Глава 36
Глава 36. Алмаз
– Исчезновение Ксавьера попало в национальные новости, – сообщает мне Дайя по телефону.
– У них есть какие-нибудь предположения по поводу похитителей? – спрашиваю я, массируя мышцы на плече.
После тренировки с Сибби у меня болит все тело, и я почти готова рухнуть на пол и остаться там навсегда. Из меня получилось бы хорошее удобрение, а из моей грудной клетки могли бы прорасти розовые кусты, и тогда я бы стала единым целым с землей.
Зейд за эти мысли, наверное, назвал бы меня излишне драматичной.
– Все, на что они опираются, – это происшествие в «Уступке». К счастью, ваши лица были скрыты.
– На мне был еще и парик, – добавляю я.
– Они не смогут вас опознать. По крайней мере, люди не смогут, но я уверена, что Клэр сразу поймет, что это были вы.
– Но ведь ничего не доказать.
– А ей и не нужно. Она контролирует правительство и всех рабочих пчелок, которые его возглавляют. Включая полицию, федералов – всех.
Я жую губу, сильнее разминая больное место на плече.
– Думаешь, лицо Зейда попадет в вечерние новости?
Она на мгновение замолкает.
– Или твое.
Мое сердце обрывается и ухает прямо в желудок. Если Клэр повесит на меня убийство, это будет действительно удачный для нее ход. Она полностью разрушит мою писательскую репутацию, но это даже не самое страшное. Против меня могут выдвинуть обвинение, сфабриковать улики и вынести приговор. И потом я попаду не в тюрьму, а прямо в руки Клэр.
Черт. Меня. Побери.
– Зейд не позволит, чтобы с тобой что-нибудь случилось, Адди, – заверяет Дайя. – Не паникуй. Мы со всем разберемся. Я уверена, он предусмотрел и это.
Я киваю, хоть она меня и не видит. Ее слова мало помогают успокоить мое бешено колотящееся сердце.
– Может быть, мне не следовало…
– Адди, не будь одной из тех, кто сожалеет только о том, что попался. Сожалей, потому что это тебе не по душе, если ты действительно так считаешь. Если честно, я вообще никаких угрызений совести не испытываю по поводу убийства Люка, так что, наверное, мы обе в дерьмовом списке Бога или что-то в этом роде. В любом случае, а как же то, что мы сделаем с Клэр? Это огромный поступок. Больше, чем ты или я. И он спасет много жизней.
Снова киваю, крепко зажмуриваясь.
– Я знаю, ты права. Мне не жаль, что я сделала это. – Тяжело вздыхаю. – Просто не знаю, что будет дальше, и мне страшно.
– Все будет хорошо. Помни, кто на твоей стороне.
И тут я ощущаю прикосновение к своему плечу: он убирает мою руку и заменяет ее своей, вдавливая большой палец в этот неподатливый узел.
Моя рука опускается, и там, где его умелые пальцы воздействуют на мои мышцы, вспыхивает смесь боли и наслаждения.
– Я помню, – бормочу я, сдерживая стон, рвущийся из горла, когда он нажимает на особенно болезненную точку. – Спасибо, Дайя. Я перезвоню тебе позже, хорошо?
И как только кладу трубку, наконец перестаю сдерживать этот стон. Я решила, что если Дайя услышит его, то может встревожиться. Его вторая рука присоединяется к процессу, извлекая из меня еще больше звуков удовольствия. Чертовски приятно.
– Дайя сообщила новости? – тихо спрашивает он.
– Да, – отвечаю я надтреснутым голосом.
– Ничего…
– Со мной ничего не случится, я знаю, – перебиваю я. – Но иногда все идет не по плану.
Он разворачивает меня к себе, и я устало вздыхаю. Его шрам сморщивается от веселой ухмылки, когда он замечает мое дерзкое выражение лица.
– Тогда тебе обязательно стоит посмотреть выпуск новостей в восемь часов.
Мои брови сходятся, и я недовольно сжимаю губы.
– Что ты сделал?
– Еще ничего, но скоро сделаю.
Он щелкает меня по носу, и я шиплю в ответ, отпихивая его руку. Его улыбка становится шире, охватывая все покрытое шрамами лицо и озаряя его глаза цвета инь-ян.
Господи, его улыбка чертовски опасна. От нее у меня легко может остановиться сердце.
– В восемь часов, мышонок. Я обижусь, если ты пропустишь их.
* * *
– Ты не можешь там сесть, Адди! Ты же сядешь прямо на колени к Бэйну. А он ужасно костлявый, ему будет неудобно.
Она останавливает меня, когда моя задница уже висит в воздухе над кожаным диваном.
– Э-э, ладно, – вздыхаю я, немного устав от необходимости сторониться своей чертовой мебели, потому что воображаемые друзья Сибби все время устраиваются на ней.
Неужели они не могут постоять? Сложно представить, что их невидимые ноги устают.
Выпрямляюсь, и Сибби громко ахает, заставляя меня подпрыгнуть и едва не выронить бокал с вином.
– Что такое? – спрашиваю я, с тревогой высматривая паука на диване. Меня они не пугают, но Сибби, как правило, превращается в еще более маленького ребенка, когда появляются какие-нибудь насекомые.
– Мне очень жаль, Адди, но Бэйн схватил тебя за задницу. Бэйн, нельзя так делать! Зейд же прикончит тебя, понимаешь? У него яйца в узел завязываются, когда до нее кто-то дотрагивается.
– Яйца в узел? – бормочу я, одновременно смущенная и совершенно охреневшая.
Неловко чешу большим пальцем плечо, пока она продолжает ругать Бэйна.
– Сяду-ка я сюда, – бормочу я, слегка опешив.
Включаю восьмой канал. Там снова говорят о Ксавьере, и я тут же покрываюсь испариной, ожидая, что на экране появится моя фотография в качестве подозреваемого.
Думаю, если бы это было так, то полиция уже стучалась бы в нашу дверь, но беспокойство все равно не покидает меня.
Сделав большой глоток вина, я бросаю взгляд на время на своем телефоне и отмечаю, что уже 19:59. Зная Зейда, он сделает всё точно в назначенный срок, что бы он ни затеял. Ровно в восемь, с точностью до секунды.
Я делаю еще один глоток и закатываю глаза, когда рука Сибби скользит по ее бедру, задирая черное платье в горошек, а затем она начинает шлепать себя по руке и кричит на Мортиса за то, что он пытается приставать к ней в моем присутствии. Ей все лучше и лучше удается держать свою сексуальную активность при себе.
Мое сердце замирает, когда изображение репортера на экране начинает прыгать, затем превращается в помехи, а потом и вовсе пропадает. Я изумленно ахаю, увидев, что вместо него в телевизоре появляется мужчина с надвинутым на голову черным капюшоном и знакомой черной маской с драматичной хмурой складкой между бровей и прорезями для глаз.
Быть того не может.
Медленно встаю и с открытым ртом приближаюсь к телеэкрану.
– Приветствую вас, собратья-американцы, – начинает Зейд, и мои брови вскидываются вверх, когда я слышу, насколько аномально глубоко звучит его голос. Он изменил его. – В связи с исчезновением нефтяного магната Ксавьера Делано я хочу обратиться к полиции, всем правительственным служащим и, как всегда, к народу этой страны.
Зейд скрещивает руки в черных перчатках, кажется устраиваясь поудобнее.
– Ксавьер Делано покупал женщин в качестве секс-рабынь у торговцев людьми, а потом убивал их, когда они ему надоедали. Я опубликовал все доказательства в Сети. На фото выше изображены несколько женщин, которых он купил, пытал, насиловал и умертвил. Запомните их имена. Я запомнил. В честь всех погибших от деяний этого человека я взял дело в свои руки. Ксавьер Делано не пропал без вести. Он мертв.
Зейд наклоняется вперед и качает головой. В радиоволнах, излучаемых экраном, сквозит жуть. И пока я смотрю в бездонные дыры, в которых скрываются его глаза, мои кости пронизывает чувство реальной опасности. И я дрожу, наслаждаясь им.
– Он не первый, кто пострадал от последствий своих действий, и он будет не последним. Я – Зейд, и я наблюдаю. Никто не в безопасности. Особенно те, кто предал меня.
Его изображение исчезает, переключаясь на бледное, испуганное лицо репортера.
Из гипнотического состояния, в которое я впадаю, меня выводит громкий хруст. Я поворачиваю голову в сторону Сибби и успеваю заметить, как она запихивает в рот горсть попкорна. Должно быть, она почувствовала мой взгляд, потому что замирает с набитым ртом и смотрит на меня широко раскрытыми невинными глазами.
– Что?
– Он взял на себя ответственность за все случившееся, – ошеломленно произношу я.
Сибби моргает, выглядя растерянной.
– Конечно взял. То есть он же не полностью соврал, но Зейд сделает все, что угодно, чтобы защитить тебя. – Она качает головой. – А ты что, сомневалась в нем?
Мой рот открывается.
– Наверное, я просто не ожидала… такого.
Сибби пожимает плечами, с трудом проглатывая попкорн, и набивает рот снова.
– Это было умно с его стороны.
Да. Вряд ли кто-нибудь поверит, что Ксавьера Делано убила обычная девушка, которая к тому же является известным и признанным писателем, а вовсе не Зейд. Полиция будет выглядеть глупо, даже если просто попытается обвинить меня. К тому же всем известно, что я стала жертвой секс-торговли. Можно, конечно, попытаться обставить все так, что я решила отомстить Ксавьеру, но тогда им придется столкнуться с дополнительным конфликтом, когда Зейд поднимет самый настоящий бунт из-за несправедливого отношения к выжившей жертве. Не говоря уже о том, что Зейд в буквальном смысле ни за что не позволит увезти меня в тюрьму. Он спрячет меня в подполье и возьмет всю вину на себя. А народ в очередной раз поддержит Зейда, а не правительство, чего Клэр хочет меньше всего.
Черт. Зейд действительно разрушил все планы Клэр, и все ради того, чтобы защитить меня.
– О! – восклицает Сибби, заставляя меня снова подпрыгнуть. – Ты должна написать об этом книгу. Твои читатели просто в обморок упадут от того, как большой и страшный парень приходит к тебе на помощь, а потом убивает твоего обидчика.
И она не ошибается. Даже я падаю в обморок от этого сюжета.
Но я слишком эмоционально вымотана, чтобы писать сейчас. Я нахожу в себе силы, только время от времени публиковать небольшие новости, а потом снова отключаюсь, слишком обессилев, чтобы читать даже комментарии. До тех пор пока я не буду готова вернуться к своей карьере, на все сообщения и вопросы отвечает моя личная помощница. Честно говоря, не думаю, что смогу по-настоящему сосредоточиться на писательстве, пока Клэр жива.
– Тебя смутило, что он присвоил себе все лавры? – спрашивает Сибби, неправильно истолковав мое молчание.
Я смеюсь.
– Меня не волнует слава.
– Тогда почему ты так напряжена?
Потому что моя кровь превратилась в жидкую лаву. Боже, помоги мне, если Сибби окажется поблизости, когда я увижу Зейда, потому что я не уверена, что смогу удержаться от того, чтобы не наброситься на него, а ты знаешь, Господи, что эта странная маленькая кукла не захочет покидать комнату.
В моем теле бушует множество эмоций, и на первом месте среди них – потребность отблагодарить его. И я хочу отблагодарить его очень многими, черт побери, способами.
Когда я увидела его на экране, с этим его глубоким голосом и черной маской, подставляющего себя под огонь, чтобы защитить меня, я только и могла думать о том, насколько сильно я его люблю. И как сильно мне нужно продемонстрировать ему свою любовь. Как сильно мне нужно рассказать ему о ней.
Убийство Ксавьера не будет иметь для Зейда практически никаких последствий – по крайней мере, со стороны общественности. Ему не нужна поддержка людей, чтобы продолжать делать то, что он уже делает. Независимо от их мнения, Зейд занимался этим всегда. И неважно, решат ли люди перейти на другую сторону из-за того, что он убрал этого хищника с улиц.
На фоне всех жертв, которые Зейд принес ради меня, это не так уж и много. Но для меня имеет огромное значение.
То, что мы делаем, гораздо важнее, чем написание книг, но я все равно буду опустошена, если потеряю свою карьеру, которую так люблю. Это было бы равносильно потере еще одной моей частички, а у меня и так мало что осталось.
– О… – тихо произносит Сибби, поскольку ее осеняет. – Я поняла. Ты хочешь его трахнуть.
Мои щеки вспыхивают, но я не пытаюсь спорить. Потому что она права. Я крепко сжимаю бедра, и в глубине моего живота возникает знакомое пьянящее чувство.
Не стану лгать и говорить, что его вид не возбудил меня. Моя кровь горит, и я почти вибрирую от желания. Его поступок был… он был чертовски сексуальным. Что еще тут сказать?
Сибби стонет и надувает губы.
– Почему вам, ребята, можно заниматься громким сексом, а мне нельзя?
Я поворачиваюсь к ней, широко распахнув глаза, с выразительным взглядом, который так и говорит: «Ты совсем охренела?»
– Потому что ты пытаешься делать это на глазах у всех, Сибби.
Она опускается на диван и скорбно запихивает в рот горсть попкорна.
– Не моя вина, что вы, ребята, такие скучные.
Я закатываю глаза. Про нас с Зейдом много что можно сказать, но «скучные» – это точно не про нас.
5 июня 2022
Я еще никогда не говорила мужчине, что люблю его. Никогда. Потому что ненавижу делать это. И не важно, что до Зейда я ни разу по-настоящему ни в кого не влюблялась. Но я не говорила этого даже своим юношеским влюбленностям в старшей школе. Ну знаете, когда ты думаешь, что любишь кого-то, но даже не знаешь, что такое любовь? Что-то всегда меня удерживало от этих слов.
Я все еще не хочу говорить их. Но только потому, что мне страшно.
Не знаю, может, это взросление? Не знаю почему. Я ведь знаю, что Зейд испытывает ко мне. Знаю с самого первого его сообщения.
И все равно я потею, словно загнанная крыса.
Может, это потому, что я не знаю, КАК признаваться в любви? Проклятье, я ведь правда не знаю. Мне нужно просто выпалить это, когда он войдет в дверь? Или вначале поцеловать его, а потом сказать? Мне нужно подготовить речь?
Черт.
Черт побери все это.
Я просто скажу ему, когда он будет ожидать меньше всего.
А потом свалю на хрен.