Глава 19
Тело Джулии продолжало таять. Но странным было не это, а то, что Мэрилин, зрачки которой застыли на мгновение, не отмерла, и не тряхнула головой, и не улыбнулась своей всегдашней улыбкой.
— Сколько прошло? — спросил Саша, задумчиво рассматривая стоящие рядом застывшие тела.
— Пятнадцать минут, — тихо ответил Адам.
— Но разве вы не говорили, что это путешествие во времени занимает максимум секунду?
— Так и есть. Вернее… Так было до сегодняшнего дня.
Саша задумчиво почесал затылок. Ему категорически не нравилось происходящее: пусть Мэрилин пока не таяла, как Джулия, но то, что прошло уже пятнадцать минут, а она не возвращалась, наводило на тревожные мысли.
Что, если за эти пятнадцать минут ТАМ прошло полвека? Или век? Или сотня?
Что, если их обеих там уже убили, а то, что они видят здесь, — всего лишь остаточные явления?
Как вообще можно было допустить, чтобы беззащитные женщины отправились в такое путешествие в одиночку?
— Отправь меня туда, — не попросил, но приказал Саша. — Что-то явно пошло не так, и я должен…
— Я не могу.
— Почему?
Он пытливо посмотрел на Адама, а тот — вот надо же! — спрятал глаза. Смутился, что ли?
— Потому что я не этот… как его… Дух Хаоса? — уточнил Саша. — Но вы же тут все такие маги и волшебники, значит, должен быть еще способ, так?
Адам покачал головой и задумчиво почесал продолжающую отрастать бороду.
— Ну хорошо, — кивнул Саша. — Что насчет тебя? Почему ТЫ сидишь здесь вместо того, чтобы им помочь?
— Я не могу покидать это место, — с неохотой сказал Адам. — Это… Мое ограничение.
Черт, как же у них все сложно! Две женщины, выходит дело, могут, а они, двое здоровых молодых мужиков, — нет. Как-то это неправильно и несправедливо.
В Сашином кармане пиликнула утка, и он, достав ее, посмотрел на экран.
— Пап, можно мы со Славой сходим на бульвар погулять?
Влад. Пожалуй, он был самым сложным звеном в этой схеме. Получалось, что при любом раскладе его в этом мире не ждет ничего хорошего. Впрочем, если Маша не обманула и Адам действительно сможет его вылечить…
— Скажи, — Саша наклонился к Адаму, вглядываясь в его грустное, какое-то утомленное лицо. — Только скажи честно, ладно? Мой сын… Ты сможешь ему помочь?
И прежде чем Адам покачал головой, он уже понял ответ.
— Я могу продлить… — Адам запнулся, но все было ясно и так. — Но вылечить полностью — нет.
— Так, — Саша кивнул, сглатывая подступившие к горлу непрошеные слезы. — Получается, у нас две патовые ситуации. И ни из одной из них нет выхода?
Он лихорадочно соображал. Получалось, что при определенной точке зрения эти две ситуации легко можно связать между собой. Или нет?
— Как становятся Духами Хаоса? — спросил он, вышагивая туда-сюда по мягкому ковру бара и стараясь не смотреть на две застывшие женские фигуры. — Что нужно для этого сделать?
— Переродиться, — ответил Адам. И добавил удивленно: — Но ты ведь и сам это знаешь, так?
Саша горько усмехнулся. Забавно: даже в такой ситуации они все еще пытаются выяснить, что он помнит, а чего нет. Но в его планы пока не входило им рассказывать.
Он снова достал утку и написал: «Можно, но далеко не уходите». Убрал и опять принялся ходить.
— Получается, что-то в том времени пошло не так. А может, и в этом тоже, верно? Раз уж они не вернулись через секунду, получается, что-то сломалось. Если мы не можем попасть в то время, то, возможно, имеет смысл что-то починить в этом?
Адам пожал плечами, будто спрашивая: «Каким образом?»
— Откуда мне знать? Тебе должно быть виднее, ты же тут маг и волшебник.
— Мы можем попросить еще кого-то отправиться туда, за ними, — сказал Адам. — Например Таню, но…
Саша зло засмеялся, едва удержавшись от того, чтобы не стукнуть его по голове.
— Отличная идея! Мы уже отправили неизвестно куда двух женщин. Хочешь отправить еще одну? Чтобы у нас здесь было не два тела, а три?
Он замер, задумавшись.
— А что, если обратиться к истории? — мысль была простая, и было даже странно, почему она не пришла в его голову раньше. — Если они что-то изменили — значит, это должно быть оставить свой след, так?
Глаза Адама вспыхнули. Кажется, он понял. А Саша продолжил:
— Нужно почитать дневники — Юля же привозила сюда дневники Николая и эМ, верно? Они, должно быть, до сих пор лежат у нее в сумке. А если и там ничего не найдем — поищем еще какие-нибудь записи. Так мы хотя бы поймем, что там произошло.
Они разом, не сговариваясь, шагнули к застывшей Джулии. Странно было касаться ее холодного тела, снимая ремень сумки с плеча, странно было чувствовать ее едва уловимый, но пока еще остающийся в этом мире запах. На Машу Саша по-прежнему старался не смотреть.
Он вытащил из сумки две книги, одну взял себе, другую отдал Адаму. И принялся лихорадочно листать.
— Вот оно!
27-го декабря.
Утром было 8° мороза с сильным ветром, днем уже таяло. Гулять не успел. Князь Сергей завтракал, после прибыла княжна Друцкая, представила нам божьего старца Григория. Святой человек — кажется, сможет помочь Алексею. Говорили об Ю. Повелел арестовать до выяснения.
— Значит, она арестована, — Адама, казалось, это ни капли не удивило. — И не может добраться до бара в том времени, чтобы вернуться в это. Но Машу же не арестовали! Она-то куда делась?
— Подожди, — сказал Саша, продолжая листать страницы. — А что насчет эМ?
Адам поморщился и прочел:
— Так странно: раньше всю мою душу и мысли занимал театр, но с некоторых пор это поменялось. Теперь я все чаще думаю о своем месте в этом мире и о том, имею ли я право занимать это место.
— И все? — удивился Саша.
— Нет, здесь еще много всего о балете, о бенефисах, о Петербурге. И никакой полезной информации.
Они отложили книги и уставились друг на друга.
— И что будем делать? — спросил Саша. — Есть идеи?
Адам вздохнул и опустил голову.
— Есть одна. Но, боюсь, тебе она не понравится.
***
Утром, когда Таня вышла во двор, чтобы набрать воды из колодца, ей из-за забора помахал сосед. Вчера вечером они уже успели познакомиться: хмурый хромой мужчина, назвавший себя дядей Гришей, помог ей вытащить со двора мешки с мусором и наколол дров. Первое время Тане казалось, что он недоволен той помощью, которую вынужден ей оказывать, а потом она поняла: это просто угрюмость, за которой скрывалось доброе и отзывчивое сердце.
— Смотри, — позвал он ее из-за забора, поднимая повыше пушистый комок в руках.
Комок визжал и вырывался, и, когда Таня подошла поближе и смогла его рассмотреть, оказался маленьким щенком — похоже, ему еще и двух месяцев не было.
— Хочешь?
Таня молча взяла комок в руки и прижала к груди. Шершавый язык коснулся ее подбородка, и щенок удовлетворенно затих.
— Как его зовут?
Дядя Гриша пожал плечами. Мол, как назовешь, так и будут звать. Кивнул и скрылся в глубине участка.
Следующие несколько часов ушли на то, чтобы обустроить щенку спальное место и накормить его кашей. Таня смеялась, глядя, как он бегает по дому, неловко переваливаясь на коротких лапах, как начисто вылизывает блюдце и укладывается спать у ее ног.
— Назову тебя Максом, — сказала она, когда щенок затих, прижавшись мордашкой к ее лодыжке. — Ты вырастешь большим и сильным и будешь мне самым лучшим другом.
Потянувшись, она достала утку и посмотрела на экран. Сообщений не было, звонков тоже. Что ж, выходит, что странная женщина из Москвы, вопреки обещанию, решила прекратить свои попытки. Оставила на память о себе мини-диск и уехала, забыв про нее навсегда.
Сколько бы Таня ни убеждала себя, что это правильно и к лучшему, получалось плохо. Она понимала, что перемен в жизни сейчас и без Джулии более чем достаточно, но в глазах то и дело всплывали образы, от которых щеки начинали гореть, а ладони становились потными и ледяными.
Когда Юлий уезжал отсюда, у него было такое лицо, словно он готов ко всему. Готов услышать слово «развод» или еще что похуже, но как будто надеялся, что это слово не прозвучит, а прозвучит какое-то другое. Может быть, «еще раз»?
«Ты влюбилась», — сказала ей Наташа, и, сколько бы Таня ни убеждала себя в обратном, получалось, что она права. Влюбилась. Влюбилась в женщину.
— Что, если это так и есть? — спросила Таня вслух, зажмурившись от ужаса. — Что, если я действительно влюблена в тебя? Чувствуешь ли ты что-то подобное ко мне? Или ты просто хотела вытащить меня из болота, в которое я сама себя поместила?
Она снова вспомнила, как Джулия касалась пальцами ее разбитой губы. Вспомнила взгляд, в котором было так много всего, так много чувства, так много… нежности?
— Господи, да ведь я же придумываю все это! — в сердцах воскликнула Таня. — Я не видела тогда в этом никакой нежности, потому что ее там и не было. Я придумываю все это прямо сейчас.
Но что-то внутри нее говорило: нет. Не выдумываешь. Все правда. Просто ты не успела все это разглядеть, пока она была рядом. А когда разглядела, рядом ее уже не было.
Щенок взвизгнул во сне, и Таня нагнулась, чтобы погладить его шерстку. А когда разогнулась обратно, перед ней стояла Лилит.
В первое мгновение ей показалось, что это мираж, галлюцинация, морок. Но она моргнула, а галлюцинация никуда не исчезла: только улыбка — манящая, загадочная — стала шире, и глаза засверкали ярче.
— Ты что здесь делаешь? — запинаясь, спросила Таня. — Как ты… Как ты сюда попала?
Лилит опустила взгляд вниз, коснулась им щенка, презрительно сморщилась и ответила:
— У нас мало времени. Еще немного, и Дух Хаоса одержит победу: сделает так, что этот мир останется основным навсегда. Если ты все еще хочешь вернуть на место другую реальность, мы должны торопиться.
Таня поежилась. В доме было тепло, но налетевший неведомо откуда ветерок вдруг захолодил плечи и спину. Торопиться? Сейчас?
— Если ты передумала — я уйду и больше тебя не побеспокою, — сказала Лилит серьезно. — Не уверена, что у меня получится осуществить задуманное с кем-то другим, но заставлять тебя я не стану.
Она стояла, возвышаясь над Таней, и просто смотрела. И в этом ее «не стану заставлять» было — Таня чувствовала! — куда больше правды, чем во всем, что она говорила раньше.
Таня медленно наклонилась, аккуратно подхватила щенка под беззащитный, покрытый пушком живот, подняла и устроила на диване, прикрыв краешком пледа. Эти простые действия помогли ей немного прийти в себя и собраться с мыслями.
— Прежде чем я решу, скажи: как ты сюда попала? Откуда ты вообще узнала, что я здесь?
Лилит вздохнула и одним изящным движением оказалась рядом со стулом. Взялась ладонями за спинку, крепко сжала.
— Я вижу больше, чем видишь ты, и больше, чем все остальные люди, вместе взятые. С момента, когда я нашла тебя в этом мире, я каждую секунду могла видеть, где ты и что с тобой происходит.
Таня только рот открыла, чтобы задать следующий вопрос, а Лилит уже ответила:
— Только ты можешь помочь мне вернуть все на свои места. Конечно, я буду пытаться и без тебя, но… Шансов на то, что у меня получится, если ты поможешь, — гораздо больше.
Судя по всему, и это было правдой. Слишком серьезно звучали ее слова, слишком не-насмешливым был ее голос, да и выражение лица тоже. Было похоже на то, что она не знает, какое решение примет Таня, и нервничает, не зная.
— В том мире… — Таня заколебалась, но все же продолжила. — В том мире все действительно так, как ты сказала? В нем действительно столько свободы?
Лилит молча кивнула. А Таня подумала: что ж, почему нет? Если все это действительно так, если все правда, значит, она может — и должна! — все исправить. Вернуть все на свои места.
— Что я должна делать?
— Для начала ты должна отправиться вместе со мной в Москву.
***
Они сидели на ледяном полу камеры, бросив на него тюфяк и тощее одеяло. Джулия молчала, прикрыв глаза, Мэрилин считала полоски на противоположной стене.
Интересно, что сейчас видят Сашка и Адам? Наверное, две застывшие фигуры вместо одной. Или они обе уже растаяли, и от них осталось лишь воспоминание?
С момента, когда дверь камеры распахнулась и вошедший унтер-офицер заявил, что «По высочайшему повелению вы, ваше сиятельство, останетесь здесь», прошло уже несколько часов. Первые минуты Мэрилин не могла поверить в то, что это действительно произошло: она молотила в дверь кулаками, кричала юношеским фальцетом, требовала позвать отца. А потом силы разом покинули ее, и она мешком осела на пол рядом с равнодушно наблюдающей за ее истерикой Джулией.
— Как думаешь, что все это значит?
Она пожала плечами. Понятия, мол, не имею. Да и не слишком-то интересно ей, похоже, было. Странно: в этом мире она вообще была какая-то… другая.
Мэрилин вспомнила, как Джулия рассказывала об эМ. В ее словах не было привычного и от того еще более отвратительного восхищения, в глазах не было искр, а кожа не покрывалась румянцем. Как будто ей было плевать. Но ведь так не могло быть, верно?
— Что с тобой такое, Юль? Тебе словно бы все равно.
И снова молчание. Если уж она решила не отвечать, то ни за что не ответит, хоть сотню вопросов задай. Может, разлюбила? Может, случилось наконец великое чудо, и Темный герцог остался в прошлом?
Или… Или в этом мире все просто по-другому, только и всего.
— Когда я нашла Сашку, я думала… Надеялась, что что-то екнет, — сказала Мэрилин, закрыв глаза. — Думала: увижу его, и чувства вернутся, и все будет как раньше. А потом увидела, и… ничего не почувствовала.
Она помолчала немного, вслушиваясь в себя.
— Думала: это оттого, что он другой. А теперь понимаю: нет, не поэтому. А потому, что я — другая.
Сквозь пиджак, укрывающий плечи, она ощутила, как дернулась рядом Джулия. Дернулась, но ничего не сказала.
— Я прожила еще одну жизнь, прожила ее заново, с самого начала. И далеко не все в этой жизни было так же, как в той, настоящей… И знаешь, Юль, порой я думаю: а может, настоящая вовсе не та? Может, настоящая именно эта, а та мне приснилась, как снились многие до этого?
Она поежилась и вдруг поняла, что щекам стало мокро. Неужели она плачет? Неужели она все еще на это способна?
— То, что я сделала… То, как я соблазнила тебя… Это было словно попытка найти правду, понять, какая из реальностей действительно настоящая, а какая — всего лишь результат развязанного узла. Я думала: если получу то, что хочу, если хотя бы на мгновение почувствую тебя своей, то все вернется, и все станет как раньше.
Джулия рядом пошевелилась, и до ушей Мэрилин донеслось тихое:
— Не стало?
— Нет. Не стало. — Слезы лились уже не переставая, заливали щеки, солеными каплями добирались до губ. — Стало только хуже, вот и все, потому что оказалось вдруг, что в этом мире, с этой мной секс — это просто секс, даже если это…
— Даже если это секс со мной.
— Да.
Она не понимала, зачем говорит все это, и почему именно сейчас, когда — видит Бог! — стоило бы подумать о том, как освободиться, а не оплакивать неудавшуюся жизнь. Но клапан был сорван, и выхода больше не было.
— Я злилась на тебя, и ненавидела тебя, и называла тебя подлой и злой, — сквозь слезы продолжила Мэрилин, по-прежнему не глядя на Джулию. — Может быть, для того, чтобы подольше не смотреть, в кого превратилась я? Может быть, для того, чтобы не видеть, во что я превратилась?
Джулия двинула рукой и положила ладонь на колено Мэрилин, обтянутое суконными брюками. И это прикосновение — наверное, впервые в жизни! — было неприятным.
— Маш, — сухо сказала она. — Не ты одна изменилась. И знаешь, у каждого из нас были причины к тому, чтобы меняться.
— Да, но не так! — возразила Мэрилин, морщась и сбрасывая ладонь с колена. — Юль, я сказала Сашке, что Адам вылечит его сына. Сказала это, чтобы он поехал со мной, хотя и знала, что это чушь и он не сможет! И кто я после этого, а? Какие причины могут быть достаточными для того, чтобы сделать это?
Рядом послышался вздох. Тяжелый, полный задумчивой грусти и размышлений.
— Да, — тихо согласилась Джулия. — С Сашкиным сыном тоже не все ясно, конечно. И знаешь, Маш, я бы на твоем месте не торопилась так уж из-за него убиваться.
А вот это было уже странно. Так странно, что даже слезы высохли на щеках и перестали щипать глаза. Мэрилин повернулась и посмотрела на холодное, отстраненное лицо Джулии.
— О чем ты?
Ни одна черточка не дрогнула на этом белом в темноте камеры лице.
— Я о том, что реальность, конечно, изменилась, и ты права в том, что не можешь знать, какая из них настоящая. Но вот в чем фокус, Маш… — она повернула голову и скривила губы в усмешке. — Я точно знаю, что это — ненастоящее. Настоящим было то. Потому что оно было первым, понимаешь? И пусть ты забыла, Сашка забыл, все забыли, но я-то помню. Для меня, черт возьми, все это «настоящее» закончилось не двадцать шесть лет назад, а всего лишь несколько недель.
Мэрилин слушала, открыв рот.
— Но я не…
— Подожди, — перебила Джулия. — Итак, я точно знаю, какая из реальностей настоящая. И смотри, что получается: как бы все ни изменилось, ключевые вещи сохранились в том виде, в котором были тогда. Да, на каждого из нас оказали влияние обстоятельства, которые в этом мире стали другими, но базовые вещи сохранились.
Она снова усмехнулась:
— Ты по-прежнему хорошая девочка, у которой не складываются отношения с мужчинами. Сашка по-прежнему добрый парень, готовый грудью встать на защиту тех, кого любит. Даже я здешнего образца: пусть библиотекарь, но по-прежнему иду против системы, следую своим путем и ищу свои ответы. Верно?
Мэрилин ошеломленно кивнула. Кажется, она начала понимать, но то, что говорила Джулия, было слишком… невероятно?
— А раз так, — Джулия задвигалась, меняя позу: подтянула ноги, встала на колени и зачем-то дернула ворот тюремной робы. — А раз так, объясни мне, милая моя Маша, или милый мой Феликс, — тут уж как тебе больше нравится. Объясни, откуда в этом новом четырнадцатом у Сашки мог появиться сын? Если в настоящем четырнадцатом никакого сына не было.
В этом был резон, конечно был, но слишком уж странно это звучало. Может, это просто изгиб пространства? Или то самое влияние обстоятельств? Или…
— Или никакого сына нет, — подсказала Джулия. — А есть кто-то, кто хочет быть рядом, чтобы помешать нам вернуть все на свои места.
***
— Ты спятил! — стоило Адаму замолчать, как Саша немедленно вскочил на ноги и снова принялся ходить туда-сюда по бару. Не то чтобы это успокаивало, но орать, стоя на ногах, было приятнее, чем мирно сидя за столом напротив. — Это же безумие! Это то же самое, что попросить льва, уже наполовину сожравшего антилопу, выплюнуть ее и сделать ей искусственное дыхание!
Адам молча смотрел за его метаниями. Он выглядел подавленным, но Саша слишком хорошо знал цену этой подавленности.
— Мы же ясно прочли в дневнике: «Повелел арестовать до выяснения». И что ты хочешь сделать? Добавить ему козырей? Я уж молчу о том, что мы здесь, а он в чертовой Франции, так?
Он сказал это и остановился, будто запнувшись. Адам по-прежнему смотрел на него, но вместо подавленности на его лице теперь ясно читалось удовлетворение.
— Блядь, — выругался Саша, падая обратно на стул. — Надо же было так по-дурацки проколоться…
Адам улыбнулся и, потянувшись, похлопал его по плечу.
— Не переживай из-за этого. Я давно понял, что ты помнишь. Так что твой прокол не играет никакой роли.
— Для меня играет.
Он вспомнил день, в который в его жизнь разом вернулись и Маша, и черт-бы-ее-побрал-Юля. Вспомнил, как сидел с ними в кафе и смотрел, как из Машиных глаз льются в Юлину сторону искры, говорящие куда больше, чем глупые и нелепые слова, которые она произносила. Вспомнил свое отчаяние, пришедшее вместе с осознанием, что ничего не изменилось. Вообще ничего. Снова обреченность, снова какой-то запутанный клубок из любви и ненависти, в котором нет и не может быть счастья ни для кого.
Он не хотел этого. Не хотел снова падать в кошмар безответности, не хотел снова каждую ночь мучиться вопросом «Кого же она любит? Меня или ее?» Он ничего этого не хотел, но, когда она пришла снова, не смог отказаться. Хотел и… не смог.
— Я не скажу ей, если ты хочешь сохранить свою тайну, — услышал он тихое. — Хочешь?
Пожал плечами. Нащупал на столе пачку сигарет и закурил, давясь горьким, режущим легкие дымом.
Быть с ней рядом было по-настоящему трудно. Притворяться — нет, притворяться было как раз легко: это было словно игра, словно маленькая обманка, хоть немного поднимающая его над идиотизмом ситуации. Вот только Мэрилин отправилась в девятьсот четвертый, и игра закончилась.
— С чего ты взял, что Берни будет нам помогать? — спросил Саша, усилием воли справившись с собой и заставив себя вернуться к обсуждению более важного, чем его собственная боль. — Что, если все это затеял именно он? Что, если он на их стороне?
— На чьей? — уточнил Адам, и Саша хмыкнул недоверчиво.
— Не будь дураком. Ясно, что кто-то в этой истории играет против нас, иначе Машка и Юля не стояли бы здесь сейчас бесплотными призраками. Кто-то явно не хочет, чтобы мы вернули все назад.
Адам кивнул.
— Ты знаешь, кто именно? — спросил Саша, не особенно надеясь на ответ. — Пророчица? Сам Берни? Темный герцог? Кто-то еще?
— Не знаю, — странно, но в этот раз ему почему-то хотелось верить. — Пророчица здесь точно ни при чем, она на нашей стороне. Берни? Сомневаюсь. Разве что кто-то убедил его сыграть на другой стороне.
— Значит, Таня? Остается только она, так?
Адам вздохнул.
— Саш, — тихо сказал он. — Я знаю столько же, сколько и ты. Понимаю, в это действительно трудно поверить после всего, через что ты прошел, но прошу: хотя бы попытайся. Я понятия не имею, кто играет против нас. Знаю только, что Екатерина на нашей стороне, Маша и Юля тоже. Даже про тебя я не слишком уверен.
— Вот как? — удивленно переспросил Саша. — Почему вдруг?
— Потому что в этом мире у тебя есть сын. А в том мире у тебя его нет, вот почему.
Саша затушил сигарету в хрустальной пепельнице и отвернулся. Эту тему он не готов был обсуждать ни с кем, и уж особенно с Адамом.
— Что насчет Катьки? — спросил он. — Той, которая Великая? Может быть, попросить ее?
Адам покачал головой.
— Еще час назад ты был против того, чтобы отправлять в девятьсот четвертый еще одну женщину. Что изменилось?
— Я не предлагаю отправлять туда женщину, — возразил Саша. — Если мои воспоминания о ее роли верны, то мы отправим в девятьсот четвертый отнюдь не женщину. Мы отправим туда дьявола.