1
В комнате пахло потухшими свечами и сухим сумраком, и тонкие сизые струйки дыма быстро растворялись в нём.
Спиритический сеанс для гостей окончился, оставив после себя тяжёлую головную боль и неясный силуэт случайного призрака по ту сторону холодного стекла.
Элен была уверена — вскоре он уйдёт сам. Или его мимолётно смахнет потом Драгош. Тот кузен, который умел слышать мертвецов и изгонять призраков.
С лёгким шорохом бархатного платья Элен прошла к светло-бежевой софе и устало присела на самый краешек. В глазах рябило, и мир ещё казался туманным и зыбким, искривлялся тенями.
Она сжала пальцы в кулачки, сдерживая внутри лёгкий холодок от прикосновения к призракам этим вечером. Сегодня сеанс прошёл тяжелее, чем обычно, призраки как с цепи сорвались, а Драгош...
Элен еле слышно вздохнула, насколько позволял туго затянутый корсет.
Драгош словно отгородился. Не изменился, а стал другим. И если раньше с ним было легко и просто, то теперь на сеансах он садился в дальний угол и наблюдал. С прямой спиной, весь напряженный, руки упирались в колени — молчаливая тёмная фигура в полном безмолвии, которая у гостей вызывала тревожное чувство, что за ними следят.
Им нравилось — добавляло мистической атмосферы, особенно, когда он бесшумно выходил из гостиной за пару минут до окончания сеанса, и только Элен могла ощутить, что кузена больше нет. А гости видели лишь внезапно опустевшее место.
Раньше так было спокойнее и надёжнее.
Раньше он мог говорить.
— Элен, ты в порядке?
Стефан замер в дверном проёме, мягкий свет керосиновых ламп в коридоре подсвечивал его, лёгким сиянием ложился на тёмные волосы и строгий коричневый костюм из шерсти — в Трансильвании весна походила на медленно тающий лёд, и в доме порой было сыро и холодно.
— Конечно.
— Он был здесь сегодня?
— Драгош? Господи, Стефан, ты уже не знаешь, где он пропадает?
— Он не говорит со мной. Не смотри так. Я не про речь. Он закрылся на все замки и даже не отвечает на короткие записки.
Стефан уже две недели как приехал из Бухареста в так нелюбимую им Трансильванию с проклятым лесом, Карпатскими горами и — что хуже — вьющимся вокруг него туманом, который покрывал дымкой особняк братьев Антонеску.
В отличие от светлого поместья семьи Элен.
Старший Антонеску явно скучал без своей врачебной практики и всё-таки собирался вернуться ненадолго в город, но не мог бросить брата одного. В безмолвии и мрачном состоянии духа.
— Мне кажется, призраки его понимают, — высказала она давнюю мысль. — Им не нужны слова или звуки. Как и лошадям. Если его нет на кладбище, скорее всего, он уехал кататься.
Торопливые шаги в коридоре возвестили о новом госте, а раз перед ним не явился шаркающий высохший дворецкий, то Элен ожидала только одного человека, который мог ворваться в дом до ужина.
Драгош вошёл в запахе талой воды и промозглой сырости, в тёплом плаще поверх костюма для верховой езды. Попытался пригладить взъерошенные волосы — то ли после буйных ветров, то ли просто по природе своей такие.
Худой, с бледной кожей и совсем немного ниже брата, тем не менее, в нём легко угадывалось сходство со Стефаном, который поднялся при виде него.
— Драгош, что-то случилось?
Короткий кивок, а руки нервно теребили замшевые перчатки. Он кинулся было по привычке к письменному столу, опомнился, что это другой дом, и тут же растерянно посмотрел на Элен.
В такие моменты он казался ей совсем мальчишкой, а не тем, кто колдовал с чёрной частью своей души в лесу Хоя-Бачу. Та часть души, что стала злом и теменью даже среди призраков и отнимала удары его сердца, а с ними — и жизнь.
Драгош и Стефан одолели то зло. В безумной пляске, мешая дар жизни и смерти, а потом вернулись домой, ведомые огнями Элен в глухой чаще с сухими деревьями и хлюпающей землёй.
Вот только Драгош потерял дар речи. И, кажется, частично самого себя.
Элен открыла для него свой рабочий секретер из тёмного дерева и показала, где бумага и чернила, так что вскоре оба читали размашистый почерк Драгоша.
В лесу снова бушует карета-призрак. И те, кто садится в неё, больше не возвращаются. Такого раньше не было. Я хочу разобраться.
Всё это время Драгош неотрывно смотрел на Стефана, едва ли не перетаптываясь на одном месте. Его никогда не пугали призраки, тайны иного мира или опасности. Многие даже считали его легкомысленным по натуре, забывавшим обо всём на свете за изучением древних манускриптов о загробных мирах, тонкой материи и троп между мирами.
Им было сложно увидеть за этим пытливый ум и жажду познания.
Элен уже хотела спросить, чем они могут помочь, когда её опередил Стефан:
— Я еду с тобой. Где она подбирает пассажиров?
На перекрестке. Я знаю дорогу.
Драгош маялся.
Он ощущал себя безмолвной рыбой с оторванными плавниками. И дело было вовсе не в том, что битва с призраками в лесу отняла голос и слова, а в собственных ощущениях.
В конце концов, в лесу Хоя-Бачу остался обломок его души. Тёмный, мрачный, зловонный, с жаждой поглощения энергии других. Оживший кошмарным заклятием, который хотел подчинить себе Драгоша и повелевать мертвецами.
Но теперь внутри он чувствовал и бездонный провал.
И этот провал притягивал призраков, которые вились рядом, с каждым днём всё гуще и теснее, стоило Драгошу набрести на заброшенное лесное кладбище или столкнуться с каким-нибудь почившим предком в доме, куда его пригласили на званый ужин.
Порой ему так и хотелось сказать — в вашем доме призрак. Не бойтесь, он не причинит вреда, только не запирайте окно чердака, ему нравится белёсый лунный свет.
Слов не было. А толкать каждый раз Стефана и просить передать послание казалось глупо и странно одновременно. Его и так считали чудаком, а спиритические сеансы Элен — некой игрой и театральным представлением. Мало кто воспринимал их всерьёз даже в Обществе медиумов, в которое она вступила не так давно.
Но Элен ещё не растеряла репутацию благовоспитанной особы, в то время как младший наследник Антонеску, по мнению многих, прохлаждался в конных прогулках по полям, бродил по кладбищу и порой как бы невзначай рассыпал соль в чужих домах.
Стефан всегда верил и знал, что брат ничего не делает просто так.
Но он не мог заменить глухую тоску внутри. Драгоша утягивало во мрак помимо его собственной воли, а голоса призраков настойчивыми шепотками бились в голове, раздирая своими историями.
И теперь карета-призрак, которая однажды подвезла Стефана домой, стала уводить путников в гибельные места, откуда те уже не возвращались.
Сейчас они со Стефаном стояли на продуваемом перекрестке с развилкой в сторону двух разных поместий и далёкого замка дальше в горах. Приближалась ночь, а с ней — и промозглый холод конца марта. Лошади всхрапывали и перетаптывались, и Стефан тихонько их успокаивал.
Драгош всматривался вдаль и прислушивался к грохоту рессор и топоту копыт, погруженный в свои невесёлые мысли.
Наконец замаячил слабый жёлтый огонёк фонаря, прикрепленного рядом с кучером, а вскоре показался и силуэт кареты. Никаких звуков — от того видение казалось нереальным.
Стефан махнул рукой и поравнялся с возницей.
— У нас лошади захромали, а пешком долго. Есть места?
— Карета пуста, — скрипуче ответил кучер. — Лезьте. Плата потом.
Внутри и правда никого не было — так показалось в начале. Но стоило карете тронуться с места, как Драгош тут же почувствовал прикосновения призраков, похожие на мягкие комочки пыли.
С потолка свисали чьи-то ноги — видимо, один устроился прямо на крыше, а рядом со Стефаном сидела старуха, закутанная в шаль, с разрезанным от уха до уха ртом, и юная особа, дрожащая от холода.
Драгошу казалось, карета парит над землёй, а ночь бесконечным полотном растянулась за мутными окнами, скрытыми ветхими шторами из бархата.
Он закрыл глаза и откинулся назад, пробуждая дар. Повеяло запахом воска и подогретым маслом — наверняка Стефан уже зажёг нужную свечу.
Драгош открыл глаза, зная, что сейчас в них отражаются блуждающие огоньки.
Призраки шевельнулись и потянулись к нему.
Мы бродим. Мы бредим. Мы не мы. Где мы?
Огонёк свечи трепетал в руках Стефана и болтающейся карете, когда Драгош распахнул дверцу в холодную ночь. Мелькали деревья, плотные, старые, а карета мчалась по лесной дороге.
Драгош достал мешочек обожженной соли, окропленной маслом шалфея, и сыпанул на пол кареты, выгоняя призраков наружу. Те зашипели и взвились, заскребли и застучали, вырываясь, а карета резко остановилась.
Стефан выскочил первым, всё ещё сжимая свечу, Драгош за ним. Присев на корточки, он коснулся холодной и мягкой земли, ощущая погружение в мир мертвецов. Глухой и тёмный, в тишину и покой. Вязкая тишь без боли и страданий.
После Хоя-Бачу его что-то словно направляло и помогало прокладывать тропу для беспокойных душ.
А свеча расточала ощущение пламени и для той стороны.
Ваш путь окончен. Ваши кости лежат тут, недалеко. Я похороню их среди корней. Вы свободны.
Дуновение ветра — и ничего не стало. Карета рассыпалась сизым пеплом и сухой пылью. И только полупрозрачные лошадиные скелетики застыли ещё на несколько секунд, а потом истаяли в ночном мраке.
— И это всё? — уточнил Стефан.
Драгош пожал плечами и махнул в сторону дороги — стоило вернуться за лошадьми и лопатой.
Пока они шагали рядом, в полном молчании и холодке ночи, он косился на Стефана, не зная, как сказать. И раньше он мог легко смутиться даже собственной тени, а как рассказать теперь брату, что его тревожит?
Что внутри него полость без света? Что он больше не умирает — но ощущает себя ближе к смерти? Что сегодня он боялся сесть в карету и пропасть вместе с ней?
Стефан вдруг остановился и вскинул голову к иссиня-чёрному небу. Тонкий месяц то показывался, то прятался за расплывчатыми облаками.
— Я слышу биение твоего сердца, Драгош. Оно бьётся ровно и спокойно. Однажды я сказал тебе, что весна в Бухаресте прекрасна. Не хочешь поехать со мной и отдохнуть от Трансильвании?
Этого Драгош не ожидал. Он воззрился на брата в том немом удивлении, словно собирался увидеть призрака, а тот оказался живым человеком. Стефан лишь усмехнулся.
— Не только призраки могут общаться, если нет слов. Тебе наверняка понравится. Кстати, ты в курсе, что вскоре к Элен приезжает любитель очернять медиумов и раскрывать их представления? Нет? О, она уже предвкушает! Так что, Бухарест?
Драгош благодарно улыбнулся и кивнул.
Но полость без света всё ещё тянула во мрак.