8
Драгош проспал до позднего утра, а, проснувшись, всё ещё ощущал смутную усталость и мрачное настроение. Возможно, церемония прощания с девушкой прошла для него тяжелее, чем он думал.
Всегда близкий к призракам и смерти, Драгош достаточно рано научился принимать уход других как нечто неизбежное. Поэтому оставался спокойным, если Стефан рассказывал про пациента, который скончался, и ничего нельзя было сделать. Конечно, он сочувствовал! Но знал, что так будет с каждым из них, рано или поздно.
Он знал семьи, которые теряли по трое детей, не доживших и до пяти лет, видел, как болезнь высушивает молодые здоровые тела, обращая их в живых мертвецов, доживавших дни в муках и боли.
Кому-то смерть приносила облегчение, но далеко не всегда. Вчера он не мог почувствовать причину, хоть что-то отдаленное и понятное, будто девушка ушла добровольно. И ведь была так молода!
Драгош зажмурился на яркий дневной свет, от которого резало глаза, и перевернулся на живот, утыкаясь лицом в подушку. Он снова ощущал себя полуживым, не таким, как другие. И дело было не только в отсутствии речи, но и в чём-то ещё, будто усталость накатывала и никак не отпускала, хотя ему самому это казалось смешным — с чего такие ощущения?
Хорошо, в эту ночь кошмаров не было. Так что за завтраком Драгош рассеянно размышлял не столько о призраках и убийствах, сколько о Талэйте и её словах, как она была рада увидеть его вчера, пусть и при трагичных событиях. Казалось, её интерес к потустороннему миру искренний и открытый, а за светлой улыбкой и осторожностью скрыта печаль.
И в то же время Талэйта всё время оказывалась рядом, и Драгош с удивлением обнаружил, что думает о том, когда они смогут увидеться в следующий раз.
Он не заметил, как допил кофе, хотя в голове слегка прояснилось. Вот только с собственным сердцем Драгош ничего не мог поделать — оно замерло и не билось.
Распахнув рубашку, Драгош потёр грудь и крепко прижал ладонь, стараясь уловить слабое шевеление хрупкого механизма, запертого глубоко внутри, но так и не вышло. О, он верил Стефану! И раз тот говорил, что всё в порядке, что сердце бьётся, то Драгош знал — это с ним что-то не так.
Мысли становились вязкими, Драгошу это совсем не нравилось.
Быстро застегнув пуговицы, он хмуро уставился в окно, за которым мелко моросил дождь, и пожалел, что визит к Матею только после обеда — тот сказал, что утром будет занят, но просил непременно заехать во второй половине дня.
Вчера Драгош удивился, что не встретил Элен и теперь надеялся, что она тоже будет у Матея, и он сможет передать слова Стефана.
Драгош с детства не терпел ссор близких, пусть в их семье они были редкостью.
И всё-таки помнил один раз, когда их со Стефаном отправили спать рано, а за ужином висело напряженное молчание, которое он не понимал. Бросал взгляды на серьёзного старшего брата, но ничего не спрашивал. Может, в глубине боялся услышать ответ или что его вопрос обратит молчание во что-то... хуже.
После ужина Стефан уверенно положил руку ему на плечо и мягко повёл за собой, шепнув: «идём». Как положено, они сначала подошли к родителям и получили на редкость скупые объятия, и Драгош сдержался, чтобы не вывернуться. Он не привык к тому, чтобы родители выглядели так.... мама даже не улыбнулась, а её взгляд казался печальным.
Стефан завёл Драгоша в свою комнату и плотно закрыл за собой дверь. Драгош сел прямо на пол перед камином и пододвинул к себе коробку с новыми солдатиками, которые им подарили на последнее Рождество. Он вертел их в руках, деревянных человечков, крепких, в нарядной форме, по которой их можно было отличить по званиям.
— Что там? — Драгош не отрывал взгляда от солдата, только чувствовал спиной жар пламени. Мир, где были только они со Стефаном, казался надёжным и нерушимым.
— Отец беспокоится кое о чем. А матушка считает, что всё в порядке.
— У мамы печальные глаза, ты видел? Будто... будто она однажды увидела призрака, и он отразился в них.
— Ты же знаешь, мама их не видит. Только бабушка так умела.
— Значит, я один такой в семье? Единственный, к кому они приходят?
Драгош поднял взгляд на Стефана, ожидая ответа, но сам не знал, а какого именно. Что он хотел тогда услышать, обогретый скупым пламенем камина, от старшего брата, который мог легко залечить простые царапины?
Холодок скользнул по позвоночнику, и Драгош поёжился и сжался ещё сильнее.
— Да и пусть, — мотнул головой Стефан, садясь рядом с ним так, что их плечи соприкасались. — Разве это что-то меняет? У кого-то талант музыканта, у других — склонность к военному делу. А у тебя — призраки.
Драгош хмыкнул. А потом снизу раздался глухой звук, будто уронили что-то очень тяжёлое, донеслось короткое восклицание. Стефан задумчиво посмотрел на дверь, а потом тоже взял одного из солдатиков.
— Кажется, им не терпится сразиться с кем-нибудь.
Теперь Драгош понимал, что он сам — ограждение, чтобы призраки не причинили вреда брату, что у него своя сила, чтобы с ними справляться, но и для этого своя цена. Всегда немного на расплывчатой границе, близко к тёмному порогу, к шелесту мертвецов, которые рассказывают свои истории и влекут за собой. Всегда мальчик, к которому они приходят.
Возможно, теперь он шагнул куда-то дальше по их туманным тропам, и мир людей отдалился. Может, скоро ему придётся выбрать, а не уйти ли за ними окончательно.
Драгош подумал про Стефана, Элен, Талэйту, родителей. Отец рассказывал, как после войны один из его друзей не выдержал эха битв внутри себя и застрелился. Драгош сразу живо представил, как бы такое же произошло с братом или отцом — и вздрогнул.
Призраки его не заберут. Не раньше, чем его сердце действительно остановится.
С такими мыслями Драгош вышел из дома, едва не пропустив в итоге встречу с Матеем, и не сразу заметил молодую девушку, которая шла по улице. Они чуть не столкнулись, Драгош пробормотал извинения и хотел поторопиться дальше по улице.
Но замер, ошеломленный.
Он действительно услышал собственные слова! Видимо, девушка тоже, потому что улыбнулась и ответила:
— А я тебя искала.
Драгош присмотрелся и мысленно проклял свою рассеянность. Дождь проходил сквозь неё, а одежда совсем не соответствовала погоде, да и вся фигура то становилась ярче, то затухала, а чем ближе — тем холоднее ощущался воздух. И теперь Драгош узнал в ней ту девушку, которая угасла и умерла, ту, в чьем доме он был буквально вчера.
Накануне её призрака не было. И Драгош точно знал, что всё сделал, как надо.
Мимо с грохотом проехал экипаж, а резкий порыв ветра чуть не сдул шляпу, и Драгош схватился за неё, не зная, что ответить, и нуждался ли внезапный призрак в этом. Девушка склонила голову набок, тёмные волосы струились по плечам и слегка приподнимались в воздухе, будто в воде. Драгош понимал, как странно выглядел со стороны, — застывший посреди улицы, таращась на пустоту перед собой.
Впрочем, какая разница! Сейчас его занимало совсем другое.
— Я могу говорить с тобой?
— О, ну конечно. Мы же на одной стороне, я чувствую это. Как хорошо снова быть живой!
— Прости, но так не должно быть. Ты... ты умерла.
— А ты вернул меня. Некромант, который не чувствует собственное сердце. Ах, мы были бы прекрасной парой! Боюсь, ты не согласишься.
— Я не возвращал. Ещё вчера тебя не было.
— О. Но теперь я здесь. Или я всего лишь твой сон, м?
Драгош оглянулся, выискивая какие-то изъяны, что-то неправильное, не то. Часто погруженный в другой мир, зыбкий и холодный, он всегда хотел знать, куда возвращаться. И с опытом научился отличать сны и реальность.
Это не сон. Значит, перед ним призрак. И если пока девушка будто живая, не забыла, кто она, то вскоре это пройдёт, и смерть для неё будет казаться естественным состоянием. Перетечет в иную форму.
И может увести за собой других, например, близких.
Довольный голос внутри шепнул — зато ты можешь с ней говорить! Как удобно. Единственный, с кем он может говорить, — призраки. Даже брату приходится писать. И Драгош считал это совершенно несправедливым.
— Прости, мне надо идти.
— А я с тобой! Вместе веселее.
Драгош ничего не ответил, только мрачно зашагал вниз по улице, представляя, как удивится Матей, к которому вместо одного гостя придут двое, да ещё один из них — мертвая девушка.
Мрачный дом семьи Матея увивал ядовитый плющ, над входом танцевал единорог на барельефе, а дверь больше подходила мрачному замку в горах Трансильвании. Драгош долго ждал, пока ему откроют, и не без некоторого опасения шагнул в темную прохладу.
Он удивился мраку, который пропитал всё внутри. Мягкий ковер скрадывал шаги, на стенах — ни одного портрета или картины, только горели лампы, освещая дорогу в гостиную. Слуга быстро откланялся, предупредив, что хозяин вскоре появится. Драгош уловил в его нотках то ли страх, то ли благоговение. Могло ли одно сочетаться с другим? Что должны были думать слуги, когда мать Матея пыталась убить собственного сына? Как отнеслись к молодому хозяину, явно одержимому колдовством и мистикой?
На окнах висели плотные шторы, так что дневной свет не проникал в комнату, а мебель выглядела тёмной. Присмотревшись, Драгош увидел бордовую обивку с тёмным узором на ткани, но не знал, как лучше — сесть на низкую софу или дождаться Матея?
Матей появился под грохот распахнувшейся двери, в одной рубашке, даже не заправленной в брюки, и накинутом поверх восточном халате. За ним следовал поджарый лабрадор.
— Рад вас видеть, домнул Антонеску! Прошу простить мой вид, но я вынужден спать чаще, чем мне самому этого хотелось бы. Проклятие вытягивает слишком много сил.
Он прошёл к столику, чтобы налить вина в кубки и закурить сигару. Драгош отказался и от того, и от другого, ему хотелось сохранить ясную голову, да и запах сигар ему никогда не нравился — ни тех, что курил отец, ни тех, что предпочитал Стефан. Или так повлияло время, которое он провёл в опиумной.
Матей удобно устроился на низенькой софе, пес рядом, Драгош выбрал кресло. Краем глаза заметил, как за спиной Матея прошла девушка, прижала палец к губам и сделала вид, что облокотилась на спинку софы. Драгош наделся, что хотя бы этот призрак не причинит вреда. Матей выглядел таким же уставшим, пусть и бодро улыбался и с наслаждением дымил сигарой.
— Элен скоро будет, надеюсь, вы не против. Вы здорово вчера справились. Интересно было наблюдать за работой того, кто знает, что делает. Вы не представляете, сколько шарлатанов утверждает, что видят призраков! Но ваша семья.... о, ваша семья удивительна!
Драгош поёрзал в кресле, почувствовав, что такие слова ему были неприятны, кололи изнутри, как сухие травы. Вроде ничего особенного, но ещё немного — и Матей звучал бы одержимым какой-то идеей. Или так и было. И тогда Драгош тоже стал бы волноваться за Элен, но только ей делать свой выбор.
Матей подался вперед, положив руки на колени, и с любопытством уставился на Драгоша. Поднес сигару ко рту, и сладковатый дымчатый запах стал ощутимее.
— Вы так и молчите, призраки никак не вернут голос? Что ж, я приготовил пишущий набор, если так будет удобно. Увы, жесты я ещё не понимаю.
— Скажи ему, — девушка склонилась близко к уху Матея. — Давай же. Я рядом.
— Отойди, — Драгош сам вздрогнул от звука собственного голоса, но смотрел твёрдо и прямо за плечо Матея. Девушка улыбалась и покачивалась под одну ей слышимую мелодию.
— Что там? Что вы чувствуете такого, что я не могу?
— Призрак девушки, в чьем доме мы вчера были. Я слежу за ней.
— Вот и ответ. Ваш голос принадлежит призракам, и они не готовы им делиться. А она — может и хочет. Нечто подобное я и предполагал. Я всё-таки не так их чувствую, в отличие от проклятий, ха!
Матей не нравился Драгошу. Тот будто жадно впитывал одно присутствие Драгоша, лез во что-то личное, что сам вряд ли понимал до конца, изо всех сил показывал лучезарность и улыбку. Возможно, именно это и смущало — ведь даже вчера Драгош его помнил другим. Серьёзным, собранным, спокойным. Матей словно менял маски и настроения и даже сам мог этого не замечать.
— Так что произошло в том лесу?
— Не хочу об этом говорить. Но могу посмотреть на ваше проклятие.
— Что от меня нужно?
— Просто... сидите смирно.
Драгош поднялся и подошёл близко к Матею так, что вблизи куда заметнее стали и тёмные круги под глазами, и бледная кожа, и обреченность, которую не скрыть никакими улыбками. Девушка бродила по комнате, иногда начинала кружиться, счастливая и беззаботная. Лабрадор время от времени издавал низкий рык, но рука хозяина на загривке его успокаивала.
А вот проклятие Драгош почувствовал не сразу.
Оно походило на злых призраков, одержимых местью или незаконченным делом, только в случае с Матеем привязалось к нему самому и тянуло в чёрную пустоту. У Драгоша закружилась голова, на лбу выступили бисеринки пота, и захотелось пить. Что ж, тёмные сущности он тоже умел прогонять, но на это требовалась подготовка и время.
Матей, заметив его состояние, тут же подорвался, чтобы налить воды, и поднес стакан Драгошу.
— Мне нужно время, чтобы справиться с ним. Думаю, я могу что-то сделать.
— Чтобы вы знали — я привык к тому, что проклятие непобедимо. Знаете, невозможно просто так принять, что твоя собственная мать желала смерти, и неважно, что она там думала!
Матей со злостью смотрел в точку перед собой. Он жил с этим с самого детства, с историей, которая только обрастала страшными подробностями и шепотками за спиной. Удивительно, что он находил в себе силы для веселья, для того, чтобы приезжать как ни в чем ни бывало на приемы и вести себя, как обаятельный молодой аристократ.
По крайней мере, для него разговоры о призраках не были пустяками.
— Стефан... погорячился тогда.
— О, я прекрасно могу понять его чувства! Но поверьте, если бы хоть что-то угрожало Элен, хоть малейшее опасение, я бы отступил.
— А как насчет вашей смерти?
Драгош не отвёл взгляда, когда Матей резко развернулся на каблуках к нему, обескураженный таким вопросом — что ж, теперь была очередь Драгоша колоться словами и говорить то, что не хотелось слышать. Он не жалел о вопросе и не считал, что нагнетает обстановку — смерть неизбежна, что поделать.
— Смерти?..
— Проклятие вас выматывает, Матей, это же очевидно. А я не знаю, удастся ли мне его снять. Или кому-то ещё. Так сколько лет вам отпущено, вы знаете? Вряд ли. И как скоро Элен станет вдовой в трауре?
На секунду ему показалось, что Матей швырнет в него бокал, который держал в руке, хотя вопрос напрашивался сам собой. Да и Драгош не собирался кого-то отговаривать, скорее, ему было важно знать, что каждый из них понимает, какой может стать жизнь. Она сложна и без призраков, но когда они близко, а за спиной тяготеет проклятие, может стать слишком короткой.
— Я разберусь с этим.
— Или нет.
— Я всё рассказал Элен, — холодно ответил Матей. — Не все хотят быть одинокими из-за своих призраков.
— Кого же вы считаете одиноким?
Матей неопределенно пожал плечами, но не ответил — в дверях появился слуга, который сообщил о прибытии новых гостей, и Матей поспешил их встретить. Драгош наблюдал, как девушка призраком бродит по комнате. И сейчас, в смерти, она выглядела более живой, чем когда лежала мёртвой. И всё равно Драгош понимал, что это неправильно. И слишком велика опасность, что из милого призрака она обернётся чем-то иным.
Элен вошла, держа под локоть грузную старуху в цветастых одеждах, Матей шёл рядом, готовый подхватить в любой момент. Помог усадить гостью за маленький столик и отвел Элен в сторону. Драгош ощущал себя так, будто застал интимную сцену и смущенно отвел взгляд. Матей держал Элен за руки, оба склонились друг к другу так, что едва-едва касались лбами. И даже если они говорили о чём-то, Драгош не считал, что это его дело. Невольно он натолкнулся на взгляд старухи, а та цепко смотрела в место, где замерла призрачная девушка.
— Холодно, — буркнула старуха, а потом добавила что-то ещё по-цыгански прежде, чем обернулась на Матея с Элен, чтобы бесцеремонно крикнуть. — Эй! Мне обещали бренди.
— Я распоряжусь, — Матей позвонил в колокольчик.
И так тёмная и неприветливая комната стала ещё более мрачной с присутствием новой незнакомки и напряженного молчания, которое никто не прерывал. Драгош косился на призрака, опасаясь, что та упорхнет и исчезнет, оставив его в собственной тишине. А сейчас ему было важно передать Элен слова Стефана.
— Стефан сожалеет, что так... что так себя повёл при последней встрече.
Глаза Элен расширились от удивления, а пальцы крепче сжали изящную чашечку. Она растерялась, но в то же время в её лице мелькнула и радость, быстро сменившаяся на страх. Но чего боялась Элен, Драгош не знал. Только бы не его.
— Как?..
— Призрак рядом с ним как проводник. Они отняли когда-то его слова, а она согласилась вернуть.
— И это теперь навсегда?
— Пока она рядом, — Драгош не был уверен до конца, но так считал. И хоть понимал, что неправильно держать призрака рядом вот так, но он даже не думал, как соскучился по обычному разговору!
— Эй, я всё ещё тут, и меня вы звали не из-за каких-то мёртвых девиц, — старуха закашлялась и поправила яркую шаль. Лицо дряблое, глаза маленькие, но цепкие, будто пиявки.
— Ах, да. Вы же гадалка? — Матей остался стоять, только облокотился на кресло, в котором сидела Элен, руки в замке. — Расскажите о смерти.
— Зачем тебе гадалка, красавчик? Все умирают, это так.
— Мне надо узнать, когда умру я.
Драгош едва не выронил свой бокал — настолько этот вопрос отдался эхом его собственному. Может, сам Матей тоже об этом думал. Не мог не думать! Конечно, увитый с рождения рассказами о колдовстве и с матерью, которая верила в ведьмовство, с вечной усталостью, как он мог спокойно жить? Или задумался только сейчас, когда Элен появилась рядом?
Драгош хотел бы знать, о чём думает кузина, что держит в себе. Её всегда лучше понимал Стефан — когда дело касалась не спиритизма, а того, что сам Драгош не всегда мог понять. Элен отчасти оставалась для него загадкой, но сердце невольно ныло за неё. Возможно, каждый из них был одинок по-своему, со своими призраками и проклятиями, засевшими внутри.
И сейчас она с тревогой следила за Матеем.
— Хех, раз так — садись передо мной. Поближе, мне надо взглянуть на тебя, красавчик.
Цыганка провела ладонями по лицу Матея, как слепой человек, который узнает, кто перед ним. Потом долго разглядывала каждую из его ладоней, хрипела, кашляла и вся будто скрипела, что невольно приводило в раздражении Драгоша. Её присутствие вообще казалось странным, особенно после смертей в переулках.
Хотел бы он сам знать, когда умрёт?
Нет.
Но понимал, зачем это нужно Матею, как маленькая добавка к ответу на проклятие за его спиной.
Драгош вздрогнул, когда тихий голос прозвучал над самым ухом:
— А я уже мертва. И мне так хорошо!
Девушка стояла за ним, хоть и не касалась его самого, только в голосе звучала улыбка и мечтательность. Драгош ничего не ответил, он не мог разделить тех же ощущений, но слова его ввели в раздумья. Талэйта говорила, и при жизни её подруга угасала, не желала жить.
Цыганка отпустила руку Матея и придвинула свой кубок с бренди, который осушила одним глотком.
— Год.
— Это безумие какое-то! — вспыхнула Элен. — Откуда вам знать?
— Откуда? А откуда ты знаешь, когда водишь своими пальчиками по доске, что призрак в комнате есть, а это не игра твоего воображения? У меня свои инструменты и тайны, и вам необязательно их понимать.
— В прошлый раз мне пророчили полгода, это успех, — Матей усмехнулся.
— Может, что-то меняется с этой твоей штукой за спиной. Но дети ведьм редко живут долго, не в эту эпоху. Но ты должен знать, что завтра я могу ответить совсем по-другому. Избавься от тьмы, и год превратится в десяток лет.
Старуха закашлялась и призывно постучала стаканом, прося ещё бренди.
Когда она ушла, Драгош заговорил первым.
— Часто... как часто ты спрашиваешь о своей смерти?
— Иногда.
— Матей, перестань! Ну это же глупости какие-то! Если ты хотел так меня успокоить...
— Вовсе нет, милая Элен. Я хотел сказать, что год назад слышал в палатке рыночной гадалки про полгода. Это ни черта не значит. Вот и всё.
Он улыбался. Через внутреннюю усталость и наверняка страх, но Драгош не мог этому не поражаться. И всё-таки когда цыганка сказала про этот «год»... его самого пробрало, будто это была правда, с которой ничего нельзя сделать. Но сейчас он был на стороне Элен — всё это глупости. Надо только помочь с проклятием.
Драгош решил обязательно рассказать Стефану о том, что для Матея важно, что будет дальше с ними с Элен. То, как он смотрел на неё, как садился чуть ближе и касался руки — Драгош видел в его движениях куда больше скрытой нежности, чем Матей, возможно, хотел показать.
Элен же не могла сидеть на месте и прошлась по комнате в шорохе тёмного платья — на этот раз с глухим воротником и десятками пуговок, на лбу залегла морщинка, чем-то напоминавшая ту, что бывала у Стефана в часы раздумий.
— Значит, Стефан...
— Уехал на несколько дней. И просил... извиниться.
Пусть Стефан и не сказал этого прямо, но Драгош догадывался, что на самом деле хотел передать брат, особенно для Элен.
— А что с этой девушкой-призраком? Она рядом?
— У камина, танцует.
Драгош умолк, почувствовав, как она вспорхнула от его слов и приблизилась. Села рядом, как живая, и улыбалась молча. От этого было как-то не по себе — почему она вернулась? Что Драгош сделал не так? Он нервничал всё больше, не замечая, как заломило виски, пока боль не стала резкой и сильной.
Если слишком долго общаться с призраками, они всегда начинают воздействовать. Будто забирая часть живой человеческой энергии, а Драгош слишком затянул эту связь. Он поморщился и шепнул еле слышно:
— Уходи.
— Но мне так хорошо рядом с тобой! Ты дал мне свободу. Смерть вовсе не страшная, кто такое придумал? Это спокойствие. И ты такой... милый.
— Прошу, уйди. Это неправильно.
Матей с Элен замерли и с тревогой наблюдали за ним. Драгош взмок, рубашка неприятно прилипла к спине, в пиджаке стало тесно и душно. У него сейчас с собой ничего, кроме собственной воли и дара. И этого уже было достаточно.
Драгош зажмурился и сказал громче и твёрже, отводя призрака от себя.
— Уйди!
Девушка всхлипнула, что-то простонала... и исчезла.
Стало тихо, только трещали поленья в камине, и свет от огня очерчивал силуэты Элен и Матея, которые пребывали в растерянности. Драгош знал, что вместе с исчезновением призрака исчезли и слова, но нельзя так держать рядом с собой души тех, кто ушёл. Никогда это не приводило ни к чему хорошему.
Матей предложил остаться на ужин, и Драгош вдруг для себя согласился. Ему не хотелось возвращаться в одинокий дом, где он будет наедине с собой и собственными мыслями. К тому же, Матей ещё обещал показать библиотеку с интересными книгами.
Только они сели ужинать, как вошел слуга с подносом, на котором лежало письмо. Матей уже потянулся к нему, но, оказалось, — для Драгоша.
Когда он вскрывал послание, его руки дрогнули, нож чуть не порезал кожу.
«...с искренними соболезнованиями должны сообщить...
...тяжёлый случай...
....всё шло хорошо, но...
...ваш брат не приходит в себя».
Элен сразу поняла, что что-то не так, и мягко попросила показать письмо ей. Драгош даже не чувствовал, как отдал его ей или как Матей отдавал распоряжения. Внутри раскрывалась чёрная пустота, в которую он падал, как в темноту могилы. Только не Стефан! Только не это!
Не с ним произошёл несчастный случай. Он только проводил операцию и консультировал по дальнейшему лечению. Но что-то пошло не так, Стефан потерял сознание и так и не пришёл в себя.
Когда Драгош сел в карету, без пальто и шляпы, даже не заметил, как в углу устроились Матей и Элен.
Он только слышал стук копыт по мостовой и не отрывал руки от сердца.
Стефан всегда слышал его биение. Может, теперь, когда оно где-то там остановилось, Драгош сам не смог стать дорогой обратно? Может быть, Стефан не расслышал, как бьётся сердца брата, и нечто увело его за собой.
Карета неслась по ночной дороге прочь от Бухареста с его призраками и кровью на мостовых, но Драгош не был уверен, что впереди что-то лучше.