Глава 25. 9 января 1905 год.
7:00 утра
С каждой минутой на Петергофском шоссе собиралось все больше и больше людей. Некоторые рабочие приходили целыми семьями, приносили с собой сумки с провизией: каждому было ясно, что день предстоит длинный.
Джулия стояла в первых рядах, поближе к месту, где виднелась солидная фигура Гапона и руководителей «Собрания». Во время молебна она старательно осеняла себя крестом вместе со всеми, но на душе у нее разливалась противная горечь.
«Ну, что, Ванг? — думала она, пропуская мимо ушей вещающего что-то с возвышения Гапона. — Ты свой выбор сделала. Все те, кто погибнет сегодня, будут на твоей совести. И тебе придется с этим жить».
— Если царь не исполнит нашу просьбу — значит, у нас нет царя! — услышала она громогласное, тут же потонувшее во всеобщем вопле толпы.
Колонны двинулись в сторону центра Петербурга.
***
— Ты уверен, что она все сделает так, как договорились? — в десятый за это утро раз спросила Мэрилин у сидящего рядом Адама. От холода у нее зуб на зуб не попадал, и даже надетый поверх тужурки ватник больше не мог согреть озябшее тело.
— Сделает, — коротко ответил кутающийся в такой же ватник Адам. Он ни слова не говорил о том, что ему тоже холодно, но было очевидно, что умение исцелять было не единственной способностью, которую у него отобрали.
— А если она посоветует Николаю двинуться по другой дороге? — не отставала Мэрилин. — Что, если он ее послушает?
— По какой «другой»? — удивился Адам. — Другой дороги нет, Маш. Попытайся успокоиться. Когда настанет час, нам нужны будут холодные головы.
Что ж, если их ожидание продлится еще несколько часов (а похоже, что так и будет), с холодной головой проблем не возникнет.
***
Сани остановились у парадных ворот Александровского дворца, и Григорий помог Тане выбраться из них на расчищенную от снега дорожку.
— Ну что, девонька? — усмехнулся он. — Настал наш час. Ты уж не подведи, милая, чтобы не оказалось, что все труды зазря проделаны были.
Таня ничего не ответила: молча прошла в распахнутые швейцаром двери и, стуча каблуками сапог, приблизилась к правому крылу дворца. Прежде чем войти внутрь, помедлила мгновение.
«С богом».
Николай и Александра не обрадовались ее появлению, это было ясно написано на их лицах: государь нахмурился, а государыня скривилась. Но вошедший следом Григорий уже склонился над кроваткой наследника, и все затихли, не сказав ни слова.
Он принялся молиться. Таня стояла за его спиной, глядя на бледное лицо ребенка, которому выпал жребий стать пешкой в сегодняшней игре. Будущий царь государства Российского. Или уже нет?
«Если Николай примет петицию, то никакой любви между нами не будет».
«Когда я верну все на свои места, сделаю все для того, чтобы держаться от тебя подальше».
11:30
Гапон шел впереди колонны, держа в руках высоко поднятый крест. От этого процессия напоминала Крестный ход, вот только до Пасхи было еще несколько месяцев, да и воскресать из мертвых на этот раз никто не собирался.
Идущий справа от Джулии рабочий вдруг схватил ее за руку, и она сама, повинуясь стадному чувству, схватила слева идущего. Над толпой разнесся нестройный хор:
«Спаси, Господи, люди Твоя и благослови достояние твое; победы православным христианом на сопротивныя даруя, и Твое сохраняя Крестом Твоим жительство».
Впереди показались Нарвские Триумфальные ворота. Присыпанные снегом барельефы, вздыбленные сверху кони как будто придавали уверенности, говоря: «Смелей». Но стоявшие вокруг ворот военные, а вместе с ними — конные драгуны, говорили обратное.
Толпа колыхнулась, раздался свист, и всадники, обнажив шашки, кинулись вперед.
Джулию подхватило и понесло. Она следила взглядом за фигурой Гапона, стараясь не выпускать того из вида. Рядом с ней кричали и валились под ударами шашек люди.
— Вперед, товарищи! — прокричал Гапон. — Свобода или смерть!
Толпа ринулась вперед, навстречу бежали солдаты с винтовками, ощерившимися острыми штыками. А через мгновение повсюду начали раздаваться выстрелы.
«Это ты виновата, — билось в висках у Джулии, пока она пробиралась сквозь толпу к упавшему на снег Гапону. — Если бы не ты, все это было бы совсем по-другому».
Когда она нашла Гапона, ему уже помогали подняться. Но одного взгляда хватило, чтобы все разбежались.
— Живой? — едва сдерживая кипящую внутри ненависть к себе, спросила Джулия. — Пошли!
Ухватила его за шиворот и потащила за собой к Таракановке. За ее спиной еще долго раздавались выстрелы и крики.
***
Наследник уснул, и, повинуясь кивку Николая, все вышли из детской обратно в малую залу. Таня держалась за спиной Григория, но Александра все равно то и дело окидывала ее ненавидящим взглядом.
— Государь, — Григорий преклонил колени. — Господь всемогущ и милостив, но жизнь наследника висит на волоске.
Таня заметила, как дрогнуло лицо Николая от этих слов. Но он смолчал, заговорила Александра:
— Скажите, что нужно делать, святой отец. Мы все сделаем.
Григорий закрыл глаза и несколько минут молчал, только губы его шевелились в безмолвной молитве.
— Беда большая в Петербурге, государь-батюшка, — наконец, заговорил он. — Народ пришел к царю с челобитной, но встречен был нагайками да выстрелами смертоубийственными. Останови бойню, и наследник будет жить.
Николай и Александра переглянулись.
— Бойню? — удивился Николай. — Какую бойню? Спятополк-Мирский был у меня вчера, и он сказал, что предприняты все меры…
Григорий забормотал едва слышно, и все замолчали, прислушиваясь. От него исходила какая-то странная сила, возможно, первобытная, а возможно, сила самого русского народа.
— Вижу тысячи людей, идущих с ликом царя-батюшки, вижу военных, стреляющих наповал, вижу смерти, кровь, крики. Не допусти большой беды, государь, останови бойню, и наследник будет жить. Не остановишь, и семья твоя расплатится за пролитую кровь русскую.
Таню затошнило. Она боялась, что ее немедленно вырвет, но невероятным усилием, отточенным годами занятий в балетных классах, взяла себя в руки.
— Ники, — тихо сказала она. — Не делай этого.
Теперь все, и Григорий тоже, смотрели на нее.
— Ты можешь остановить кровопролитие только немедленно выехав в Петербург и приняв челобитную народа, — продолжила Таня. — И кто знает, в какой опасности окажется при этом твоя жизнь? Не делай этого, прошу тебя.
Ее слова произвели эффект разорвавшейся бомбы. Николай нахмурился, Александра смотрела с откровенной ненавистью, а поднявший голову Григорий — с изумлением.
Первой отмерла государыня. Она смерила Таню еще одним презрительным взглядом и сказала:
— Ники, вели заложить экипаж. В такую минуту царь обязан быть вместе с народом.
Николай кивнул и сделал знак, одновременно приказывающий выполнить указание государыни и выгоняющий всех лишних из зала.
Григорий поднялся с колен и с поклоном вышел. Таня последовала за ним.
Стоило двери за ними закрыться, как он повернулся к Тане лицом и торжествующе улыбнулся:
— Умница, милая. Ты блестяще сыграла свою партию.
Мелькнула мысль о том, что это слишком странные слова для простого сибирского мужика, но Таня отбросила ее и улыбнулась.
— Спасибо, дорогой. Я знаю. А теперь скорее: мы должны прибыть к Зимнему раньше Ники.
13:30
Весь центр Петербурга от Мойки до Зимнего дворца был заполнен народом. Люди шли группами, многие держались за руки, у большинства на лицах было написано упрямое выражение собственной правоты. Проталкиваясь через толпу, Джулия тащила за собой растерянного Гапона.
В простой мужской одежде, найденной у Адама в подсобке, она мало чем отличалась от остального народа. Серые широкие штаны, серый же, скрывающий грудь, ватник, теплая шапка, под которую были спрятаны длинные светлые волосы. Вот только глаза, горящие зеленым огнем, могли выдать, и оттого Джулия постоянно опускала их вниз.
На выходе к Дворцовой площади им пришлось пробиваться сквозь плотные ряды кавалерии. Толпа сзади давила, и лишь тонкой струйке удавалось протиснуться между всхрапывающих лошадей и орудующих нагайками всадников.
— Товарищи! — закричала Джулия, когда они с Гапоном оказались наконец в центре площади. — Гапон здесь, он с нами!
Толпа колыхнулась, кто-то подхватил Гапона на руки и поставил на возвышение. Многоголосый рев поглотил площадь, казалось, что еще немного, и от этого рева шапки сдует к чертовой матери, а вместе с ними — и всадников.
— Любит ли царь свой народ? — громогласный крик Гапона разнесся над площадью. — Любит? А где он, наш царь?
Было ясно, что толпу уже не удержать. Джулия протиснулась ближе к стене Зимнего. Она то и дело оглядывалась по сторонам, и с каждым часом ее надежда крепла.
Мэрилин сделала свое дело. Николай не примет петицию.
***
Когда на заснеженной, укатанной полозьями дороге показались первые всадники, Мэрилин и Адам уже были замерзшими настолько, что, вместо того, чтобы вскочить на ноги, поднимались медленно и тяжело.
— Скорее, — шепнул Адам, скрюченными пальцами доставая из мешка прямоугольную коробку. — Бросать придется тебе.
Мэрилин кивнула и зубами стащила с пальцев теплые перчатки. Коробка — небольшая, в четыре ладони, показалась ей в этот момент средоточием вселенского зла.
— Что, если Вырубова не сделает то, что должна? — спросила Мэрилин. — Что, если она…
— Смотри!
Вдали на дороге показалась коренная лошадь. Рядом с ней шли пристяжные: они неслись галопом, поспевая, и от движения их сильных, красивых, отороченных гривами шей колокольчики на упряжи звенели развеселым звоном.
— Адам, но что, если…
Мэрилин дрожала, но уже не от холода, а от страха.
«Господи, — мелькнуло у нее в голове. — Не дай мне самолично убить последнего русского царя».
Дождавшись, пока сани поравняются с местом, где они прятались, Мэрилин мысленно перекрестилась, размахнулась и изо всех сил метнула коробку.
Через мгновение раздался взрыв.
***
Таня с Григорием добрались до Дворцовой площади только около двух пополудни. Их сани пропускали везде беспрепятственно, но слишком много людей наводнило Невский проспект, слишком много людей толпилось вдоль реки Мойки и на самой площади.
Оказавшись возле Зимнего, Таня несколько раз обвела взглядом толпу, но той, кого искала, не увидела.
«Тем лучше, — подумала она, выдавливая улыбку спешащему к ней Сергею. — Целей будет».
— Маля, — он склонился, через мех варежек целуя ее холодные руки. — Зачем ты здесь? Ты немедленно должна покинуть это опасное место.
— Ах, Сережа, — улыбнулась она. — Рядом с генерал-майором свиты его императорского величества разве может мне быть страшно? Я должна быть рядом с тобой в этот час, ты знаешь.
Григорий подмигнул ей так, чтобы Сергей не видел, и Таня кивнула. Она знала, что ее роль на сегодня еще не окончена. Скоро прибудет Ники, и тогда настанет второй акт.
Она еще раз обвела взглядом перекрикивающуюся многоголосыми звуками толпу, и вдруг увидела Джулию.
Та стояла совсем близко, их разделяли от силы несколько десятков футов. На таком расстоянии можно было даже рассмотреть ее уставшие, какие-то тусклые и немного влажные глаза, ее потрескавшиеся на морозе губы, ее высокий лоб, спрятанный под уродливой шапкой.
— Ты все же сделала это, — с болью сказали ей эти глаза.
И от этого взгляда, от того, что она прочитала в них, Тане вдруг стало нехорошо. Ее собственное сердце закололось тысячей иголок, и лоб наморщился, и к горлу подступила тошнота.
«Что я делаю, — мелькнула неизвестно откуда пришедшая мысль. — Свет и тьма, что же я делаю?»
Толпа взревела и расступилась. На Дворцовую площадь, прямо сквозь коридор среди народа, въезжали царские сани.
Государь император Николай второй прибыл, чтобы поговорить со своим народом.
14:00
Картина, представшая перед глазами Мэрилин, напоминала побоище. Разорвавшаяся бомба опрокинула карету и на части разорвала одного из пристяжных вороных, залив снег кровью. Кучер, похоже, выжил: он лежал в стороне, баюкая неестественно вывернутую руку, и во весь голос ругался матом.
— Что-то не так, — словно в тумане Мэрилин расслышала голос Адама. — Кажется, мы совершили ошибку.
И действительно: если это царский выезд, то где драгуны? Где императорский флаг? И почему из опрокинутой кареты доносится только странный вой, очень похожий на… детский?
Они бросились вперед одновременно. Адам с трудом отогнул дверцу кареты, Мэрилин заглянула внутрь. Внизу, сжавшись в комок и протяжно подвывая, лежал мальчишка лет четырнадцати: его глаза смотрели испуганно и жалко, а белые перчатки были покрыты каплями свежей крови.
— Не двигайся, — велел Адам, протискиваясь рядом с Мэрилин. — Надо вытащить тебя отсюда.
«Господи, что мы наделали?»
Совместными усилиями они вытащили сопротивляющегося мальчишку из опрокинувшейся кареты и усадили на снег. Адам ощупал руки и ноги:
— Вроде не ранен, ушибся только.
— А кровь тогда откуда? — взвизгнула Мэрилин, на мгновение потеряв самообладание. — Откуда кровь-то взялась?
— Маша.
Она не сразу поняла, что это произнес не Адам, а мальчик. А когда поняла, уставилась на него, вытаращив глаза и открыв рот от изумления.
— Что? — медленно переспросил столь же удивленный Адам. — Что ты сказал?
— Маша, — повторил мальчик, стягивая с рук перчатки и зачем-то ощупывая растрепавшиеся волосы на голове. — Что бы там ни говорила Юля, судьба все-таки обладает чувством юмора.
Мэрилин сделала шаг назад и осела на снег.
С лица мальчишки на нее смотрели знакомые, и когда-то любимые, и запомнившиеся на всю жизнь глаза Саши.
***
Шум на Дворцовой стих, толпа замерла в ожидании первых слов Государя. Николай второй выбрался из саней и поднялся на быстро сооруженную из снарядных ящиков импровизированную трибуну.
— Восходя на трон Российский, я клялся иметь единую цель: мирное преуспеяние, могущество и славу дорогой России и устроение счастья для всех моих верноподданных.
Толпа заревела, выталкивая вперед Гапона с петицией в руках. Таня смотрела на происходящее, одновременно пытаясь вновь отыскать среди народа Джулию, но та как сквозь землю провалилась.
— Будь готова, девонька, — услышала она рядом тихий голос Григория. — Скоро начнется.
И действительно: стоило Гапону приблизиться к царю, как тот, не обратив никакого внимания на протянутые листы петиции, продолжил громогласно и строго:
— Вы пришли, чтобы тешить себя мечтаниями об участии представителей земства в принятии решений. Вы хотите освобождения политических заключенных, посягнувших на целостность России. Так знайте же: только то государство сильно и крепко, которое свято хранит заветы своего прошлого!
Вот теперь действительно было пора. Таня ухватила за руку стоящего рядом Сергея и вместе с ним сделала несколько шагов вперед.
— Отдай приказ разогнать толпу, — шепнула она, касаясь обнаженной мужской кожи под обшлагом мундира. — Ники не ведает, что творит. Еще немного, и толпа разорвет его на куски.
— Маля, что ты такое говоришь?
— Я говорю то, что вижу, Сережа. Посмотри на них: они злы, они в ярости. Сейчас Ники скажет, что будет охранять устои самодержавия любой ценой, и они поймут, что не получат того, зачем пришли. И никакие драгуны не смогут их удержать.
Секунду он молча смотрел на нее, а затем кивнул и отошел в сторону. Таня незаметно приблизилась к стоящему на ящиках Николаю. Ее пропустили беспрепятственно: попробовали бы ее не пропустить!
И в эту секунду над площадью громыхнуло:
— Именем его Императорского величества, я приказываю вам разойтись! Иначе мы будем вынуждены открыть огонь.
***
Джулия окончательно перестала понимать, что происходит. Было ясно, что покушение на Николая сорвалось: либо Мэрилин не поняла намека, либо у нее просто не вышло.
Но первые слова, сказанные Государем по прибытии, внушали надежду: похоже, он не собирался принимать петицию, а собирался лишь отделаться повторением слов, которые говорил толпе уже не раз.
Глупый, глупый Берни… Неужели ты думал, что это сработает?
На Таню Джулия старалась не смотреть. Видела, как они стоят вблизи от Николая: она, и чертов Распутин, и не менее чертов Великий князь Сергей. Но смотреть на нее значило бы позволить ярости и ненависти снова поглотить разум, который сейчас был отчаянно ей необходим.
Она схватила за руку стоящего рядом Гапона и зашептала в его ухо слова из петиции:
— Нам некуда больше идти и незачем. У нас только два пути: или к свободе и счастью, или в могилу. Пусть жизнь наша будет жертвой для исстрадавшейся России. Нам не жаль этой жертвы: мы охотно приносим ее.
Произнося это, она хорошо понимала последствия. Понимала, что все жертвы, которые случатся сегодня, тяжким грузом падут на ее совесть. Но выбор был сделан, и назад пути не было.
— Именем его Императорского величества, я приказываю вам разойтись! Иначе мы будем вынуждены открыть огонь.
Толпа заволновалась, раздались крики: «Долой царя!» и «Долой самодержавие!»
Десятки солдатских ружей опустились, нацеливаясь на колыхнувшуюся массу народа.
— Последнее предупреждение!
И вдруг случилось неожиданное. Николай снова заговорил. И от того, что он говорил, у Джулии под шапкой встали дыбом волосы.
***
— Нужно уходить, — сказал Адам, дав Мэрилин всего минуту на то, чтобы прийти в себя. И этой минуты оказалось недостаточно. — Взрыв наверняка слышали в Царском Селе, и скоро здесь будут жандармы.
Она понимала, что он прав, но не могла пошевелиться. Она смотрела на мальчишку, сидящего на снегу, и по щекам ее катились холодные слезы.
— Почему ты это сделал? — взглядом спрашивала она, не произнося вслух ни звука.
— Потому что я не мог оставить тебя здесь одну, — также молча отвечал он, и легкая улыбка играла на его губах.
— Ты умер, чтобы получить призрачную возможность помочь мне?
— Я умер, чтобы быть с тобой рядом, что бы ни случилось и куда бы ни завело тебя это безумие.
Адам схватил ее за плечи и встряхнул, вынуждая посмотреть себе в лицо.
— Маша, ты слышишь меня? Мы должны уходить!
Саша среагировал первым: он поднялся на ноги и принялся распутывать упряжь, в которой ржали и переступали с ноги на ногу оставшиеся в живых лошади.
— Адам, держи, — он бросил поводья коренника. — Умеешь ездить без седла?
Вместо ответа Адам легким движением забрался на лошадь и натянул поводья, заставляя застоявшегося вороного потерпеть еще немного.
— Давай ко мне? — предложил он, но Саша уже забрался на второго коня и протянул руку Мэрилин.
Его ладонь оказалась не по-детски сильной, а спина, в которую Мэрилин, усевшись сзади, уперлась грудью, — широкой и почти мужской.
— В Петербург! — скомандовал Адам, и первым дал шекеля вороному, пуская его сразу в галоп.
— В Петербург, — согласился Саша, и держащейся за него сзади Мэрилин осталось только покрепче сжать бедрами круп лошади, покрепче обнять сильную талию, и покрепче закрыть глаза.
«Какой кошмар, — подумала она, когда под копытами коня взметнулись белоснежные хлопья снега. — А ведь я едва его не убила…»
***
Напряжение накалялось. Таня видела, что толпа уже достаточно разогрета для того, чтобы хватило одного-единственного сигнала, и тогда все эти люди кинутся на царя, и сметут драгунов, и разрушат все на своем пути в едином, зверском порыве.
— Ники, — сказала она, останавливаясь за широкой спиной императора. — Не оборачивайся, просто послушай.
Он не шевелился: видимо, с ужасом смотрел на колыхающуюся толпу, не понимая, что предпринять. Всегда был тряпкой, тряпкой и остался.
— Ты хочешь жить, Ники? Ты хочешь прожить долгую жизнь и дождаться внуков, которых подарят тебе твои дети? Если сейчас ты не дашь этим людям того, чего они хотят, ты умрешь. А вместе с тобой — и Аликс, и Ольга, и Алексей, и все остальные. От семьи Романовых не останется никого, Ники.
Она говорила и чувствовала, как через затылок в ее голову проникает тепло. Григорий делал свое дело: она не знала как, но он придавал ей уверенности, а голосу — убедительности.
— Прольется немало крови, если ты примешь неверное решение, милый. Вспомни пророчество, что было озвучено тебе письмом Великого старца Авеля. Он написал, что ты и твоя семья отдадите жизни во имя будущего России. А Терракуто сказал: «Ты принесешь жертву за весь свой народ, за все его безрассудства». Ты хочешь жить, Ники? Ты хочешь спасти Россию? Дай им то, чего они хотят. И, клянусь, твоя жизнь будет долгой, и тебя запомнят как одного из самых мудрых правителей.
Теперь Таня хорошо понимала слова Григория «Только ты сможешь убедить его». Она чувствовала, что сила, которую он впускал в нее, смешивалась в душе со всем прошлым, что связывало их с императором, и от этого становилась теплее, мягче, податливей, и легко входила в разум, и растекалась по нему, будто родная.
— Всю свою жизнь ты думаешь, что обречен искупать грехи России, Ники. Но послушай меня и поверь: никакой судьбы нет. И от того, что ты выберешь сейчас, будет зависеть не только твоя жизнь и жизнь твоей семьи, но и счастье всего твоего народа. Посмотри туда: войска готовы открыть огонь по беззащитной толпе. Ты хочешь, чтобы тебя запомнили Николаем Кровавым? Или ты хочешь, чтобы тебя запомнили Николаем Великим? Решать тебе, и только тебе.
Николай шагнул вперед. Таня обогнула трибуну, чтобы видеть его лицо.
Она не понимала, выиграла она или проиграла, но хорошо понимала, что сделала все, что смогла.
«Если Николай не примет петицию, все вернется на свои места».
«Вернувшись в настоящее, я сделаю все для того, чтобы никогда тебя больше не видеть».
***
Джулия смотрела на стоящую за спиной государя Таню, и ее с ног до головы окатывало волнами ледяной ненависти. Ощущение бессилия было таким острым, таким отвратительным, что от него желудок сжимался в кулак и к горлу подступали рвотные позывы.
Она ничего больше не могла сделать. Видела, что Таня что-то говорит Николаю, и он слушает, сукин сын, слушает, потому что стоящий позади Распутин как-то влияет на это: шепчет что-то своими узкими губами, и пальцами как будто узелок плетет.
Узелок?
«Да они же узел судьбы завязывают!»
Осознав это, Джулия рванулась вперед, но было поздно. Николай начал говорить.
— Традиции ничто без развития, — сказал он тихо, и люди начали передавать его слова стоящим сзади. Словно шум пчелиного роя укутал площадь. — Я готов нести ответственность за все решения, принятые мною как государем империи. Но сегодня я хочу разделить бремя этой ответственности с вами.
«Берни! Берни, сукин сын, что же ты делаешь?!»
— Я отдам указание о создании Учредительного собрания, в которое войдут представители от каждого Земства. Вы станете участвовать в жизни страны наравне со мной и Государственной думой. Я так решил, но ответственность за это решение мы с вами разделим поровну.
«Берни, ублюдок!!!»
Минуту ничего не происходило. Шум начал нарастать от первых рядов к последним, вместе с передачей назад слов императора. И настал момент, когда шум стал слишком громким, а количество услышавших — слишком большим. И толпа рванулась вперед.
Джулию едва не затоптали вопящие во весь голос рабочие. Ее притиснули к трибуне, с которой ликующий народ уже стаскивал своего царя, растолкав ничего не понимающих драгун и подбрасывая Николая вверх.
— Да здравствует царь-батюшка! — то и дело раздавалось в толпе.
— Да здравствует Николай Великий!
Толпа все напирала, и вдруг очень близко от себя Джулия увидела Таню. Торжествующе улыбающуюся, держащуюся за локоть мудака-Распутина, Таню.
«Я победила», — сказали ее глаза.
«Ты идиотка», — ответили ей глаза Джулии.
Глаза, которые вдруг глянули в сторону и увидели здоровенного мужика, пробирающегося сквозь ликующий народ. Лицо мужика было злобным, похожим на медвежье, а руки, сжатые в кулаки, разбрасывали людей, мешающих пройти, в разные стороны.
Мгновение, и в одной из этих рук оказался нож.
А еще через мгновение Джулия рванулась наперерез, и холодная сталь вошла в ее живот.
Звуки стихли, краски окружающего мира стали расплываться, а из правого бока зародилась и быстро распространилась по телу адская, невыносимая, ужасная боль.
«Что ж, — подумала Джулия, падая на землю и снизу вверх глядя на застывшую над ней в ужасе Таню. — Однажды я вонзила кинжал в твое сердце. Будем считать, что в расчете».
Звуки исчезли окончательно, и Джулия закрыла глаза.
Она проиграла. Вот теперь она действительно проиграла.