Incubo
Ночь опустилась на особняк Asso Nero, как густой чёрный бархат. Дом был погружён в тишину, нарушаемую только отдалённым шорохом охраны и редкими порывами ветра за окнами. В её комнате — полумрак, клубничный аромат на подушке, недочитанная книга на тумбочке, письмо Ареса, аккуратно сложенное и положенное рядом, как оберег.
Стефания лежала под пледом, сжалась в клубок, обняв подушку — ту, где ещё оставался его запах.Сон подкрался незаметно. Тело вымотано, душа опустошена. И именно тогда... пришёл кошмар.
Во сне она стояла посреди пустого дома. Всё казалось знакомым — холл, лестница, его кабинет.Но всё было мертвенно тихо.Свет мигал.Окна были распахнуты, ветер рвал шторы, словно хотел что-то унести.
Она кричала его имя:
— Арес?!
Ответа не было.
Только скрип половиц.
И холод.
Она пошла по коридору, босиком, дрожа. Стены казались ближе, темнее. На полу лежали карты... игральные карты. Каждая — с обгоревшими краями. И на всех — туз пик. Только туз. Снова и снова.Она поднимает одну — и на ней кровь. Настоящая.Тёплая.
Дрожащими руками она открывает дверь в спальню.
На полу — он.
Арес.
В чёрной рубашке. Грудь в крови. Глаза открыты, но пустые.Он лежит неподвижно.
Рядом его кольцо, кулон, её фото, сломанная берета.
— Нет... нет-нет-нет! — Стефания бросается к нему во сне, обнимает, трясёт за плечи. — Ты обещал... ты сказал, что вернёшься...
Он не двигается.
Лицо бледное.
Холодный лоб.
Губы приоткрыты.
И тут он шевелится.
Открывает рот.
И шепчет:
— Почему ты позволила мне умереть?..
Стефания во сне кричит, дрожит:
— Нет! Я не позволяла! Я... я здесь! Я рядом!
Он медленно исчезает у неё на руках, рассыпаясь в пепел.Кулон обжигает ей ладонь.Дом рушится вокруг.И она остаётся одна, в чёрной пустоте, кричащая в бездну:
— Арес! Вернись! Пожалуйста! Я не могу без тебя!
В реальности —она вскрикнула.
— АРЕС!
Вся в поту, с криком вырвалась из сна, задыхаясь, как после падения с высоты. Лицо залито слезами. Она села в кровати, судорожно хватая воздух, пальцы вцепились в простыню. Тело дрожит, сердце бьётся, будто хочет вырваться из груди:
— Ты жив... пожалуйста... ты где... — прошептала она в пустоту. — Ты же обещал...
Комната была пуста.Но она ещё долго не могла отдышаться, качаясь взад-вперёд, прижав руки к груди.Потому что даже во сне —потерять его снова было невыносимо.
Всю ночь Стефания просидела на кровати, прижавшись спиной к стене, с пустым взглядом, устремлённым в темноту. Она больше не пыталась заснуть. Боялась. Боялась снова увидеть, как он умирает у неё на руках. Боялась снова проснуться без него.
Письмо Ареса лежало рядом, скомканное, расправленное, снова прижатое к груди. Подушка была мокрая от слёз, глаза горели, как будто в них жгли пепел. Она больше не плакала — слёзы закончились. Осталась только тишина. И пустота.
К 5 утра в доме ещё царила тьма. Все спали. Только охрана менялась на посту. Тени гуляли по коридорам. И в этой тишине Стефания медленно встала, босая, одетая в тот же чёрный халат, спустилась по лестнице — шатко, как будто в каждую ступень врастали воспоминания.
Она дошла до кухни.Открыла дверь.Сделала один шаг внутрь — и рухнула на колени.Пол холодный. Каменный.Но она не почувствовала ничего. Просто опустилась, как человек, в котором больше нет сил стоять.
— Чёрт... — Нико, стоявший у кофемашины, заметил её сразу.
Он бросил кружку, подбежал:
— Стефания!
Она сидела на коленях, волосы спутаны, лицо опухшее, под глазами синяки, такие тёмные, будто ночь отпечаталась в её взгляде. Губы бледные, дыхание сбивчивое:
— Мне... плохо... — прошептала она. — Я больше не знаю, как... жить, Нико...
Он аккуратно опустился рядом, обнял её, не говоря ни слова. Просто прижал к себе.Она дрожала в его руках, как ребёнок, потерявший всё:
— Он уходит даже во сне... и я ничего не могу...
— Ты жива, — тихо сказал он, сдерживая свои эмоции. — А это значит — часть его тоже.
Стефания судорожно вырвалась из объятий Нико, руки её дрожали, сердце колотилось в груди, как будто хотело вырваться наружу. Она вскочила резко, почти не чувствуя собственного тела, и отшатнулась от него:
— Я так не могу! — сорвалось с её губ.Голос надломился, как стекло. — Правда, я не могу!
Нико поднялся за ней, но не сделал резких движений. Он знал — она сейчас как раненый зверь: каждое слово может стать последним.
Стефания шатко пошла к кухонной стойке, хромая — нога всё ещё болела после недавних травм, но она не чувствовала боли. Только туман в голове. Только одно желание.
Она подошла к столу, открыла ящик и вытащила нож.Большой, тяжёлый кухонный нож. Холодное лезвие блеснуло в её руке.
— Я хочу к нему, понимаешь?! — выкрикнула она, оборачиваясь к Нико. В её глазах — безумие, боль, отчаяние. — Я больше не чувствую себя! Я не смогу жить за нас двоих! Это... это невозможно! Он забрал меня с улицы, он сделал меня собой, он... — голос сорвался на рыдание, — ...он стал всем!
Она подняла нож, держа его перед собой, будто он — последняя дверь, через которую можно пройти. Губы дрожали, дыхание сбивалось.
Нико сделал шаг вперёд, очень медленно:
— Стефания, послушай меня...
— Не подходи! Я не шучу! — крикнула она, но в голосе уже слышался страх.Не страх смерти.А того, что она действительно может это сделать.
— Я не могу дышать без него... я засыпаю — и он умирает. Я просыпаюсь — и его нет. Я... я...
Она пошатнулась, нож дрогнул в руке:
— Он ушёл... и забрал меня с собой, Нико. Только тело осталось...
И тогда Нико, сжав зубы, резко подошёл и схватил её за запястье, вывернул нож — не грубо, но с силой. Нож упал на пол, с глухим звуком.Стефания рухнула ему на грудь, ослабев. Он обнял её, крепко, не отпуская:
— Ты не уйдёшь, слышишь? Он не для того спасал тебя, чтобы ты теперь сдалась. Он будет жить в тебе. В каждом твоём шаге. В каждом слове. И ты... ты станешь сильной. Ради него.
Стефания дрожала, как лист на ветру, прижатая к груди Нико. Руки её сжимали его куртку, словно пытались ухватиться за реальность, но всё, что было в ней — распадалось.Слёзы катились непрерывно, без остановки, будто вся боль, все мысли, все крики, которых она не дала себе за эти дни — вырвались наружу разом:
— А ему... — прошептала она, задыхаясь от рыданий, — ...ему было больно, да? Очень...
Нико не ответил. Он просто держал её крепче.
— Он, наверное, лежал там один... — её голос надломился, стал детским, раненым. — В этой машине, один. Один. Ему было страшно... он же не знал, что я потом приду... он, может быть, звал меня... — и в следующую секунду она вскрикнула сквозь плач: — А я не пришла, я не пришла!
Нико закрыл глаза.
У него сжалось горло, но он молчал.
— Это моя вина... — продолжала Стефания, — Если бы я его не отпустила... если бы я его удержала... он был бы жив... — она билась в его руках, как будто хотела вырваться из самой себя. — Он бы покупал мне клубнику... и смотрел бы со мной фильмы... и злился, что я подсовываю ему сладкое по утрам... он бы... он бы просто был.
Её плечи сотрясались от плача, губы дрожали.И тут в коридоре послышались шаги.
— Стефания?! — раздался голос Джули, испуганный, высокий.
Следом в кухню ворвался Данте, с растрёпанными волосами, в спортивных штанах, босиком, сжимая телефон:
— Что происходит?! Что с ней?!
Они замерли, увидев картину:
Стефания на полу, в объятиях Нико, рядом — лежит нож.А она вся в слезах, разбитая, с бледным лицом и пустым взглядом.
Джули подбежала первая, упала рядом, обняла её за плечи:
— Кудряшка... не делай так, пожалуйста... я боюсь...
Стефания прижала девочку к себе и шепнула, рыдая:
— Он бы не хотел... чтобы я была такой... но я не знаю, как мне жить дальше...
Данте подошёл сзади, опустился на корточки, сжав кулаки. Он выдохнул через зубы:
— Мы справимся. Вместе. Ты не одна, слышишь? Ты не одна.
Когда слёзы начали стихать, и дыхание Стефании стало реже, почти беззвучным, Нико тихо кивнул Данте — взглядом, полным тревоги и понимания: она держится на грани.
Данте подошёл ближе. Его движения были осторожными, будто он прикасался к тончайшему стеклу, которое может разлететься от малейшего усилия. Он наклонился и, не спрашивая, просто поднял её на руки. Она не сопротивлялась. Только вцепилась в его рубашку, как ребёнок, который боится снова остаться один.
— Куда?.. — тихо прошептала Джули, поднимаясь с пола, вытирая мокрое лицо.
— Ко мне, — ответил Данте так, будто другого варианта не существовало.
Он понёс её наверх, медленно, шаг за шагом. Джули шла следом, босая, с растрёпанными волосами и усталым лицом. Никто не говорил ни слова — в доме царила полная тишина, как будто стены слушали, как разбиваются сердца.
В комнате Данте было темно и прохладно. Он бережно опустил Стефанию на постель, укутал пледом, сел рядом, не отпуская её руку. Джули забралась с другой стороны, прильнула к её спине, обняв её тонкими руками:
— Я тут, — прошептала она, — И никуда не уйду.
Стефания лежала между ними — теплом двух людей, которые тоже потеряли брата.Она больше не плакала.Глаза были красными, опухшими, но слёзы иссякли.В теле — пустота.Но в этой тишине, в этих руках, в этом прикосновении...было что-то живое.
Через несколько минут дыхание выровнялось.Джули заснула первой, крепко прижавшись к Стефании.Потом Данте — сидя, не отпуская её пальцы.И, наконец, она...впервые за двое суток,позволила себе погрузиться в сон.
Втроём.В одной комнате.Те, кто остались.
Склеивая друг друга,чтобы продолжить жить.
Нико спустился в подвал особняка, минуя камеры, охрану и даже собственные эмоции. Шёл быстро, но внутри — медленно. Сердце било в груди глухо, сдержанно. На лице — привычная маска спокойствия. Но когда он закрыл за собой дверь оружейной, повернул два замка и остался один — всё внутри дало трещину.
Он прислонился к стене. Глубоко вдохнул.
Глаза закрылись.И слеза скатилась по щеке.
Одна.Как та, которую он видел у неё, когда она стояла над могилой.
Он прошёл к дальнему сейфу, открыл его и достал из-под бронированной панели маленький чёрный телефон. Старый, без интернета, с одной SIM-картой.Активируется — только вручную. Он включил его. Секунду ждал. Затем набрал единственный номер.
Телефон зазвонил. Два гудка. Три.
— Да, — раздался голос.
Глухой. Хриплый.Живой.
— Босс... — Нико сжал кулак. — Она... она хотела покончить с собой.
Молчание. Долгое.
— Ночью ей снился кошмар. Кричала твоё имя. Потом... — Нико замолчал, проглотил ком в горле. — Пошла на кухню и взяла нож. Говорила, что не может жить за вас двоих.Я успел. Но, Арес... она умирает. Медленно. И если так пойдёт дальше... я не знаю, сколько она выдержит.
На другом конце снова тишина. Только дыхание. Медленное.И потом — глухо, надрывно:
— Она плакала?
— Да. Кричала, что ему — тебе — было страшно в машине. Что ты был один, что это всё её вина.
И только тогда Арес заговорил.Тихо. Ровно.
Сдержанно.Но в голосе слышалась боль, от которой камень бы дрогнул:
— Слёзы моего ангела... дорогая цена.
Пауза. Его голос стал жёстче:
— Но если это спасёт ей жизнь...
— Значит, я всё делаю правильно.
Сигнал оборвался.
Нико остался один в темноте оружейной.С телефоном в руке.И знанием, что сердце его босса бьётся где-то далеко...только ради одной женщины, которая сейчас думает, что он мёртв.