2
Драгошу редко снились кошмары.
Иногда их хватало наяву, когда призраки влекли за собой в игры с полусветом и тихими историями, не понимая, что уводят во мрак и холод под могильными плитами живую душу, которой ещё рано туда отправляться.
Однажды Драгош со злостью признался Стефану, что лучше бы и не рождался. Старший брат воззрился на него, полный недоумения и непонимания. И даже растерялся. Наверняка в этот момент они были очень похожи.
— Как я без тебя?
Драгош часто себя считал обузой. Ещё в детстве он попадал впросак. Например, рассказывая, что на яблоне в чужом саду покачивается призрак повешенного под скрип крепкой верёвки и запах перегнивших листьев и травы.
Даже терпеливый отец, который снисходительно относился к дару сыновей, временами просил быть сдержаннее и не открываться каждому встречному.
Только позже Драгош понял, что тот по-своему переживал за младшего сына и то, как его могут воспринимать другие.
Но при тех словах «как же я без тебя?» Драгош вдруг понял, что тоже нужен Стефану, который с такой лёгкостью снимал хвори всем домашним, будто и учиться этому не надо. И снова развенчал легенду о себе, которую маленький Антонеску успел вообразить.
— Всему надо учиться. Наверное, тебе тоже.
И если Драгош сомневался в том, что может научиться обращению с призраками (бесполезная наука!), то усердие Стефана и новые обретенные знания стали лучшим подтверждением этих слов.
А потом Драгош привёл брата на кладбище для вызова умершего. И с отчаянием неопытного подмастерья, взявшегося за слишком сложную работу, испугался, когда увидел, как Стефану стало плохо. Призраки кружили рядом, едва уловимо касались их обоих. Ледяные, стылые, без всякого намёка на хотя бы крохотный огонёк тепла внутри прозрачного кружева костей, ветхой одежды и бескровных ран.
Для Драгоша — не более чем ветерок рядом. Назойливый и приносящий запах фиалок.
Для Стефана — враждебная энергия, иссушающая его собственный дар.
Смерть и жизнь. Кости под землёй и мерное биение сердца.
Но один не мог без другого.
И даже после призрачного леса с безумной пляской с призраками Драгош спал спокойно. Возможно, призраки хранили его сны от иного зла, которое может прокрасться глухими ночами в мысли и видения.
Поэтому Драгош удивился, когда в одно утро увидел совершенно не выспавшегося Стефана с залёгшими синяками под глазами и взглядом человека, который ненавидит весь мир.
За распахнутыми в весну окнами шумел Бухарест.
Перезвоном трамваев, цокотом копыт по мостовым, криками о свежем выпуске газеты.
Здесь у Стефана был свой городской дом, в котором он также проводил приёмы пациентов. В столовой уже был накрыт завтрак и ароматно пахло крепким кофе — таким, как любил его Драгош. С гущей, так, что потом можно увидеть в коричневых тёмных узорах разгадки и ответы.
— Я плохо сплю, — признался Стефан на вопросительный взгляд брата.
Наверное, сейчас его можно было принять не за благородного наследника древнего рода, а за удалого пирата — с взъерошенными тёмными волосами, в распахнутой на груди рубашке и в небрежной позе.
Или это Драгош часто представлял брата на месте героя в приключенческих романах, особенно когда того подолгу не было дома по учебе в Германии.
Слов всё ещё не было, отнятых призраками, но оба осваивали обмен жестами, хотя чаще хватало выразительных взглядов.
— Нет, не призраки. Мне снится Хоя-Бачу. Что тебя поглотило то создание и подчинило себе. Что ты — это уже не ты.
Тонкая фарфоровая чашка неприлично громко звякнула о блюдце, а Драгош почувствовал, как внутри расширяется провал из тьмы, которой нет ни конца, ни края. Пустошь без света.
Мелькнула безумная мысль, а что если это правда? Может, он просто пока этого не понимает?
Драгош не хотел бояться самого себя. И усилием воли захлопнул дыру. Они оба вернулись по огням Элен из туманного и сырого леса с деревьями, чьи ветви цеплялись за одежду, а каждый шаг казался тяжелее предыдущего.
Из места, откуда мало кто вообще возвращался.
Стефан со вздохом взялся за хрустящий и ещё горячий хлеб и масло. Наверное, он с таким же изяществом, как намазывал масло, делал надрез скальпелем, чтобы спасти очередную жизнь.
Но сейчас было весеннее апрельское утро, крепкий кофе и день работы впереди.
И у Драгоша хватало своей.
Правда, Стефан уже переключился на новости из дома и пододвинул сложенное пополам длинное письмо на серебряном подносе, доставленное ранним утром.
— Ты уже читал письмо Элен? Кажется, она получает удовольствие от маленького шоу, которое устроила гостю. Не удивлюсь, если он начнёт верить в любую чертовщину.
В его голосе звучала одновременно и гордость, и что-то иное, возможно, сродни какой-то неопределенной задумчивости.
По окнам стучал тонкий весенний дождь, оттеняя мрачные мысли, а крепкий кофе мог даже отогнать всех скопившихся призраков, которые сейчас растерянно бродили по улицам, скрытые влажной пеленой.
Драгош предпочитал вглядываться в гущу на дне чашки, гадая, что будет завтра, и не думать, что сегодня надо идти на приём.
Светская жизнь Бухареста вынуждала к визитам и хотя бы минимальному общению.
Братья Антонеску в местном обществе вызывали интерес, к тому же, их семья имела вес благодаря семейному делу с рудниками и приличному будущему наследству.
Тем более, после недавно увидевшего свет романа о Дракуле, они стали желанными гостями — прямо из Карпатских гор, туманов и тревожных мест с кровавой историей. Драгош даже радовался, что призраки отняли его речь — теперь отвечать на вопросы придётся только Стефану, а тот куда спокойнее относился к человеческому общению и не терялся от пристального внимания.
— Что вы видите там?
Драгош отвернулся от окна, за которым в сумерках таяли призраки, и вместо ответа пожал плечами. Впрочем, не то чтобы у него были особые варианты.
Стефан ещё мог понять его без слов иногда (даже наверняка чаще, чем Драгош знал об этом), но не чужие люди.
Кончики пальцев холодило, и всё время казалось, что в доме с яркими лампами, блеском дорогих украшений гостей и шумными разговорами что-то не так.
Но сейчас перед ним был вовсе не призрак — а Талэйта Мареш, младшая дочь другой знатной и родовитой семьи, с которой отец вёл дела, так что с братьями Антонеску она была знакома, но не очень близко.
— Наверное, тяжело хранить молчание.
Талэйта прошуршала платьем к узкой софе, обитой нежной тканью в тонкую полоску, и, подобрав юбки, аккуратно присела с ровной и прямой спиной.
Драгош медлил с каким-либо возможным ответом. Он часто думал об этом, размышлял, что было бы, лишись он зрения или слуха вместо голоса?
Что страшнее — вечный обет молчания или печать тьмы, которая и так прорастала внутри?
Или, возможно, призраки отняли ровно то, чего жаждали так сильно сами — говорить с живыми без всяких спиритических досок и свечей. К сожалению, не все их даже могли ощутить.
Драгош продолжал смотреть прямо на Талэйту, но теперь рядом с ней сидел маленький мальчик с грустными глазами и взлохмаченными волосами. Он болтал ногами и всё норовил прижаться ближе к Талэйте, но не причинял никакого вреда.
А потом спрыгнул на пол, даже скрипнули доски, и вприпрыжку направился в коридор.
Драгош ещё долго слышал его шаги, пока те не умолкли где-то внизу среди шума гостей. К сожалению, ощущение тревоги от стен дома так и не исчезло, а Талэйта всё-таки ждала хоть какого-то ответа.
Драгош достал блокнот, который теперь всегда носил с собой и жестами попросил бумагу и перо, которые нашлись на столике у окна. Комната напоминала небольшую библиотеку, которая, скорее, использовалась как кабинет.
Тяжелее промолчать, когда не ждут твоих слов. Возможно, эта болезнь сослужила хорошую службу.
О причинах странного недуга младшего Антонеску почти никто не знал толком, кроме, конечно, брата и Элен. Даже отцу с матерью Стефан убедительно наплёл что-то про реакцию нервной системы на переутомление и частичное влияние призраков.
Это была их тайна, бережно хранимая на троих.
Потому что порой не стоит ворошить тревожные воспоминания про проклятые места, откуда нет возврата случайным путникам. На мгновение Драгош снова ощутил это — протяжный скрип деревьев, гладкие кости черепов для ритуала, вкус крови на губах.
Тогда, когда он почти потерял все силы, Стефан отпаивал его водой, смешанной с собственной кровью, которая обладала целительной силой. Ту ночь Драгош не помнил и считал, что к лучшему.
— Есть ли способ излечиться? Или так теперь будет всегда?
Однажды всё заканчивается. Даже жизнь.
Кажется, Талэйта вздрогнула и отступила на пару шагов от столика, над которым они склонились, но тут же взяла себя в руки.
— Вы и правда умеете наводить жуть. Или все истории о призраках и этих мёртвых кровопийцах правда? Что домыслы, а что нет?
Порой правда оказывается опаснее домыслов. Но если вы действительно хотите знать, то сначала ответьте на вопрос, готовы ли к тому, что вас ждёт?
— Вы ещё и загадками говорите. Впрочем, скажу по секрету, что многие здесь умирают от любопытства и были бы рады какому-нибудь спиритическому сеансу. Ваша кузина весьма популярна, но мало кто хочет ехать в Трансильванию.
Талэйта виновато улыбнулась и предложила вернуться к гостям, шепнув, что ускользнула ненадолго от пристального внимания старших сестёр, чтобы побыть в одиночестве вопреки всем приличиям.
Драгош мог её понять, хотя его больше интересовал дом, от которого исходило ощущение прогнившей сырой дыры, пропитанной злыми помыслами. Впрочем, никаких проклятых картин или чёрных зеркал без отражения.
Даже подсвечники не парили в коридорах.
Наваждение настигло, когда Драгош присоединился к другим мужчинам за порцией виски и сигарами. Плотный душистый дым вился в небольшой комнате, пахло старой кожей и дорогим табаком. Стефан беседовал с кем-то из друзей, но его силуэт слегка размывался от сизой дымки.
Комната была полна призраков. Они скользили между гостей, замирали наблюдателями или бесцельно толклись у камина или за спинами. У Драгоша закружилась голова от их числа, и он крепко сжал спинку ближайшего стула.
Неужели никто не чувствует этот пронизывающий холод?
Не слышит шелест мёртвых голосов, роем кружащий в комнате?
Пустота внутри Драгоша стала бесполой и хрупкой. Сердце покалывало, а вся комната расплывалась и двоилась перед глазами.
У него нет голоса для живых, но мёртвым не нужны громкие слова — достаточно мыслей.
Что вам нужно? Почему вас здесь столько?
Ты мёртвый внутри. Почему ты не с нами? Переступи порог. Ты должен быть с нами, вернувшийся из чащи.
Драгош открыл глаза, не желая слушать дальше навязчивые ледяные мысли, похожие на перебор паучьих лапок в голове.
Он не собирался блуждать и забывать, кто он такой.
— Всё в порядке?
Стефан незаметно оказался за спиной, а его голос казался далёким и неживым, но наваждение почти сразу прошло, а добрая порция виски обожгла небо и горло. После резкого и глубокого вздоха мир казался резче, а призраков больше не было.
Только удушливый дым сигар.
Драгош быстро нацарапал, что поедет домой — здесь он чувствовал себя чужаком в нелепом наряде, о котором разве что шепчутся за спиной. В конце концов, ему хватало призраков и их историй.
Тихие ночные улочки Бухареста казались сонными.
Драгош предпочёл пройтись пешком после душного дома.
Воздух казался сладким, цветочным, им хотелось дышать полной грудью и удержать внутри. Или закупорить подобно сладкому летнему нектару, настоянному на солнце и луговых травах.
Холодок пробежал по спине, когда Драгош услышал перезвон колокольчиков где-то в переулке.
Тоскливый и безнадежный.
Как колокольчики над могилами тех, кого похоронили заживо, и их последняя надежда, что кто-то услышит металлический звон и успеет раскопать могилу прежде чем кончится воздух в гробу.
Надо было бы свернуть в сторону... но что-то подталкивало и вело. Всё ближе к перезвону. Драгош шагал, как завороженный, полный дурного предчувствия и неприятного страха, что впереди не ждёт ничего хорошего.
Но и оглядываться или смотреть за спину точно не стоило.
Колокольчики стихли, а дорога оборвалась тупиком, в конце которого темнела какая-то груда, окутанная лёгким туманом.
Пахло смертью.
Драгош знал это ощущение — когда дух только покидал тело и мог легко застрять на земле, маясь от незаконченного дела или желания отомстить обидчику. Тогда достаточно было подтолкнуть для маленького шага вперёд.
Правда, были те, кто не хотел уходить.
Драгош присел на корточки, вглядываясь в мёртвое лицо незнакомого мужчины, который оказался цыганом в бедной одежде и с парой амулетов на шее, теперь точно бесполезных
У него было перерезано горло, и тонкая расшитая узорами рубашка пропиталась кровью, которая уже засохла коркой, а в зрачках отразились небывалый ужас и паника.
Призрак мертвеца рядом не ощущался, так что Драгош поднялся и огляделся, не уверенный, куда бежать с такими новостями, а потом вспомнил, что и рассказать толком ничего не сможет.
Колокольчики снова звучали, но теперь удаляясь всё дальше и дальше, а потом вовсе смолкли.
Послышались торопливые шаги за углом, а потом мелькнули и двое полицейских, видимо, из патрульных. Драгош выскочил из тупика прямо к ним и потянул в сторону тупика.
Стефан вернулся домой поздно, уверенный, что Драгош давно спит.
Сам он вряд ли бы быстро уснул — лучше поработать над статьей для медицинского журнала, чем снова проваливаться в кошмары или воспоминания.
Хоя-Бачу никогда не выпускал тех, кто в нём бывал хоть раз. И необязательно для этого блуждать там самому в тщетных попытках выхода.
Но в гостиной мерцало несколько свечей, а Драгош устроился на диване, погруженный в чтение книги, хотя со стороны казалось, что он спит с открытыми глазами.
— Что-то случилось?
Очнувшись, Драгош вскочил и вручил Стефану стопку листов, исписанных размашистым почерком, в которых рассказывал про мертвеца на улице и назойливый звон колокольчиков.
Что-то пугало в этой истории.
Что-то было не так.
Помимо самого убийства.
А потом Стефан перевернул последний лист, на котором коротко было написано:
«У него были разрезы на запястьях. Но крови не было. Совсем. Только от разрезанного горла».
— И что ты хочешь?
«Помочь полиции. Потому что это не первая жертва, были другие. Уже трое. Но я тот, кто действительно может поговорить с мертвецами».
Драгош выглядел решительно и упрямо. В такие моменты его бесполезно было переубеждать, но отчего-то вся затея Стефану совсем не нравилась.
Только трупов на улицах Бухареста им не хватало.
И Драгош прав — он мог бы помочь, но ему было важно мнение брата и его поддержка.
Стефан вздохнул и кивнул.
— Только не смей уходить за призраками. Ведь однажды они могут и не отпустить.