помогла ему сесть обратно и попросила принести сладкого чая, хотя Драгош больше всего мечтал о свежем воздухе и простой воде, но знал, что чай поможет лучше. Он доверял кузине, которая и сама выглядела неважно.
— Я никогда не ощущала столько призраков. Будто со всей Румынии собрались! Сначала всё шло, как обычно, а потом ты замер и потерял сознание. Как Андрей и Стефан. Как думаешь... этот мальчик видит призраков?
Драгош медленно и с неохотой кивнул. Он понимал, что так неправильно — бросать юного медиума одного среди тех, кто его точно не помёт, но разве кто-то в этом доме позволил бы ему что-то объяснить? Элен тоже прекрасно всё понимала и только качнула головой.
— Но ты вернул Стефана. Он ещё немного не в себе, путает даже время дня, но выглядит... неплохо. И ничего не помнит.
Хорошо, если так. Такие видения призраков не стоило запоминать.
Тихо скрипнула дверь, и Драгош вскинул голову, думая, что вернулся врач с чаем. На пороге комнаты, в нерешительности и задумчивости, стоял Стефан, который выглядел совсем неважно. Бледный, похудевший, он придерживался за дверь и медленно водил взглядом по комнате. Драгош жадно вглядывался в лицо брата, живого и настоящего.
Стефан посмотрел прямо на него. А потом спустя вечность он негромко произнес:
— Ты не мой брат.
И плотно закрыл дверь. Драгош медленно опустился обратно на софу, безразлично глядя в потолок. Таким пустым и бесполезным он никогда ещё себя не чувствовал.