забытая Гилберт|Деймон Сальваторе

Ева искала лишь одного – забвения в баре. Гомон голосов, стук шаров в бильярде, мелькание подростков и влюбленных пар – всё это казалось далёким и неважным. В бокале искрился выдержанный белый ром, обжигая горло сладко-горьким теплом. Лед, бесполезный в этой жаре чувств, медленно таял, как и ее надежды. Она не помнила форму бокала, но вкус поцелуя преследовал ее. Она ненавидела себя за эту слабость. Это не должно было случиться. Вчерашний вечер стал черной дырой, поглотившей ее покой.

Весь день она пряталась от мира. Даже от работы. Запертая в комнате, она игнорировала стук Елены, приносившей еду и подозрительно молчаливой. Ей было стыдно и страшно смотреть в глаза другим. Сидя на полу у двери, она вновь и вновь переживала тот день, тот поцелуй. Его кровь текла в ее венах, и это значило, что она не могла умереть, не могла позволить себе беспечность. Она, как Кона, не заслуживала быть рядом с тем, кто несёт хаос и смерть. С тем, чьи руки обагрены кровью.

Когда опустилась ночь, она бежала из дома, словно из тюрьмы. Ей нужен был выход, хоть какой-то. Бар, с его радостным шумом и смехом, казался спасением. Но отчаяние не отпускало. Холод проникал в кости, хотелось исчезнуть, уехать далеко-далеко. Предательская слеза скатилась по щеке, и Ева поспешно стерла ее, ощущая во рту горечь, на этот раз не от рома. Лишь когда рядом возникла знакомая фигура, она очнулась от своих мыслей. На соседнем стуле сидел он – Деймон. Брюнет с пронзительно-голубыми глазами и дьявольской усмешкой, обещавшей одни неприятности. Он поднял бокал виски и молча чокнулся с ней.

– Грустишь? – спросил Деймон, заметив, как она осушила свой бокал.

– Грустит тот, кому не все равно, – с горечью ответила Ева.

– Третий бокал рома, – Деймон вздернул бровь и кивнул бармену. – Мне кажется, тебе пора домой.

Неожиданный смешок сорвался с ее губ, заставив Деймона отвлечься от виски. Пьяные женщины всегда его привлекали, но Ева… Она была великолепна. Волосы струились по спине, а заправленные за уши пряди открывали высокие скулы и колдовские зеленые глаза. На губах алела темная помада, словно приглашение.

– Я не пьяна, Деймон, – отрезала Ева, – Просто оставь меня в покое, ладно?

Она попыталась встать, но Деймон схватил ее за предплечье. Его взгляд скользнул по черной обтягивающей футболке с глубоким вырезом, задерживаясь на декольте.

– Пошли, – приказал Деймон, – Мы уезжаем.

– Нет, – Ева вырвала руку.

– Я сказал, мы уезжаем, – прорычал Деймон, глядя ей в глаза. В них плясали искры гнева, но на шее Евы висела вербена, лишая его возможности подчинить ее волю.

– Я не поеду с тобой, – прошипела Ева, словно кошка. – Я сама решаю, что мне делать. Я взрослый человек, Деймон.

– А кто будет спасать твою жизнь, пока ты решаешь? – огрызнулся Деймон.

– Мне не нужна твоя помощь,Сальваторе, – проговорила Ева сквозь зубы.

– Уноси отсюда свою задницу, пока я не выволок тебя отсюда, – прошептал Деймон, с трудом сдерживая себя.

Слова Деймона звучали слишком убедительно, пугающе. Ева словно оглушенная смотрела на брюнета, пытаясь перевести дыхание и понять, что происходит. Вдруг он накинул ей на плечи свою кожаную куртку, окутывая запахом опасности и притяжения. Взяв ее за руку, повел за собой, словно пленницу, не оставляя права выбора.

На улице Деймон подвел её к своему голубому кабриолету. Ева послушно села в машину. Она словно плыла по течению, не в силах сопротивляться. Всю дорогу они ехали в молчании. За окном мелькали огни Мистик Фоллс, но Ева их не видела. В ее голове кружились мысли, тоска и страх.

Деймон, то и дело, бросал на нее быстрые взгляды, изучал. Она чувствовала его взгляд, но не поднимала глаз. Она знала, что он видит ее слабость, ее обреченность, ее тайное влечение. И это пугало больше всего.

– Это твое хобби? Убегать от проблем, когда они уже топят тебя? – спросил Деймон, насмешливо склонив голову.

– Ты – моя самая большая проблема, Сальваторе, – резко ответила Ева, ее голос дрожал от напряжения.

– О, у кого-то разыгралось уязвленное самолюбие, да, красотка? – Деймон изучающе взглянул на нее, словно оценивая добычу.

– Как тебе удается быть таким скользким и высокомерным? – с нервным смешком спросила Ева.

– А как тебе хватает храбрости быть такой глупой, называя вампира скользким и высокомерным, сидя в его машине? – парировал Деймон, выходя из машины. Он припарковался у ее дома, но Ева уже знала – это не конец.

– Я не боюсь тебя, Деймон, – вызывающе заявила Ева, следуя за ним.

Эта фраза стала роковой ошибкой. Деймон резко развернулся и, используя свою сверхъестественную силу, прижал ее к стене в своем доме. Ева замерла, глядя на его лицо, искаженное яростью. Она пыталась не показывать страха, но сердце бешено колотилось, а кожа покрылась мурашками. Его рука сжала ее шею, ощущая пульсацию сонной артерии.

– Тебе страшно, Гилберт, – прошептал Деймон, его голос сочился угрозой. Он видел в ее глазах панику, видел, как она пытается сдержать слезы. Но, в отличие от Елены, ее страх его возбуждал. Он провел пальцами по ее плечам, словно раздумывая, сломать ее или покорить.

– Что ты творишь?! – выдохнула Ева, отталкивая его. Деймон отступил, но ее шея горела от его прикосновения. Она чувствовала себя грязной и уязвимой.

– Хватит делать вид, что между нами ничего не было, – прошипел Деймон ей в затылок, от его голоса по коже пробежали мурашки.

Ева резко обернулась, отшвырнув его куртку на пол. – Тот поцелуй ничего не значил, неужели до тебя не доходит?

– Не строй из себя невинность, Гилберт! – Деймон сделал шаг вперед, его глаза горели опасным, темным огнем. – Я знаю, ты меня боишься. И знаю, что ты меня любишь. Чертовски сильно. Разум сопротивляется, да, но твое тело… – Он коснулся кулона, висевшего у нее на шее, его пальцы нервно задергались. – Ты не можешь позволить себе быть с тем, кто несет в мир тьму. Боишься подпустить опасность слишком близко.

Одним резким рывком он сорвал кулон. Ева отшатнулась, словно получив удар. Защита рухнула, и все чувства, которые она так тщательно прятала, вырвались на свободу, грозя захлестнуть ее с головой. Паника ледяной волной окатила тело.

– Ты ненавидишь меня за то, что я вампир, за то, что бесчеловечный, ты ненавидишь себя за то, что в тебе течет моя кровь, – Деймон говорил злобно, его слова хлестали, как кнут. – Вот твоя правда, которую ты прячешь за маской добродетели.

– Хватит! – взвизгнула Ева, зажимая уши руками. Голос Деймона преследовал ее, будто въедался в самую суть ее сознания, выворачивая душу наизнанку.

– Ты слишком наивна, чтобы осознать, насколько хрупка твоя жизнь в моих руках, – безжалостно процедил он, наступая. – Я могу сломать тебе шею одним щелчком, как сломал Джереми. А потом заставлю выпить человеческой крови, и тогда между нами не останется ни одной черты, отделяющей тебя от меня. Ничего.

Они словно играли в мучительную игру, где он – хищник, а она – загнанная в угол жертва. Ева, словно в кошмарном сне, пятилась назад, а Деймон, неотвратимый как рок, наступал.

В глубине души она знала – он говорил правду. Она боялась его до дрожи в коленях, любила его вопреки здравому смыслу, и ненавидела себя за эту любовь, отравляющую каждый миг ее существования. Она чувствовала, что теряет рассудок, что сходит с ума.

– Перестань обманывать саму себя, Ева, – прошептал Деймон, сокращая дистанцию. Его голос, пропитанный тьмой, проникал в самую суть ее души. – Скажи правду.

Слезы градом покатились по щекам, обжигая кожу. Боль, страх, отчаяние, любовь – всё смешалось в один невыносимый, разъедающий коктейль. Внутри бушевала буря, где ярость боролась с обреченностью, а надежда отчаянно цеплялась за соломинку.

– Ты жаждешь правды? – задыхаясь от рыданий, прохрипела Ева, прижавшись спиной к холодной стене. – Я жертвовала своей жизнью ради тебя! Я была готова умереть за тебя. И мне плевать на последствия.Плевать, если бы мы вместе гнили в сырой земле! Вот она, твоя проклятая правда!

В каждой ее фразе сквозила такая отчаянная, всепоглощающая любовь, такая готовность к самопожертвованию, что даже Деймон, черствый и циничный вампир, на мгновение замер. Он видел в ее глазах отражение собственной тьмы, но видел и свет, который отчаянно пытался ее спасти. И этот свет одновременно пугал и завораживал его. Жесткий, словно высеченный из камня, он влюбился в эту девушку.

Он схватил Еву за запястья, сжав их в своих ладонях так крепко, что казалось, кости сейчас захрустят. Грубо, почти жестоко, притянул к себе. Его губы обрушились на ее губы в поцелуе, полном отчаяния и страсти. Он целовал ее так, словно пытался поглотить, растворить в себе до последней капли. Ее обреченность подстегивала его, ее страх толкал к необузданности. Этот поцелуй был взрывом, стихией, сметающей все на своем пути. Его руки, сжимая ее талию, вели ее за собой, к краю пропасти, где они оба могли погибнуть. Но в этот момент их это не волновало. Лишь этот обжигающий поцелуй, как последнее мгновение перед падением в бездну.