Глава 2
Меня разбудил скрежет металла, открыв глаза, я даже не сразу поняла, где я. Мою голову раздирало от боли, в ушах шумело, в горле стоял ком. Я не могла пошевелиться, а хотелось кричать. В салон потянуло запахом гари, приподняв над сиденьями голову и стянув с глаз шарф, я увидела горящую машину. Нет не нашу, а ту, что влетела нам в лоб. Нам...
— Витя... Витя... – я кричала из последних сил, кричала настолько сильно, насколько могла. Оказывается шептала.
Какой-то шум, голоса и вот чьи-то руки тащат меня из машины, точнее из того, что осталось от неё. Я продолжаю звать мужа, звать его, чтобы убедиться, что с ним всё в порядке, а меня всё тянут и тянут... Я не понимаю, сколько это длится, я не понимаю, зачем они это делают и почему не ищут Витю, пока мой взгляд не падает на окровавленное, но пустое сиденье водителя и на руку, лежащую почему-то отдельно от тела, под лобовым стеклом, точнее на его осколках. Когда мой взгляд выхватывает из череды картинок, безымянный палец на этой руке, точнее кольцо, обручальное кольцо, сделанное на заказ, а потом ладошку с родимым пятном на ней, мой разум погружается в темноту.
Ещё до того, как открыть глаза, я почувствовала холод, могильный холод. А ещё взгляд. На меня кто-то смотрел, причём очень долго и настойчиво, а открывать глаза мне почему-то расхотелось. Во рту было сухо как в пустыне, а в голове пусто.
Полежав немного в тишине, нарушаемой писком каких-то приборов, я всё же решила, что пора возвращаться. Да именно возвращаться. Мне не нужно ни у кого ничего спрашивать, я нахожусь в трезвом уме и твёрдой памяти, и полностью осознаю, что отныне в этом мире я осталась совершенно одна. Моего солнечного зайчика, лучшего друга и любимого мужчины нет и никогда больше не будет рядом со мной. Я не пыталась позвать Витю, я просто знала, что его уже нет в живых. А в памяти, как в доказательство всплывала окровавленная ладошка мужа. Ещё раз тяжело вздохнув, я открыла глаза. И тут же закрыла, потому что увиденное мне не понравилось. Померещилось, начала уговаривать я сама себя, но раздавшийся вслед за увиденным голос, убедил меня в обратном.
— Помоги! Помоги! – то ли шепот, то ли шелест листьев, вот на что был похож этот призыв.
— Чем я могу тебе помочь? – не открывая глаз, спросила я.
— Помоги! Помоги! – Продолжало доноситься до меня из угла моей палаты.
— Ты издеваешься надо мной, да? Я же спрашиваю, чем я могу тебе помочь?
— Помоги! Помоги!
— Вот я дура! Ты же галлюцинация, да? Или как там ещё это называется? – пытаясь, таким образом, себя успокоить, я открыла глаза вновь.
— Помоги! Помоги!
Я слышала эти слова, но глядя на то, что напугало меня при моём пробуждении, я убеждалась в том, что эти слова звучат в моей голове, так как рот призрака, фантома, мертвеца, галлюцинации или кем там ещё могла быть девушка, стоявшая в углу, не открывался, её голос просто звучал у меня в голове.
Девушка была совершенно голой и босой. Её русые волосы были в крови и сосульками падали ей на грудь. Глаза были открыты и, наверное, потому, создавалось ощущение стеклянного взгляда. Через всё её тело шёл порез, который видимо впоследствии, кое-как зашили нитью. Он начинался от шеи и заканчивался в паху. Руки плетьми свисали вдоль тела, а её кожа была какого-то неправдоподобно белого цвета. В общем, жуть.
Пока я разглядывала свою «гостью», в палату заглянула медсестра, и что-то пробурчав, бросилась прочь.
"А может всё-таки не глюк?" – пронеслось в моей голове, – "Вон как медичка припустила. Но судя по монотонным повторениям: Помоги, помоги... Это всё ж таки моё расшалившееся воображение."
Заглянувший в мою палату через несколько минут врач, ещё больше убедил меня в этом. Видимо, медсестра убежала именно за ним.
Доктором оказался молодой мужчина с въедливым взглядом голубых глаз. Удлинённые тёмные волосы, пушистые ресницы и чёрные брови. Мужественное лицо, широкие плечи. Его бы можно было назвать красавчиком, если бы ни этот неприятный взгляд. Не зря говорят, что глаза — это зеркало души. Если исходить из этой поговорки, душа у него была поганенькой. Выражением глаз он напоминал одного из главных героев в фильме «Молчание ягнят». Такой же завораживающий и одновременно отталкивающий. У меня создалось ощущение, что я подопытная мышка, которую он сейчас будет потрошить или как там это правильно называется? Препарировать, кажется. Настолько цепко и сосредоточено он меня разглядывал. Подойдя ближе ко мне, он аккуратно снял опутывающие меня трубки и нажав что-то на одном из мониторов, уселся на край моей кровати.
— Меня зовут Эдгар Германович, я ваш лечащий врач. Ну, Виктория, как самочувствие? Я, честно говоря, уже и не ждал беседы с вами, слишком тяжёлой была степень ушиба вашего мозга. Расскажите мне, что вы помните? А потом поговорим о вашем самочувствии и последствиях травмы.
— Всё!
— Что значит всё? Можно поконкретнее? Аварию помните? – Врач слегка наклонил ко мне голову и наморщил лоб, от чего ещё больше стал похож на Ганнибала Лектора в молодости.
— И аварию и всё что видела, перед тем как отключилась. Сколько я была без сознания?
— Вы, наверное, имеете в виду в коме? Почти три недели.
— Три недели, – эхом повторила я, – мой муж...
— Вам нельзя сейчас нервничать, мы позже о нём поговорим.
— Нет, вы не поняли... Я знаю, что Витя погиб, но... В общем я хотела узнать про похороны... И можно мне воды, а то мой язык напоминает наждачную бумагу.
— Да, конечно, – врач встал и вышел из палаты. Вернулся он уже со стаканом воды.
— Только пейте маленькими глотками и не спешите.
Он подождал пока я выпила всю воду и вернула ему пустой стакан, а затем продолжил: если вы уверены, что готовы это услышать... Эта авария наделала много шума. У нас тут ещё одна пациентка находится, как раз из той машины, с которой произошло столкновение. Тоже реанимация, но пока без изменений. Но там-то всё понятно: сильные ожоги, перелом позвоночника, кровоизлияние, порыв мягких тканей лёгкого. А вот вы, это совершенно другой случай. На вашем теле ни единого синяка, ни царапины, ничего. Пока вам не сделали МРТ, у нас вообще думали, что вас по ошибке привезли. У вас же на тот момент только воды отошли.
— Эдгар Германович, вы слышали, что я у вас спросила? Я знаю, что мужа я потеряла! Меня интересуют похороны, – меня начинало потряхивать от раздражения и нетерпения.
— Да, извините. Вашего мужа похоронили уже. Я же говорю, что про аварию много писали в газетах, по телевизору программы были. Там дети каких-то серьёзных людей погибли. Нам вот до сих пор один товарищ покоя не даёт, по поводу девушки из реанимации.
— Стойте! А кто мужа похоронил? Он ведь сирота был, воспитывался в детском доме.
— Ну, так его коллеги с работы, насколько я понял, тело забрали. Кто конкретно не могу сказать, но всё я думаю, есть в бумагах, в морге.
— Моя дочь, где она? Ну то есть, вернее... Как я её родила? Ведь у меня на животе нет шрама, а момент родов я не помню, – задала я вопрос, который был для меня очень важен, и которого я так боялась.
— Понимаете, вообще во врачебной практике наблюдались даже малыши, выношенные женщинами, находящимися в коме и рождённые путём кесарево сечения. При этом малыши были совершенно здоровы. Нет, конечно же им требовалась определённая помощь медиков, но...
— Доктор, моя дочь!
— Да, извините. Так вот, ваш случай он уникален. Когда вас везли к нам на скорой, у вас отошли воды. Мы стали готовить операционную для кесарева. Обычно после того, как отошли воды, период рождения от шести до двенадцати часов. Бывают, соответственно, случаи, редко но бывают, когда это происходит быстрее. Потом ещё схватки должны быть. Если посмотреть с точки зрения выкидыша, то это скорее преждевременные роды. Всё равно не складывается... В общем, когда вас привезли и направили на анализы, пока то да сё, прошло около полутора часов... Родили вы уже практически в кабинете МРТ, точнее в тот момент, когда решался вопрос о направлении вас туда. Ребёнок оказался мёртвым, хотя мы примерно так и предполагали, так как сердцебиение плода не прослушивалось. Нонсенс в том, что процесс рождения произошёл без вашего участия! Да и без врачебного участия тоже! Понимаете? То есть, вас поместили на гинекологическое кресло, и во время осмотра ваш организм вытолкнул плод. Вы понимаете, что это в принципе нереально? Но и это ещё не всё! Вообще, если исходить из практики, то после выкидыша, матку нужно чистить, чтобы не было заражения и инфекции, но в вашем случае это не понадобилось! То есть, в тот момент, пока вы прибывали в коме, ваш организм сам вытолкнул мертвый плод и избавился от последа. На протяжении этих трёх недель, пока вы находились в коме, ваша матка пришла в норму. До конца, разумеется, она восстановится только к восьмой неделе, но даже для того, что мы имеем сейчас, это превосходный результат. В моей практике это первый случай. Да и не в моей думаю тоже. Понимаете...
Он ещё что-то говорил, говорил, но я его уже не слышала. Моя девочка, моя малышка. Не может быть! Ведь говорят же, будто мать чувствует, что происходит с её ребёнком. А я не чувствовала, нет, не чувствовала, что моей крошки больше нет. Для меня она живая, для меня она моя любимая, долгожданная и живая. Такого просто не может быть, я не верю...
В этот момент что-то произошло со мной, как будто кто-то позвал или окликнул. Я подняла глаза и увидела всё туже девушку-призрака. Только теперь она вытянула руку и указывая на говорящего в этот момент доктора, повторяла как заведённая: Он, он, он... Точнее, рот как раз-таки у неё был закрыт, а голос раздавался в моей голове. Он, он, он...
— Эдгар Германович, у меня могут быть галлюцинации? – перебила я, уже успевшего поднадоесть мне медицинского работника.
— Ээээ... что? – врач уставился на меня непонимающим взглядом, видимо я выбила его из колеи своим вопросом.
— Галлюцинации, спрашиваю, могут у меня быть или там голоса всякие слышаться могут? – повторила я свой вопрос.
— Ну в принципе, после вашей травмы и не такое может быть. Часто люди теряют память, а у вас с эти полный порядок. А что, вам что-то привиделось или послышалось? – заинтересовался эскулап.
— Нет, просто интересно, – соврала я косясь на «свою посетительницу».
— Вообще, после такой травмы, это скорее была бы норма.
— Вы голоса имеете в виду? – успокоившись, что помешательство мне не грозит, спросила я.
— И голоса и видения. У всех по-разному проходит процесс восстановления. Вот например...
— Эдгар Германович, у нас осложнения в пятьдесят шестой, – послышалось из коридора.
— Извините, мне срочно нужно идти. Я зайду позже, и мы обсудим ваше самочувствие. Да, кстати, к вам следователь рвётся, я обязан сообщить, что вы пришли в сознание. Так что ещё день-два и он вас навестит. Им закон не писан и реанимация для них не препятствие, – проговорил Эдгар Германович, направляясь на выход из палаты.
— Подождите, ответьте пожалуйста только на один вопрос: когда я смогу забрать тело своей дочери?
— Эээ... вообще-то по правилам, родителям даётся три дня с момента смерти, чтобы забрать тело. Если родители не забирают, то оно кремируемая и захоронение производится в общей могиле. На это выделяет деньги наше государство... Вы были в коме три недели. Тело вашей дочери никто не запросил. Так что она была кремирована, – проговорил врач, и выйдя в коридор, закрыл за собой дверь. А я осталась сидеть на кровати с чувством полного опустошения, нежеланием принять очевидное и с монотонным повторением в голове: Он, он, он...