9
Карета увязла в грязи.
До дома оставалось полдня пути, и такая заминка неприятно раздражала. Лошади нервничали и фыркали, кучер успокаивал их и даже не пожалел пару крепких слов к своим мыслям.
Элен вышла вслед за Драгошем, который выскочил из кареты, не обращая внимания на грязь, мелкий дождь и противное хлюпанье под ногами. Весь его вид выражал только одно — беспокойство, а на лице читался вопрос, как много времени нужно, чтобы продолжить дорогу?
Кучер виновато обвёл рукой не особо приветливую местность и пообещал, что пошлёт мальчишку за помощью, хотя лошади и не приучены к седокам. Элен прислонилась к карете, не вмешиваясь. Она прекрасно понимала, что вряд ли сможет помочь. Да и Драгош выглядел как-то иначе. Пожалуй, слишком непривычно, и Элен никак не могла уловить, что же изменилось, какая деталь.
Но сейчас, глядя на него в дождливой дымке, в тревожном ожидании на пустой дороге, она смогла поймать эту перемену. Драгош застыл в моменте получения известия о Стефане, и будто сам мир для него остановился в тот миг. Элен не сомневалась, что Драгош принял для себя простую мысль: если сам поверит в состояние Стефана, в то, что случилось что-то слишком страшное с его братом, так оно и будет.
Он должен был увидеть брата.
Всё остальное не имело значения, и будь здесь на дороге колонна призраков, Драгош бы прошёл сквозь каждого из них. Элен ещё никогда не видела кузена таким решительным и серьёзным. На ум пришло слово «молчаливый», но это было молчание сердца, в которое Драгош не допускал ни страхов, ни сомнений. Карета, увязшая на дороге, не существовала для него, она перестала иметь значение, когда встряла неповоротливым препятствием на пути к Стефану.
Услышав, что Драгош попросил седлать одну из лошадей, а сам забрался внутрь сухой кареты, Элен последовала за ним, и уже там, в сумраке осторожно спросила:
— Ты уверен, что это хорошая идея?
Драгош бросил короткий и выразительный взгляд. Ну конечно, как она могла вообще такое спросить. К тому же, Драгош хорошо держался в седле, жаль, что лошади к нему относились настороженно. И Элен это волновало. Не хватало, чтобы второй брат свернул себе шею, торопясь в темноте на необъезженной лошади к чужому дому.
Но Элен понимала. Драгош не мог ждать. И так дорога заняла больше времени, чем они рассчитывали, он справится с несколькими часами верховой езды. Сама Элен невольно вздрогнула, представив, каково трястись в бешеной скачке под дождём, но вообще-то часть её желала последовать за Драгошем, а не торчать в ожидании помощи на этой дороге. Что со Стефаном? Как он? И что произошло в этом доме?
Она наблюдала за беседой с кучером, который выбрал одну из лошадей — спокойную гнедую кобылу, которую иногда всё-таки объезжали конюхи. С сомнением смотрел на Драгоша, а тот лёгким движением влетел в седло. Лошадь под ним фыркнула и зашагала назад, недовольная таким обращением, но лёгкое похлопывание и уверенные движения поводьями примирили её с седоком.
Драгош смотрелся героем мрачного романа, который мчит в мрачный замок на встречу с творением доктора Франкенштейна.
Образ вышел настолько ярким, что Элен поскорее выкинула его из головы. Такие истории часто плохо заканчиваются. Юный конюх собрался вместе с Драгошем. Он знал дорогу и мог привезти помощь.
Элен напоследок подошла к Драгошу, который привстал в седле, проверяя длину стремян. Она крепко сжала его руку в перчатке, чувствуя тепло лошади и тревогу животного.
— Верни его. Если кто и сможет сделать, это ты.
Её голос смешался с шёпотом дождя, но Драгош услышал. Коротко кивнул и вскинул кулак, давая сигнал, что готов к путешествию.
Они быстро исчезли, и Элен поспешила вернуться в карету. Неприятное тревожное чувство её не покидало. Нечто тянуло её к этому дому, но она не знала, то ли это предчувствие, то ли внутренняя тревога. Оставалось только ждать. И, честно говоря, Элен совсем немного жалела, что рядом не было Матея, который бы тут же развёл бурную деятельность и не стал сидеть без дела.
Драгош не мог понять, что он чувствует.
Ни страх и не тоска, только одно — желание увидеть брата. Нельзя опоздать. К чему — Драгош и сам не мог бы ответить на этот вопрос. Всю дорогу он пытался вспомнить, что Стефан когда-то говорил о таком состоянии пациентов, какие истории рассказывал о тех, кто не приходит в себя.
Виноваты ли призраки? Или причина в чём-то ином? Кто эти люди, к которым уехал Стефан? Драгош ничего не знал, но его сейчас даже не смущало, что он ворвётся в ночи в чужой дом, хотя его, конечно, ждали. Только в карете, а не вымокшего, в сырой одежде и появившегося под брызнувший из-под копыт гравий, растрепанного и бледного.
Хорошо, что у кучера хотя бы были с собой сёдла. А дорогу знал не только он сам. Драгош догадывался, что Элен хотелось бы отправиться с ним, но даже предложи она такой вариант, Драгош отказался бы и убедил её остаться. О, он не сомневался в навыках верховой езды Элен, но не в таких условиях!
Стефан для каждого из них был старшим братом, а теперь Драгош невольно чувствовал ответственность за Элен, она и так настояла, чтобы поехать с ним. Матей тоже собирался, но три гостя был бы перебор, и тот с лёгким сожалением остался в Бухаресте, пообещав продолжить поиск полезной информации по делу с убийствами. Драгош не возражал. Пусть Матей так и не вызывал у него полного доверия, но он уже влился в их камерное общество тех, кто связан со смертью и проклятиями.
За всеми этими мыслями Драгош не заметил, как они добрались до неприветливого дома, чем-то напоминавшего замок. Где-то даже виднелись маленькие башенки, а стены выглядели крепкими и тёмными. Легко представить внутри и узкие коридоры, и комнаты с оружием, и ледяные обеденные, которые никак не обогреть. Драгош всё-таки надеялся на небольшую порцию тепла камина и кружку подогретого вина — прогулка вышла не самая приятная.
На шум вышли слуги, и Драгош, спрыгнув с разгоряченной скачкой кобылы, поспешил в дом.
Был уже поздний час, но, к удивлению Драгоша, почти никто не спал. В гостиной, которая обстановкой действительно походила на средневековый замок, собралась целая компания. Глубокий старик в халате, сухопарый, больше похожий на скелет, дремал в кресле, за карточным столом сидели две дамы и немолодой мужчина куда старше каждой из них. Драгош никого не знал, быстро оглядел каждого, пока те с удивлением рассматривали гостя после краткого известия слуг. На их лицах отчётливо читалось выражение — и это брат уважаемого врача?
Драгош сжал полы шляпы, которая чудом не слетела во время скачки, а теперь осталась в руках. Пальто забрали слуги, а он так вцепился в несчастный фетр, что так и держал его крепко в руках. Драгош часто ощущал себя неуютно при новых знакомствах, а тут он только один, и даже не мог ничего сказать. Это выходило как-то... неловко? Невежливо?
Мужчина, который оказался высоченного роста, когда поднялся из-за стола, да ещё с пышной бородой, очнулся первым и приветствовал его со всем возможным почтением.
Одна из дам, помоложе, в пышном изумрудном платье и фигурой ему под стать, спохватилась и распорядилась подать горячие напитки и ужин. Другая, такая же сухая и неприветливая, как скелет-старик в кресле, буравила Дагоша неприязненным взглядом.
— Я тоже врач, — извиняющим тоном, который не вязался с его обликом, представился мужчина. — Я и попросил домнула Стефана приехать и помочь с этим случаем. Но такого не ожидал!
Драгош смотрел за его спину. Каждый человек носит с собой мертвецов, только их не всегда видно. За этим же стояла чья-то смерть, он мог поклясться. Расплывчатое серое пятно. У Драгоша мелькнула мысль, что он сам куда больше интересуется этим пятном, чем людьми рядом. Те раздражали, как помеха для встречи с братом, но стоило их выслушать, чтобы узнать, что произошло со Стефаном.
— Проклятое дитя, — прошипела сухая дама и отвернулась от них.
— Простите мою мать, — запинаясь и побледнев, шагнула вперёд дама в зелёном платье. — Нам всем досталось. Мы не знаем, что делать, у нас был только один больной, теперь их двое, и атмосфера не самая радостная.
Мягко сказано. Драгош назвал бы её унылой и похоронной — а уж в этом он кое-то понимал. Дальше рассказал врач, как раз пока Драгош согревался обжигающим вином с пряностями и грелся у камина в кресле напротив старика. Тот так и не проснулся и не пошевелился за весь рассказ.
Как оказалось, недуг обнаружили у сына младшей хозяйки дома. Припадки, обмороки, частые царапины на ладонях, хождение во сне. Несколько раз обращались к доктору, тот утверждал, что с мальчиком всё хорошо, никаких признаков болезни. Его же верующая бабушка усмотрела в этом поведении признаки нечистого вмешательства и пригласила священника. После его прихода в доме поселился запах ладана, но сыну легче не стало.
Пригласили врача из Бухареста, тот, не уверенный ни в диагнозе, ни в том, что всё хорошо, написал коллеге. Драгош отлично знал, что Стефан не занимался обычно лечением детей, но почему же тогда согласился приехать?
— И вот, когда ваш брат осматривал юного Андрея, ему стало плохо. Только мы с ним обсуждали возможные причины обмороков — и вот он уже сам теряет сознание. Обычный осмотр, который мы проводили и до этого. К сожалению, я так и не смог привести его в чувство.
Врач закончил историю и смущенно взглянул на Драгоша, словно извинялся за всю ситуацию, которую допустил. Мать Андрея нервно ходила по гостиной, прикладывая к уголкам глаза кружевной платок, и старательно держалась дальше от матери.
Драгош задумался, есть ли тут связь. И попросил знаками перо и бумаги, которые врач ему тут же предоставил. Короткий вопрос — всё, что ему надо было знать.
— Отца у мальчика нет, погиб около года назад, — быстро ответила мать.
«Мне надо увидеть брата».
— Идёмте.
Когда Драгош проходил мимо старухи, та подалась вперёд и вцепилась пальцами в край стола, пожирая его взглядом. Драгош подумал, что она сейчас в него плюнет, но услышал разве что невнятное бормотание — видимо, слова молитвы.
Стефан выглядел неживым.
Драгош отшатнулся, голова предательски закружилась. Тени от маленькой свечи заплясали по стенам тесной комнатки с узкой кроватью и парой стульев. Над изголовьем висело распятие, на другой стене — какая-то картина.
Стало жарко и неуютно, и Драгош едва не вышел обратно в коридор, но взял себя в руки.
Стефан жив. С ним что-то не так, но за этим Драгош и приехал — выяснить, что не так. Как он может отступить от брата, когда больше всего ему нужен? Элен права. Если кто-то сможет вытянуть того из мрака, только Драгош. Но не значит, что это выйдет так уж просто.
— Я не знаю, что с ним.
Драгош едва не подпрыгнул от голоса, совершенно позабыв, что в комнату с ним зашёл и доктор, и теперь мялся у изголовья. Чего в этом больше было — стыда, сочувствия, растерянности — Драгош не мог определить. Да и не важно.
Его волновал только Стефан.
Склонившись к белому, едва ли не восковому лицу, Драгош осторожно коснулся кончиками пальцев прохладного лба, потом — груди. Едва уловимое движение — вверх-вниз. Драгош прикрыл глаза.
Ты ведь всегда слышал стук моего сердца. Я рядом, Стефан. Возвращайся. Услышь меня через тьму, куда бы она тебя не увела. Тебе ещё рано умирать. Уж поверь мне. Как верил всегда — и в меня, и в призраков-невидимок. Я не дам тебе стать одним из них.
Стефан даже не шевельнулся. Драгош отнял руку и медленно открыл глаза, чувствуя, как отчаяние наполняет его, как мысль, что Стефан никогда не придёт в себя, становится слишком отчетливой и яркой, тяжёлой, давящей. Как и весь этот мрачный дом, лязгающий старинными доспехами и шипящий пустыми молитвами.
Драгош опустился на колени, но не для молитвы. Он не знал, что делать, ему только хотелось оставаться рядом со Стефаном, чтобы знать каждый миг, что тот дышит.
А ещё он думал. О мальчике с обмороками, о его взволнованной матери, о смерти его отца.
Драгош всегда считал, что им с братом повезло с родителями. В конце концов, отец знал, на ком женился, а мать не отрицала связи с ведьмами. Каждый из них принял умения сыновей по-своему, но ни разу Драгош не слышал сомнений или страха, когда они со Стефаном говорили о даре жизни и смерти. Мать делилась тем, что знала, отец пытался понять. И уважал желание старшего сына стать врачом.
И у Драгоша всегда был Стефан. Тот, кто слушал о призраках за окнами, не ставил под сомнения слова младшего брата, не принимал их за фантазии. Драгош стеснялся других людей, но уж точно не мог в этом винить родителей или брата, просто он вырос рядом с призраками, а это не так уж просто. Когда ведешь получасовую беседу с милой старушкой, а другие качают головой — ведь нет старушки, рано или поздно привыкаешь, что люди видят куда меньше тебя и не любят того, что не могут понять.
Для Драгоша не имело значения, кто перед ним, живой или мёртвый собеседник, хотя, чаще всего, он, конечно, понимал разницу между ними.
А ещё помнил, как порой испытывал головокружение и слабость рядом с особо сильными мертвецами, скребущими когтями из-за стен, стоная об участи похороненных заживо.
Стефан не выносил приближения призраков.
И потерял сознание у кровати мальчика.
Драгош сжимал безжизненную руку брата, надеясь, что тот всё-таки шевельнётся, вернётся к нему, расскажет, где был. И в то же время он знал, что этого не будет, нужно нечто большее. Возможно ли, что в доме сильный призрак, который так влияет на мальчика и Стефана?
Что ж, это было то, что Драгош мог сделать. Проверить и узнать. О том, разрешат ему или нет, он даже не подумал — а как иначе может быть, если под угрозой даже не жизнь врача из Бухареста, а мальчика? О том, что они с братом не только медиум и врач, а ещё и носящие за собой фамилию аристократов, Драгош, конечно, не подумал.
С неохотой и тяжёлым сердцем он поднялся.
Стефан пугал его, Драгош легко мог представить брата в таком виде в гробу, который медленно опускают в землю. Почему-то гроб представлялся непременно открытым, и комья сырой земли падали на лицо Стефана, забивали его рот, нос, тонким слоем покрывали одеревеневшее тело. Неподвижный брат, чьё тело однажды будут грызть жучки, а черви ползать по разложившейся плоти.
Драгоша едва не стошнило.
Он поспешил отвернуться и заставил себя выйти из комнаты.
От этих нескольких минут в комнате со Стефаном он едва не сошёл с ума больше, чем за всю свою жизнь с призраками.
— Никаких ритуалов!
Старуха вскипела и всё так же буравила взглядом Драгоша. Он в раздражении прошёлся по комнате, досадуя, что в такой момент не может толком сказать. И, честно говоря, чувствовал себя невероятно уставшим — после долгой дороги в карете, потом на лошади в непогоду и от вида брата. Да у него нет времени спорить!
Но это всё-таки не его дом. Он не может вот так легко наплевать на решение хозяйки (мать мальчика он не особо брал в расчет) и творить всё, что считает нужным. Врач тоже не особо его поддерживал, так, пожимал плечами.
Драгош остановился у камина, лихорадочно подбирая какие-то фразы, которые убедили бы их. Ему отчаянно не хватало спокойного Стефана, который убеждал капризных пациентов принимать нужные лекарства, или мягкости Элен. Всё, что у него было, — боль и приближающееся чувство непоправимого. Вряд ли у Стефана много времени. Что тот может сейчас переживать? Что чувствовать? Видит ли он сны — или только сплошной мрак? Бродит ли среди призраков или плывёт в мечтах?
Драгош зажмурился и сжал кулаки.
Ему не позволят увидеть местных призраков, даже если те живут в этих стенах. Карета прибудет скоро — возможно ли Стефана вывезти из этого замка скелетов и шипящих ведьм?
Возможно. Но Драгош боялся, как бы не стало хуже. Если есть какая-то связь Стефана и этого дома, её стоить аккуратно распутать, бережно, не повредив ниточки.
— Мама, позвольте ему...
— Через мой труп, а я в гроб не собираюсь.
— Андрей и так страдает. Врачи не помогают. Почему из-за твоего упрямства должны мучиться другие?
Старуха постучала кулаком по столу, и этот звук неприятно отозвался внутри Драгоша. Значит, она здесь главная, её слушают. Ладно, тогда был ещё один способ, хотя менее быстрый. Он коротко объяснил запиской.
— Это поможет Андрею! — воскликнула мать.
— Он и так нечестивый, а ты привела в дом ещё одного грешника! Скоро каждый здесь понесет свою кару...
Драгош этого уже вынести не мог. Он резко развернулся и приблизился к старухе, зная, что это его битва. Маленькая, быстрая, но важная. Он не отдаст Стефана в угоду фанатичке. Надо узнать, что не так в этом доме — помимо его обитателей.
Его губы шевельнулись, но только тишина окутала его.
Потому что было важно не это — а его взгляд прямо в душу старухи. Он мог почувствовать близость её собственной смерти, но отдаленно. Он — тот, кто говорит с мертвецами, кто чертит знаки кровью на черепах и видит прошлые жизни среди свечей. Тот, кто приходит, когда служба врачей заканчивается. Сменяет жизнь на смерть.
И если двое врачей не помогли внуку, то у тебя ещё есть я.
Драгош отвернулся, зная, что старуха согласится. Он увидел в глубине её взгляда.
— Хорошо. Но только днём, при свете.
Она тут же удалилась, гордо вскинув голову. Её дочь опустилась на диван, сдерживая слёзы слабости и отчаяния. Ночь густела и таила в себе нечто недоброе, но Драгош сомневался, что свет дня так легко это выгонит. А вот он может.
И отдохнуть стоило. Хотя бы, чтобы не рухнуть в мир призраков и не погрязнуть в них навеки. Откланявшись, он поднялся снова в комнату Стефана, и забрался к нему под одеяло.
В полной тишине и тьме он мог уловить его слабое дыхание.
И надеялся, что утром его тоже услышит. Драгош закрыл глаза и позволил себе уснуть. Рядом с братом.