Глава 33
Глава 33. Алмаз
Никогда раньше я не видела Зейда нерешительным. До этого момента. Он придирчиво изучает каждую черточку моего лица, чтобы понять, стоит ли ему позволять мне сделать это.
Но потом, подобно монстру, разрывающему плоть, зверь в нем берет верх. Он хватает меня за челюсть, приближая мое лицо к своему.
– Думаешь, ты готова ко мне? Посмотрим, насколько далеко ты готова зайти, чтобы доставить мне удовольствие.
Он снимает меня с себя и поднимается, а потом смотрит на меня сверху вниз с выражением, которое я не могу разобрать. Его лицо превращается в холодный мрамор.
Отвернувшись, он идет к черному креслу в нескольких шагах от меня. Иногда он сидит в нем по ночам, когда не может заснуть, прислушиваясь к моим кошмарам. И как всегда – наблюдает за мной.
Рядом с креслом стоит маленький столик, на котором уже поселились стакан и графинчик с виски. Он наливает себе выпивки на три пальца и откидывается в кресле, раздвинув ноги. Его рука опускается, удерживая стакан кончиками пальцев.
Он смотрит на меня и делает глоток виски.
– Ползи ко мне, – приказывает он. Его голос звучит жестко, как застывшая лава, но в то же время маняще, словно пряный виски, который он пьет. – Покажи мне, как красиво ты умоляешь меня на коленях о моем члене.
Мой живот сжимается от жара, и я чувствую, что мои бедра становятся еще более скользкими.
Я принимаю решение в долю секунды, хватаю розу и зажимаю ее в зубах, наслаждаясь крохотными укусами шипов на моих губах.
На моем языке расцветает медь, и я, повинуясь его приказу, ползу на четвереньках с его драгоценной розой во рту, чувственно покачивая бедрами и грудью.
Его глаза загораются, ноздри раздуваются. Спокойствие исчезает, и сквозь трещины прорывается желание.
Добравшись до него, я встаю на колени и роняю розу.
– Достаточно красиво?
Он усмехается, допивает виски и ставит стакан на стол.
– Ты так чертовски красива, что я хочу вырвать глаза всем, у кого есть привилегия смотреть на тебя, – хрипит он, хищно облизывая губы.
Он приподнимается и стягивает рубашку до конца, полностью обнажаясь. У меня выделяется слюна при виде него, и я чувствую, как моя кожа снова вспыхивает огнем от того, насколько греховно и аппетитно он выглядит.
Загорелая кожа, покрыта темными татуировками.
Дьяволица на небе, спасибо тебе, что придумала такого мужчину, как Зейд. Мой взгляд задерживается на шраме, пересекающем его пресс, и я решаю, что хочу быть такой же сильной, как Зейд. Человек, который бесчисленное количество раз встречал смерть с улыбкой на лице, а потом разворачивался и делал это снова. Раз за разом.
Я нежно провожу пальцами по багровому отпечатку руки на его животе, опьяненная видом того, как он подрагивает под моими касаниями. Напряжение сгущается, и мне кажется, что я продираюсь сквозь лаву.
Через несколько секунд мой подбородок снова оказывается в его руке, и его большой палец размазывает кровавые капли по моим губам.
– Я хочу видеть эту кровь на своем члене, – шепчет он. – Сними с меня ремень.
Повинуясь его приказу, я ловко расстегиваю пряжку, и в памяти всплывают воспоминания о том, как он наматывал этот ремень мне на шею, когда трахал меня в рот.
Я хочу этого снова, но понимаю, что еще не готова к подобному.
Он отпускает мой подбородок, и я проворно расстегиваю пуговицу и молнию, наслаждаясь звуком расходящихся металлических зубцов. Но прежде, чем я успеваю раздеть его, член вырывается на свободу, и на этот раз у меня пересыхает во рту.
Почему-то я забыла, насколько пугающими кажутся его размеры.
Я облизываю губы, беру розу, раздвигаю колени и снова скольжу мягкими лепестками по своей щели, еще раз смачивая их своим возбуждением.
Он внимательно наблюдает за тем, как я приподнимаюсь и медленно провожу стеблем по его бедру; острые шипы впиваются в плоть. Он шипит сквозь зубы, и его глаза злобно сверкают.
Закусив окровавленную губу, я веду лепестки по гребню его члена, наслаждаясь тем, как напрягается его живот. На его члене проступают вены, и я провожу цветком по ним до самого его кончика, смачивая своей влагой.
– Адди, – предупреждает он, когда я опускаю цветок к его яйцам, заставляя его вздрогнуть.
Мои губы озорно изгибаются, я наклоняюсь вперед и нежно целую его член, глядя на него из-под ресниц искушающим взглядом.
Он рычит, и тут его терпение лопается. Он сжимает мои волосы в кулаке и склоняется вперед, его резкие слова раздаются прямо у меня над ухом:
– Ты хочешь поменяться местами и заставить меня умолять на коленях? Я так долго ждал, когда ты обхватишь ртом мой член, мышонок, что сделаю самые страшные вещи, если потребуется.
– Терпение, малыш, – шепчу я, и моя киска пульсирует от его стона.
Он становится таким податливым от самой обычной ласки, и ощущение власти вспыхивает во мне вновь.
Положив ладонь ему на грудь, я отталкиваю его назад, его тело напрягается. Не отводя от него взгляда, я высовываю язык и облизываю головку его члена, наблюдая, как его губы напрягаются в оскале, а глаза пылают. Когда он во мне, он никогда не выглядит человеком.
Я сосредотачиваюсь на нем, блокируя все голоса, прежде чем они смогут проникнуть в мою голову, и удерживая зрительный контакт с Зейдом, который тает подо мной, словно лед. Это зрелище дает мне контроль, в котором я так отчаянно нуждаюсь, и понимаю, что оставаться в настоящем гораздо легче, когда есть чем наслаждаться: Зейд в моей власти.
Я втягиваю его глубже и провожу языком по головке его члена, добывая из него стон и рычание.
Его пальцы забираются в мои волосы, переплетаясь с прядями и крепко сжимая их. С его губ срываются вздохи, подстегивающие меня. Я всасываю его еще глубже, и мои щеки натягиваются, до тех пор, пока головка его члена не упирается в заднюю стенку моего горла. Но даже тогда я не останавливаюсь, сдерживая рвотные позывы, пока из глаз не начинают течь слезы.
Несколько мгновений я держусь, но потом все же начинаю задыхаться и сдаю назад, пока его член не выходит из моего горла; на моей нижней губе остается красный след от слюны.
Как он и хотел, кровь из моего рта размазалась по всей его длине, и в моей голове мелькает больная мысль.
Понимаю, почему Ксавьеру это так нравилось.
– Продолжай сосать, – шипит он, вырывая меня из оцепенения.
Глубоко вдохнув, я задерживаю дыхание, заглатывая его еще раз, и на мои глаза снова наворачиваются слезы от его огромного размера.
Его рука хватает меня за шею, чтобы удержать в неподвижном состоянии, и он начинает двигать бедрами сам. Из глубин его груди раздается рык.
Моя киска пульсирует в ответ, и, как бы мне ни было стыдно, мне почти хочется расплакаться. Я была уверена, что навсегда останусь сломленной, что никогда не смогу прикоснуться к мужчине или ощутить его прикосновение к себе. Но, доставляя удовольствие Зейду, я не чувствую себя слабой или беспомощной, как когда-то думала. Видя, как он растворяется во мне, трахая мой рот, я чувствую себя королевой, восседающей на своем троне.
Я так нужна ему сейчас, и от понимания, что могу лишить его этого… мои бедра сжимаются, чтобы унять напряжение, нарастающее между ними.
Он неистово погружается в меня; с моих губ стекает слюна. Я провожу рукой по всей длине его члена, и он сжимает зубы.
Я улучаю момент, чтобы глотнуть воздуха, и от моих губ до его члена тянется нитка слюны.
– Высунь для меня язык, детка.
Я безропотно выполняю его просьбу, глядя на него сквозь мокрые ресницы.
– Такая хорошая девочка, черт побери, – хрипит он.
Он берет свой член у его основания и несколько раз шлепает им по моему языку; его брови сведены, губы приоткрыты.
Зверь и бог соединились в нем, образовав нечто совершенно сверхъестественное.
И я понимаю, что мне никогда не нужно было бояться его прикосновений. Меня оскверняли люди, а Зейд никогда не был простым человеком.
Я пытаюсь вырваться из его хватки, но он не отпускает и лишь крепче сжимает мои волосы в кулаке. Он поднимает вторую руку и проводит большим пальцем под моими глазами, размазывая тушь по щекам.
Его грудь поднимается, а голос становится гортанным.
– Ты такая красивая шлюшка для меня, – произносит он.
Во мне вспыхивает гнев, но он лишь улыбается в ответ. Он рывком прижимает мою голову к себе. Головка его члена шлепает мою грудь, и он опускает глаза, в его взгляде вспыхивает огонек. И когда он смотрит на меня, я уже точно знаю, о чем он думает.
– Ты никогда не была шлюшкой этих мужчин, мышонок. Знаешь почему?
– Почему? – шепчу я.
– Потому что им никогда не принадлежала ни одна частичка тебя. Они забирали то, что им не полагалось. Это не превращает тебя в шлюху, это делает тебя выжившей.
На мои глаза наворачиваются слезы. Я прикрываю глаза, чтобы скрыть слабость, но Зейд вскидывает мой подбородок, не давая мне спрятаться.
Его губы искажает дьявольская ухмылка.
– Но ты – моя шлюха. Ты – мое все, и с каждым днем ты все больше и больше становишься этим. Я владею каждым чертовым куском тебя, Аделин. Даже когда ты кричала и рыдала, что не хочешь меня, ты не могла меня отпустить. Все те ночи ты стояла у окна, позволяя мне наблюдать за тобой. Ты вступала со мной в бой, вместо того чтобы бежать, и подстрекала меня, зная, что произойдет потом. А когда ты убегала, то всегда больше грозилась. Ты тянулась ко мне, как и я к тебе. И это то, чего никогда не будет ни у одного другого мужчины.
Он прав. Я никогда не вела себя адекватно, когда он меня преследовал.
Но невозможно отрицать и то, насколько неоднозначно преследовать женщину и принуждать ее к сексу, если ты пытаешься спасти других от того же. Так же как и то, что какой-то извращенной части меня всегда это нравилось. Дело было не только в моем теле, покоряющемся ему, но и в моей душе.
Ксавьер хотел от меня того, на что мог претендовать только Зейд. Он хотел, чтобы мое тело открыло мне скрытую правду и убедило его, что наша связь куда глубже, чем телесная близость. И когда единственная правда, которую он обнаружил, свелась к тому, что я никогда не захочу его, он пришел в ярость и отчаяние.
Эта истина могла открыться только Зейду.
Его тьма притягивалась ко тьме внутри меня. Я бежала от него, в то время как он заставлял меня познавать, кто я такая на самом деле.
Зейд и я – мы не должны быть вместе. Даже в моей собственной голове это звучит дико. И все же мне плевать. Я никогда не оправдаю то, что Зейд сотворил со мной, но я прощаю его. Более того, я принимаю его.
Он как-то сказал мне, что хочет, чтобы я полюбила самые темные его стороны, и я полюбила.
Каждую его поганую часть.
Почувствовав мою решимость, он снова дергает меня за волосы.
– Плюнь на мой член, детка. Сделай его мокрым.
Не сводя с него глаз, я высовываю язык, позволяя слюне стечь с его кончика и упасть прямо на его член.
– Слишком мокро никогда не бывает, правда, котеночек? – лукаво произношу я, повторяя его слова, сказанные во время первой нашей ночи.
Он ухмыляется, и эта улыбка губит мою душу. Протянув руку, он грубо проводит пальцем по моей нижней губе.
– Продолжай в том же духе, маленькая мышка. Этот острый язычок – не единственное, что способно меня возбудить. Я готов кончить от одной только мысли о моем члене, покрытом твоей кровью.
Я закусываю губу; от его угрожающего тона по моему телу прокатывается волна страха. Дрожь пробегает по моему позвоночнику, поражая каждый нерв по пути вниз.
И ощущения просто охренительные.
Я размазываю слюну по всей его длине, страстно рыча. Его глаза опускаются, губы приоткрываются, и он смотрит на меня, будто молясь, чтобы я бросила ему вызов.
– Хорошая девочка, – протягивает он. – А теперь наклонись вперед и вставь мой член между своими прекрасными сиськами.
Я делаю то, что он просит, обольщающе глядя на него. Может быть, он и высказывает свои требования сейчас, но он по-прежнему находится в моей власти. Доказательством тому служит его откинутая назад голова и стон, покачивающий адамово яблоко на его горле.
Он покоряется мне, как «Титаник» – океану. Несокрушимый, непотопляемый – для всех, кроме меня. Я – бушующее море, завоевавшее его и поставившее на колени, и он не в состоянии противостоять мне.
Он подает свои бедра вверх, и я крепче сжимаю его между своих грудей, наклоняя подбородок вниз, чтобы слюна еще раз упала с моего языка.
От вида его члена, входящего между ними, моя киска сжимается и по моим бедрам растекается возбуждение. У меня вырывается стон, и он снова опускает глаза на меня.
– Это делает твою киску влажной? – цедит он сквозь зубы, подкрепляя свои слова резким толчком. – Ты стонешь как шлюха, глядя, как я трахаю твои сиськи. Хочешь, чтобы на их месте была твоя щель?
– Да, – признаю я, завороженная свирепым выражением его лица.
Мое сердце бешено колотится, но я доверяю Зейду. Я верю, что он знает, как завести меня.
– Потереби свой клитор, я хочу, чтобы ты кончала, когда это буду делать я, – приказывает он, заменяя мои руки на сиськах своими, крепко стискивая ими свой член.
Потянувшись вниз, я провожу пальцем по своему клитору и, содрогаясь, прижимаюсь бедрами к руке сильнее.
Моя голова начинает откидываться назад, глаза закатываются, и я тру быстрее. Рука Зейда резко шлепает меня по груди, и я с вскриком опускаю голову обратно.
– Смотри на меня, мышонок.
Он совершает короткие быстрые толчки бедрами, и я могу лишь смотреть на этого развратного бога, опьяненная зрелищем.
– Черт, Адди. Я покрою эти сиськи спермой полностью. Ты готова, детка?
Я судорожно киваю головой, не в состоянии выдавить ни слова, поскольку не могу перестать стонать.
Его хватка становится сильнее, но я почти не замечаю этого; мой живот сжимается, и я так близка к тому, чтобы второй раз за сегодня переступить за этот край.
Его бедра замирают, а затем он вскрикивает, проклиная мое имя, и потоки его семени окрашивают мою кожу. Я кончаю в тот же миг, неистово содрогаясь и бешено ударяясь о свою руку.
Все глубже и глубже погружаясь в глубины его разврата, я обнаруживаю, что больше никогда не хочу выныривать отсюда.
Прежде чем мое зрение фокусируется и блаженство отступает, проходит несколько мгновений. Я тяжело дышу и вся раскраснелась, когда оседаю вниз. Он тянется вперед, подхватывает меня под мышки и поднимает к себе на колени.
Затем он цепляет с пола свою рубашку и вытирает меня.
На его лице появляется удовлетворенная улыбка. И тут я бросаю взгляд на его грудь и вижу то, чего не замечала раньше.
– Что это? – восклицаю я, задохнувшись от потрясения.
Он сворачивает рубашку и отбрасывает ее в сторону, а затем переводит взгляд на меня.
– Напоминание, – коротко отвечает он.
Я пытаюсь сглотнуть, но слова застревают в моем горле, словно черствый хлеб.
– Что ты сделал? – сокрушаюсь я.
Когда я провожу кончиками пальцев по его свежему шраму, он жжет их огнем. Словно он поставил клеймо сам себе и плоть в этом месте до сих пор пылает.
Я вижу жуткую розу на его коже прямо над сердцем, врезающуюся в другой, более старый шрам. Гребаная роза. Он вырезал на своей груди символ любви ко мне.
– Зачем?
Его взгляд впивается в меня, и в его несочетаемых омутах клубится столько разных эмоций. Сожаление. Стыд. Чувство вины. Ярость. Все они переполняют его, пока он смотрит на меня так, словно я исчезающий мираж и он не знает, как отпустить меня.
– Я же говорил тебе, что не скрываю своих неудач, – мягко произносит он. – То, что случилось с тобой, – мой провал. И она будет напоминать мне о нем каждый день.
Я качаю головой, не находя слов. Несколько раз я открываю рот, но у меня ничего не выходит.
– Зейд, – наконец выдавливаю я. – Это не твоя вина.
– Может быть, не прямая, но это не освобождает меня от ответственности. Макс продал тебя потому, что между нами были разногласия, и мне следовало убить его, еще когда он только начал доставлять тебе неприятности. Это была моя первая ошибка, и тебя похитили из-за нее.
Он сжимает кулаки, и мышцы на его челюсти напрягаются. Кажется, они могут лопнуть в любую секунду.
– Второй моей ошибкой, – хрипит он, – было то, что моя защита оказалась недостаточной. Я не могу всегда быть рядом с тобой, мы оба это понимаем, но им удалось забрать тебя слишком легко. Больше я такой ошибки не допущу.
Его рука скользит по прядям моих волос, а затем нежно касается моей шеи.
– Я сожгу весь этот мир, если придется, пока в нем не останется никого, кроме тебя и меня. Пусть все горит вокруг нас, и я с радостью продолжу жить в этом хаосе вместе с тобой, если единственным человеком, который представляет для тебя опасность, буду я.
Стиснув зубы, я вонзаю ноготь в розу. Он шипит, но не останавливает меня.
– Перестань перекладывать вину других людей на себя. Не ты нацепил на меня мишень. Не ты продал меня ради мести и денег. Не ты похитил меня и отвез к работорговцам. Ты нашел меня и спас.
Я сильнее впиваюсь ногтем, и над розой появляется кровавый полумесяц.
– Ты меня спас, и я никогда этого не забуду. И единственный мой способ отплатить тебе – это не сдаваться. Я стану сильнее и не позволю, чтобы то, что эти больные ублюдки сделали со мной, управляло моей жизнью. Может, я и треснула, но они меня не сломали. У моей розы все еще есть гребаные шипы, Зейд. Ты меня слышишь?
Прежде чем он успевает ответить, я наклоняюсь вперед и собираю бисеринки крови на его груди своим языком. А затем медленно облизываю губы, размазывая пунцовую влагу, словно помаду.
Его взгляд сосредоточен на мне, а грудь глубоко вздымается.
– Я хотела узнать, каково это, когда кто-то другой истекает кровью ради меня, – шепчу я.
Он сжимает зубы.
– Я всегда готов пролить за тебя кровь, – шепчет он, прежде чем обхватить мой подбородок рукой и нежно соединить свои губы с моими, слизывая кровь с моих губ. – Ты все еще моя маленькая беспомощная мышка, но только когда речь идет о моем несравненном превосходстве, – заявляет он, отстраняясь, и одаривает меня покровительственной ухмылкой.
Я закрываю глаза и смеюсь. Из глаза вытекает слезинка, а в горле бурлят эмоции. Пары счастья вернулись, и я надеюсь, что на этот раз они задержатся на какое-то время.
– Какой же ты мудак.
– Нет, детка, я просто мазохист, который не может насытиться твоей красотой, даже когда ты пускаешь мне кровь.
Он смотрит вниз, на крошечные капельки, проступающие там, где я впивалась ногтем в его кожу.
Я поджимаю губы.
– Тогда, наверное, мудак тут я.
2 июня 2022
В первый раз, когда я увидела розу с обрезанными шипами, она лежала возле пустого бокала из-под виски. Неловко признаваться, но я тогда расплакалась. Он по-прежнему повсюду оставляет их, даже сейчас.
Это так грустно, и часть меня безумно желает, чтобы мы могли вернуться в прошлое, к тем временам, когда я была обычной девушкой и самой ужасной вещью, которая могла со мной случиться, было внимание загадочной тени.
Новая Адди закатила бы глаза при виде ее и посмеялась бы над ее жалобами, ведь самое худшее было впереди.
Я столько раз выплакивала глаза на бугристом матрасе в доме Франчески, потому что знала: моя жизнь больше не будет прежней. Потому, что я потеряла ту девушку, которая фотографировала свое обнаженное тело потому, что оно ей нравилось. Девушку, которая свободно смеялась, писала, чтобы трогать сердца людей, и шла по жизни, никогда не оглядываясь назад.
Я хочу вернуть ее.
Потому что теперь я едва могу смотреть на себя в зеркало.
Смеяться теперь сложно.
И я не написала ни одного чертового слова с того момента, как вернулась домой. О книгах речь даже не идет.
И мне страшно. Страшно, что эту свободу отберут у меня так же легко, как отобрали в первый раз.