Охотясь на Аделин

Глава 37. Алмаз
Когда Зейд переступает порог моей спальни, я уже нахожусь в состоянии нервного возбуждения. Из-за шагов, раздающихся в коридоре, и предвкушения встречи с Зейдом я так и не смогла уснуть.
Уже далеко за полночь, и я лежу в постели в одной лишь черной сорочке, тщательно подготовившись к его приходу.
Перевернувшись, я наблюдаю, как он осторожно прикрывает за собой дверь и шаркает в сторону ванной; в воздухе витает запах серы, крови и дыма. Через настежь распахнутые двери моего балкона в комнату проникают прохладный ветерок и лунный свет.
Я сажусь и включаю бра над кроватью, ощущая себя одной из тех женщин, которые ждут в темноте, когда их муж-изменник прокрадется в спальню, чтобы наконец зажечь лампу.
Мысль о том, что Зейд изменяет мне, вызывает смех. Наверное, это единственное, о чем мне никогда не придется беспокоиться.
Он останавливается и поднимает подбородок.
– Это момент, когда мы ведем себя словно супружеская пара и я спрашиваю, где ты пропадал и почему вернулся домой так поздно? – слегка дразню его я.
Мягкий желтый свет лампы создает мрачноватый эффект; он поднимает руку и стягивает толстовку вместе с белой футболкой через свою голову.
Я закусываю губу, впиваясь глазами в его мускулистую, покрытую татуировками спину и массивные руки.
– Конечно, детка, – тихо отвечает он. – Но мы оба знаем, что мой член принадлежит только тебе.
– Хорошо, тогда ты знаешь, что я могу отделить его от твоего тела, если захочу. Раз уж он мой и все такое.
Он поворачивается ко мне с ухмылкой, ничуть не обеспокоенный моей угрозой.
Скрещиваю руки на груди. Это просто оскорбительно. Теперь я вполне способна на нечто подобное.
– Я задержался, потому что парень, за которым я охотился, находился прямо посреди аэропорта, пытаясь сесть на самолет.
– И как же ты его вытащил, чтобы никто не заметил?
– Устроил засаду в туалете. Потом мне пришлось вытряхнуть содержимое из его чемодана, и запихнуть в него его самого.
Я пораженно моргаю. Звучит… интересно.
Раньше я бы назвала Зейда помешанным. Больным. Психопатом. То есть он все еще такой. Но это уже не отталкивает меня так, как раньше. А может, и никогда не отталкивало и я обманывала сама себя.
Я часто так делаю.
– Кто это был? – интересуюсь я.
– Один парень, которого меня попросила убить Джиллиан. Он был ее отчимом и издевался над ней в детстве, – поясняет он, снимая ботинки и аккуратно ставя их в углу.
Я не удивилась, узнав, что в быту Зейд весьма педантичен. Он не похож на человека, который оставляет грязное белье валяться посреди комнаты на целую неделю, а посуду – стоять немытой в раковине.
– Хорошо, – бормочу я, радуясь, что он смог помочь ей. – Он единственный, кого ты убил сегодня?
– Да, – коротко отвечает он, изогнув бровь.
Я киваю и облизываю пересохшие губы, нервничая из-за того, что вообще говорю на эту тему.
– Значит, Рио все еще скрывается?
Зейд бросает на меня взгляд.
– Я знаю, где он, Адди, – отвечает он и подходит ко мне в одних черных джинсах.
У меня замирает сердце, но я пытаюсь сохранить невозмутимое выражение лица.
– Ты же не хочешь, чтобы он умирал, – открыто заявляет он, присаживаясь на краешек стула рядом с кроватью.
И я абсолютно уверена, что потом нам придется его выбросить – Зейд покрыт кровью с головы до ног.
– С чего ты…
– Не лги мне, – сурово отрезает он, глядя прямо перед собой. Его белесый глаз устремляется на меня, а затем снова возвращается на черную стену. – Я вижу выражение твоего лица каждый раз, когда речь заходит о его предстоящей смерти, но ты упорно молчишь. Я давно знаю, где он, но решил не убивать его, пока ты не откроешь свой красивый ротик и не скажешь, чего ты на самом деле хочешь.
Я жутко нервничаю. Словно он поймал меня на измене и теперь я должна признаться ему в содеянном. Ничего подобного, конечно, не было, но я все равно чувствую, что поступила плохо.
– Я не знаю, что чувствую, – признаюсь я, вжимаясь спиной в прохладный камень. – Он делал мне больно. И часто. Но не так, как ты думаешь.
– Он не насиловал тебя, – уточняет Зейд.
– Нет… не насиловал. Но он смотрел, как это делали другие, и не останавливал их. Но тогда… тогда он не мог мне помочь.
– Разумеется мог, – возражает Зейд. – Неужели ты думаешь, я стал бы стоять в стороне и смотреть?
– Даже если…
– Нет. Ответ – нет, независимо от ситуации. Даже если бы я был без оружия и на меня наставили пять стволов, я бы все равно не стал смотреть, как ты – или любая другая девушка – переживает то, что пережила ты. И я прекрасно знаю, что его сестру держали в заложницах, но он мог обратиться ко мне.
Я хмурю брови. Об этом я не думала. Рио с самого начала знал, с чем ему предстоит столкнуться. Так почему же он не предал тех, кто держал в заложницах его сестру, и не попросил Зейда ему помочь?
– Ты прав, – тихонько соглашаюсь я. – Но, независимо от его выбора, мне все равно трудно забыть, как сильно он мне помог. Когда Сидни пыталась подставить меня, бывало, что он брал вину на себя, и тогда Рокко выбивал из него все дерьмо. Может быть, он не всегда мог вступиться за меня, но он делал все, что мог, в ситуации, в которой чувствовал себя загнанным в ловушку.
Зейд молчит, поэтому я продолжаю:
– Франческа заставила его заботиться о травмах, которые я получила в автокатастрофе, поскольку это была его вина. Но потом травмы стали появляться из-за мужчин, а затем и из-за Ксавьера, и он лечил и их. Я… я не знаю, как это объяснить. Но он вроде как стал моим другом. Вначале он был немного жесток из-за доктора Гаррисона, но никогда не смотрел на меня как… Он был единственным мужчиной в том доме, который не воспринимал меня как сексуальный объект, и думаю, что в конце концов он стал моим убежищем. Он причинял мне боль, Зейд, но он и защищал меня.
Мышцы на его челюсти напрягаются, но я не могу сказать, что именно у него на уме. Проходит несколько секунд, но в конце концов он поворачивает ко мне голову с абсолютно ничего не выражающим лицом.
– Ты хочешь, чтобы я пощадил его? – спрашивает он ровным тоном.
Я открываю рот, но слов не находится.
– Я не знаю, – честно отвечаю я. – Действительно не знаю.
– О чем мы с тобой говорили? Реши, с чем ты готова жить, а с чем нет. Сможешь ли ты жить со знанием, что я убил Рио, или не сможешь?
Я хмурю брови и опускаю взгляд на свои руки, размышляя над его словами. Я ковыряла заусеницу, не осознавая этого, и теперь на большом пальце появилась кровавая точка.
– Ты бы сделал это? – спрашиваю я, поднимая на него глаза. – Если бы я попросила, ты бы сохранил ему жизнь?
– Да, – отвечает он. – Я готов убить ради тебя – и уже делал это, – но я сложу оружие и больше никогда не возьму его в руки, если ты попросишь меня об этом. То, на что я готов пойти ради тебя, приводит меня в ужас, мышонок. Так легко ты можешь уничтожить меня. И я лягу и приму это. Мне плевать, буду ли я жить или умру, – только ради тебя.
– Не говори так, – шепчу я.
– Я никогда не лгу, Аделин, и не намерен делать это сейчас. Так скажи мне. Ты хочешь, чтобы я пощадил его жизнь?
– Да, – отвечаю я спустя несколько мгновений. – Я хочу, чтобы Рио жил. Жалеет ли он о принятых решениях или нет, я хочу, чтобы он жил с ними. И не хочу, чтобы кто-то из нас был ответственен за то, что Катерина лишится брата.
Зейд опускает голову, но кивает. И любовь, которая едва не сорвалась с моего языка, когда я увидела его по телевизору, снова возвращается, хотя на самом деле она никуда и не уходила.
Я сползаю с кровати и опускаюсь на колени между его раздвинутыми бедрами, беру его лицо в свои ладони и нежно целую в губы.
– Спасибо тебе, – произношу я. – Не только за это, но и за то, что ты сделал ранее. За то, что взял на себя вину за смерть Ксавьера.
– Разве я не говорил, что сделаю для тебя все? – спрашивает он, поворачивая голову, чтобы поцеловать мою ладонь, а потом выскальзывает из моих пальцев и встает.
– Мне нужно принять душ. Ложись спать, детка.
Я открываю рот, но он закрывает за собой дверь ванной прежде, чем я успеваю осмыслить его уход, оставляя меня стоять на коленях на полу и чувствовать себя немного удрученной.
Мое сердце замирает, меня гложет чувство вины за то, что я попросила его пощадить Рио. Наверное, мне стоит отказаться от этого решения. Хотя, если быть честной с собой, думаю, я бы оплакивала его смерть. И больше никогда не смогла бы взглянуть в глаза Катерине, невзирая на все те события, через которые мне пришлось пройти из-за ее брата.
Я все еще сижу в постели и ломаю голову над тем, что делать, когда из глубин ванной появляется Зейд, а за его спиной клубится пар. На нем лишь одно черное полотенце, небрежно обмотанное вокруг талии и готовое вот-вот соскользнуть.
Мой рот наполняется слюной при виде этого зрелища, и кровь сразу же закипает – до тех пор, пока от нее не остается ничего, кроме пара.
Никогда в мире не будет никого похожего на него. И какая-то часть меня страшится дня, когда Зейд умрет. Хотя я много чего могу ему сказать, если он умрет до того, как ему исполнится девяносто лет.
Этот засранец из кожи вон лез, чтобы заполучить меня, так что теперь ему придется мучиться со мной всю жизнь.
Я никогда не пойму, почему люди боятся смерти, ведь время гораздо страшнее нее. В конечном итоге оно и приводит нас к гибели, потому что время – единственное, что делает нас по-настоящему смертными. Мы заперты в иллюзии, из которой нет выхода.
Но, черт, я так хочу выбраться из нее.
Заметив меня, он на мгновение замирает, а затем вздыхает.
– Ты все еще не спишь.
– А ты от меня прячешься, – отвечаю я.
Он невесело усмехается.
– Я маньяк, детка. Я всегда от тебя прячусь.
– Перестань, – огрызаюсь я.
– Чего ты хочешь, Аделин? – резко спрашивает он, и его раздражение усиливается.
– Черт возьми, Зейд, я хочу тебя. Мне жаль, что Рио останется в живых, ясно? Господи, это одна из немногих вещей, над которыми ты позволил мне иметь власть, но заставляешь меня чувствовать себя виноватой из-за моего выбора…
Мой голос срывается, когда он бросается ко мне, потому что страх тут же забивает мне горло. В считаные мгновения он оказывается передо мной, сжимает мою челюсть в своей руке и поднимает меня так, что мои колени едва касаются кровати.
Я визжу, хватаюсь за его руку, но он не успокаивается.
– Тебе нравится притворяться, что ты такая чертовски беспомощная, словно маленькая мышка, попавшая в ловушку. Если ты хочешь быть такой, то я могу показать тебе, что значит быть беспомощным на самом деле. Показать, что значит быть мной.
Мои глаза расширяются в недоумении, а ногти впиваются в его кожу глубже.
– Тобой?! – повторяю я, потрясенная его заявлением.
– Да, мной! – кричит он. – Я не могу себя контролировать, когда дело касается тебя. Я потерял власть в тот самый момент, когда увидел тебя в том книжном магазине, и так и не смог ее вернуть. Думаешь, мои действия были чем-то контролируемым? Пить из твоего тела, несмотря на все твои слезы? Думаешь, она есть у меня? – рычит он, тряся мою голову, чтобы акцентировать свои слова.
Его глаза пылают, полные ярости и чего-то еще, такого сильного, что это сжигает меня заживо.
– Ты сама сказала, что я могу пользоваться твоим телом для своего удовольствия, но чего я никогда не смогу отобрать у тебя? Чего я больше всего хочу от тебя, Аделин?
– Моей любви, – шепчу я, и на мои глаза наворачиваются слезы, которые проливаются.
– Именно так. Твоей любви. Это единственное, что мне когда-либо было нужно от тебя. Так что это ты обладаешь властью, просто ты никогда не знала, что, черт возьми, с ней делать.
Проходит несколько мгновений, но постепенно меня осеняет. Его слова наконец-то пробиваются сквозь толстый череп, которым проклял меня Бог.
Зейд поддавался каждому из своих темных инстинктов, потому что никогда не контролировал себя, не в силах остановиться. Он брал, брал и брал, потому что это было единственным, что он мог делать. Но это никогда не делало его сильным – это делало его беспомощным.
До сегодняшнего дня я все никак не могла понять, почему он всегда делал то, что хотел. Преследовал меня, ласкал, трахал когда вздумается. Не важно, сколько протестов срывалось с моих губ или сколько раз я сопротивлялась ему.
Он преследовал меня, когда я убегала, прижимал к себе, когда я отталкивала его, и все же он готов был поклоняться мне, если бы я попросила его об этом.
И наконец я понимаю почему. Нельзя обладать силой, если не можешь контролировать ее.
– Рад, что ты заняла свой трон, – бормочет он, разочарованно глядя на меня своими немигающими глазами.
Я качаю головой, убираю ногти с его руки и осторожно отстраняю его пальцы от своей челюсти. Он отпускает меня, кипя от едва сдерживаемого гнева.
– Я не занимаю трон, Зейд. Мой трон – это ты. Ты всегда был моей опорой, и мне жаль, что мне потребовалось так много времени, чтобы это понять.
Его взгляд отчаянно ищет в моих глазах любой намек на ложь. Для него это все равно что найти заложенную бомбу. Как только он обнаружит ее, она разорвет его на куски.
Я медленно поднимаюсь с кровати, отодвигаясь от него, пока не встаю на обе ноги. Он не оставляет мне места, но оно мне и не нужно.
Мое сердце колотится, и я опускаю глаза, наблюдая, как моя рука поднимается навстречу его разгоряченной плоти. Она почти обжигает меня, и никогда в жизни мне так не хотелось быть охваченной огнем.
Я провожу кончиками пальцев по его рельефным мышцам, красивым татуировкам и белым шрамам, пересекающим разные части его торса. Мои колени слабеют, и я сосредоточиваюсь на драконе, извивающемся по его груди.
Боже, если это существо не олицетворяет стоящего передо мной мужчину, то я не знаю, что еще оно может олицетворять. Огнедышащий дракон, способный заставить меня воспарить ввысь.
Положив ладонь ему на живот, я отталкиваю его, почти очарованная тем, как он без сопротивления уступает мне.
– Сними, – приказываю я, бросая взгляд на полотенце, и мой голос трепещет от желания.
Он смотрит на меня, и его молчание – громкое и хаотичное, но он выполняет мой приказ.
Я пытаюсь сглотнуть, пока он медленно и методично распутывает полотенце, дразня меня и не сводя с меня своих глаз цвета инь-ян.
Мне кажется, что в моем желудке вращается целая галактика. Черная дыра, поглощающая все чувства и разум. Солнце, посылающее яркие вспышки по всему моему телу и согревающее меня изнутри, которое опускается все ниже и ниже, к самой вершине моих бедер. И сверхновая, которая вот-вот взорвется.
Он распускает узел, и полотенце с тихим шелестом падает на пол.
Черт меня побери.
Его член уже тверд, головка покраснела, а вены заметно проступают под кожей, и я едва не падаю на колени с молитвой на устах. Он чертовски великолепен, и мое сердце разрывается от осознания того, что этот мужчина – нет, этот Бог – мой.
Он выпрямляется, и я пытаюсь заставить себя упиваться им медленно.
Маленькими глотками, Адди. Смакуй его.
Но я не могу сдержать своего жадного взгляда, который пожирает его тело, особенно задерживаясь ниже талии.
Я не забыла, как грозен член Зейда. И все же каждый раз, когда я вижу его и понимаю, что он обязательно окажется во мне, меня словно пронзает током.
Мой рот наполняется слюной, когда я вспоминаю боль от того, как он растягивает меня, и то, с каким трудом он входит в мою киску. Черт, это чем-то похоже на зависимость от боли при нанесении татуировки. При каждом укусе иглы хочется убежать, но ты остаешься, потому что результат обещает чистое, мать его, блаженство.
Бросив на меня испытующий взгляд, он подходит к комоду и достает что-то из ящика. Господи, его задница почти такая же аппетитная, как и передняя часть. Мои легкие смыкаются, и я перестаю дышать.
От его тела меня отвлекает лязг металла. Он приближается ко мне, держа в руках черные наручники, и от этого зрелища мое сердце подскакивает, как камушек на поверхности озера.
Я делаю большой шаг назад. Большинство мужчин, увидев нерешительность, остановились бы, но Зейд не колеблется и идет ко мне.
– Что ты собираешься с ними делать? – спрашиваю я, и тревога в моей груди нарастает.
– Не волнуйся, детка, они для меня.
Я встречаю его взгляд и мгновенно успокаиваюсь. В его черно-белых глазах плещется целый мир эмоций. Желание, любовь, коварный умысел. Но он чертовски спокоен, и именно это и заставляет меня расслабиться.
Нахмурив брови, я смотрю, как он протягивает мне наручники и ключ, но не беру их.
– Что ты задумал? – спрашиваю я, поднимая на него глаза.
– Разве я не говорил, что тебе не нужен полицейский, чтобы надеть на меня наручники? Я сказал, что позволю тебе сделать со мной все, что ты захочешь, и именно это я и делаю.
Не знаю, почему я так удивляюсь этим словам. Он ясно дал понять, что власть в моих руках, но видеть, как он буквально передает мне ее, все равно неожиданно.
Облизав губы, нерешительно беру их и кладу ключ на тумбочку. Он снова поворачивается, демонстрируя мне огромного осьминога, вытатуированного у него на спине, щупальца которого забираются на плечи и шею.
Иногда, когда Зейд спит, я прослеживаю пальцем каждую его линию, знакомясь с ощущением его тела, когда он не требует этого от меня.
Как и в те ночные часы, я провожу пальцами по мелким элементам рисунка, удивляясь таланту, который воплотил его.
Мышцы его спины вздрагивают от моих прикосновений, и я чувствую себя немного приободренной от того, какое воздействие я оказываю.
Наслаждаясь его реакцией, я принимаюсь дразнить его. Вожу подушечками пальцев по его спине, рукам и кистям. По его коже бегут мурашки, и я сдерживаю улыбку. Не думаю, что вообще когда-либо видела, чтобы у этого человека было что-то настолько банальное, как мурашки. Это нормальная человеческая реакция, но разве Зейд вел себя когда-нибудь не как божество?
Я застегиваю наручники на его запястьях и резко вдыхаю, когда он снова разворачивается ко мне. Персефона, заключившая Аида в темницу, – и это слишком сладко, чтобы не вызвать повышенное слюноотделение.
– Ты позволишь мне сделать с тобой все, что я захочу? – переспрашиваю я, не веря.
Видеть его таким… беззащитным – мой мозг просто не может этого переварить.
Его глаза темнеют, и ухмылка сползает с его лица.
– Ты всегда была атеисткой, насколько я понял. Ты не способна верить в то, чего не видишь, и тебе не хватает самой веры потому, что ты слепа к тому, что находится перед твоими глазами. Я в твоем распоряжении – всегда был. Тебе просто нужно увидеть это, чтобы окончательно поверить.
Прочистив горло, я шепчу:
– Садись на кровать.
Он не колеблясь делает шаг и медленно садится, его колени раздвигаются. Мой взгляд снова устремляется туда, и мое сердце трепещет, подобно крыльям колибри, одновременно завороженное и напуганное.
Заставляя себя сосредоточиться, я хватаюсь за подол ночной сорочки и стягиваю ее через голову, сохраняя медленный и мучительный темп. Зейд одобрительно хмыкает, и я смелею. Достаточно, чтобы я спустила трусики с бедер и освободилась от них.
Сексуального способа сделать это не существует, но, глаза Зейда жадно пожирают мое тело, мне кажется, будто я справляюсь с этим не хуже умелой стриптизерши. Но на самом деле я бы наверняка свернула себе шею, если бы попыталась осуществить что-нибудь такое.
– На кровать и на колени, – велю я ему, вскидывая подбородок, чтобы указать направление.
Он усмехается, но делает то, что я говорю, и забирается на кровать с грацией пантеры. Он садится на пятки и раздвигает колени, и больше всего на свете я хочу сфотографировать его, чтобы потом, когда мы станем старыми и седыми и ни один из нас уже не будет способен на секс, смотреть на этот снимок.
Полосы лунного света и мягкое сияние бра подчеркивают все твердые выпуклости на его груди и прессе, выделяют каждую мышцу, напрягающуюся под его кожей.
Лишь дьявол может так божественно управлять тенями на своем теле. Дьявол и Бог – две противоположные силы, составляющие одно противоречивое существо.
Облизывая губы в предвкушении, я переползаю на кровать, а затем – к нему на колени, удерживая свою киску над верхушкой его члена.
Его губы пробегаются по моей шее, и я кладу руки ему на плечи, не только чтобы сохранить равновесие, но и чтобы удерживать его под контролем.
Мое тело пульсирует, и вибрация в руках усиливается, когда я намеренно провожу своими затвердевшими сосками по его лицу. В тот момент, когда он уже собирается прикусить, я отстраняюсь, усиливая дрожь, сотрясающую его тело.
Его голова откидывается назад, и наши глаза встречаются. Я вздрагиваю от безудержного вожделения в его взгляде. Он смотрит на меня так, словно просто выжидает. Выполняет мои приказы до той секунды, пока я не расстегну наручники.
И тогда он в мгновение ока сорвется с места и нападет на меня, словно гадюка. Мое горло в его руках, а сердце – между его зубами.
Я чувствую, как страх отдается пульсацией в моем клиторе, учащая сердцебиение до опасного уровня.
– Думаешь, ты сломлена, Аделин? Подожди, пока не освободишь меня из этих оков, – грозит он, и в его глубоком голосе звучит битое стекло. – Я буду трахать тебя до тех пор, пока не сломаю все твои кости. Беспомощная маленькая мышка, которую я вылеплю своими руками и буду ею управлять.
Он намеренно пытается запугать меня, зная, как сильно мое тело поет от ужаса, который он в меня вселяет.
Инстинкт уговаривает меня броситься бежать от его страшных обещаний и ползучего трепета, что именно так он и поступит. Но в то же время я хочу бросить ему вызов, чтобы поскорее именно это он и сделал.
Сердце колотится, но я не свожу с него пристального взгляда. Закусив губу, протягиваю руку и обхватываю его член, наслаждаясь тем, как его верхняя губа кривится в оскале.
А затем очень медленно провожу его головкой по своей щели, смачивая его, и опускаюсь ниже. Постепенно, пока не перестаю различать, мою или его дрожь я чувствую.
Я наклоняюсь вперед и обхватываю его шею руками, подстраивая свои мягкие изгибы под его стальные формы, и медленно ввожу его в себя. Ощущения точно такие же, как я и помнила: боль, пока он растягивает меня вширь, но вместе с этим и неутолимое блаженство.
Мои демоны начинают щекотать затылок, умоляя впустить их, чтобы они могли разрушить мой разум. Отвлечь меня от этого драгоценного момента, в котором я возвращаю себе то, что у меня украли. Поэтому я сосредотачиваю все свое внимание на мужчине, сидящем подо мной.
На его сбившемся дыхании, на сотрясающемся теле, на венах, пульсирующих на его шее, пока он старается не шевелиться.
Я прижимаюсь губами к его уху, и пьянящее ощущение силы поднимается по моему горлу и срывается с языка.
– Хочешь узнать, как легко я могу сломать тебя? – вкрадчиво шепчу я.
Он хрипит, когда я снова опускаюсь ниже, и уже больше половины его члена оказывается внутри меня. Мне кажется, что этого уже слишком много – и так мало одновременно. Его никогда не будет достаточно. Даже когда я буду полна до краев, мне будет хотеться еще.
Я не жду его ответа; моя тревога сжирает меня заживо, даже несмотря на то, что момент кажется мне подходящим. Таким, черт побери, правильным.
– Я люблю тебя, Зейд. И порой мне просто невыносимо это, – произношу я хриплым и срывающимся голосом. – Но ты – единственное, что помогло мне выжить. Ты спас меня. Даже когда мы были в разлуке, ты всегда спасал меня. И я надеюсь, что ты никогда не перестанешь охотиться за мной.
Его голова запрокидывается назад, глаза устремляются в потолок, и он замирает подо мной, такой же твердый, как каменные стены в поместье Парсонс.
– Отпусти меня, Аделин, – произносит он сдавленно. Я с трудом узнаю его голос.
Опускаюсь до самого конца, полностью насаживаясь на него. Камень трескается, и его грудь вздымается от резкого вдоха.
– Отпусти меня, мать твою, – снова вырывается у него.
Качаю головой, пусть он и не смотрит на меня. Его адамово яблоко дергается, когда он сглатывает.
Я знаю, о чем он просит. Он просит снять наручники. Он может освободиться от них и сам, если захочет. И тот факт, что он ждет, пока это сделаю я, о многом мне говорит.
У меня есть сильное подозрение, что несмотря на то, что говорит Зейд, он контролирует себя гораздо лучше, чем считает. Но как только металл упадет с его запястий, это развеется. Теперь, когда я отдала ему всю себя, я могу ощутить Зейда по-настоящему, в самом его неистовом состоянии.
И у меня нет ни тени сомнения, что он набросится на меня, едва наручники окажутся растегнутыми, но сейчас он словно изголодавшийся зверь, которого дразнят свежим мясом, стоя за пределами его клетки.
– Я не стану этого делать.
К черту, я должна воспользоваться преимуществом, пока еще цела.
Мой рот приоткрывается, пока я раскачиваюсь на нем, позволяя своим глазам закрыться, а голове откинуться назад, поскольку в месте нашего соединения неуклонно нарастает эйфория.
Комнату наполняют низкие рваные стоны, и я настолько погружаюсь в процесс насаживания на его член и ощущение того, насколько мне нравится использовать его тело только для собственного ублажения, что, когда его горячее дыхание веером проносится по моей шее, это похоже на пробуждение от лихорадочного сна. Я перестаю понимать, где нахожусь.
– Надеюсь, тебе это нравится, детка, – урчит он мне в ухо. – И ты наслаждаешься тем, что твоя красивая щель цела, а кожа нетронута.
У меня перехватывает дыхание от того, насколько зловеще звучит его голос. Он темнее, чем черная дыра, поглощающая звезды на небе. И ничто не способно ускользнуть от этой темноты – ни они, ни сам Зейд.
Я прижимаюсь к нему сильнее, стискивая зубы; его язвительные слова подтачивают мою решимость. Оба наших тела покрываются потом, но по совершенно разным причинам. Его – потому что он сдерживает своего зверя, в то время как мое тело свободно и неподвластно ему.
– Я тебя не боюсь, – лгу я дрожа и поворачиваю бедра так, чтобы конец его члена попал в то самое, заветное место.
– Какая жалость, – рокочет он, покусывая чувствительную плоть на стыке моих ключиц, заставляя мое тело дрожать в очередной раз. – Мне нравится, когда ты, словно маленькая испуганная мышка, трепыхаешься под моей хваткой и отчаянно пытаешься вырваться.
– Ты чувствуешь себя сильным? – спрашиваю я сквозь стиснутые зубы, повторяя вопрос, который он задавал мне совсем недавно.
В глубине моего живота нарастает оргазм, разрушая мой самоконтроль, и мои движения становятся хаотичными.
– Конечно чувствую, – шепчет он, и его глубокий голос кажется еще более темным и порочным. Наши стоны переплетаются, когда я дергаю бедрами. – Когда ты в моих руках, только тогда я чувствую, что этот мир достоин спасения.
Задыхаясь, я ускоряюсь, догоняя оргазм, он уже совсем близко.
– Тебе нравится кончать от моего члена, да, детка? Помни об этом всякий раз, когда тебе вдруг вздумается решить, что я тебе не нужен. Ничто не заставит твою маленькую киску чувствовать себя лучше, чем я. И смотри, мне даже не нужно ничего делать.
Мое зрение затуманивается, клитор трепещет. Я опускаюсь, насаживаясь на его член до тех пор, пока наконец не достигаю этой вершины.
Мою душу будто разорвали в клочья за считаные секунды. Из моего горла вырывается крик, хоть я и не слышу его. Не сейчас, когда каждая частичка моего сознания разбросана в сотнях тысяч различных измерений.
Больше нет ощущения времени и пространства, только цвета и чувство какой-то полноты. Словно раньше я была неправильно собрана, а теперь, когда я разбилась, эти кусочки наконец-то сошлись верно.
Это так чертовски затягивает, что к тому моменту, когда я прихожу в себя и снова оказываюсь в поместье Парсонс, я хочу вернуться туда опять. Куда бы я ни отправлялась, я хочу вернуться в это место.
Зейд опускает подбородок, выглядя в какой-то мере побежденным. Это так настораживает меня, что я отклоняюсь в сторону и достаю ключ, лежащий на тумбочке. В тот момент, когда я уже собираюсь с него слезть, он поднимает голову буквально на сантиметр.
– Не надо, – предупреждает он.
Не имея четкого представления о том, где именно сейчас находится его голова, я слушаю его голос и тянусь к нему, судорожно пытаясь нащупать замочную скважину. И вот – ключ наконец вставляется, но я не решаюсь его повернуть.
Меня охватывает предвкушение. Я знаю, что он готовит наступление, но… не знаю, что именно он сделает, и это меня страшит.
– Зейд…
– Что такое, Аделин? – мрачно спрашивает он, по-прежнему не поднимая глаз. – Поверни же ключ, – шепчет он.
Боже, это так чертовски пугает.
– Не уверена, что хочу, – честно сознаюсь я.
– Может, ты предпочитаешь, чтобы я освободился сам? Сделай это, или я приму решение за тебя.
Значит, у меня только иллюзия выбора. Ну и джентльмен, мать его.
С трудом сглотнув, я задерживаю дыхание и поворачиваю ключ. Металл щелкает, и в следующую же секунду его рука обхватывает нижнюю часть моей челюсти, поднимая меня в воздух, прямо с его члена.
Я вскрикиваю, когда он швыряет меня на кровать. Его жесткие пальцы впиваются в мою шею, и он устраивается между моих ног, высоко задирая одну из них на свое бедро. Он без лишних слов вгоняет себя в меня до упора.
– Скажи это еще раз, – требует он. – Я хочу, чтобы ты посмотрела в мои чертовы глаза и повторила это.
Он вбивается в меня с новой силой, вырывая из меня всхлип.
В горле пересыхает, и слова подступают к нему, словно черствый хлеб. Но я смотрю в его безумные глаза, обнаруживая в них целую вселенную, и произношу:
– Я люблю тебя. Ты забрал у меня все, что было.
Он низко опускает голову и скользит взглядом по моему телу, которое растягивает сейчас, обдумывая мои слова. А потом поднимает глаза под своими густыми бровями, и в его взгляде появляется лукавый блеск. Как будто забрать у меня все – это именно то, чего он хотел.
Он выглядит… Боже, он выглядит чертовски устрашающе. Как человек, который отчаянно жаждал мести и наконец ее получил.
Из моего горла вырывается судорожный вздох, когда он снова погружается в меня, угрожая уничтожить все, что от меня осталось.
– Ты забрал у меня сердце, душу, способность любить других мужчин. И иногда я ненавижу тебя за это, – дрожащим голосом продолжаю я.
Он опускается к моему лицу, и на его собственном появляется ухмылка, от которой шрам на его щеке морщится.
Мое сердце колотится, а он прижимается ко мне, наслаждаясь мучениями, с какими мне даются эти слова.
– Иногда я жалею, что вообще встретила тебя. Потому что теперь, когда я люблю тебя, я уже никогда не смогу вырезать тебя из своего сердца. Ты сказал, что я истеку кровью прежде, чем это произойдет, и ты прав. И я ненавижу тебя за это.
Зейд хмыкает и облизывает губы, словно съел что-то необычайно вкусное. Его рука скользит по моей щеке и проводит большим пальцем по нижней губе.
– Я никогда не устану слушать, как ты признаешься мне в любви, и если ты когда-нибудь перестанешь, то я вставлю ниточки в твои чертовы губы и заставлю тебя, словно марионетку, повторять эти слова.
Затем он снова наклоняется к моему лицу; его дыхание обдает мои щеки, и он шепчет:
– Но я тебе не верю.
У меня пересыхает во рту, я хмурюсь.
– Ты, мать твою…
Он затыкает меня, снова погружая в меня свой член одним мощным толчком бедер.
– Я потерял твою веру из виду. Мне нужно увидеть ее.
Опускаю глаза, соображая, чего еще он хочет от меня.
Он трет мои губы сильнее.
– Ты говоришь так много того, о чем не думаешь, детка. Истина кроется в кончиках твоих пальцев и мягких изгибах твоего тела. В слезах, которые ты так красиво льешь по мне, и в том, как сильно ты кончаешь для меня. Так покажи мне правду.
В течение нескольких ударов сердца я не знаю, как поступить. Но потом меня осеняет, и, должно быть, он видит озарение в моих глазах, потому что снова ухмыляется, глядя на меня с интересом.
Этот взгляд злит меня, словно он ожидает, что я встану перед ним на колени и начну декламировать стихи или еще какую-нибудь чушь. В моей груди вспыхивает протест, и я перевожу взгляд на тумбочку.
Проследив за моим взглядом, он вскидывает бровь и снова обращает на меня свой взор, безо всяких слов подхватывая мою мысль.
Я истекла кровью для Зейда, но только для того, чтобы избавиться от меток другого мужчины на своем теле.
Когда меня похитили, он вырезал на своем сердце розу. И теперь… я хочу, чтобы он сделал то же самое со мной.
Он тянется к тумбочке и поднимает нож.
– Это ты хочешь? – спрашивает он, вертя лезвие в руках, чтобы на нем заиграли отблески света.
– Да, – произношу я, однако в моем голосе нет ни капли уверенности.
– И что же ты хочешь, чтобы я сделал? Снова порезал тебя?
Я качаю головой и провожу подушечками пальцев по рваной розе на его груди.
– Я хочу ее, – отвечаю я.
Схватив его за запястье, я направляю его руку прямо на свою грудь. Прежнее веселье исчезает из его глаз, сменяясь чем-то темным и зловещим.
– Я хочу такую же, как у тебя, – заявляю я, покачивая бедрами, чтобы напомнить ему, что все происходит по-настоящему.
Он напрягается, вены на его руках и шее начинают пульсировать. Он внимательно изучает меня, и у меня начинают сдавать нервы.
– Пожалуйста, Зейд, – тихо умоляю я.
Закрыв глаза, он делает глубокий вдох, и к тому времени, когда он открывает их, его зверь берет верх.
– Тереби свой клитор, детка, – приказывает он.
Я делаю как он велит: протягиваю руку между нами, нащупываю маленький чувствительный бутончик и начинаю легонько его обводить. Мои веки дрожат, острое наслаждение поднимается во мне и перехватывает дыхание. Я чувствую, как моя киска сжимается вокруг него, пульсируя от желания, и мои прикосновения становятся более интенсивными.
Он рычит, двигая бедрами, чтобы я могла ощутить, насколько сильно я заполнена им.
Одна из его рук проскальзывает под меня и крепко обхватывает мою шею, а сам он наклоняется ближе, нацеливая кончик ножа на кожу над моим сердцем.
Он смотрит на меня из-под ресниц, ожидая ответной реакции. Я издаю лишь хриплый стон и прижимаюсь к нему крепче. Я уже оказывалась во власти боли Зейда, и это было одно из самых эйфорических состояний в моей жизни.
– Я не намерен останавливаться, – предупреждает он.
– Я тебя не боюсь, – рычу я, снова застонав от нарастающего оргазма.
– Как много лжи, – шепчет он перед тем, как вдавить в меня лезвие и начать резать.
Я резко вдыхаю, в груди вспыхивает жгучая боль. Он медленно и методично начинает проникать в меня и выходить, сохраняя плавность движений, чтобы сделать надрез как можно более аккуратным.
И это не маленькие короткие порезы, как в прошлый раз, а один длинный, непрерывный штрих. Меня почти ослепляет боль, и я тру свой клитор сильнее, плача от наслаждения и агонии, терзающих мое тело.
В мою кожу словно въедается пропитанная бензином роза, и она неуклонно воспламеняется от его прикосновений.
– Я вырежу на твоей плоти целый сад шрамов, мышонок. И только моя боль оживит их.
Я откидываю голову назад, задыхаясь от острого укуса его ножа.
– Они будут расти только под моими пальцами.
Я зажмуриваю глаза, и его голос резко обрывается.
– Смотри на меня, Аделин. Я хочу, чтобы ты видела, как я клеймлю тебя своей.
С трудом, но я заставляю себя открыть глаза, переводя взгляд со зловещей розы, выгравированной на моей коже, на его сверкающие, непохожие друг на друга глаза.
– Ты так хорошо справляешься, детка, – шепчет он, не сводя с меня пристального взгляда.
Вдоль линии моих волос струится пот: два совершенно разных ощущения сражаются в моих нервных окончаниях.
– Ты так охренительно хорошо держишься, – стонет он, прикусывая губу, пока кровь сочится из моей раны, скапливаясь в ложбинке у моего горла и пропитывая простыни подо мной.
Мое дыхание сбивается, когда его член упирается в ту самую точку внутри меня, и мои глаза закатываются. Я выгибаюсь дугой и кручу пальцами быстрее, уже не заботясь о том, насколько гротескно будет выглядеть моя роза.
В нашей любви нет ничего красивого. Она полна неровных линий, сколов и острых граней. Она причиняет чертовски сильную боль. Но какой это шедевр, если ты не истекаешь кровью?
Он бранится, лезвие все быстрее рассекает мою кожу.
– Не смей кончать, Аделин, пока я тебе не позволю.
Я не слушаю его, продолжая преследовать свой оргазм, невзирая на его запрет. Все остальное сейчас не имеет никакого значения. Я так хочу кончить на его члене, когда его нож в моей груди.
Он рычит, рука, обвивающая заднюю часть моей шеи, скользит вверх и сжимает мои волосы так сильно, что я вскрикиваю. Проходит еще несколько мгновений, и он отводит нож, но агония все еще пульсирует в окровавленной розе.
Я близко. Прямо на краю пропасти.
Но тут он резко откидывает мою голову назад, заставляя меня выгнуться. Острие ножа упирается мне в яремную вену, и в моем ухе раздается опасно мягкий голос Зейда.
– Я так легко могу перерезать тебе горло. И чем сильнее ты будешь кончать, тем быстрее будет вытекать кровь из твоего тела, – тянет он.
Мои пальцы замирают, и дыхание перехватывает новый вид агонии, пока я сдерживаю свой оргазм.
– Ты не кончишь, пока я тебе не скажу, – повторяет он, его голос становится жестким и грубым, словно наждачная бумага.
Но, несмотря на угрозу, он трахает меня все сильнее, вжимаясь грудью в мою грудь и заставляя меня болезненно вскрикивать в ответ.
Его дыхание учащается, острый край больно вгрызается в чувствительную плоть на моей шее. С каждым толчком он раскачивает мое тело все интенсивнее, заставляя мою кожу скрестись о его.
– Зейд, пожалуйста, – рыдаю я. – Ты так охренительно хорош. Мне так это нужно.
Он резко вдыхает, а затем отшвыривает нож через всю комнату, и звук удара о зеркало заглушается моими громкими криками.
Его рука обхватывает мое горло, а губы по-прежнему прижимаются к моему уху.
– Скажи это еще раз, – требует он, ускоряя темп.
Я прикусываю губу до привкуса меди, пытаясь сдержаться и не взорваться прямо в его руках. Я проигрываю эту битву, и я – чертова лгунья. Я в ужасе от того, что сделает Зейд, – настолько, что продолжаю цепляться за сознание. И все же я знаю, что если отпущу его, то приму наказание с таким же наслаждением, как и острие его ножа.
– Я люблю тебя, – выдыхаю я, и едва эти слова слетают с моего языка, как его рука сжимается, перекрывая доступ кислорода в мои легкие.
– Такая хорошая девочка. Я хочу, чтобы ты пропитала эти простыни своими соками так же глубоко, как своей кровью, ты меня поняла?
Мой рот открывается, но из него не вырывается ни звука. Он слишком крепко сжимает мое горло, чтобы пропустить сквозь него хоть один децибел.
Чернота лижет края моего зрения, дразня меня и медленно вползая внутрь. Давление в голове усиливается, и я чувствую, как мое лицо начинает ярко краснеть. В моем животе нарастает паника, переходящая в водоворот блаженства и агонии. Я борюсь с желанием того, чтобы он остановился, и одновременно хочу, чтобы он свернул мне шею, если он в самом деле хочет это сделать.
Впиваюсь ногтями в его руку, и, когда мои глаза уже начинают закатываться, он отпускает мое горло, как раз в тот момент, когда по мне прокатывается мощная приливная волна.
Сочетание головокружения и сокрушительного оргазма повергает меня в исступление. Моя киска сжимается вокруг него так туго, что я чувствую, с каким трудом ему приходится протискиваться внутрь меня.
– Зейд! – кричу я охрипшим голосом, обхватывая его шею.
Я отчаянно пытаюсь ухватиться хоть за что-нибудь, заземлиться, пока не разлетелась на куски.
У меня звенит в ушах, когда мое тело полностью выгибается на кровати, и эйфория, когтями впивающаяся в мои внутренности, становится слишком сильна, чтобы я могла ее пережить.
Он отказывается останавливаться, трахая меня все сильнее, даже несмотря на то, что я бьюсь в его руках. Его руки с силой сжимают мои бедра, и если бы я могла увидеть образ Бога, который смотрит мне в глаза, спрашивая, готова ли я вернуться назад, то обнаружила бы перед собой обезумевшего мужчину, стоящего на коленях и спрашивающего, может ли он тоже отправиться со мной.
На мои глаза наворачиваются слезы, а лицо искажается в беспомощном крике, пока мое тело разрушается. Все эти ощущения слишком сильны для меня.
– О боже, пожалуйста, я больше не выдержу!
Я чувствую, как его кулак врезается в матрас рядом с моей головой, и из его горла вырывается гортанный рык. Его язык скользит по моей скуле, слизывая капли слез.
– Смотри на меня, когда молишься мне, – рокочет он. Я качаю головой; слезы льются из моих глаз рекой. – Черт, ты так прекрасна, когда плачешь для меня. Думаешь, теперь я когда-нибудь остановлюсь? Я хочу пить твои гребаные слезы, словно кровь Христа.
Я снова качаю головой, безмолвно умоляя его остановиться. Но он отказывается, и я задаюсь вопросом, сколько еще я смогу выдержать эту муку, прежде чем потеряю сознание.
– Я тоже твое спасение? – выдыхаю я, прежде чем из моего горла вырываются рыдания.
– Ты всегда была единственной, кто спасет меня, мышонок.
Он содрогается, и я чувствую, как напрягается его тело, приближаясь к финалу. Он настигает меня, и я боюсь того, что случится, когда он это сделает.
Он трахает меня все быстрее, просовывая руку между нашими телами и нащупывая пальцами мой клитор, и на этот раз я совершенно перестаю что-либо видеть. Мой рот раскрывается в почти беззвучном крике, и он рычит, создавая звук, от которого мы оба распадаемся на части, дрейфуя в своей собственной погибели.
Зейд замирает, но мои бедра уже движутся сами по себе, ударяясь о него, пока мы превращаемся в пепел.
Мы – прах, и в прах мы и вернемся.
Время перестает существовать, и к тому моменту, когда мы вновь приходим в себя, мы задыхаемся и дрожим от пережитого. Мои щеки мокры от слез, которые все еще текут из глаз, пока я пытаюсь перевести дыхание. Но я не могу. Из-за рыданий, раздирающих мое израненное горло.
Зейд обхватывает меня за шею и крепко прижимает к себе, и мы пытаемся восстановиться после… что бы это ни было.
– Я тоже тебя люблю, – шепчет он.
С каждым днем мы становимся все ближе и ближе к смерти – наши тела разрушаются все больше и больше. И если это то, на что похожа смерть, то я больше не хочу ощущать ничего другого.