Страшно
Спустя пару дней после сделки в порту Стефания надела чёрное пальто и поехала одна. Без охраны, без водителя, без Данте и Нико — сказала, что это личное. Её никто не останавливал. Она могла исчезнуть на пару часов, и все знали: если Туз уезжает одна — значит, это нужно не ей, а тем, кто ушёл.
Машина остановилась на краю кладбища Сан-Маурицио, где погребены члены семьи Версано. Место тихое, утопающее в старых деревьях. Туман цеплялся за могильные плиты, словно не хотел отпускать мёртвых.
Стефания вышла, закрыла дверцу и медленно пошла по гравию. Каблуки почти не стучали — слишком мягкая почва. На руках — перчатки, в которых она не чувствовала холода, только внутреннюю дрожь. Она давно не плакала. С тех самых похорон, где мир перевернулся и больше не выпрямился.
Могила Ареса находилась чуть в стороне, под тёмной сосной. Надгробие из чёрного мрамора. Без фото. Только имя:
Ares Versano
1995 — 2024
"Finché il silenzio sarà mio alleato."
(Пока тишина будет моим союзником.)
Она села рядом. Не на скамейку — на землю. Пальто слегка намокло, но ей было всё равно. Подтянула колени, обняла себя и долго смотрела на надпись, как будто могла вычитать из неё то, что он так и не успел сказать.
— Привет... — прошептала она. Голос тихий, севший.
Тишина. Только слабый ветер колыхал ветки над головой.
— Прости, что давно не приезжала. Я просто... не знала, что говорить. Я ведь должна быть сильной, да? А мне... страшно, Арес.
Она опустила голову, медленно сняла перчатку, дотронулась до холодного камня:
— Я скучаю. Очень. Иногда так сильно, что дышать нечем. Мне кажется, я с ума схожу... Ты ушёл, а всё, что осталось — твоя комната, письмо, клубника... и я. И я не знаю, как это — жить без тебя.
Слёзы не лились. Глаза были сухими, но внутри — всё горело.
— Все говорят, что я справляюсь. Что я сильная. Что теперь я Туз. Но они не знают, что ночами я засыпаю, держа твой кулон в ладони, как ребёнок держит игрушку, чтобы не умереть от страха.
Ветер усилился. Пальто развевалось. Её волосы — уже не распущенные, а собранные, строго — всё равно выбились прядями и коснулись лица.
— Знаешь, я всё делаю как ты бы сделал. Думаю, что ты бы сказал. С кем бы ты заключил сделку, кому бы не поверил. Но... Я всё равно не ты. Я не могу так молчать, как ты. Мне тяжело.
Она сделала паузу. Вдох. Медленно.
— Я так хотела, чтобы ты увидел, какой я стала. Хотела, чтобы ты был рядом, когда я приняла первую крупную сделку. Когда мне аплодировали в зале. Когда я научилась стрелять без промаха. Ты бы гордился, правда?
Стефания взглянула вверх — в небо, затянутое облаками.
— Мне так не хватает твоего взгляда. Не этого... ледяного, когда ты злился, а того, когда ты смотрел на меня, и я чувствовала, что не одна. Что кто-то... видит меня. Настоящую. Даже когда я сама себя не понимаю.
Она встала на колени, наклонилась, прижала ладонь к камню.:
— Я держу твоё дело. Защищаю Джули и Данте. Всё, что ты просил — делаю. Но только, пожалуйста... если ты слышишь — скажи хоть что-то. Хоть во сне. Хоть знаком. Скажи, что ты рядом...
Тишина. Могила не ответила.
Стефания сжала зубы. Опустила голову. И прошептала, почти не дыша:
— Mio diavolo... пожалуйста, вернись. Хотя бы на миг. Мне очень... очень тяжело.
Она осталась сидеть у могилы ещё долго. Пока солнце не скрылось за облаками. Пока туман не вернулся. Пока сама не стала частью этой тишины.И только одна птица, вспорхнув с дерева, выдала миру, что кто-то всё ещё молится — за того, кто ушёл.
Стефания не планировала туда идти. Просто ехала без цели — по пустым вечерним улицам на окраине Милана, где город становился другим: потертым, уставшим, без блеска и притворства. Она выключила навигатор, убрала телефон в бардачок, сняла серьги и распустила волосы, словно хотела на время стереть себя — Туза, символ, лидера.
Машина остановилась у старого здания с выцветшей неоновой вывеской.Bar Purgatorio.Никто не проверял документы на входе. Никто не всматривался в лица. И это ей понравилось.
Она вошла — внутри пахло старым деревом, табаком и алкоголем. Стены — в пятнах времени, барная стойка поцарапана, в углах — приглушённый свет и тени постоянных клиентов. Музыка — что-то блюзовое, с хриплым голосом певицы о потерянной любви.Стефания сняла пальто, повесила на крючок, подошла к бару. Бармен — мужчина лет пятидесяти с серыми висками и усталыми глазами — даже не посмотрел дважды. Она была просто гостьей. И это было спасением.
— Что будете? — спросил он, вытирая стакан.
Стефания провела пальцем по барной стойке, медленно, будто собиралась с мыслями:
— Что-то крепкое.И чтобы не спрашивали, почему, — сказала она.
Он чуть кивнул. Не задавал вопросов.
Сначала он подал ей «Negroni». Потом — «Old Fashioned».Потом — ещё два: «Manhattan» и «Whiskey Sour».Она не торопилась. Каждый глоток был как шаг в другое состояние — тише, глубже, темнее.
Когда перед ней выстроился четвёртый бокал, она взяла поднос и ушла в дальний угол, за полутеменный стол у окна. Там никто не сидел. Там не было зеркал, в которых она могла бы увидеть себя. И это было правильно.
Села, поставила бокалы перед собой, сцепила пальцы.На ней был тёмный свитер, широкие брюки — ничего кричащего. Только глаза — огромные, усталые, будто носили на себе груз целого клана. И в этот вечер, наконец, не выдержали.
Она взяла первый бокал. Сделала глоток. Скрючилась на секунду — не от вкуса, от внутри.
— За тебя, Арес... — прошептала она. — За твоё чёртово молчание. За то, что ты ушёл, оставив меня среди акул, когда сам был самым страшным.
Глоток. Потом второй. Виски жгло горло, но в голове стало легче.
— Я сильная, да? Все так говорят. Но, чёрт возьми... я просто хочу, чтобы кто-то снова посмотрел на меня так, как ты смотрел. Без страха. Без власти. Просто — увидел меня.
Третий бокал. Она закинула голову, закрыла глаза. Перед глазами — мрамор надгробия. Запах его рубашки. Его голос: "Il mio angelo."
Она открыла глаза — мокрые, но не плачущие. Просто блестящие.
— Ты хотя бы знаешь, как мне больно? — спросила она вслух. — Или ты просто исчез... и всё?
Люди в баре не обращали внимания. Они привыкли к тем, кто говорил в пустоту.
Четвёртый бокал она не пила сразу. Сидела, глядя в окно. Там шёл дождь. Тихий, городской. Такой, как она любила.Но теперь даже дождь не приносил утешения.
— Может, я просто глупая, — прошептала она. — Жду призрака, говорю с могилой, надеваю твой кулон, как оберег... А внутри всё разрывается.
Она медленно выпила остатки.Слегка покачнулась. Уперлась локтями в стол. Слёзы не текли. Только пустота и глухая боль.
Стефания Де Россо.Туз пик.Одна, в тёмном баре на краю города, где её никто не знал.
Пьяная не от алкоголя — от горя.И всё, что она хотела в тот момент —это снова услышать его голос. Хоть раз. Хоть в голове.
Алкоголь давно размывал границы.
Стефания сидела, опершись лбом о ладонь, в полусонном оцепенении. Перед ней пустые бокалы, вокруг — гул голосов, сигаретный дым, смех, звон стекла. В голове — белый шум и всё громче: "Я устала... я не справляюсь... вернись..."
Она не заметила сразу, когда к её столику подошли двое.
Первый — крупный, с поредевшими волосами и запахом перегара. Второй — худощавый, с жидкой улыбкой, в грязной куртке. Оба пьяны в стельку, но не настолько, чтобы не понимать, что перед ними девушка одна... и явно не в форме.
— Che bella cosa... — ухмыльнулся первый, садясь рядом. — Ты чего тут одна, крошка? Заблудилась, а? Может, нам повезло...
Стефания не ответила. Даже не повернула голову. Пыталась сосредоточиться на дыхании, но её мотало. Она чувствовала, как тело становится ватным, как разум тонет.
Второй потянулся к её волосам — провёл пальцами по пряди:
— Такие кудри жалко оставлять без ласки. Что скажешь, красотка?
— Отойдите, — пробормотала она. Голос — сиплый, почти беззвучный.
Они засмеялись:
— Девочка, ну ты не в том состоянии, чтобы указывать. Пошли с нами. Развлечёмся. У нас есть место, потеплее, чем тут.
Она попыталась оттолкнуть руку, но силы не было. Стол качнулся, бокал упал и разбился. Кто-то обернулся, но никто не вмешался.
Первый мужчина схватил её под руку, рывком поднял с места.
— Эй, осторожно! — раздался чей-то голос, но неуверенный, испуганный.
— Успокойтесь, я её парень, а это её друг. Всё нормально, — буркнул второй, потащив Стефанию к выходу.
Она пыталась сопротивляться, что-то шептать, но ноги не держали. В груди поднималась паника. Сердце билось в висках.
Они выволокли её наружу. Холодный ночной воздух ударил в лицо. Дождь ещё моросил, мельчайший и колкий.На стоянке рядом с баром стояла серая старая машина. Задняя дверь уже была открыта. Один схватил её под мышки, второй — за ноги.
— Пустите... — выдохнула она. — Я... убью вас...
Смех. Один из них хлопнул её по щеке:
— Тише, куколка.Туз пик? Да ты просто напилась, как девочка из колледжа.
И в этот момент —выстрел.Громкий, резкий, будто сам воздух разорвался пополам.
Пуля прошла в миллиметре от головы мужчины, ударившись в капот машины.
Второй выронил Стефанию, она рухнула на мокрый асфальт, ударившись локтем.
— Руки убрали от неё, ублюдки! — раздался голос.
Глухой, громкий. Знакомый. Без пощады.
Из темноты вышел силуэт. Высокий. В чёрном. С пистолетом в руке. Лицо не видно, но взгляд — как нож.
— На колени. Или второй выстрел — в позвоночник.
Один из мужчин попытался побежать.
Второй выстрел — в колено.
Крик боли. Кровь на плитке. Второй упал.
Первый — уже на земле, дрожащий.
Стефания лежала на боку, глаза широко раскрыты. Она не понимала, что происходит. Была на грани отключки, но слышала шаги.Кто-то подошёл. Скользнул пальцами по её щеке, приподнял голову.
Тёплая ладонь.
Голос — еле слышный:
— Ты правда думала, что я позволю кому-то тронуть тебя... Il mio angelo?..
Стефания прошептала — или ей показалось, что прошептала:
— Арес?..
И провалилась в темноту.
Машина неслась сквозь ночной Милан, унося их прочь от того кошмара. Арес сидел за рулём, напряжённый, сжимая пальцы на руле так, будто тем самым мог удержать весь мир от распада.На заднем сиденье, укрытая его курткой, лежала Стефания — бледная, с закрытыми глазами, но живая. Он то и дело бросал взгляд в зеркало, контролируя её дыхание, каждый вздох. Он не сказал ни слова. Не из страха. Из тяжести долгожданного возвращения, которое получилось совсем не так, как он планировал.
Когда они подъехали к особняку, ворота распахнулись — охрана, увидев машину Ареса, сначала замерла... потом бросилась внутрь с криками, кто-то уронил оружие.
Арес вышел из машины, несущим её на руках.Она тихо застонала, очнувшись на долю секунды, но тут же снова потеряла сознание.
Двери особняка распахнулись, и в холл выбежала Джули.Увидев его, она остановилась:
— ...брат?.. — выдохнула она.
Шаг. Второй.И вдруг — она едва не упала, схватившись за косяк. Лицо побелело. Глаза широко раскрылись.
— Арес?.. Это...
За ней появился Данте.
Он не закричал.
Не двинулся.
Просто замер.Как будто весь воздух исчез из его лёгких.Он смотрел на брата, которого похоронил своими руками.На того, кого оплакивал. Кого носил в сердце целый год, как потерю.
— Нет... — только и смог сказать Данте. — Нет. Это...
Нико появился последним.Вошёл медленно, как будто уже знал, что сейчас произойдёт, но всё равно сдерживал эмоции:
— Босс... — голос его дрогнул. — Мы же договаривались. Почему вы не предупредили?
Арес, не опуская Стефанию, остановился в центре холла и ответил глухо:
— Я хотел вернуться, но не так. Я... — он опустил глаза на неё. — Я не смог бы себе простить, если бы с ней что-то случилось, а меня не было рядом. Даже если план ещё не был до конца завершён — я... должен был прийти.
Джули вдруг закричала:
— Ты был жив?! Весь этот год?! — в её голосе слёзы, ярость, боль. — Ты... ты оставил нас!
Данте резко повернулся к Нико:
— Ты знал?! — в его голосе не было злости. Было предательство. — Ты знал всё это время, да?!
Нико опустил голову:
— Да.
— И ты... молчал? Смотрел, как мы хоронить его едем?! Как она плакала?! Как ломалась и хотела умереть от этого?!
Арес шагнул ближе, посмотрел брату в глаза:
— Я приказал ему.Нико сделал то, что должен. Ради вас, ради неё. Я сделал это, чтобы уберечь вас. И знаю, что вы не простите мне этого сразу. Но если бы всё повторилось... я бы всё равно выбрал вашу жизнь — а не своё присутствие.
Джули подошла ближе, дрожащая, с мокрыми от слёз щеками:
— И ты не обнимал меня ни разу за год... — прошептала она. — Ты даже не смотрел, как я выросла... как я училась быть сильной. Ты не видел, как она плакала... как спала в твоей рубашке, как ела клубнику каждый день...
И заплакала. Но уже на его плече.
Арес опустил голову, закрыл глаза и крепко прижал сестру к себе.С другой стороны подошёл Данте.Он долго смотрел.А потом просто сказал:
— Если ты ещё раз умрёшь — я тебя сам прикончу. Ясно?
Арес кивнул.И наконец...повернулся с Стефанией в руках, прошёл по коридору вверх:
— Сначала — она. Потом всё остальное.
Он поднялся по лестнице медленно, шаг за шагом, словно боялся, что любое движение может снова разрушить ту хрупкую нить, что только что связала его с жизнью.
Стефания в его руках была лёгкой, как всегда. Но сейчас — будто ещё и хрупкой. Словно не девушкой, а травмированной частью его души, которую он бережно нёс, стараясь не потерять по дороге.
Дверь в спальню была приоткрыта. Комната — та же, что раньше. Ничего не изменилось: его рубашки по-прежнему висели в шкафу, кулон лежал на прикроватной тумбе, постель аккуратно застелена. Только клубника в вазе была свежей — он знал, что она продолжала покупать её. Каждый день.
Арес медленно опустился на колени перед кроватью, положил Стефанию на мягкие простыни. Снял с неё туфли, аккуратно расправил волосы, откинул выбившиеся пряди со лба. Она едва дышала, но он знал — всё в порядке. Просто шок, усталость, алкоголь и пережитый страх.
Он достал плед, накрыл её с головой, как она любила. Коснулся щеки. Потом провёл пальцами по линии челюсти, будто запоминал, как она выглядит, как звучит её дыхание, как холод её кожи становится чуть теплее, когда она чувствует, что не одна.
И, наклонившись, тихо, без слов, он поцеловал её в лоб.
— Я здесь... — шепнул он. — И я тебя очень люблю, ангел...
Он задержался. Ещё секунду. Ещё одну. Глаза его были полны тяжести — но не от усталости, от глубокой, зрелой боли. Той, что не кричит, а живёт внутри годами.
Он встал. Убедился, что она дышит ровно, что ничего не угрожает.Постоял у двери, задержавшись на пороге.
Свет от уличных фонарей падал сквозь шторы, делая её лицо почти нереальным.Она выглядела мирно.Спокойно.Он знал, что утром это исчезнет.
Потому что следующее утро будет самым трудным в его жизни.Не потому что придётся что-то объяснять.А потому что он впервые увидит её взгляд, полный вопросов.Полный боли. Предательства. Любви. И, возможно, ненависти.
Он снова будет смотреть на неё — уже не как призрак, а как мужчина, который исчез.
Который спас.И который, быть может, разрушил всё одновременно.
Он закрыл за собой дверь.Шагнул в коридор.И впервые за весь год — ему стало страшно.Очень страшно...