Глава 6
— Щека болит?
— Да. Спасибо, что не сломала мне челюсть. Это бы несколько все усложнило.
Они сидели на полу гостиничного номера, спина к спине. Джулия курила, стряхивая пепел в блюдце (на датчик дыма она предусмотрительно намотала полотенце), а Мэрилин щелкала пальцами, то ли изображая какую-то мелодию, то ли выпуская таким образом остатки ярости.
Щелк-щелк. Щелк-щелк.
— Я искала тебя в этой реальности, Юля. Искала еще до того, как начать искать Сашку. Но когда нашла, обнаружила, что ты — это вовсе не ты.
Щелк-щелк. Щелк-щелк.
— Когда ты проснулась сюда?
Джулия вздохнула, делая еще одну затяжку. Лицо болело просто немилосердно, а на нижней губе запеклась кровь. Милая девочка Мэрилин не поскупилась на удары.
— Несколько недель назад, — сказала она, стараясь поменьше шевелить губами. — Я нашла Адама, и мы решили, что все это — из-за неудавшегося апокалипсиса. Наверное, что-то в ритуале пошло не так.
Вздох, который прошелся по телу Мэрилин, Джулия ощутила позвоночником. Если бы сейчас ее снова ударили, она бы не стала возражать.
Щелк-щелк, щелк-щелк.
— Как думаешь, почему я вспомнила, а Сашка — нет?
— Я бы рада проверить эту догадку, но, думаю, и без проверки ясно: ты теперь — Дух Хаоса, а он по-прежнему человек.
— Дух Хаоса? — удивилась Мэрилин. — Но чтобы стать Духом Хаоса, нужно как минимум родиться снова, разве нет?
— Да. Но ты и родилась в этом мире заново, верно?
Джулия затушила сигарету, фактически размазав ее по блюдцу, и, постанывая, поднялась на ноги. Приподняла подол платья, посмотрела. На бедре расплывался уродливый, фиолетового оттенка синяк.
— Я не стану извиняться, — предупредила Мэрилин, оставшаяся сидеть на полу. — Считаю, что ты получила по заслугам.
Джулия вздохнула и села на край кровати, опустив голову. Если «по заслугам», то ее следовало бы побить куда сильнее.
— Маш, — сказала она глухо. — Когда наступил момент последнего ритуала, я почти целиком ушла в Хаос и там встретила отца. Он сказал, что, если мы сделаем то, что запланировали, каждый будет наказан. И рассказал, как именно. Я не хотела для вас такой жизни, не хотела, чтобы вы получили такие мучения. Поэтому сделала то, что сделала. Чтобы наказали только меня.
— Сработало? — в голосе Мэрилин прозвучала насмешка. — Все счастливы, да? Сработало?
Сказать было нечего. Чувство стыда, разлившееся по телу, оказалось соленым и мерзким. Как будто ты натворил что-то, что уже невозможно исправить.
— Что значат твои слова о том, что ты не можешь проверить свою догадку? — спросила Мэрилин, так и не дождавшись ответа. Она внимательно посмотрела на Джулию и ответила сама: — Они значат, что в этой реальности никаких сил у тебя нет?
— Какие-то есть, — вздохнула Джулия. — Но приходят спонтанно, и управлять ими я не умею.
Мэрилин засмеялась, поднимаясь на ноги и усаживаясь на стул. Теперь она принялась барабанить пальцами по столешнице, и каждый удар ногтей о лакированную поверхность болью отдавался в груди.
— Очень мило. Просто замечательно, да, Юль? Ну и что дальше? Кого на этот раз мы должны спасти? Или осчастливить?
Отвечать не хотелось. Чувство вины по-прежнему плескалось в крови и подзуживало: «Уходи отсюда. Оставь их в покое. Просто уходи». Но было нельзя.
— Маш, ты, похоже, не очень верно представляешь себе ситуацию. Я не хотела просыпаться сюда, совсем не хотела. Но что-то произошло, и эта реальность… она стала основной.
Мэрилин закашлялась, будто подавившись, а когда снова посмотрела на Джулию, в ее глазах можно было увидеть призрак Мэрилин прежней. Не Мэрилин-я-вас-всех-ненавижу, но Мэрилин-найду-оправдание-каждому.
— Подожди. Я думала, что нас с Сашкой отправили в эту реальность в наказание за недоделанный апокалипсис. Получается, нет?
Джулия вздохнула.
— Проблема в том, что я не знаю. И Адам не знает тоже. Но я сильно сомневаюсь, что это — наказание. Скорее я готова поверить, что своим недоделанным ритуалом мы что-то изменили и сами сделали эту реальность основной.
Мэрилин усмехнулась.
— Недоделанным? Хорошее слово подобрала, Юль. Вот уж правда — недоделанным.
Она запустила пальцы в волосы и пошевелила их, будто помогая себе думать.
— Резюмируем, — сказала, убрав руку. — Эта реальность стала основной, а основная ушла в поток вариантов. При этом для меня это произошло с моим рождением, для Сашки, судя по всему, тоже, но не для тебя. Ты проснулась сюда всего пару недель назад. Так?
— Так, — подтвердила Джулия.
— Тогда я не понимаю. Почему нас перекинули к началу, а тебя — только сейчас? В чем смысл?
У Джулии была одна идея, но озвучивать ее было странно и страшно. Потому что, если окажется, что она права…
— Маш, подумай вот о чем. Чем отличаешься ты здешняя от тебя-из-старой-реальности?
— Всем, — быстро сказала Мэрилин. — Другая жизнь, другой опыт, другой характер.
Про характер Джулия бы поспорила, но решила оставить это при себе.
— Для Бернарда, для Сашки, для многих других эта реальность остается единственно возможной. В этом есть логика: мы ведь не могли изменить конкретный месяц, или год, или десятилетие. Или меняется вся линия реальности, или никак.
— Но мы ничего не меняли!
— Знаю. Дослушай.
Джулия наклонилась вперед и ухватила Мэрилин за руки. Сжала пальцами.
— Получается, по сути, мы можем рассматривать нашу-основную-реальность, в которой мы планировали апокалипсис, как просто еще одну жизнь. Мы ее прожили, она закончилась.
— И началась другая — в которой мы прожили все те же события заново?
— Да. Теперь, выходит, мы в третьей. И снова — те же полгода. Только очень сильно отличающиеся от оригинала.
Мэрилин вырвала руки и потерла их одну о другую.
— Допустим, — согласилась она. — Но эта теория не объясняет, почему я помню свою жизнь в этом варианте, а ты, судя по всему, нет.
Джулия вздохнула.
— Думаю, память вернется. Ты же вспомнила в конечном счете свои прошлые жизни, так? А мне предстоит вспомнить ту, которую я прожила здесь.
Все это было странно, и глупо, и абсурдно, но в категориях прошлых жизней хоть как-то укладывалось в общую картину. Получалось, что Маша начала просыпаться еще до того, как этот вариант реальности стал основным. А она, Джулия, — нет.
— Ладно, — сказала Мэрилин. — На самом деле, все эти игры с памятью не имеют основополагающего значения. Важнее другое: как мы умудрились все это сотворить? Если мои туманные воспоминания верны, получается, что ты, вместо того, чтобы снимать печати, развязала узел судьбы, который свел нас четверых в одной точке. Так?
— Так.
— И тем самым ты сделала основным вариант реальности, в котором мы не стали готовить никакой апокалипсис, и все эти полгода проигрались заново. Так?
— Видимо, да.
— Тогда откуда взялся этот вариант? Ты что, делала еще какие-то ритуалы? Развязывала еще какие-то узлы?
Нет. Джулия могла сказать это со всей ответственностью, потому что за последние недели она только и делала, что вспоминала каждый свой шаг, каждое действие.
Не было больше никаких узлов, никаких ритуалов. Вообще ничего.
— Непонятно, — сказала Мэрилин, вставая и принимаясь ходить по комнате туда-сюда: от окна, прикрытого зеленой шторой, до входной двери, и обратно. — В таком случае, нужно сверить историю. Вернее, две истории: местную и реальную. И найти место, в котором произошло расхождение.
Джулия поморщилась. Мэрилин была права, и ей самой уже давно пришла в голову эта мысль. Более того: она УЖЕ это сделала. Сверила.
— Сверила? — Мэрилин села рядом с ней на кровать и положила ладонь на колено. — И?
— Январь девятьсот пятого. Если точнее, восьмое января. Маш, в этот день к Николаю приезжал Святополк-Мирский, и именно здесь началось расхождение.
Джулия повернулась к Мэрилин и посмотрела ей в глаза.
— Кто-то уговорил Николая вернуться в Петербург и лично принять петицию рабочих. Беспорядков не было. Расстрелов не было. История изменилась.
— Опять Романовы, — то ли сказала, то ли простонала Мэрилин. — Боже мой, опять эти чертовы Романовы.
Возразить было нечего. Да, снова Романовы и, видимо, снова узел судьбы, который кто-то развязал. Но кто?
— Лилит? — похоже, Мэрилин подумала о том же. — Или кто? Бернард? Катька?
Джулия только открыла рот, чтобы ответить становящееся уже традиционным «не знаю», как ее прервал громогласный стук в дверь.
— Кто это? — одними губами спросила испуганная Мэрилин.
— Открывайте немедленно, иначе я вернусь с милицией!
Черт. Похоже, намотанного полотенца не хватило для того, чтобы полностью нейтрализовать датчик дыма. Джулия немедленно ощутила себя шестиклассницей, застуканной с сигаретой: она вскочила на ноги, в два прыжка подбежала к окну, распахнула створки. Мэрилин прятала следы преступления: сунула под кровать импровизированную пепельницу, накрыла одеялом валяющуюся пачку сигарет.
— Откройте, я кому сказала!
Джулия распахнула дверь. На пороге стояла администратор: тетка лет за сорок, вся красная от бешенства.
— Что вы себе думаете? — возмутилась она, даже не пытаясь войти в номер. — Гостевая карта у вас на сколько оформлена? На час? Чтобы через минуту никаких гостей здесь не было!
Она развернулась и поплыла по коридору, все еще полыхая праведным гневом. А Джулия захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной.
— Это просто невероятно, — сказала она едва сдерживающей смех Мэрилин. — Этот мир, он… Он просто невероятен.
Мэрилин все же не выдержала, засмеялась.
— Собирай свои вещи, — сказала, отсмеявшись. — Поедем ко мне. Только быстрее — нужно успеть до сигнала.
Джулия не стала спрашивать, какой сигнал она имеет в виду. Она лишь сделала шаг навстречу и заглянула в глаза:
— Ты все еще злишься на меня?
Мэрилин отвела взгляд.
— Да. Но глупо обижаться на идиота за то, что он идиот. Собирайся, Юль. Раз уж ты оказалась в этом мире, не стоит портить с ним отношения.
***
Оставшиеся до приезда мужа дни Таня посвятила подготовке приема. Она так и не решила, рассказывать ли Наташе о том, что сказала ей Лилит, и поэтому до поры перестала отвечать на ее звонки. Носилась по магазинам, заказывала цветы (исключительно белые!), составляла меню, закупала продукты.
Нина Павловна звонила по пять раз на дню, чтобы проконтролировать, как идет подготовка. Таня отчитывалась, выслушивала обвинения, оправдывалась, извинялась — и так до следующего раза. К моменту, когда Юлий прислал ей сообщение, что он в Петрограде и скоро будет дома, Таня уже была готова собрать в сумку все имеющиеся в доме ножи, доехать на трамвае до квартиры свекрови и устроить такой театр одного актера, который все родственники мужа запомнили бы на всю оставшуюся жизнь.
Из ее головы никак не шли слова Лилит. «Ты ведьма. Дух Хаоса придет к тебе, чтобы стереть нас всех». И — еще одни: «Потому что в той реальности у тебя есть сын».
Интересно, какой он? Наверняка блондин, как и она. Впрочем, он с тем же успехом может быть и темноволосым, и рыжим. Что он любит? В какие игры играет? Есть ли у него друзья?
Боже, эти вопросы — они заполонили Танину голову, они возникали постоянно, каждую минуту, и порой хотелось стонать от того, что ответов взять неоткуда.
Она спрашивала себя: готова ли будет она попрощаться с этим миром и отправиться в неизведанный, другой? И отвечала: да. Она спрашивала: готова ли будет она побороться с таинственным Духом, чтобы не дать ему все уничтожить? И ответ был тем же. Она спрашивала: верит ли она в то, что обладатель этих зеленых глаз — зло? И не знала ответа.
Юлик приехал, когда Таня заканчивала накрывать на стол к обеду. Он открыл дверь своим ключом, дав таким образом ей секунду, чтобы сбросить с себя фартук, пригладить растрепанные волосы и нарисовать на лице радостную улыбку.
Но стоило ей выйти в прихожую, как улыбка сползла, будто ее и не было. Муж приехал не один.
Рядом с ним стояла очень высокая, очень красивая и очень смущенная женщина. Она смотрела в пол, плечи были опущены, а пальцы теребили пояс юбки (слишком короткой, на Танин взгляд, и «боже-сними-это-немедленно» на взгляд свекрови).
— Привет, милая.
Она обняла мужа, поцеловала его небритую щеку, вдохнула запах его одеколона, смешанный с запахом дороги.
— Познакомься, это Юля. Я пригласил ее провести остаток отпуска с нами и принять участие в праздновании моего дня рождения.
Если бы Юлик не держал ее за талию, Таня бы, наверное, упала. Ее колени вдруг стали ватными, сердце застучало где-то в горле, а губы пересохли и сжались.
Женщина молча смотрела на нее. Смотрела так, как смотрят на старого друга, с которым не виделся целую вечность. В этом взгляде легко читалась и надежда, и слабость, и какая-то огромная, застарелая боль, делающая все вокруг неважным и бессмысленным.
Это были те самые глаза. Глаза из ее снов.
Таня качнула головой, но мираж не исчез. Напротив, он как будто набирал силу, проникал из небытия в реальность, обрушивался на голову потоком и перехватывал дыхание.
В прихожей пахло яблоками и медом. Этого никак не могло быть, но Таня готова была поклясться, что ощущала этот запах! Ощущала его так же четко, как руки мужа на собственном животе, а возможно, — впрочем, кто считает? — что и гораздо четче.
Прошла всего секунда между словами Юлия и тихим «рада познакомиться» гостьи. Для Тани в эту секунду уместилась целая вечность.
— Здравствуйте, — улыбнулась она, ощутив нажатие на животе и осознав, что пауза затянулась и стала просто неприличной. — Добро пожаловать. Я Татьяна.
Гостья протянула руку — обычную руку, разве что кожа чуть белее привычного, а пальцы длиннее и тоньше, — и Таня пожала ее, поразившись пронзившему ее пальцы холоду.
Снежная королева? Дух Хаоса? Или совпадение?
— Друзья называют меня Джулией, — услышала она, и голос, как и глаза, показался знакомым. — Вы тоже можете называть меня так.
Боже, она так забавно смущалась, что Тане стало смешно. Если это и есть тот самый монстр, о котором говорила Лилит, то, пожалуй, бояться здесь совершенно нечего.
— Идемте, — предложила она сразу и мужу, и Джулии. — Обед практически готов, и оставшегося лимита на алкоголь как раз хватит, чтобы выпить по рюмочке за знакомство.
За обедом Таня много улыбалась, много шутила и тайком рассматривала Джулию, когда та наклонялась к приборам или поворачивалась лицом к Юлику.
Пожалуй, с определением «красивая» она несколько поторопилась. Черты лица были очень изящными, очень гладкими, но смущение совсем не подходило этим чертам. Наглость подошла бы куда больше, но никакой наглости не было.
Да и откуда ей взяться? Библиотекарь из Москвы, старая дева, да еще и плохо сходящаяся с людьми. Неудивительно, что Юлик проникся к ней жалостью.
— Я пойду отдыхать, — сказал Юлий, закончив с обедом и вытерев рот салфеткой. — Танюш, развлекай гостью, хорошо?
Он поцеловал ее в лоб и ушел, захватив со столика свежую газету «Правда». Таня и Джулия остались вдвоем.
И — вот странность: вроде бы все осталось по-прежнему — и грязные тарелки на столе, и стулья, и большая люстра, нависающая над головой, и задернутые наглухо шторы, и тиканье настенных часов.
Но что-то, тем не менее, стало другим. Возможно, сгустился воздух, а может, вместе с ним стала густой и насыщенной сама тишина, в которой можно было расслышать, как играет музыка у соседей и вышагивает по улице, гремя шпорами, полуночный патруль.
Джулия сидела, опустив голову — как будто пытаясь рассмотреть что-то на пустой тарелке, как будто собираясь просверлить ее взглядом. Боялась поднять глаза? Смущалась?
— Хотите, я провожу вас в вашу комнату? — предложила Таня, и Джулия все же посмотрела на нее.
Зелени стало слишком много. Таня поежилась, прогоняя пришедшее вдруг желание попросить Джулию отвернуться и не смотреть на нее так. Если бы ее спросили, она бы не смогла объяснить, как ТАК, но точно знала: Джулия смотрит ТАК, и точка.
— Давайте на «ты»? — голос Джулии звучал хрипло и буднично. — Раз уж я решилась воспользоваться вашим гостеприимством, будет здорово, если мы подружимся.
Вот это было уже хоть на что-то похоже. А то Таня уже заволновалась, что ближайшие несколько дней ей придется избегать странную гостью, чтобы не находиться рядом в этом тяжелом пугающем молчании.
— Давай, — согласилась она, улыбнувшись. — Расскажи, как прошла первая часть твоего отпуска? Юлик сказал, ты ездила в Шахты?
Лицо Джулии чуть скривилось, то ли в усмешке, то ли в гримасе, а через мгновение разгладилось и снова стало как будто ледяным, высеченным из камня. Поразительно просто: никаких эмоций на нем не видно. Почти никаких.
— Я надеялась найти там старую подругу, — ответила Джулия. — И мне повезло: нашла. Правда, наша встреча была не такой теплой, как мне хотелось бы, но мы слишком давно не виделись, и я слишком была перед ней виновата.
Тане стало интересно. Она подалась вперед, упираясь подбородком в сложенные в замок ладони.
— Расскажешь? — весело спросила она.
На этот раз усмешка точно была. Скривились чуть пухлые губы, дернулся немного кончик носа, и взгляд снова стал внимательным и въедливым.
— Когда-то давно я приняла за нее непростое решение. Приняла сама, взяв на себя ответственность за результат, но не спросив ее мнения. Откровенно говоря, — тут Джулия поежилась. — Откровенно говоря, у меня фактически не было шанса успеть спросить ее, решать нужно было быстро, но…
— И как? Удачно?
Джулия подняла брови.
— Удачно что?
Таня засмеялась.
— Решение, которое ты приняла. Оно оказалось удачным?
— Как знать. — Джулия пожала плечами и быстрым движением провела большим пальцем по губам. — На мой взгляд, это было лучшее из того, что я могла выбрать. Вариантов было не так уж много.
Таня вздохнула. Это было ей знакомо: выбирать из заведомо провальных вариантов тот, который принесет меньше всего боли. В этом была какая-то нелепость: ни радости победы, ни горечи поражения, ничего. Только дурацкий выбор, который все равно пришлось сделать.
— Она простила тебя? — Таня задала свой вопрос, но Джулия, похоже, не слышала. Она смотрела на Таню. Смотрела пристально, глубоко, как-то очень тревожно. На мгновение Тане даже показалось, что ее с кем-то сравнивают.
— Эй, Джули, — она совсем чуть-чуть повысила голос, но Джулия вздрогнула и отшатнулась, испуганная. — Ты что? Я спросила, простила ли она тебя.
Стул отодвинулся от стола с глухим стуком. Джулия поднялась на ноги и, выдавив (именно выдавив, Таня была уверена!) улыбку, сказала:
— Извини, я все же немного устала. Покажешь, где я могу прилечь?
Это было странно и немного пугало, но Таня не стала настаивать. Она кивнула и проводила Джулию в гостевую комнату, указала на стоящий у стены диван, продемонстрировала стопку полотенец в шкафу и вышла, пожелав спокойной ночи.
За мойкой посуды и уборкой кухни она то и дело мыслями возвращалась к странной гостье.
Глаза были зелеными. И не просто зелеными, а именно теми, из снов, — она была в этом уверена. Но в остальном…
Во-первых, она ждала прихода Духа Хаоса в облике мужчины, если уж на то пошло. Во-вторых, запуганная смущенная библиотекарша как-то не вязалась с описанным Лилит монстром, даже если помнить, что «внешность обманчива». А в-третьих…
— Тань, как у тебя тут дела?
Юлий неслышно подошел сзади и обнял ее за талию, притянув к себе. Таня улыбнулась, отряхивая с рук мыльную пену.
— Гостья ушла спать, я закончу уборку и последую ее примеру. А ты зачем встал?
Он потерся подбородком о ее плечо и поцеловал через ткань платья.
— Соскучился. Приходи скорее, ладно?
Таня думала, что он уйдет, оставив ее заканчивать дела, но он лишь отошел к окну и выглянул наружу, слегка сдвинув штору.
— Мне почему-то неспокойно, — услышала она тихое. — Как будто что-то происходит с нами, а я не могу понять что.
Екнуло что-то в груди, и разлилось грустью. Таня вытерла руки о полотенце и, подойдя к мужу, обняла его за шею и поцеловала в кончик носа.
— Ты просто устал, милый. Идем, я уложу тебя в постель. Вот увидишь: завтра все будет по-другому. Лучше.
Она действительно отвела его в спальню, и помогла раздеться, и уложила в кровать, тщательно укрыв одеялом. И долго сидела рядом, в темноте, поглаживая кончиками пальцев его сильные руки. Но мыслями то и дело убегала в соседнюю комнату, из которой — возможно, ей казалось, кто знает? — доносился приглушенный стук: как будто кто-то ходил туда-сюда, из угла в угол, и никак не мог найти успокоения.