Девушка на праздники: неуловимые вайбы Рождества

Ещё во время ужина Грейсон поделился планом на остаток ночи: Уэнсдей закончит покрывать пряничных мишек глазурью, а он... будет руководить, попутно наслаждаясь своими собственными комментариями фильма, который мужчина любезно предоставил выбрать Аддамс.

— Итак, — размяв пальцы, дворецкий взял пульт и нажал на нём одну из кнопок, отчего на экране появилось несколько постеров. — Номер один: «Всем парням, которых я любила». Номер два: «Крепкий орешек». Номер три: «Будка поцелуев». Номер четыре: «После». Номер пять: «Десять причин моей ненависти». Номер шесть: «Няня». Номер семь: «Последствия». Выбор за тобой. Смотри, не ошибись. — Предвкушая веселье, Грейсон терпеливо ждал ответа, хотя и предполагал, что девушка скорее предпочтёт пустить себе пулю в глотку, чем подыграть ему. Но в таком случае, он уже знал, какой фильм выбрать. — Кстати, любопытный факт. Если читать названия сплошняком, то получится твоя краткая биография.

— Справедливое наказание за кровь из моих ушей — отрубленный язык.

— А как же железное правило «кровь за кровь»? Нет, если ты не уверена, что твои писательские способности достаточно высоки, чтобы уместить в пару предложений историю чьей-то жизни, что же поделать, — и мужчина развёл руками, состроив грустную физиономию.

Уэнсдей была готова пролить кровь, но ей помешал неловкий и как будто бы извиняющийся стук в окно. Она и Грейсон моментально повернулись в ту сторону, откуда он доносился. Жестом приказав Аддамс оставаться на месте, дворецкий бочком прошёл к окну, напряжённо всматриваясь сквозь стекло.

— Малыш, ты забыл где дверь? — спросил он, пропуская внутрь кухни Вещь.

Тот стряхнул с себя снежинки, оказавшись на подоконнике, и, не отвечая, затащил довольно толстую папку, сбросив её на пол, отчего оттуда выпало несколько листов. Хмуро смотря на развернувшуюся картину, Уэнсдей подошла к окну и, бросив опасливый взгляд на Грейсона, который спокойно, без тени эмоций созерцал происходящее, взяла в руки всё, что уронил Вещь.

— Глупо воровать у полиции, — произнёс дворецкий, наконец закрывая окно. — Если копы сюда заявятся, я не стану препятствовать им забрать тебя.

Жестами показывая, что он был осторожен, Вещь взобрался на стол, где Аддамс уже успела разложить бумаги, пробегая по ним глазами. Девушка искала подтверждения своей теории, поэтому не обратила внимание на слова дворецкого. А тот больше ничего не сказал, а лишь убрал мешавшиеся тарелки в раковину и, не откладывая на потом, тут же принялся их мыть. Звуки льющейся воды и позвякивание посуды не мешали Уэнсдей. Рон не соврал, когда сказал, что его друга загрыз волк. Так гласило заключение судмедэксперта.

«Или очень большая собака»... — мысленно повторила написанное в материалах дела Аддамс.

Повернув голову в сторону дворецкого, который к тому времени уже вытирал мокрые руки о полотенце, девушка критично оглядела его, раздумывая, стоит ли спросить, что он об этом может сказать. Интуиция в последнее время часто подводила её, но, рассуждая логически, Уэнсдей подумала, что Грейсон может быть полезен в сложении общей картины из кусочков воедино, потому что действительно обладал обширными знаниями, в том числе и об изгоях. Короткая беседа с ним сэкономила бы ей время, потраченное на поиск подтверждения сделанным выводам в библиотеке или, на худой конец, в интернете. Пришлось трудно, но она всё же приняла сомнительное решение.

— Вещь, ты отлично поработал, — сказала Аддамс. — Принеси мне листок с наброском портрета Джейка и можешь заниматься своими делами.

План пришёлся Вещи по вкусу, и он поспешил исполнить последнее на сегодня поручение Уэнсдей, предвкушая тридцатиминутные тёплые ванночки с морской солью для своих натруженных, потрескавшихся от холода пальчиков. Проводив его взглядом, Грейсон снова занял уже привычное для этого вечера место — напротив Аддамс с другой стороны стола. Мужчина не выказывал особого интереса к бумагам, хоть и обвёл их быстрым взглядом. Его внимание было направлено на девушку, и он произнёс:

— Ещё глинтвейна? Могу подогреть, но только чуть-чуть, чтобы ненароком не обжечься тебе. Я, конечно, не пожарный, но по моим наблюдениям ты уже заработала парочку мелких ожогов четвёртой степени по вине господина Ксавье на своё маленькое детское сердечко, — последние слова дворецкий сказал с явной издёвкой. — Кстати, новость. Я выбрал фильм, раз уж ты любезно позволила мне сделать это вместо тебя. Называется «Моё прекрасное несчастье».

— Его не было в том списке.

— Конечно, был. Если вниз пролистнуть, то следующий постер его окажется. Опа! — с помощью пульта дворецкий включил «обещанный» фильм. — Ещё не смотрел. Дай знать, если захочешь вскрыться в какой-то момент, чтоб я успел что-то постелить на пол.

— Обещаю не мешать, а лишь наслаждаться зрелищем, если ты вскроешься первым. Пока это не случилось, что скажешь?

И девушка подсунула Грейсону заключение судмедэксперта. Мужчина, хоть и бросил на неё подозрительный взгляд, но лист в руки взял. Пока он читал, на лице его не отразилось ни единой эмоции — Уэнсдей внимательно следила за ним.

— Для чего тебе это?

— Чтобы вычислить того, кто хочет меня убить.

— Спойлер: все. Но некоторые не на постоянной основе.

— Мы узнали кое-что сегодня с Ксавье. Он сказал, что волки давно не водятся в этих местах. Это так?

— Поверишь, если я скажу?

— Решу, когда получу ответ.

— Смело думать, что получишь, — Грейсон отложил лист в сторону, принимая безучастный вид.

На экране телевизора разворачивалась сцена сражения двух мускулистых полуголых парней на импровизированном недоринге. Бойцовский клуб, вот что это было. И дворецкий со всем вниманием смотрел туда, игнорируя Уэнсдей, её вопросы и нужды. Вещь уже успел принести рисунок Дрейка, который Аддамс сделала в кофейне, и к числу ранее разложенных листов на столе прибавился ещё один.

Фильм не блистал не оригинальным сюжетом, не яркостью персонажей и уж точно не уникальностью диалогов. Уэнсдей возненавидела его с первых же секунд, и раздражение нарастало. Грейсону тоже пришёлся совсем не по вкусу выбор, сделанный им же, но он держался стоически, продолжая смотреть в экран, хотя и плохо скрывал своё неудовольствие. Видеть тень его страданий было приятно, но вновь поднимающееся откуда-то изнутри чувство тревоги не позволяло Аддамс наслаждаться этим. Время стремительно приближалось к одиннадцати, а Ксавье всё ещё был где-то там. И у Уэнсдей не получилось заставить себя думать, что он в состоянии защититься. И дело не в том, что она считала его слабым. Сейчас он пребывал в атмосфере, которая любого способна расплавить до состояния эктоплазмы. Но думать об этом Аддамс не желала, предпочтя нырнуть сквозь пучину отвращения в размышления о сюжете фильма.

«Кинематограф умер, когда люди перестали снимать немое кино. Тогда женский пол не выставляли надоедливыми пустыми зверушками, отчаянно использовавших все приобретённые в процессе эволюции навыки, чтобы заполучить внимание мужской особи. До тошноты примитивно. Современные фильмы навязывают такие стереотипы. Сильные и независимые женские персонажи либо теряют свою прелесть, когда им подсовывают нелепый романтический интерес, либо под их эгидой преподносят истеричных, не стыдящихся своей тупости жалких особей, ровным счётом ничего из себя не представляющих. Приторная картинка с сомнительным содержанием — вот что вызывает у идиотов щенячий восторг. И это транслируется обществу, которое впитывает до капли и без разбору всё, принимая правила фальшивых историй за рабочие установки. И вот точно такая Эбби Эбернати доступна всем желающим. Одна суть, скрывающаяся под разными именами. Линдси, например...»

— Уэнсдей Аддамс!.. — пробился сквозь подсознание голос дворецкого. — Впала в летаргию? Я уже несколько минут жду хоть какой-то реакции, а ты стоишь тут, словно статуя!

— Чего ты хочешь?

— Чтобы ты собрала всё лишнее со стола и закончила покрывать пряничных мишек глазурью. Живее! Им ещё надо застыть. Господин Ксавье, уходя, спрашивал за них, и, когда вернётся, тоже спросит. Хочешь до самоубийства довести моего бедного хозяина?

— Если вернётся.

— Что ещё за «если»?

— Как тебе уже известно, — Уэнсдей томно опустила взгляд на бумаги, удручённо поджав губы, — кто-то хочет убить меня. Не исключаю, что за мной тайно следили всё это время. И те, кто это делал, могут захотеть отправить мне голову Ксавье в качестве послания. Не знаю, заметил ли ты, но его уже нет довольно давно. Что бы сказал твой главный хозяин, если бы узнал, как безответственно ты относишься к своим обязанностям? Ксавье где-то там, на улице. Совсем один. Лёгкая добыча.

— Спасибо, что просветила, как обстоят дела. Позволь и мне провести ликбез. Господин Ксавье находится на вечеринке в доме бывшего одноклассника. У меня, кстати, есть адрес. И ты снова обвиняешь меня в безответственности! Как плохой детектив, игнорирующий улики и здравый смысл и подозревающий в преступлении невиновного, но повинного в том, что на нём некстати зациклились, человека. Практикуешь, что проповедуешь? — Грейсон хитро ухмыльнулся. — Ладненько... Кстати, если ты забыла, господин Ксавье ТАМ ГДЕ-ТО вовсе не один. С ним Линдси. Если что, она защитит его... грудью.

— Едва ли.

— Поверь мне, — отрывисто произнёс слова мужчина, делая акцент на каждом из них. — Там такая гр... С такой девушкой нечего бояться.

— Ни в чём нельзя быть уверенным на сто процентов.

Несдержанно рассмеявшись, Грейсон облокотился на стол и, смотря на Аддамс так, словно в чём-то подозревает, сладким, мурлыкающим тоном проговорил:

— Если хочешь, чтобы я позвонил сейчас господину Ксавье, так и скажи.

— Я хочу только выяснить, кто меня преследует. — Отвернувшись к окну, девушка скрестила руки на груди и отрывисто выдохнула. — Больше меня ничего не интересует.

— Тогда не буду. Что зря мешать? Наверняка, он сильно занят сейчас.

— Интересно будет послушать, что ты станешь говорить, когда Ксавье навсегда станет свободным ото всего и вся. Зависть берёт, когда думаю об этой перспективе.

Рассмеявшись, Грейсон взял на себя инициативу собрать листы в папку. Даже если Уэнсдей и не собиралась больше помогать ему с пряничными мишками, сами себя они глазурью не покроют. Но тот факт, что, возможно, ему придётся завершить работу единолично, не вызывал неудовольствия.

— Кто это? — вдруг спросил он, держа в руке рисунок с Дрейком.

— Он прислал конверт для Ксавье от моего имени. Когда сегодня мы разговаривали с работником почты, обслужившим его, у меня возникло видение. Парня с рисунка зовут Дрейк. Он изгой, это точно. Мы с Ксавье обсуждали, какой именно, но не пришли к единому выводу. Может, какой-то подвид оборотней. У меня есть теория. Согласно ей, сущность Дрейка пробудилась, и он, не справившись с ней, убил брата. Паталого-анатомическое заключение, которое я дала тебе прочесть ранее, должно было пролить свет, но прямо сейчас у меня недостаточно информации о видах изгоев и их особенностях. У тебя был шанс помочь, но ты потратил его на неуместные смешки. Думаешь, всё знаешь в этом мире, во всём прав? Я не врала, хотя ты так обо мне подумал, а Ксавье действительно угрожает опасность. Некто, — Аддамс ткнула пальцем в рисунок, который всё ещё был в руках у Грейсона, — может похитить и пытать его, а затем убить. Этого можно было бы избежать, если бы Ксавье был дома.

— Если вы боитесь этого парня, то не стоит. Он мёртв.

— Откуда ты знаешь?

— Я убил его сегодня утром во время охоты.

— Что? — в глазах Уэнсдей появился голодный блеск, словно у ищейки, напавшей на след. — Ксавье ничего не говорил об этом.

— Он не знает, — бросив рисунок в папку, Грейсон отнёс её и уложил на подоконник, а затем вернулся на своё место. — Парень следил за нами, но был не готов, что я его засеку.

— Ты допросил его?

— Он не пожелал отвечать. Времени и желания пытать юного вампира у меня не было, так что я просто вонзил деревянную стрелу ему в сердце. А потом избавился от улик.

— Лучше бы ты себя ей проткнул насквозь, — зло прошипела Уэнсдей. — Если бы ты привёз его сюда, я бы смогла выудить правду. У меня была бы реальная зацепка, но из-за твоего чванства она упущена. Дрейк шестерёнка в большом механизме, работа которого продолжится. Значит, они будут также пытаться убить меня.

— Давай будем честными: с того момента, как ты покинула Невермор, сколько раз тебя пытались убить?

— Насколько я знаю, ни одного. Они готовятся, продумывают свои шаги наперёд. Просто убить меня было бы скучно. Думаю, они решили начать с тех, кто мне небезразличен, но теперь их планы насчёт Ксавье, вероятно, нарушены. А если нет, то ты сильно пожалеешь, что отпустил его на ту вечеринку нормисов.

— Хорошо. Или, — Грейсон поставил фильм на паузу в моменте, когда главные герои вели высокоинтеллектуальный диалог в парке, после вечеринки-сюрприз на день рождения Эбби. — Или Ксавье никто не хочет убивать. Вампир не пытался напасть, только следил. И зачем бы присылать тот конверт господину Ксавье, якобы, от тебя? В чём цель? Мне так кажется, чтобы он поехал в Невермор в новом семестре. После произошедшего там многие не вернутся, потому что это больше не безопасное место. Красиво сыграно на его чувствах. Он бы отправился туда против воли господина Винсента ради призрачной надежды увидеть тебя.

— В этом нет логики.

— Как скажешь.

Включив вновь фильм, дворецкий поморщился, потому что в тот момент главная героиня выплюнула рвотные массы в лицо парня, с которым ругалась. Некстати подумав, что, вероятно, Ксавье, когда придёт, вполне может повторить эту сцену из фильма, мужчина пошёл разогреть успевшую застыть глазурь. Нажав кнопку старта на микроволновке, он зафиксировал взгляд на Уэнсдей. Она стояла спиной к нему, постукивая пальцами по столу, прокручивала в голове недавний диалог и анализировала его. И когда микроволновка оповестила, что справилась с возложенной на неё задачей, Аддамс произнесла:

— Почему ты сказал, что Дрейк — вампир? У этих изгоев есть отличительные черты, которые нельзя не заметить. Я видела их в Неверморе.

— Таких, как он, туда не пустят. Вновь обращённые не контролируют свои порывы. Но у них ещё нет клыков, чтобы пить кровь от живых, поэтому они разрывают плоть человеческими зубами. Или используют донорские пакеты, если обративший вампир остаётся обучить новичка, но чаще всего им приходится выживать самостоятельно. Но при таком раскладе шансов у них нет. Таких, как он, быстро убирают с улицы. А этот Дрейк не был агрессивен, значит не жаждал крови. Ему помогали утолять голод. И не один месяц. Уже клыки резались. А что касаемо трупа, чьё судебно-медицинское заключение ты мне подсунула, я уверен, что его растерзал оборотень. Раны неспецифичны, но меня заинтриговало описание челюстей предполагаемого животного. Как понял, в некоторых местах плоть не сильно пострадала, как например на спине, где зверь, словно нарочно оставил следы зубов. Два дюйма[16] в длину, раздвоенные клыки. Судмедэксперт описал это, как возможную аномалию развития, но на самом деле описание соответствует строению челюстей стае оборотней, что живёт на островах близ Аляски. Алеутские бурые волки живут семьями отдельно, но в районе горы Шишландин располагается их община. Располагалась. Я давно не был в тех местах, а, учитывая склонность той вершины к вулканической активности, старые оборотни могли переехать в более спокойную местность, но отнюдь не безопасную для них. Так-то они вообще не склонны к миграции. Редкий день, когда кто-то покидает острова, и если подобное происходит, то, скорее всего, община изгнала волка за серьёзный проступок. Загрызть человека в городе нормисов — недопустимо. Тот волк — одиночка и...

— И он нашёл новую стаю. Вампира и хайда.

— Хайда? — Грейсон напрягся. — Им нужно управлять. Другие изгои обычно сторонятся этого вида. Значит, считаешь, что тот парень, из-за которого господина Ксавье обвинили в убийствах, тоже часть их весёлой компании... Кстати, имя его случайно не Тайлер? — Уэнсдей промолчала. — Пха, как печально. Господин Ксавье расплывчато сообщил мне о том, что произошло, и вы, юная леди, похоже, не желаете удовлетворить мой интерес. А между тем дела плохи. Если всё так, как мне представляется, то равновесие между миром нормисов и изгоев пошатнётся. Пожалуй, действительно нужно поторопить господина Ксавье. — Достав из кармана мобильный, дворецкий стал звонить, исподтишка следя за тем, как лицо Аддамс приобретает довольный вид. — Ты же всерьёз не думаешь, что дело в тебе, милая?

И потом Грейсон бодро заговорил с ответившим на его звонок Ксавье, оставляя Уэнсдей без возможности комментирования брошенной ей последней фразы. Особо не чувствуя в том потребности, она задумалась о ранее сказанных словах дворецкого. Возможно, от неё укрылись истинные мотивы Тайлера и Мэриллин. Может, последнюю всего лишь использовали так же, как и саму Уэнсдей. Или вдруг её нарочно запутывали. С подозрением в упор смотря на Грейсона, Аддамс, как змея, выжидала момента, чтобы напасть.

— Откуда ты столько знаешь о разных изгоях? — стальным тоном произнесла девушка, когда мобильный дворецкого вновь оказался у него в кармане. — Подвидов оборотней слишком много, чтобы с лёгкостью суметь различить их. И других изгоев полно, но, похоже, что в твоей голове есть картотека на всех.

— Нельзя говорить, что я знаю всё, хоть это и, в общем-то, так. Не оставляю надежды, что миру ещё есть чем меня удивить. Ты спросила «откуда»? Уверен, что тебе не нужно объяснять, как люди получают знания. Но я слышу нотки подозрения в твоём голосе, поэтому понимаю, зачем ты задала этот вопрос. Ребёнком, меня заставляли изучать известных изгоев по учебникам, потому что для того, чтобы выжить в этом мире, нужно иметь понимание о том, кто тебя окружает. Став старше, я столкнулся с теми, о ком только читал, и тот опыт отличался от описанного в книгах или рассказов моего учителя. Позже уже по собственной инициативе мне захотелось углубить знания, ведь я достиг той черты, когда и сам должен был научить других распознать вид изгоя и защитить от него себя и окружающих, если тот будет представлять опасность. Подводя итог, можно сказать, что мои познания обусловлены прежде всего необходимостью, а также основной социальной ролью.

— Любопытно. То есть, где-то существует книга «Это должен знать каждый дворецкий», в которой одна из глав называется «Изгои и где они обитают»?

— Ха-ха-ха, — нарочито насмешливо ответил Грейсон. — Я имел в виду роль отца. Она для меня основная, а не быть дворецким. Там, откуда я родом, дети называют своих отцов не иначе, как учителями.

— Ты противоречишь сам себе, — недовольно скрестив руки на груди, проговорила Аддамс. — Ранее сказал, что не хочешь вытеснять отца Ксавье из его прямой роли, но сейчас говоришь совсем иное. Или... — С подозрением прищурившись, девушка искала во взгляде дворецкого ответ на свой немой вопрос и удивлённо приподняла брови, когда обнаружила в нём подтверждение внезапно возникшей догадке. — И впрямь?

— Да, у меня есть дети, — будничным тоном сообщил Грейсон, смотря в экран.

Сюжет фильма переместился в Лас-Вегас — город игорных заведений и распущенных девушек, привлекающий в свои объятья соискателей лёгкой жизни. Едва ли картинка передавала ту атмосферу, знакомую Грейсону не понаслышке. Вернее, происходящее на экране вовсе походило на очень плохую пародию.

— И где они?

— Не знаю. Может, путешествуют по миру, как я, до того, как встретил господина Ксавье. Они уже взрослые, сильные и независимые. Как учитель, я им больше не нужен, ведь мне больше нечему их научить. А если им вдруг понадобится отец, они знают, как меня найти.

Тон дворецкого оставался спокойным. Казалось, разговор о семье не вызывал у него эмоций, но Аддамс не обладала способностью сверхъестественно проникать в разум людей, поэтому не узнала, что Грейсона охватило знакомое ей, хоть и всё ещё глубоко отрицаемое, чувство — словно что-то твёрдое сжимало в тисках грудную клетку при мыслях о дорогих сердцу людях. Он скучал по своим детям. Ксавье не был похож на его сыновей, но девушка перед ним очень сильно походила на дочь. Гордая и независимая, не привыкла сдаваться, не тратит время на разные глупости, посвящая его самопознанию и самосовершенствованию, всегда уверенна в себе, но хранит эмоции под надёжным замком. Исключая внешность, только в одном Грейсон сомневался: есть ли в Уэнсдей черты защитника, воина по праву рождения, как в его Ласар. Но в глобальном смысле, для него это не имело никакого значения. Мужчина не собирался становиться её учителем. Не только из-за того, что их с Аддамс встреча в рамках Вселенной самая настоящая «проходная», а не судьбоносная, а по причине существования уже воспитанной им идеальной девочки. А зачем портить совершенство? Размышляя подобным образом, Грейсон насмешливо глядел на задумчивую Уэнсдей, не отрываясь от нанесения глазури и вместе с тем понимая, что она раскладывает по полочкам полученную информацию. И, видимо, чтобы она лучше усваивалась, дворецкий настойчиво подвинул тарелку с ещё обделёнными украшениями мишками Аддамс под нос и жестом показал, что ей следует вновь принять участие в доведении пряничных вкусностей до совершенства. Сурово глянув на него, девушка, промолчав, вымыла руки и, как послушная девочка, принялась делать то, что ей велели, продолжая пребывать в глубине своих мыслей... о себе. Конечно же, о себе. Хотя, у Грейсона была толика сомнений, что это не совсем так.

Примерно через полчаса в дверь позвонили. К тому времени закончился тот злосчастный фильм, и Грейсон подыскивал что-то новое для просмотра, пока Уэнсдей заканчивала возложенную на неё работу. Её аккуратности можно было позавидовать. И внезапно раздавшийся звонок не изменил оного. В то же время она неотрывно с едва заметной толикой напряжения смотрела вглубь коридора, а когда Грейсон соизволил пойти и открыть, и сама вышла в холл,

остановившись возле входа в кухню. Делая вид, что ввалившиеся в дверь Ксавье и Линдси, которые, казалось, совсем утратили способность ходить, поэтому упали на пол и ползли в сторону лестницы, истерично смеясь, не вызывают у неё интереса, Аддамс облокотилась спиной о стену и, скрестив руки на груди, смотрела перед собой. Для большей устойчивости, она упёрлась подошвой своей обуви в стену. Весь её вид выражал равнодушие, но то было лишь напускное. И хотя казалось, будто она прекрасно себя контролирует, Уэнсдей осталась недовольна тем, как справлялась с собой. Да, этот день навсегда останется в её памяти, как самый худший в жизни.

— Как я наблюдаю, пациент скорее жив, чем мёртв, — произнёс Грейсон, вызывая у развалившихся на нижних ступеньках лестницы ребят приступ смеха.

Они были безбожно пьяны. Правда, Линдси хоть как-то ещё могла формулировать свои мысли, в отличие от Торпа, у которого никак не получалось выдавить из себя что-то членораздельное.

— Г... пха-ха... бр... — бесконечно срывалось его губ.

— Похоже, вечеринка удалась, — заключил дворецкий. Он занял идеальную позицию, встав возле одной из колонн у подножия лестницы и опершись ладонью о её верхушку, смотрел на ребят сверху вниз. — Мы с Уэнсдей тоже неплохо провели время, если хотите знать.

При упоминании Аддамс, Линдси моментально задрала голову вверх, с

прищуром взглянув на Грейсона, а затем, не меняясь в лице, посмотрела в том направлении, куда указал мужчина. И совсем некстати Уэнсдей, среагировавшая на своё имя, повернулась в сторону лестницы, и их взгляды встретились. Никто не попытался разорвать образовавшийся зрительный контакт. В глазах Аддамс читалось презрение, а вот Линдси... Изначально её взгляд был враждебным, но по мере того, как опьяневший разум анализировал представший перед ней образ, выражение лица становилось расслабленным, а потом и вовсе девушка как-то даже радостно воскликнула:

— ООООО! «Не девушка»!

— Мм... — Грейсон тоже бросил взгляд на Уэнсдей, а затем вновь направил всё внимание на Линдси, расплывшись в ухмылке. — Не могу не подтвердить, не опровергнуть, но в условиях современности можно чего угодно ожидать.

— Ахаха! Ты — умора, Грейсон.

Задыхаясь от смеха, Линдси уложила голову на грудь Ксавье который с новой силой захохотал вместе с ней. Похоже, только на это он и был сейчас способен.

— Неприятно, господин Ксавье, что я вынужден буду тащить вас до вашей спальни. Наивно было с моей стороны полагаться на ваше благоразумие в приёме алкогольных напитков. Эх, господин Ксавье...

В притворной печали Грейсон сокрушённо качал головой, но кроме Уэнсдей никто среди присутствующих не понял, что он издевается. Линдси решила, что ей дерзнули бросить вызов, поэтому резко подняла корпус тела, отчего у неё на несколько секунд потемнело в глазах, но, несмотря на это, твёрдо произнесла, что доставит Ксавье в кроватку и сделает это самостоятельно, без всякой помощи. И в следующий момент девушка встряхнула Торпа, да так легко, словно он был плюшевой игрушкой, посмотрела ему в глаза и гипнотизирующе, нарочито медленно, проговорила:

— Нам надо в твою постель. Нам ОЧЕНЬ надо в твою постель!..

Парень тупо смотрел на неё, но после того, как фраза «нам надо пойти в твою постель» была произнесена в третий раз, согласно кивнул и неуклюже пополз вверх по ступенькам, то и дело заваливаясь то в одну сторону, то в другую. Подмигнув дворецкому, Линдси последовала за другом, периодически шлёпая его по заднице, если он тормозил. Грейсон был доволен зрелищем. Задрав голову, он, улыбаясь так, что скулы сводило, наблюдал за тем, как с большим трудом двое пьяных ребят пробирались по пустому коридору. Когда они скрылись из виду, но их голоса ещё оставались хорошо слышны, мужчина обернулся на Уэнсдей. Та продолжала стоять в той же позе и её жгучий, немигающий взгляд был устремлён наверх, хотя и там никого уже не видно.

— И долго ты собираешься позировать, милая? Что-то я не вижу тут толпу фотографов, желающих запечатлеть этот момент. Красиво, красиво, не спорю, но пряничные мишки сами себя не разрисуют.

— Я закончила с ними, — мрачно проговорила Аддамс и ушла в кухню.

Усмехнувшись, Грейсон проследовал за ней. Действительно, все мишки оказались покрыты глазурью. Рабочее место девушка принципиально не собиралась убирать. Да и вообще, она делала то, что ей было несвойственно весь вечер, и, пожалуй, уже стало достаточно. Набрав в тарелку несколько тарантулов, Уэнсдей планировала вернуться в свою комнату. Опасность в виде хайда или ещё кого похуже больше не грозила Ксавье, а общество Грейсона претило, и Аддамс не нашла ничего лучше, как вернуться в привычную ей среду — полного одиночества, отчуждения и мрака.

«Он позволит ей остаться?» — бросив взгляд на дворецкого, думала девушка.

— Может, глинтвейна с собой захватишь?

— Нет.

Мужчина не стал продолжать, хотя и очень хотелось отпустить колкую шутку насчёт того, почему вредно есть столько на ночь. И как будто особо не было смысла что-то искать для продолжения киномарафона, поэтому экран резко потемнел — Грейсон выключил его. Кухня не выглядела, как поле боя, но уборка требовалась. Бросив взгляд на часы, дворецкий грустно вздохнул, ведь до полуночи он точно не успеет закончить: часы показывали без четверти двенадцать. Не то чтобы он ждал наступления Рождества с тем же трепетом, что и нормисы. По поверью его предков, в ночь, когда на небе должна зажечься Вифлеемская звезда, любой изгой, не имеющий данной способности, сможет увидеть фрагмент будущего. Только для этого нужно было провести определённый ритуал. Подготовиться к нему Грейсон уже не успевал. Обычно, каждый год он использовал шанс узреть будущее, касающееся сохранения мирового равновесия, и сосредотачивал мысли именно на том. Но сегодня у него были бы сомнения, потому что одинаково важным казалось узнать о том, что ждёт этот мир, и о судьбе Ксавье и Уэнсдей. Чем больше он общался с Аддамс, тем сильнее ему казалось, что данные два направления неразделимы. Но бросить кухню в беспорядке, чтобы выяснить, правдиво ли его предчувствие, Грейсон не мог. Для того, чтобы ритуал сработал, всё должно быть в гармонии: и место, и человек. Беспорядок — одна из форм хаоса, а он всегда являлся помехой, чтобы ясно видеть. Что же... здесь уже ничего не поделать. Неумолимый марш времени, как акула, нёсся только вперёд. Хотя и им можно было управлять. Надо только знать «как». Знал ли Грейсон? Если да, то Ксавье непременно убил бы его за то, что тот не поделился с ним тем знанием, потому что хоть его разум сейчас и был затуманен, мысль о том, чтобы вернуться назад и так не напиваться, то и дело проскальзывала в голове. Его тело совсем размякло, когда рухнуло на родную кровать. Он не различал ни мира грёз, ни реальности, лишь чувствовал чьи-то руки, которые то и дело касались разгорячённой кожи.

— Уэнсдей, — сорвалось с губ парня.

Нет, то была не Аддамс. Она сейчас сидела в своей комнате в полной тишине напротив пишущей машинки и думала. Вернее, пыталась собрать все факты воедино и понять, как добыть недостающие фрагменты, но мысли всё время уводили её в другом направлении.

«С тех пор, как я стала осознавать мир и себя в нём, у меня было много странных и пугающих большинство людей обсессий. Меня они не тревожили, потому что я знала причину их появления и пути к их угасанию. Навязчивые мысли, словно рой пчёл, защищающих свой улей, — жалят, пока их враг не окажется повержен. Один укус может вызвать кратковременную боль и шок, только если твоё тело подведёт тебя, ответив экзальтированной реакцией на минимальный контакт. Но сотня... мало кто может выжить, когда одновременно в него вонзится столько острых, пропитанных ядом жал. Тело парализовано, пульс учащается, а дыхание, наоборот, становится реже. Жестокая схватка за жизнь, в которой ты заведомо проиграл».

Поджав ноги к груди, она смотрела в темноту комнаты, не мигая, словно там притаился какой-то монстр. Но там не было того деспота, что угрожал её спокойствию, хотя Уэнсдей казалось, будто она видела его чёрное очертание. Обсессивно-тревожной Аддамс стала сейчас не из-за кого-то извне, а по воле терзавших душу отвратительных, чуждых её природе чувств. Никогда ещё смерть не казалось такой привлекательной, как сейчас под их напором. Уэнсдей нужна была помощь, но она скорее пустила бы себе пулю в лоб, чем попросила её. Дома, если случалось, что «беседы» с матерью не позволяли оставаться невозмутимой, она играла на виолончели. Иногда помогало, а иногда — нет. Сейчас Аддамс не могла прибегнуть к привычному плану, и вновь спускаться к Грейсону тоже не собиралась, хотя и не стала отрицать, что от общения с ним был толк. Также, как и от музыки, что играла в мастерской Ксавье накануне. Вспомнив об этом факте, Уэнсдей послала Вещь вниз за колонкой и сердилась, что тот слишком долго не возвращался. Наконец, когда он появился, девушка вскочила на ноги и села вместе с ней на кровать, пытаясь разобраться, как это работает. Оказалось совсем несложно, да и флешка с музыкой была вставлена, поэтому, когда Аддамс нажала кнопку «play», сразу же заиграла спокойная, способная вогнать в тоску любого мелодия. Улёгшись на кровать рядом с колонкой, девушка вытянула руки вдоль туловища и смотрела в потолок, плывя в потоке мыслей. Сначала тело ломало, словно долгое время оно находилось под тяжёлым прессом, а потом постепенно стало отходить, расслабляться, пока совсем не потеряло всякую чувствительность. Пустота словно вытеснила эмоции, поглотила их, превратив в ничто.

                                                                                                                              ...Arms wide open, I stand alone. 

                                                                                                      С распростертыми объятиями, я стою один. 

                                                                                                                I'm no hero, and I'm not made of stone. 

                                                                                                                              Я не герой, я сделан не из камня! 

                                                                                                                                Right or wrong, I can hardly tell. 

                                                                            Правильно это или неправильно, с трудом могу сказать.

Так было привычнее, комфортнее, но, по-видимому, не лучше. На памяти Уэнсдей едва ли нашлось бы больше двух случаев, когда от того, что плохо, не было хорошо. Вещь расположился неподалёку, готовый в любой момент ринуться по новому поручению от своей хозяйки. Но он был не в силах ей помочь.

                                                                                                     ...What have I done, and who have I become. 

                                                                                                                                           Кем я стал, что я натворил?

I saw the devil today,

                                                                                                                                               Я видел дьявола сегодня, 

                                                                                                                                           and he looked a lot like me. 

                                                                                                                                   И он был очень похож на меня. 

                                                                                                                                      I looked away, I turned away! 

                                                                                                                                      Я отвел взгляд, я отвернулся!

Музыка играла негромко, но своих мыслей Аддамс не слышала. Они стройными рядами проплывали перед глазами, не позволяя разуму остановиться ни на одной. Зато прекрасно Уэнсдей могла сосредотачиваться на посторонних звуках. Например, непроизвольный скрип лестницы. Или как, словно безуспешно стараясь подать ей какой-то сигнал, о стекло стучали крупные шарики заледенелого снега. И как что-то большое и, по-видимому, тяжёлое упало на пол с характерным грохотом в коридоре. Этот звук заставил Аддамс подняться с кровати. Ещё несколько секунд она молча сидела и прислушивалась, совсем уменьшив громкость на колонке, а затем, когда услышала подозрительные шорохи, вышла из комнаты. В коридоре в противоположном от того, где находилась она, крыле корячилась в нелепой попытке подняться на ноги Линдси. Падение случилось с ней совсем рядом с комнатой Ксавье. Аддамс не хотела приближаться, но когда девушка заметила её, решила всё-таки подойти и остановилась в полутора метрах от неё.

— С Рождеством! — крикнула Линдси и рассмеялась, точно безумная, потянувшись рукой к Аддамс.

Презрительно сканируя её взглядом, Уэнсдей скрестила руки на груди и явно не собиралась помогать подняться. Понимание этого пришло к Линдси на удивление быстро. Опустив руку на пол, она глубоко вздохнула то ли от бессилия, то ли от разочарования, а потом проговорила:

— Хотя бы Грейсона иди позови, чтобы он помог мне. Не хочу своими криками разбудить Ксавье. Ах ты ж ё...

Прикрыв рот рукой, Линдси с изумлением глядела на проворно передвигавшегося по коридору Вещь. Поравнявшись со своей хозяйкой, он жестом спросил, стоит ли позвать на помощь дворецкого, но ответом ему были недоуменный взгляд и тишина. Беспомощность Линдси не вызывала жалости у Аддамс, поэтому она не собиралась отвечать, а та не понимала, что Вещь разговаривал с ней. Но девушка была не из тех, кто упивается своей слабостью и ждёт принца на белом коне, который спасёт её. Собравшись с силами, она подползла к стене и смогла облокотиться о неё спиной. Тело гудело от слабости, любое движение вызывало боль. Скривившись, Линдси подняла глаза на Уэнсдей и снова заговорила:

— Если ты не собиралась проявлять участие, тогда почему всё ещё здесь? — Аддамс молча продолжала водить по девушке взглядом, словно что-то искала. — Просто оставь меня здесь и иди по своим делам. Мм?

Очередная фраза Линдси оказалась проигнорирована. Правда, Аддамс сделала несколько шагов в её сторону, но не непосредственно к ней, а по коридору, бросив несколько быстрых взглядов вперёд, а затем вновь сосредоточив внимание на девушке. И по-прежнему та не была удостоена ни единого слова. Поняв, что спасение ситуации находится в его нежной руке, Вещь довольно проворно поковылял на поиски Грейсона, оставляя девушек наедине.

— Я разочарована. Ксавье рекламировал тебя как ту, что за словом в карман не полезет. Но ты передо мной и словно язык прикусила.

— Знаешь, что в Средневековье делали с болтунами? — Уэнсдей повернулась боком к основному освещению коридора, отчего на её лицо упала зловещая тень. — Им вырывали языки с помощью огромных раскалённых щипцов, чтобы жертва не захлебнулась собственной кровью. Удобства ради использовали «грушу страданий» для расширения и фиксации рта.

— Надеюсь, юная леди, вы не носите орудия пыток в дамской сумочке.

На голос дворецкого отреагировала только Линдси. Повернув голову вправо, она увидела, как мужчина шёл к ним вместе с сидящей на его плече рукой.

— Подними меня, — улыбнувшись, проговорила она и потянулась к Грейсону.

— С превеликим удовольствием. — Его руки подхватили девушку чуть выше уровня талии и одним движением поставили её на ноги. Если бы только она могла держаться на ногах... То не упала бы бессильно на него, повиснув, словно пальто на вешалке. Довольно мускулистой, как про себя отметила Линдси. — Где же ты так устала, дорогая?

— Аха, у меня был насыщенный вечер. И... ночь. Хих!

— Славно. Тебе пора домой, хоть я и знаю, что если вдруг тошнота подступит к горлу, никто не подержит твои волосы. Куда в Рождество уехали родители? К друзьям?

— В смысле? Они вообще-то дома. Дедушки и бабушки приехали, и они наверняка весело провели время, разнимая друг друга, чтобы не закончить Рождество в полиции. А с чего ты решил, что их нет?

— Был жестоко обманут своим молодым господином. Он убедил меня, что вы останетесь одни в твоём доме до утра.

Это было ложью. Уэнсдей прекрасно помнила, что Ксавье ничего такого не говорил. Не опровергал предположения Грейсона, что останется ночевать у своей подруги. Остальное дворецкий выдумал здесь и сейчас. Но зачем ему это было надо? Опять развлечения ради?

— Ха, зачем ему... — тот же вопрос слетел с губ Линдси, но вдруг она запнулась, прикрыв рот ладонью, а затем снова засмеялась и добавила: — Я поняла. — Хитрый взгляд на стоящую позади неё Уэнсдей моментально нашёл себе союзника в глазах Грейсона. Настрой дворецкого не позволял сомневаться, что они задумали одну и ту же «шалость». — Отвези меня домой.

— Умм... Даже не знаю, — мельком глянув на Аддамс, сказал мужчина. Его глаза поблёскивали озорным огоньком, что вызвало в Уэнсдей приступ гнева, потому что поняла, что спектакль двух плохих актёров развернулся, чтобы вызвать у неё реакцию, но внешне она оставалась спокойной, хотя на долю секунды поджала губы, выдавая себя. Но ни Грейсон, ни Линдси не заметили этого. — Дворецкий не должен оставлять дом без присмотра. Особенно, когда по нему бродят всякие подозрительные личности.

— Мне тоже нужен присмотр, — капризно протянула Линдси. — Вот посадишь меня в такси, а утром уже прочитаешь в газетах, что мой хладный труп нашли в озере. Разве не будешь чувствовать вину, убиваться из-за того, что отпустил одну?

— Учитывая, что озеро полностью замерзло, думаю, тебя закопают в снег гденибудь поглубже в лесу...

Развернувшись в сторону крыла, где находилась её комната, Уэнсдей молча пошла туда. В их игры она играть не собиралась. Взглядом приказав Вещи сообщить ей, когда они уйдут, Аддамс закрылась в комнате. Гнев отступил. Пряничные тарантулы по-прежнему оставались нетронутыми. Вернее, она взяла один на зуб, но не откусила, а положила обратно и прошлась по комнате дважды, после чего остановилась у окна. На улице не было ни души. Идеальный момент, которым Уэнсдей не смогла насладиться, потому что Вещь вернулся в комнату, чтобы сообщить, что Грейсон и Линдси уехали. Уходя, дворецкий оставил его за главного, о чём он не преминул сообщить Аддамс. Даже в самых безумных и ужасных снах ей не привиделось бы, что она может подчиниться руке или другой какой-либо части тела. Велев Вещи следить за тем, когда Грейсон вернётся и сообщить об этом до того, как он пересечёт порог дома,

Уэнсдей покинула свою комнату и решительным шагом направилась в спальню Ксавье. Хотела убедиться, что с ним всё в порядке. Её не напугал бы хладный труп в постели, но и увидеть его таким не желала. Поэтому, когда она зашла в комнату и не обнаружила признаков жизни, замерла посередине. Дверь была закрыта, окна — тоже. В пространстве спальни царила тишина, в которой Аддамс слышала даже собственное дыхание, но не его. Что если посланием для неё станет мёртвое тело Торпа в эту ночь? Фантазия разыгралась. В духе классического хоррор-триллера, когда в момент обнаружения трупа на мобильный телефон того, кто нашёл его должно было прийти зловещее послание от убийцы, словно тот следил за ним. Подойдя к кровати, Аддамс осторожно присела на край и наклонилась над Ксавье. И тогда парень вдруг повернулся на спину, и снова ничто в нём не подавало признаков жизни. Зато теперь Уэнсдей наверняка знала, что он просто спит. Мельком оглядевшись в темноте, она не нашла очевидных угроз, которые могли привести к смерти Ксавье этой ночью, и уже собиралась уходить, когда парень вдруг глухо протяжно застонал. Инстинктивно Аддамс наклонилась вперёд, чтобы лучше понять, непроизвольный ли это звук или же ему действительно плохо. Её глаза широко распахнулись в удивлении, когда она увидела, что Торп смотрит на неё. Сонный вымученный взгляд казался пространным, словно его обладатель мыслями находился глубоко в себе. Но вот ресницы дрогнули, и в следующий момент Ксавье резко поднял корпус, захватывая в объятья не успевшую среагировать быстрее него Уэнсдей. Сопротивляясь ему, она неловко упёрлась кулаками в его грудь, пытаясь оттолкнуть от себя, но потерпела неудачу. Руки Ксавье сомкнулись у неё за спиной, а сама она оказалась довольно плотно прижатой к нему. Словно в ловушке.

— Уэнсдей, — выдохнул Ксавье ей в шею. Его дыхание стало чаще и ощущалось слишком близко, отчего Аддамс резко дёрнулась, но никакого результата это не дало. — И правда ты...

С наслаждением вдыхая любимый мятно-ванильный аромат, которым пахли её волосы, парень неосознанно сжал Уэнсдей ещё сильнее, словно боялся, что у него отнимут драгоценный момент их неожиданной близости.

— Сейчас же отпусти меня, — ледяным тоном сказала Аддамс.

Без единого возражения Торп подчинился. Разомкнув объятья он чуть отстранился, а затем сильнее, когда Уэнсдей резко ткнула его ладонями в грудь. Хотела избавиться от этой навязчивой близости, но резко замерла, откинув голову назад. Видение поглотило её, словно водоворот...

...Очутившись среди кучи подростков, большинство из которых щеголяли с голыми торсами, в шортах и с шапочками, как у Санты Клауса, на голове, Аддамс сообразила, что это та самая вечеринка, на которой были Ксавье и Линдси. А вот и они, сидящие на диване у окна. Девушка налила жидкость из трёх разных бутылок в один пластиковый стаканчик и подала его Торпу. Подойдя к ним, Уэнсдей услышала:

— Тебе нужно расслабиться. Внимательно слушай, программа на сегодня: напиться и потрахаться. Смотри вокруг, кто-нибудь нравится?

— Тупая затея. Это сейчас надо будет придумывать, как подкатить, провести «собеседование» и не факт, что оно пройдёт удачно. Не хочу. — Ксавье сделал несколько глотков из стаканчика и весь сморщился, страдальчески поглядев на подругу. — Это что?..

— Билет в небытие. Кстати, зачем ты напрягаешься? Угости понравившуюся девчулю моим фирменным коктейлем, — Линдси указала на пластиковый стаканчик друга. — После него ей уже будет всё равно.

— Я не хочу так, Линдси. Это мерзко. — Глотнув снова, Торп глубоко вздохнул несколько раз перед тем, как полностью влить в себя оставшуюся часть ядрёного пойла, а затем осушил стаканчик. — Буэ... Гадость. Я уже пьян.

— Ничего подобного. Ещё как минимум два подхода.

— Ты убить меня хочешь? — Глаза парня наполнились ужасом по мере того, как Линдси наливала ему снова те же самые жидкости. — Ты, кстати, говорила, что вроде как Аманда должна прийти. Где она?

— Я врала. Мальчик пусть не ждёт, ведь детка не придёт. Пей больше, думай — потом.

Внезапный громкий звук электронной музыки оглушил Уэнсдей. Нахмурившись, она посмотрела в сторону, откуда, как ей показалось, раздался этот безумный грохот, когда кто-то толкнул её в плечо. Инстинктивно схватившись за ушибленное место, Аддамс обернулась в ту же сторону, но обнаружила лишь то, что окружающая обстановка изменилась, хотя музыка осталась та же самая. Они были, по-видимому, в кухне. Кроме Ксавье, бессильно опустившего голову на стол, здесь находилось ещё двое ребят. Они курили электронные сигареты, наполняя помещение плотным серым дымом. Сделав несколько шагов к Торпу, Уэнсдей остановилась. Глядя на парня, по лицу её пробежала тень отвращения.

Но почти сразу внимание Уэнсдей привлекла подошедшая девушка. Это была не Линдси, но Аддамс её тоже узнала — она встретилась им с Ксавье вчера по дороге на почту. Откуда она здесь взялась? Нахмурившись, Уэнсдей молча продолжала наблюдать, как эта девушка приближалась к Торпу, как она ласково провела рукой по его волосам, заставляя обратить на себя внимание, а потом засмеялась, когда тот предпринял попытку придать себе сидячее положение.

— Теперь ты достаточно плохой мальчик для Неверленда.

— Что ты здесь делаешь? — всё-таки сумев удобно усесться, спросил Торп.

— Пришла повеселиться, как и все. Тебе весело? — Её пальцы ласково

пробежали по лицу парня.

— Очень. Меня зовут Ксавье, а тебя?

— Джоана. Хочешь уйти отсюда? — с силой сжав подбородок Торпа, девушка смотрела ему в глаза. — Со мной.

Непроизвольно Аддамс сделала шаг вперёд. Она хотела заставить Джоану оставить Ксавье в покое, но это было лишь видение из прошлого. Уэнсдей не могла на него повлиять и от бессилия лишь зло стиснула зубы. Ещё в их первую встречу Джоана вызвала у неё раздражение. Теперь же её присутствие на вечеринке, где был Ксавье, порождало беспокойство и гнев. А их встреча больше не казалась такой уж случайной.

— Прости, — виновато улыбнувшись, Торп мягко убрал от себя руку Джоаны. — Тебе придётся поискать кого-то другого, кто будет рад развлечь тебя.

— Я хочу, чтобы это был ты.

Джоана смотрела парню в глаза, словно желала загипнотизировать. Её руки продолжали ласкать его лицо и тело. Чего она хотела добиться? Уэнсдей сделала несколько шагов влево, чтобы лучше видеть, как Джоана воздействовала на парня. Гнев нарастал. Казалось, Ксавье потерял способность управлять собой. Его взгляд был пустым, тело внешне никак не реагировало на касания девушки. Словно она подавляла его волю. А Аддамс не могла спокойно наблюдать за этим. Но это было лишь видение из прошлого, и она не могла на него повлиять. Её руки непроизвольно сжались в кулаке больше от бессилия, чем злости на Торпа из-за того, что тот оказался слишком слаб, чтобы сопротивляться Джоане. И в этот момент парень встал. Несколько секунд он стоял неподвижно, смотря пустым взглядом в глаза Джоаны, а потом вдруг его взгляд резко прояснился.

— А я не хочу, — хриплым голосом ответил Ксавье и закашлялся, словно слова разрезали ему глотку.

Рука Джоаны бессильно соскользнула с него, а сама она выглядела скорее удивлённой, нежели разочарованной. Было похоже, что она совсем не ожидала такого ответа. Не дожидаясь реакции на свои слова, Ксавье ушёл. Его плечо должно было коснуться неё, когда парень проходил мимо, но Аддамс ничего не почувствовала. Оставшись на месте, она смотрела в глаза Джоане, а та в её. В какой-то момент показалось, что они обе видели друг друга. Но потом Уэнсдей убедилась, что это не так, когда показался он. Тайлер, одетый в старую потёртую куртку терракотового цвета, внезапно материализовался позади Джоаны, смотря туда же, куда и она — на Аддамс. Точнее, сквозь неё.

— Он уходит, — проговорил Галпин, нависая над Джоаной.

— Я заметила.

— И что, ты его не остановишь?

— Сделала бы это, если бы могла. Но я бессильна. И по твоей вине.

— Моей?

— Ты убедил меня и остальных, что Торп ненавидит эту Аддамс. Видимо, разбитое сердце крепче, чем кажется, и всё ещё хранит любовь. У меня нет над ним власти. Пока. Но люди смертны, как их чувства. Любовь умирает, если её не подпитывать, и тогда он станет уязвим для меня. И не благодаря тебе.

— А я что? Делал всё, чтобы настроить их друг против друга...

— И облажался! Вы с Мэрилин подвели нас. Девчонка справилась со всем сама. Теперь мы вынужденно вновь стоим у истоков нашей миссии. И ты ещё смеешь спрашивать, в чём твоя вина, мерзкий хайд?

Резко развернувшись, Джоана толкнула парня в грудь, заставив отступить назад. Галпин с испугом смотрел на неё, выставив перед собой руки, словно боялся, что она его снова ударит. Но девушка не планировала. Вновь посмотрев в ту сторону, куда ушёл Ксавье, она сказала:

— Зря ты заявился сюда. Он мог тебя заметить. — Тайлер молчал. — Уходим.

И, схватив парня за край куртки, Джоана потащила его в противоположном направлении от того, куда ушёл Ксавье, словно вела за собой глупого щенка на поводке. Уэнсдей хотела отправиться за ними, но в тот момент видение резко оборвалось, возвращая её обратно в реальность...

Зрение затуманилось, а потом вновь прояснилось. Перед собой на довольно близком расстоянии Уэнсдей увидела лицо Ксавье. В темноте комнаты его глаза отражали тусклые отблески от зажжённых за окном ночных фонарей и тем самым завораживали. Его прерывистое дыхание вызывало тревожное, трепещущее чувство, от которого хотелось поскорее сбежать. Но Аддамс оставалась неподвижной, неотрывно смотря ему в глаза.

— У тебя было видение, да? — полушёпотом произнёс Торп. — Из прошлого или будущего? Что-то тёмное грядёт?

Его руки крепко держали Уэнсдей за плечи. Внутри всё дрожало от её близости. Девушка больше не пыталась отстраниться. Был ли это хороший знак или же видение так сильно поразило Аддамс, что она так и осталась погружена в себя и оттого не обратила внимание на своё нынешнее положение — он не знал. Губы Уэнсдей, плотно сомкнутые, находились слишком близко, чтобы Ксавье мог сдержать желание коснуться их. Приобняв её за талию одной рукой, парень осторожно дотронулся подушечками пальцев другой до нижней губы Аддамс и снова не встретил сопротивления. Уэнсдей хоть и смотрела колючим взглядом, но похоже не планировала выпотрошить его за проявленную дерзость. Её ладони теперь упирались ему в живот. Холодные от природы, они быстро потеплели от жара разгорячённого алкоголем и страстью тела. Только в этот момент Уэнсдей поняла, что на Ксавье нет футболки или иной подобной одежды. Отчего-то вмиг пересохло в горле, и девушка нервно сглотнула, а в следующий момент совсем осмелевший Торп поцеловал её. Сухие, потрескавшиеся губы дарили робкие нежные прикосновения, словно снимали пробу, чтобы потом войти во вкус и вовлечь Аддамс в глубокий, полный любви и страсти поцелуй. Девушка позволила ему это. Не потому что так и планировала, перед тем, как зайти в его комнату. Разумное бессознательное дало сбой, позволив этому завладеть ей. Спектр чувств, где переливались, словно краски в палитре у художника-новичка, друг с другом одновременно спокойствие и трепет, ощущение безоговорочного могущества над всем и вся и собственной ничтожности, небывалый восторг и до боли привычная, комфортная угнетённость, жгучая ревность и безоговорочное доверие к кому-то кроме себя самой. Нервный шок. Отвечая на поцелуй, Уэнсдей несколько мгновений не могла собраться с мыслями, но даже когда у неё получилось и осознание того, что происходит, заскребло черепушку изнутри, не отстранилась. То, как язык Ксавье ласкал её, было слишком приятно. Этот поцелуй отличался от того, что был у неё с Тайлером, хотя и тогда тоже её подхватило торнадо чувств. Но те, что завладели ей в тот момент, были привычны и понятны, потому что по большей части были вызваны видением. И мысль, проскользнувшая, словно змея, коварная и ловкая, которую не поймаешь с первого раза, что испытываемые сейчас чувства в ней вызывал Ксавье, не могла не испугать. Но она промелькнула лишь на мгновение, не мешая девушке и парню наслаждаться моментом. Торп целовал, как в последний раз, не думая ни о чём. Но счастье не могло длиться вечно: из-за того, что парень хватил лишку алкоголя прошлым вечером, внезапная новая волна усталости, на время отступившая под властью возбуждения, вызванного близостью Уэнсдей, охватила его. Ощущая слабость во всём теле, Ксавье отстранился, чтобы вновь крепко обнять Аддамс, уложив голову на её плечо.

— Не могу поверить, что это взаправду, — произнёс он, обжигая горячим дыханием шею Аддамс.

Девушка не ответила. Беспокойно водя взглядом по комнате, привыкшие к темноте глаза не могли остановиться на чём-то одном. Способность мыслить постепенно возвращалась, а вместе с ней появилось чувство, которое Уэнсдей презирала не меньше того, что побудило её ответить на поцелуй — стыд. Но внутренне она словно свыклась с ним и потому не спешила сбежать. Губы Ксавье целовали её шею. Ненавязчиво, словно не хотели как-то потревожить девушку этими ласками. Влажный язык изредка касался некоторых участков кожи, подрагивая, как осиновый лист на ветру. Гладкая поверхность не позволяла излишней страсти и грубости. Но когда Ксавье коснулся мелкого неровного шрама — последствия кинутого Грейсоном ножа — и почувствовал во рту солоновато-металлический привкус, то впился в это место с такой силой, что Уэнсдей почувствовала жжение, которое только усиливалось. Но Аддамс то новое ощущение пришлось по вкусу и совсем не тревожило. Куда более беспокойными были навязчивые мысли в её голове: почему на Торпе не было одежды? Или, совсем она отсутствовала или только на верхней части туловища? Закусив нижнюю губу, Аддамс несмело переместила руки с живота на спину парня и медленно, почти не касаясь его, заскользила вниз, пока не достигла резинки трусов. Облегчение притупило стыд на несколько мгновений, но когда поняла, что всё ещё держит ладонь там, где и раньше, резко отдёрнула руку и ледяным тоном сказала:

— Отпусти, иначе я сломаю тебе шею с помощью двух простых движений.

И, словно в доказательство своим словам, Уэнсдей схватила цепкими пальцами его шею у самого основания, с силой сжав их. Захват был болезненным и неожиданным, отчего у Ксавье перехватило дыхание. Артерии у висков застучали вдвое быстрее. Долго ждать себя Торп не заставил. Кольцо из рук распалось, и Аддамс мгновенно поднялась с кровати и зашагала к выходу из комнаты.

— Ты снова сбегаешь, — тихо произнёс Ксавье.

Уэнсдей прекрасно слышала, что он сказал, но ничего не ответила, а просто вышла и закрыла за собой дверь. Несмотря на то, что парень не спал, когда она уходила, а Грейсона ещё не было дома — Вещь бы сообщил ей, если бы это произошло — Аддамс сделала это осторожно и максимально тихо. А когда обернулась, пожалела, что не присмотрела в интернете оригинальные маленькие гробы: перед ней, скрестив руки на груди, стоял Грейсон. Выражение лица его оставалось спокойным, но Уэнсдей могла поспорить, что мысленно он ухмылялся, видя в какой ситуации она оказалась. Но главное — держаться уверенно.

— Юная леди, признаюсь, вы меня удивили, — нарушил тишину коридора дворецкий. — Не ожидал увидеть вас, крадущейся из спальни господина Ксавье в столь поздний час. Или это не то, что я думаю?

— Мне всё равно, что ты думаешь.

И Уэнсдей сделала несколько шагов вперёд, но остановилась, заметив выглядывавшего из-за края лестницы Вещи. Злость за то, что он в очередной раз подвёл её, охватила девушку, словно огонь сухие брёвна в камине. Гневно вдохнув воздух через нос, она с вызовом посмотрела на Грейсона.

— Вылазка была продуктивной? — спросил мужчина. — Ты довольна?

— У меня было видение.

Также, как и дворецкий, Аддамс скрестила руки на груди, пропустив мимо ушей его двусмысленные намёки. Она не была уверена, хотела ли поделиться с ним тем, что увидела. Пока ещё мысленно составляла список из плюсов и минусов. И несмотря на то, что происходило накануне вечером, один из вопросов всё ещё оставался открытым: стоило ли ему доверять?

— Здорово. Зачем сказала?

— Это ответ на твой вопрос.

— А я думал, что тебе снова нужна помощь. Но если нет, я пойду проверю, как там господин Ксавье.

И хитро улыбнувшись, мужчина направился в сторону комнаты Торпа. Похоже было, что его не интересовало, что увидела Уэнсдей. И её это устраивало, ведь она уже приняла для себя решение: посвящать дворецкого в подробности видения не будет. Теперь, когда она оказалась спиной к Грейсону и лицом к Вещи, который на языке жестов, но с безопасного расстояния объяснял, почему они сейчас оказались в такой неоднозначной ситуации. Он видел через окно на кухне, что дворецкий подъехал и тут же развернулся, чтобы спрыгнуть вниз и поспешить предупредить свою хозяйку, когда его с ног сбила мощная струя воды, хлынувшая из крана. Как только ему удалось справиться с напором и выползти в холл, Грейсон уже был наверху лестницы. А потом несколько минут стоял в коридоре и, склоняя голову то влево, то вправо, смотрел на дверь спальни Торпа-младшего.

— Кстати, хотел спросить. — В голосе Грейсона слышались ехидные нотки. — Как ощущения от того, что видения приходят тогда, когда хочешь, а не когда звёзды сойдутся в определённом порядке?

Глаза Уэнсдей широко распахнулись. Озарение пришло так внезапно и ясно, что девушка резко обернулась.

— Что ты сделал?

Голос не дрожал, был ровным, но в нём чувствовалось напряжение, которое Аддамс не удалось скрыть.

— У тебя уже есть ответ на вопрос. По взгляду вижу, юная леди.

— Как?

— Как?.. Ах, ты интересуешься моей затейливостью. Ничего шокирующего, милая. Позволь задать тебе вопрос... Как часто ты следишь за тем, что ешь и пьёшь? Спойлер: редко. Я бы сказал, никогда, но, может, раз или два. Ты не настолько недоверчива, как сама думаешь. Повезло, что я не желаю тебе зла. Неплохой был глинтвейн, правда? — Уэнсдей не ответила. Слабость охватила её. Ощущая бессилие, она опёрлась рукой о стену, чтобы не упасть. Положив ладонь на ручку двери, ведущую в комнату Ксавье, Грейсон расплылся в счастливой улыбке. — Моя бабуля занималась травами. Казалось, она знала их все. А может, это и правда было так. Когда мне было восемь, она дала мне пустую книгу на тысячу страниц и сказала, что я должен составить сборник растений, которые только найду. Забавно, что бабуля запретила пользоваться уже накопленными веками знаниями. Она хотела, чтобы я сам выяснил свойства трав, что привлекут моё внимание. Тебе не скучно?

Видя, что Уэнсдей стала немного сползать вниз, мужчина принял обеспокоенное выражение лица. Вещь подскочил к хозяйке, желая помочь, но толку от него было мало в этой ситуации.

— Что ты мне дал? — сквозь зубы процедила Аддамс.

Жаль, что взгляд не убивает, иначе она уже бы сполна отомстила Грейсону. А тем временем, тело совсем перестало слушаться, вынуждая осесть на пол. Но чёрные глаза пронзительно впивались в ненавистного дворецкого.

— Комплекс, снимающий эмоциональные барьеры. Змеевик, ромашка, шиповник и т. д. Мой собственный рецепт, одобренный бабулей. Хорошо помогает с видениями. И обнажает абсолютно все чувства, которые человек хранит в себе. Или хоронит, если тебе так больше нравится. В жизни не видел подобного «восстания мертвецов». — Мужчина сделал в воздухе кавычки одной рукой, продолжая держать другую на дверной ручке. — Придётся потратить на тебя ещё стаканчик глинтвейна.

И в следующий момент он резко распахнул дверь и сделал шаг внутрь комнаты, посмотрел секунд тридцать в темноту, а затем вышел оттуда и осторожно, чтобы не разбудить Ксавье, закрыл дверь.

— Итак, ты его не убила. — Дворецкий сложил губы дудочкой и закатил глаза, разочарованно вздыхая. — Что ты тогда там делала? — Молчание. Колкий взгляд Уэнсдей не мог расцениваться как ответ. Рассмеявшись, Грейсон подошёл к ней ближе. — Можешь не отвечать. А почему не встаёшь?

— Метишь в лидеры в конкурсе глупых вопросов? Очевидно, потому что не могу. Ты отравил меня.

— Совсем нет. Более того, с тобой всё нормально. Ты внушила себе это состояние. Внешне ты пытаешься держаться, быть типичной Уэнсдей Аддамс, но эмоции разрывают тебя изнутри. Из-за отвара, которым я тебя потчую с момента приезда, ты больше не можешь их контролировать, хотя и всё равно пытаешься. Не надо. Проживи их, станет заметно легче. — Молча уставившись на него, девушка оставалась внешне, словно скала: холодной и неприступной. — Какая же ты упрямая, Уэнсдей Аддамс. — Подойдя ещё ближе, Грейсон присел рядом с ней на корточки и легонько, почти невесомо, положил ладонь ей на запястье. Его взгляд был устремлён в глаза Уэнсдей, и этот образовавшийся зрительный контакт она уже не могла разорвать. Зрачки равномерно расширились, заполняя целиком радужку, делая и без того пугающе мрачный взор зловещим. — Ты должна подняться и пойти со мной на кухню.

И в тот же момент Аддамс медленно встала на ноги, не чувствуя, что контролирует происходящее. Испуганно забегав взглядом вокруг, она беспомощно наблюдала, как ноги несли её вслед за дворецким. Как будто какая-то невидимая сила вела Уэнсдей. Словно она была марионеткой в руках опытного кукловода.

— Какой ты изгой? — смотря исподлобья, проговорила Аддамс ледяным тоном.

Только на это она и была сейчас способна. Грейсон не ответил. Спускаясь по лестнице он недовольно оглядел пространство холла: пол до середины второй ступеньки был залит водой. Молча взмахнув в воздухе пальцами таким образом, словно хотел кого-то выгнать отсюда, дворецкий, не сбавляя шаг, направлялся в сторону кухни. И вода тоже стала течь туда. К тому моменту, как им предстояло спуститься с самой нижней ступеньки, пол практически был сухим. Но то, что заставило Уэнсдей приоткрыть рот от удивления, ждало их на кухне. Там девушка увидела, как вода, вопреки привычному восприятию работы данного устройства, затекала обратно в кран. Не сказать, что данное действо её поразило, но тот факт, что после всего, показанного Грейсоном ранее, он был способен ещё и на это, сильнее настораживал.

— Я — сид, — произнёс он, когда вокруг стало совсем сухо. — И обычно мой вид не живёт среди других изгоев или нормисов. Но затворничество тоже не наш путь. Сядь.

Аддамс повиновалась приказу, но уже по собственной воле. И вновь она ощущала, как слабость стала окутывать её, словно пламя поле с высохшей травой — стремительно и безнадежно. Опершись ладонями о стол, девушка силилась быть твёрдой, как камень, чтобы не позволить Грейсону собой манипулировать, но, похоже, в данной ситуации она оказалась лёгкой добычей. Новая роль, которая была Уэнсдей крайне неприятна.

— Пока готовлю чай, можем поболтать. Чисто по-светски. О погоде или обсудить какие-нибудь произведения... эм... из раздела готической литературы. Или, может, хочешь ещё что-то обсудить?

Хитрый взгляд, плутовская улыбка. Дали бы Уэнсдей сейчас в руки рапиру, и она бы подправила ему физиономию, распоров от уха до уха. Впрочем, и нож бы тоже подошёл. Только Грейсон предусмотрительно убрал все колюще-режущие предметы подальше. Хотя с такими способностями ему уж точно нечего было бояться. Даже с мечом в руках Аддамс не представляла для него серьёзной опасности.

— Откуда мне знать, что ты не заодно с моими врагами?

— Отдайся на волю фарту. Так что?

Уэнсдей молчала, но её хмурый, недоверчивый взгляд был красноречивее любого ответа. Она не отвела его ни на секунду от Грейсона, даже когда на стол запрыгнул Вещь. Только когда тот взобрался на плечо дворецкого, Аддамс удостоила своего маленького друга мимолётным взглядом. А между Грейсоном и Вещью завязалась беседа жестами, в ходе которой мужчина просил прощения за то, что облил того водой. Но маленький друг Уэнсдей был не в обиде. Похоже, они смогли подружиться. Вещь доверял Грейсону, в этом не было сомнений. Но он просто рука и не способен к глубокому анализу окружающего мира. И Аддамс пообещала себе больше не допускать подобных промахов. Вспомнив то, что происходило за последние несколько часов, она списала всё на действие отваров, которыми её травили. Это и правда было из-за них, но только вот Уэнсдей подвела черту не над тем знаменателем, потому что в её картине мира произошедшее казалось невозможным.

Очередной отвар от Грейсона был готов через семь минут. Налив его в большой прозрачный стакан доверху, мужчина поставил напиток перед Уэнсдей. Вещь больше не сидел у него на плече, а наблюдал за происходящим с безопасного расстояния. Между мужчиной и девушкой началась немая баталия, в ходе которой вряд ли бы, конечно, пострадали невинные, но осторожность никогда не помешает. Тем более, что часто от одного взгляда Уэнсдей у Вещи немели кончики пальцев. Прям как сейчас от едва уловимого мимического разговора. Понимая, какие мысли теперь прочно овладели Аддамс, дворецкий решил продемонстрировать, что его намерения чисты и открыты. И показал он это следующим образом: взяв стакан, он отпил из него ровно половину и потом снова поставил на прежнее место. Но Уэнсдей это не убедило. Пить отвар, который должен был привести её физическое состояние в норму, она не собиралась.

— Ты же знаешь, что если я захочу, то заставлю тебя его выпить. — Девушка молча продолжала взирать на Грейсона исподлобья. — Может, нужна правильная мотивация? Как насчёт того, чтобы выпить за здоровье врагов твоих врагов? А? — И это предложение не нашло отклика в Уэнсдей. Она почти полностью была без сил, но, убеждённая в правильности своей позиции, сдаваться не планировала. — Ладно. Очень хочу посмотреть, как Вещь потащит тебя по ступенькам вверх, но вынужден пропустить это прекрасное зрелище. У меня дела.

И ушёл. Правда ушёл. Уэнсдей слышала, как скрипела лестница. Лёжа на столе верхней частью тела, она не чувствовала себя удобно. Точка тяжести базировалась намного ниже, из-за чего Аддамс начинала сползать с надёжной опоры, рискуя совсем рухнуть на пол, словно труп. Остатки энергии она собрала в кончики пальцев, которыми пыталась удержать себя от падения, вцепившись в противоположный край стола. Вещь суетился рядом, всё ещё не оставляя попыток уговорить Уэнсдей выпить приготовленный Грейсоном отвар, но она оставалась непреклонна.

— Ему это не навредило, а мне — неизвестно. Я пойду на риск, только если сдамся отчаянию. А сдаются лишь слабаки и трусы, — язык еле слушался, отчего сердце Уэнсдей забилось чаще. Несмотря на свою твёрдую позицию, перспектива оказаться полностью обездвиженной пугала её. — Не должен быть это единственный спо... мм-ммм-мм...

Забегав по столу в незнании, что делать, Вещь вдруг остановился у Аддамс перед глазами и спросил, разбудить ли ему Ксавье, чтобы тот помог ей добраться до комнаты и устроиться удобно на кровати. И, хотя сказать у Уэнсдей не получилось, ей удалось донести до своего маленького подручного, чтобы тот не смел этого делать. А сама девушка уже больше не чувствовала кончиков пальцев, и только какая-то магия теперь удерживала её от падения. Вещь это понял, но по-прежнему не знал, чем мог помочь. И тут его, словно озарило: чтобы Уэнсдей не упала, её нужно привязать. Надеясь, что у него есть немного времени, он ринулся к двери, ведущей в подвал — ранее, когда его оставили вместе с Грейсоном, тот показал ему, где находится это место, чтобы потом вместе отнести туда мясо, добытое на охоте — и скрылся за ней. Пока Вещь искал материал для осуществления своего плана по спасению Аддамс от падения, дела стали чересчур плохи. Тело совсем перестало слушаться её, и, едва различая окружающую реальность, девушка стала сползать вниз. Ожидая боли от удара об пол, она прикрыла глаза. Но в тот же момент они широко распахнулись и застыли, пустые и безжизненные. Уэнсдей запомнилось лишь лёгкое касание о что-то холодное и характерный звякающий звук упавшего на пол кухонного ножа, после чего девушка провалилась в очередное видение...

...Сквозь рассеивающуюся дымку показались очертания той же самой кухни. Аддамс стояла лицом к телевизору. Чёрный экран транслировал лишь её отражение. Сзади послышались странные шорохи, и Уэнсдей обернулась. Картина, представшая перед ней, вызвала неоднозначные чувства. Она увидела Ксавье, наклонившегося над девушкой, сидящей на столе в большой белоснежной рубашке. Парень выглядел старше, чем был сейчас. И он целовал эту девушку, и на его лице всё то время оставалась счастливая улыбка. Уэнсдей вспомнила, что Ксавье не раз так улыбался ей. Впервые, когда думал, что она хочет пригласить его на «Вороний бал». И что-то кольнуло в груди. Неприятно, как если бы кто-то тыкнул огромной иглой в тряпичную куклу-вуду. Некоторые видения Аддамс предпочла бы никогда не получать, как, например, это.

— Ауч, — отпрянув, Торп коснулся пальцами нижней губы и возмущённо посмотрел на девушку. — Ты укусила меня.

— И? Едва ли в этом есть что-то примечательное.

Прозвучало глухо, но Уэнсдей расслышала всё чётко, словно ей кричали одновременно в оба уха. Собственный голос резал слух не хуже, чем скальпель в руках патологоанатома. Со спины Аддамс не узнала себя, потому что выглядела непривычно: волосы распущены, по длине доходили до середины лопатки, спереди свисала тонюсенькая косичка, которую удерживала в плетении чёрная шёлковая нить.

— Ты давно так не делала.

Слизав капельки крови, проступившие на месте укуса, он несмело приблизился снова, упёрся правой рукой в край стола, а другую спустил намного ниже, присев корпусом, и, игриво склонив голову на бок, взглянул на взрослую версию Аддамс.

— И ты решил, что можно расслабиться?

Девушка завела руку за спину, безошибочно положив её на рукоять лежащего на столе ножа. Взгляд её оставался спокойным и даже в некоторой степени довольным, чего нельзя было сказать о наблюдавшей со стороны юной копии. Аддамс напряглась, сделав шаг вперёд, побуждаемая желанием крикнуть Ксавье, что у той, кто рядом с ним, оружие, но замерла с широко распахнутыми глазами, увидев, что Торп тоже достал из-под стола предмет с острым лезвием, держа его так, чтобы раньше времени не выдать наличие того под рукой.

— Моя вечная ошибка.

И Ксавье придвинулся совсем близко к её губам, но замер, не коснувшись их. Глубоко и прерывисто дыша, он смотрел в глаза своей девушки и ждал. Не позволения, не тайного сигнала, который ознаменовал бы, что она согласна продолжить то, что было прервано её вероломным укусом. Наблюдая картину со стороны, Уэнсдей жалела, что не может управлять видением и вынырнуть из него. Она поняла происходящее, как сексуальную игру, и это... смущало. А вместе с недавними событиями в реальности делало её нахождение здесь кошмарной пыткой. И в кои-то веки это было Уэнсдей не по душе. А тем временем игра между её взрослой копией и Торпом набирала обороты. Девушка шире раздвинула ноги и, ловко подтянув с их помощью Ксавье вплотную к себе, крепко сдавила его талию оголёнными бёдрами. Эта Аддамс была расслаблена, но внешне холодна. Только взгляд красноречиво говорил, что происходящее ей нравилось. На долю секунды в нём блеснул дьявольский огонёк, заметив который, Торп резко дёрнул руку с ножом и упёрся остриём посередине в грудь девушки. А она также быстро приставила острое лезвие к его горлу.

— Ты стал проворнее, — задумчиво протянула Аддамс.

По её тону не было понятно, расстроена ли она этим или довольна. Счастливая улыбка вновь заиграла на губах Ксавье. Проведя свободной рукой по бедру Уэнсдей вверх, он сказал:

— Ты заставляешь меня совершенствоваться.

— Действительно, есть некоторые изменения, но тебе далеко до идеала. Хотя бы взять то, куда ты приставил нож. Чуть ниже тела грудины, но я не

почувствовала тревожного трепета. Потому что я уверена, что ты не проткнёшь им меня. А вот на шее, — она чуть сильнее надавила на рукоять ножа, отчего кожа под лезвием заметно вмялась, но крови не было, — ситуация может быть опаснее.

— Это так, — глотнув слюну, Ксавье резким движением вверх заставил одну из пуговиц рубашки оторваться и отскочить с громким стуком на пол, по которому ещё несколько секунд та катилась и подпрыгивала. — Но я бы посоветовал тебе тоже... не терять хватку.

С тенью нарочитого удивления приподняв брови, Уэнсдей чуть отклонилась назад и склонила голову набок, оценивая Торпа. Кончик лезвия его ножа теперь явно ощущался взрослой версией Аддамс на уровне солнечного сплетения.

Тяжело дыша, Ксавье едва удерживал оружие в руках. Видя, что тот больше не мог продолжать игру, Уэнсдей убрала нож от его шеи и, заведя свои волосы назад, зеркально оголяя кожу, быстрым точным движением сделала надрез на себе. Тоненькая струйка потекла вниз, оставляя следы на рубашке. Положив нож обратно на стол, откуда его взяла ранее, девушка слегка повернула голову вправо. Взгляд её остановился на себе самой, вынужденной смотреть на это. Отвращение сошло на нет, а когда Ксавье, отбросив нож в сторону жадно впился губами в кровоточащий участок шеи Аддамс из видения, Уэнсдей испытала другие, ранее незнакомые ей эмоции. Сцена, которая могла показаться многим мерзкой и извращённой, вызвала у неё возбуждение. Кровь притекла к низу живота, во рту пересохло. Непроизвольно она сделала шаг вперёд и сжала кулак, когда поняла, что потеряла контроль над своим телом не только в реальности, но и в видении. А её повзрослевшее отражение вдруг ехидно улыбнулось, всё также не отрывая от неё взгляда, словно видела и знала, что они с Ксавье тут были не одни. Если бы Аддамс оставалась способной размышлять в ту минуту, она бы вспомнила, что видения из будущего переменчивы. Они могут не случиться, если выбрать путь, который точно к ним не приведёт. В этот момент Уэнсдей совсем не думала, хотела бы такое будущее или нет, но смотреть не переставала. И, возможно, от того, что это было и её когда-то видение, повзрослевшая Аддамс в действительности могла помнить о том, что видела происходящее сейчас несколько лет назад, но наверняка перед глазами в данный момент пространство оставалось пустым.

— Я люблю тебя, — прошептал Торп, прежде чем поцеловать Аддамс.

На его губах резко выделялись ярко-красные капельки, которые исчезли, когда Уэнсдей из видения слизала их, а затем углубила поцелуй. Страсть растекалась по воздуху, словно хлорид натрия по венам. До «маленькой смерти» оставалось несколько минут, и для всех это было очевидно. Съехав совсем на край стола, взрослая Аддамс расстегнула ширинку джинсов и помогла Ксавье приспустить их вниз, а сама чуть приподняла бёдра кверху. Край её рубашки чуть задрался, сильнее оголив низ, отчего стало отчётливо видно той Уэнсдей, что была лишь невидимой гостьей в этой сцене, что на ней нет нижнего белья. Просунув руку между бёдер девушки перед ним, Ксавье, не размыкая поцелуя ласкал её, не забывая стимулировать себя. Руки Уэнсдей кольцом обвились вокруг его шеи. Подаваясь вперёд в такт движениям ласкающей её руки Торпа, Аддамс выглядела расслабленной и и одновременно преисполненной желанием близости. Это было естественно, как мастерить нгангу или испытывать на Пагсли малоизученный яд. Будоражило кровь. И у участников, и у сторонней наблюдательницы. Чувствуя, что и он, и его партнёрша готовы перейти в наивысшему уровню близости, Ксавье подхватил девушку за талию и осторожно, сдерживая животный порыв, вошёл в неё...

Образы видения рассеялись, словно по щелчку, и сквозь пелену Уэнсдей увидела расплывающийся силуэт Вещи. Ей понадобилось ещё несколько секунд, чтобы способность анализировать окружающую обстановку вернулась, и тогда ярость на маленького помощника обуяла её. Если бы Аддамс могла сейчас полностью контролировать своё тело, то и мокрого места бы от него не оставила, наслаждалась бы пытками, перед тем, как убить, а останки скормила бы диким животным, коими кишат окрестности Берлингтона. Но силы ещё не вернулись к ней, поэтому она безвольно наблюдала, как Вещь поил её тем, что приготовил Грейсон. Сделав над собой усилие, Уэнсдей только смогла оттолкнуть ложку и перевернулась на живот, предприняв попытку встать. Но пока у неё ничего не вышло. Суетливо забегавший вокруг неё, Вещь не знал, как помочь. Рядом на полу валялись верёвки. Теперь их использование не казалось ему возможным, но и сдаваться тоже не собирался. Спланировав, как он потащит Аддамс, Вещь почти решился обмотать тело девушки, но передумал, и снова устремился прочь из кухни, оставляя её одну. Это последнее, что видела Уэнсдей, прежде чем отключиться.

Закутываясь в мягкий халат, Грейсон подошёл к запотевшему от пара, исходящего из душевой кабины, зеркалу и облокотился о край раковины. Из-за канители с Аддамс и Торпом-младшим он упустил возможность приоткрыть завесу тайн и на пару минут обрести дар, которым так неумело пользуется упрямая девчонка, которую он оставил на кухне. «Рождественское чудо» — так всегда объяснялось нормисами всё невероятное, что происходило в праздничную ночь. Но изгои давно поняли, что есть дни, в которые каждый может сотворить большее волшебство, нежели способен в повседневной жизни. Тут уж кому как больше нравилось, на выбор, а Грейсон почти всегда заглядывал в будущее. Знать, что грядёт, и попытаться повернуть время в другое русло, если впереди ждало нечто тёмное — вот в чём он находил удовлетворение. Сиды по природе своей не воинственный народ, они всегда радели за соблюдение баланса природы и человека. Уэнсдей Аддамс несла за собой лишь хаос и разрушение, и потому встала Грейсону, словно кость, поперёк горла. Мужчина, как мог, попытался развеять деструктивную ауру, исходящую от неё, но после сегодняшнего вечера понял, что в одиночку с этим не разобраться. Прикрыв глаза, он сжал левую руку в кулак. Энергия белым светом заструилась вокруг него, и, дождавшись её пика, Грейсон быстрым движением нарисовал на поверхности зеркала сотканный из неё ровный круг, который, лишь стоило ему замкнуться, почернел внутри, и теперь напоминал картину солнечного затмения. Вибрация, исходившая от него, заставляла каждый предмет в ванной комнате дрожать, издавая монотонные глухие звуки. Вскоре тьма постепенно рассеялась, и сквозь образовавшуюся серую дымку стал проявляться образ молодой женщины. Волосы у неё были насыщенно чёрными, а глаза такого же цвета, что и у Грейсона. На молочной коже лица виднелись редкие веснушки. Одета она была в голубую тогу, прикрытую сверху золотисто-белым плащом с капюшоном сзади. Двое по разные стороны зеркала некоторое время смотрели друг другу в глаза. Женщина нарушила тишину первой.

— Ты удивил меня, папа.

— Рад, что ещё не потерял способности тебя удивлять, Ласар. — Мужчина с нежностью улыбнулся. — Как твои дела?

— Когда ты вернёшься?

— Мы говорили об этом много раз, — поморщившись, Грейсон опустил взгляд вниз, но затем снова поднял его, чтобы посмотреть в глаза дочери. — Ты справляешься?

— Думаю, да, но...

— Значит, я там не нужен. Здесь скоро начнутся масштабные проблемы, Ласар. Я познакомился с девушкой. Она может видеть события прошлого и будущего.

— И что ты с ней сделал? Заставил работать без перерыва? Она жива, папа?

— К чему такие глупые вопросы? С ней всё было бы прекрасно, если бы она не была упёрта, как стадо баранов. Впрочем, я позаботился, чтобы её твердолобость не вышла ей же боком. Но хватит об этом. Есть более важная тема, ставшая причиной того, что я побеспокоил тебя сегодня. Эта девушка вовлечена была в события, которые заставили меня насторожиться. Постоянно в мире происходит дисбаланс. Изгои и нормисы всё ещё не могут жить, не устраивая распрей, как внутри своего вида, так и между собой. Но то, что крутится вокруг Уэнсдей, намного серьёзнее этого.

— Уэнсдей? Её так зовут?

— Не отвлекайся на мелочи. Её преследуют отщепенцы. Те, кого изгнали из социальных групп их семьи. И те, у кого семей никогда не было. Оборотни-одиночки, новоявленные вампиры, хайд, нормис... Видишь, в чём дело?

— Да. Эта Уэнсдей... слабое звено?

— Нет, но ей не справиться, да и не её это задача, Ласар. Я не учил тебя перекладывать свои обязанности на других. Нужно оповестить Орден о надвигающейся угрозе и быть готовыми отразить удар. Всё начнётся в Неверморе. Неплохо придумано, подготовить в школе для изгоев ловушку для сильных нашего мира. Отвлечь внимание от главного убийствами детей и напасть в момент, когда бы это совсем не ожидалось. Когда противник думает, что знает, с кем имеет дело. Стратегически выверено, но исполнение... — Мужчина расплылся в улыбке. — Исполнение выдаёт в них дилетантов. Но и они могут быть опасны, если их недооценивать.

— Мне нужна вся информация, что у тебя есть.

— Я готов принять участие в собрании... в таком формате.

Грейсон провёл рукой по воздуху, указывая на магический портал, с помощью которого сейчас говорил с дочерью. Его улыбка была наполнена теплотой, но Ласар не ощущала этого, а лишь становилась всё более взволнованной. Несмотря на свой высокий статус председателя Ордена Света, высшего органа власти среди сообщества изгоев, который властен вершить их судьбы как каждого по одиночке, так и отдельных групп, уважение и благоговение стоящих ниже неё, молодая женщина превратилась в маленькую девочку перед лицом своего отца. Её уверенность в принимаемых решениях всегда колебалась, когда Грейсон наблюдал за ней. Не потому что она боялась его неодобрения или критики, а по причине вызвать разочарование тем, что забыла то, чему её учили. Ласар не пыталась быть похожей на отца, а всегда мечтала стать лучше, чтобы он гордился и восхищался ей. Гордая, суровая, непреклонная — такова была дочь Грейсона для всех. Да и сам он помнил её именно такой. Его любимая девочка. Папина радость. Для своих отцов девочки — самое великое богатство. А когда их несколько, то не найти будет на свете человека, способного похвастаться более богатейшей коллекцией драгоценностей, чем счастливый папаша. Но что происходит между девочками... Никто не хочет делиться вниманием, каждая желает оставаться особенной. И Ласар этого хотела. Будучи единственной дочерью, она всегда купалась в любви и внимании Грейсона, но сейчас она видела, что не является причиной его чрезвычайной заинтересованности и оживлённости.

— Уэнсдей считает себя более развитой на фоне тех, кто её окружает, и оттого так самоуверенна, — продолжил рассуждение мужчина. — И в этом её главная слабость. Она слишком себя переоценивает, а потому пропускает брёвна в собственных глазах. Кто-то должен за ней присмотреть, Ласар. Раньше, чем она объявится в Неверморе, удара не последует, но это не значит, что нужно предоставить её самой себе. Уверен, ты понимаешь.

— Понимаю. Планируешь оставить мальчика, за которым присматриваешь, ради неё?

Распознав в тоне дочери нотки ревности, Грейсон рассмеялся, не спеша с ответом. Бросать семейство Торпов он не собирался. Ничто не доставляло ему большего удовольствия, чем наблюдать, как меняется Ксавье. И хотя он всегда говорил, что не претендует на место его отца, себе он иногда позволял думать иначе. Связь между ними в действительности была сильной. Может, потому что когда-то давно маленький мальчик истошно рыдал на пляже, когда его навсегда бросил один из самых дорогих людей в мире, Грейсон почувствовал, что теперь ответственность за защиту Ксавье лежит на нём. И так легко и просто оставить парня, хоть и ставшего совсем взрослым, мужчина не мог.

— Уэнсдей Аддамс любопытна, но повышенного интереса с моей стороны не заслужила. Но присмотр ей нужен, так что об этом позаботишься ты, Ласар. Ещё некоторое время Уэнсдей пробудет здесь, в Берлингтоне, но не думаю, что долго. Я вызываю у неё недоверие.

— Интересно, с чего бы это, — с хитрецой улыбнувшись, ответила Ласар.

— Никаких идей на данный счёт. — Сделав нарочито недоуменный вид, Грейсон рассмеялся. — До связи завтра в это же время.

— Хорошо. До завтра, папа.

И женщина взмахнула рукой, после чего ванная комната приняла прежний вид. Теперь Грейсон вновь видел перед собой отражение, а не дочь. Разгладив волосы, мужчина намеревался почистить зубы, но так и не открыл тюбик с пастой, услышав в коридоре подозрительный шум. Приоткрыв дверь, он осторожно высунулся в просвет коридора и увидел в противоположном конце Ксавье, который нёс на руках Уэнсдей к ней в комнату. Под ногами у парня суетился Вещь. Торп шёл медленно, шатаясь из стороны в сторону, и вовсе не потому, что ему было тяжело её нести. Выпитый алкоголь ещё никак не желал выветриваться из организма, вызывая слабость во всём теле. Парень приложил колоссальные усилия, чтобы хоть как-то суметь себя контролировать.

— Что вы делаете, господин Ксавье? — спросил Грейсон, привлекая к себе внимание.

— Я?.. — Лицо Ксавье было едва различимо, но и без того, по голосу, дворецкий определил, что парня охватила паника. Словно его застукали на месте преступления. — Это не то, что ты думаешь... Уэнсдей упала в обморок. Я всего лишь уложу её в кровать...

— Она в порядке?

— Да... да, я думаю.

— Нужна моя помощь?

— Я справлюсь, Грейсон. Можешь идти спать. Доброй ночи.

— И вам того же, господин Ксавье.

Дворецкий закрыл дверь, продолжив приготовления ко сну, обдумывая события последних дней. Его подопечный ещё не способен принимать тяжёлые решения, и это расстраивало мужчину. Любовь к Уэнсдей, сколько бы она не отталкивала его, как бы сильно не ранила, не иссякала. И если в запале захлестнувших эмоций Ксавье был уверен, что больше ни на шаг не приблизится к ней, то, ощущая на уровне вибрации воздуха, что нужен ей, ни на секунду не задумываясь, мчался во весь дух навстречу опасности и смерти, хотя она и не просила. Чистая любовь, полная юношеского максимализма. Воодушевляюще и одновременно печально, потому что Аддамс вряд ли сможет позволить себя любить.