Глава 7.
I wanna know - Я хочу знать
Every secret you've been hiding - Все твои секреты
I wanna know - Я хочу знать
Just how long have you been lying - Как долго ты мне лгала?
I wanna know - Я хочу знать
Does he fuck you like I did - Трахает ли он тебя, как я?
I wanna know - Я хочу знать
And will he love you like I did - И будет ли он любить тебя, как я?
Love you like me - William Singe
Агата Байкли
Я сидела на кровати, вцепившись побелевшими пальцами в простыню. Сегодня в нашем особняке праздновали мамин новый проект. Мы так и не помирились, но она умолила меня спуститься, чтобы познакомиться с коллегами и знакомыми отчима. Теперь мы вроде как семья, хотя я до сих пор чувствовала себя чужой. Но маму очень расстроит мой отказ. Ладно, полчаса посижу, поулыбаюсь, попритворяюсь и сбегу обратно в комнату.
А еще была вторая причина, по которой меня воротило от этой вечеринки – мой сводный брат. Прошло две недели. Я не видела его ни в университете, ни дома. И слава богу. После того кошмара в клубе я просто не могла на него смотреть. Хладнокровный убийца, даже глазом не моргнул, когда этот Дейв пристрелил парня. И еще хотел скормить меня этому психу Дейву! Описывал, как я умру, шлюхой назвал... От воспоминаний кровь стыла в жилах. Монстр. Чудовище. И ему явно что-то от меня нужно.
Я встала и посмотрела в зеркало. Это не я. Совсем не я. Какая-то кукла. Красивая, дорогая кукла – предмет восхищения, не более.
Стилисты и визажисты крутились вокруг меня с утра до вечера. Макияж с акцентом на глазах и губах. А платье... Я чувствовала себя голой, а мне в этом выходить к гостям. Бордовое платье с декольте. Глубокий вырез спереди, едва прикрывающий грудь, и разрез до бедра. Дорогие золотистые туфли на шпильках. Волосы аккуратно зачесаны назад и слегка поблескивают от какого-то супер-дорогого спрея.
Я прикусила губу, чтобы не разреветься. Потечет макияж – буду как героиня фильма ужасов. В дверь постучали, я вздрогнула. Мама. Пора спускаться. Гости ждут нас уже час. Я слышала, что мама с помощью отчима открыла свой салон красоты для богатых дам, и он уже стал популярным. Меня тошнило от ее меркантильности и лицемерия. Она не любила Николаса, она любила его деньги. Продалась ради денег и, если понадобится, продаст и меня.
Я вышла из комнаты и столкнулась с мамой. Вся на нервах. На ней шикарно сидело короткое золотое платье-тюльпан. Гости не смогут отвести глаз – чего она и добивалась. Надо произвести впечатление. Светлые волосы уложены в кудри, выглядит как настоящая хозяйка дома Уодделл. А я здесь лишняя.
— Ты готова, милая? — спросила она, в голосе слышалось волнение. — Выглядишь просто потрясающе.
Я поджала губы и кивнула. Как же мне это все противно. Зарыться бы под одеяло, смотреть с подругой ужастик и смеяться до упаду, как раньше. А это не жизнь, а клетка, где от тебя требуют притворства и вечной улыбки. Лицемерие. Ненавижу все, что связано с роскошью и ложью.
Мама взяла меня за руку, и мы направились к лестнице. Я посмотрела вниз. Куча гостей, все в дорогих костюмах и платьях. И у всех на лице натянутые улыбки. Сердце забилось быстрее. Все взгляды устремились на нас с мамой. Она сияла, а я выглядела хмурой и недовольной. Потерплю, но притворяться не буду.
По спине пробежали мурашки, когда я увидела своего сводного брата с его дружками. Они все смотрели на меня. Но его взгляд был... изучающим, оценивающим. Не таким, как тогда. Ни злости, ни раздражения. Даже холода почти не было. Я отвела взгляд, и мы с мамой начали спускаться. К нам подошел Николас и другие важные гости.
Николас расплылся в улыбке и, приобняв маму за плечи, поцеловал ее в щеку.
— Вот моя семья! Моя красавица жена и ее прекрасная дочь! — провозгласил он, обращаясь к гостям.
Мне хотелось провалиться сквозь землю. Он даже не удосужился узнать, как меня зовут. Просто "дочь".
Мама начала представлять меня своим коллегам. Все они одаривали меня приторными улыбками и говорили какие-то заученные комплименты о моем платье и красоте. Я отвечала односложно и старалась побыстрее отделаться от них. Хотелось просто сбежать в какой-нибудь тихий уголок и спрятаться.
Мельком взглянув в сторону брата, я заметила, что он все еще смотрит на меня. В его глазах читался какой-то интерес, даже... удивление? Что это значит? Я не понимала, что у него в голове. Этот взгляд заставлял меня нервничать.
Почувствовав, что начинаю задыхаться в этой атмосфере фальши и лицемерия, я незаметно ускользнула из толпы и направилась в сторону сада. Свежий воздух был как глоток воды в пустыне. Присев на скамейку под большим дубом, я закрыла глаза и попыталась успокоиться. Нужно просто пережить этот вечер. Полчаса, как я и планировала, и я свободна. Только бы не столкнуться с ним снова.
Тихие женские хихиканья и приглушенные мужские голоса нарушили мою уединенность. "Кого принесло?" – подумала я с досадой. Хотелось побыть наедине с природой, но куда ни глянь – эти лицемерные рожи. Заметила группу молодых людей, примерно моего возраста или чуть старше, и напряглась. Две девицы – одна с каре, другая рыжая, обе в каких-то вызывающе-ярких платьях. И трое парней в костюмах, будто с похорон сбежали. Взгляды у всех недобрые, аж губу прикусила. "Черт, надо сматываться, пока не началось".
Поднялась со скамейки и уже было рванула обратно, как вдруг кто-то сзади схватил за локоть. От неожиданной боли вырвался стон. "Какого хрена?!"
— Это ты, сучка, чего такая надменная? Смотришь на нас, будто мы тут грязь под ногтями, – прошипела рыжая, оглядывая меня с презрением.
Один из парней держал меня за локоть мертвой хваткой, не давая вырваться. Заломил руки за спину, и сопротивляться не было смысла – он явно сильнее.
— Простите, я не хотела показаться высокомерной, – пролепетала я, понимая, что лучше не злить их еще больше.
— Не вижу искренности в твоих извинениях, – ехидно протянула девушка с каре, и у меня аж кулаки зачесались.
— На колени, – рявкнул один из парней. – Или заставлю на мне скакать. Чертовка, а ты ничего так выглядишь.
Девки рядом захихикали, вроде как обиделись, но видно было, что им забавно. Сплюнула в его сторону с отвращением.
— Иди к черту, придурок конченый. У меня есть брать, я позову его и он убьет тебя. Поверь, он не любит, когда меня обижают.
В голосе столько яда и презрения, что у парня аж скулы заходили. Блин, разозлила. И хоть я пыталась держаться, внутри все похолодело, тело задрожало, а сердце бешено колотилось, готовое выпрыгнуть из груди. Он процедил какое-то ругательство и двинулся ко мне. Зажмурилась, ожидая удара, напряглась вся как струна.
— Только тронь ее, я тебе руку к чертям отрублю и скормлю твоим родителям, – услышала я вдруг ледяной, стальной голос за спиной. – Хотя ты и так уже подписался на жизнь без руки, а лучше – без обеих.
Замерла, рассматривая лица этих ребят. На них был написан такой неподдельный страх и ужас, что меня даже это развеселило. Минуту назад корчили из себя хрен знает кого, издевались, а теперь притихли, как мыши. Отвратительно. Парень сзади резко отпустил мои запястья, на которых уже красовались красные следы от его хватки. Отшатнулась назад и врезалась спиной в чью-то твердую грудь. Знакомый дорогой одеколон – выдохнула с облегчением.
Клинтон. Он что, решил меня спасти? Или тоже начнет издеваться, как эти придурки? Но рядом с ним я не чувствовала ни страха, ни ненависти. Хотелось прижаться к нему сильнее, спрятаться за его спиной, почувствовать его силу. Мне нравилось, как люди боялись его, как начинали дрожать, услышав одно его имя, будто он не человек, а сам дьявол. Сейчас мне нравилось абсолютно все.
Клинтон положил руки мне на талию, сжал, и у меня вырвался тихий стон. Снова заныло между ног, прикусила губу. Ну что за реакция на своего сводного брата? Почему меня так возбуждает? Он прижал меня к себе еще сильнее и наклонился к уху. От его горячего дыхания стало совсем жарко. Поцеловал в щеку на глазах у всех этих ублюдков, и по коже побежали мурашки.
— Она будет стоять на коленях только передо мной. И скакать она будет исключительно на моем члене в твоей крови, – серьезно произнес Клинтон, и меня будто током прошило.
Какое-то безумие. Мне захотелось, чтобы все, что он говорил, стало правдой.
Клинтон развернул меня к себе лицом, и я увидела в его глазах что-то, чего раньше не замечала – не просто интерес, а... хищный голод? Захотелось утонуть в этом взгляде, забыть обо всем на свете. Поднял руку и нежно коснулся моей щеки, большим пальцем провел по губам. Боже, как же мне хотелось, чтобы он поцеловал меня прямо сейчас, на глазах у этих перепуганных идиотов.
Он словно прочитал мои мысли. Медленно наклонился, его дыхание обжигало мое лицо. Я закрыла глаза, предвкушая этот момент, как вдруг он отстранился. Улыбнулся своей фирменной дьявольской улыбкой и посмотрел на компанию переростков.
— А теперь проваливайте, пока я не передумал, — прорычал он, и они, как по команде, сорвались с места и умчались прочь, словно за ними гнался сам черт.
Когда последние звуки их торопливых шагов затихли, Клинтон снова посмотрел на меня. Его глаза были полны огня, и я знала, что сейчас произойдет что-то важное. Он притянул меня к себе, на этот раз без всяких церемоний, и впился в мои губы жадным, требовательным поцелуем. И мне было все равно, что он мой сводный брат. В этот момент я хотела только одного – чтобы этот поцелуй длился вечно.
Его губы были такими, как я себе представляла – влажными, горячими, властными. Я отвечала на поцелуй со всей страстью, на которую была способна. Мои руки зарылись в его волосы, я чувствовала, как его пальцы сжимают мою талию. Мир вокруг перестал существовать, остался только он и я, и этот безумный, всепоглощающий поцелуй.
Казалось, что время остановилось. Или, может, оно просто летело с невероятной скоростью, унося меня в какую-то другую реальность, где не было места ничему, кроме этого момента. Я чувствовала, как дрожит каждая клеточка моего тела, как бабочки запорхали в животе, устраивая настоящий хаос. Его дыхание стало моим дыханием, его сердцебиение – моим.
Затем он углубил поцелуй, приоткрывая мои губы и проникая языком вглубь. Я почувствовала, как по телу разливается жар, каждая клеточка откликается на это безумное прикосновение.
Он целует меня так, словно хочет выпить до дна, завладеть мной целиком и полностью. Его язык исследует каждый уголок моего рта, играя, дразня, вызывая волну мурашек по всему телу. Я отвечаю на его поцелуй с не меньшей страстью, обвивая руками его шею, прижимаясь как можно ближе.
Его руки скользят по моей спине, задерживаясь на пояснице, вызывая новый прилив жара. Я чувствую его возбуждение, твердое и настойчивое, прижимающееся к моему бедру. От этого у меня перехватывает дыхание, и я издаю тихий стон, который тут же тонет в его губах.
Поцелуй становится все более жадным, требовательным. Он словно потерял над собой контроль, отдавшись во власть инстинктам. Я тоже не в силах сопротивляться, позволяя ему вести, отдаваясь этому безумному вихрю страсти.
Клинтон отрывается от моих губ, и я готова поклясться, что слышала его тихий стон – самый сексуальный звук на свете.
— Черт, Агата, — шепчет он хрипло, опаляя мои губы горячим дыханием, — я хочу трахнуть тебя так жестко и грубо, чтобы ты сорвала голос, выкрикивая мое имя. Чтобы ходить не могла пару дней. — Он кусает нижнюю губу, слизывая выступившую кровь. — Ты, блять, сногсшибательна в этом платье. Хочу его сорвать к чертям.
Щеки мгновенно вспыхивают. Я чувствую его возбуждение – что-то твердое упирается в живот. Его сильная рука сжимает мои волосы, взъерошивая прическу, но мне плевать. Другая рука – на талии, прижимает меня к нему, не давая отстраниться. Да я и не хочу.
Сердце колотится как бешеное, готово выскочить из груди. Дыхание сбивается. Я возбуждена так же, как и он. Между ног пульсирует, требуя внимания, но я стараюсь не показывать этого.
Черт возьми, Клинтон смотрит на меня своими черными, ледяными глазами, прожигая насквозь. Его черные, как смоль, волосы падают на глаза, делая его еще жестче. Другая бы не выдержала его взгляда, но я держусь. Привыкла, хоть и трудно.
Может, я схожу с ума? Почему мне нравится все, что он делает? Даже его грубость и жестокость. Я чертова психoпатка. Это ненормально. Мы брат и сестра, которые только что поцеловались, и он сказал, как хочет меня. О господи... Кажется, я умру от этих эмоций.
Клинтон хватает меня за запястье и тянет вглубь сада. Мне страшно. Паника, но одновременно нравится. Я точно схожу с ума.
Сад оказывается темным и укромным местом, лунный свет едва пробивается сквозь густые кроны деревьев. Клинтон не отпускает моей руки, ведет меня за собой, и я не сопротивляюсь. Адреналин хлещет в кровь, смешиваясь со страхом и возбуждением. Я не понимаю, что происходит, но и не хочу, чтобы это заканчивалось.
Он останавливается возле старого большого дерева, притягивая меня к себе, и я чувствую, как его твердое тело прижимается к моему. Мои колени дрожат, и я цепляюсь за его плечи, чтобы не упасть.
Его губы находят мои, и поцелуй становится еще более страстным и требовательным, чем прежде. Он кусает мои губы, дразнит языком, и я отвечаю ему с той же жадностью. Мои руки блуждают по его спине, чувствуя напряженные мышцы. Я знаю, что это неправильно, что мы брат и сестра, но в этот момент мне все равно. Я хочу его, хочу его прикосновений, хочу быть с ним.
Он отрывается от моих губ, и я вижу в его глазах то же желание, что и у себя. Он наклоняется и начинает целовать мою шею, спускаясь все ниже и ниже. Я стону от удовольствия, запрокидывая голову. Его руки скользят под мое платье, касаясь моей кожи. Я чувствую, как он расстегивает молнию на спине, и платье медленно сползает с моих плеч.
Черт, я стою перед ним совершенно голая, лишь красные трусики на мне. Щеки пылают от стыда и смущения, когда взгляд Клинтона становится каким-то хищным, голодным, словно он зверь, поймавший добычу. И я – его добыча, угодила в его ловушку. И, признаться, я рада этому. Даже если будет больно, я готова терпеть ради тех эмоций, что переполняют меня сейчас.
— Скажи, блять, Агата. Скажи, что хочешь меня. Что хочешь почувствовать мой член внутри себя, — хрипло произносит он, отрывая взгляд от моей груди.
— Я хочу тебя, Клинтон Уодделл.
— Твою мать...
Клинтон впивается зубами в мою шею, и я вскрикиваю от острой боли. Он слизывает выступившую кровь, словно дикий зверь, оставляя багровые отметины на коже. Кусает, облизывает, будто вымаливая прощение за причиненную боль. Он прижимает меня к шершавой коре дерева, и я жмурюсь от новых укусов.
Господи. Я почти обнажена, а он все еще в одежде. Мое лицо горит от смущения. Я никогда не раздевалась перед кем-либо из-за шрама на спине. Никогда не носила открытые наряды, всегда тщательно маскировала его тональным кремом. Я считала, что этот шрам уродует меня, лишает красоты.
Клинтон перемещается к моим соскам, терзая их зубами, играя с ними, заставляя меня кричать от боли и наслаждения одновременно. Тело дрожит, а трусики давно уже мокрые. Коленки предательски подкашиваются, и я судорожно хватаюсь за его плечи, чтобы не рухнуть на землю.
— Ты вся мокрая, сестренка, — хрипло шепчет Клинтон, потирая меня между ног сквозь тонкую ткань трусиков.
— Не называй меня так сейчас.
Я прикрываю глаза от нахлынувшего удовольствия. Его пальцы скользят по клитору через ткань белья, вызывая невероятные, доселе незнакомые ощущения. Мне безумно нравится.
Он грубо стаскивает с меня трусики, и я чувствую, как холодный воздух обжигает разгоряченную кожу. Клинтон опускается на одно колено, и я вижу, как его глаза загораются нескрываемым желанием. Он проводит языком по моим губам, а потом спускается ниже, лаская языком мой клитор. Я стону, запрокидывая голову назад, и впиваюсь пальцами в его волосы.
Я вздрагиваю и тихо вскрикиваю, когда Клинтон жадно засасывает мой клитор. Его язык рисует влажные круги, дразня и распаляя, и я уже не сдерживаю стон, тону в нахлынувших ощущениях. Бедра сами собой подаются вперед, навстречу его ласкам, и я чувствую на себе обжигающий взгляд его холодных черных глаз.
Боже, я готова кончить, просто глядя на Клинтона, стоящего на коленях передо мной, дарящего мне это безумное наслаждение. Это чертовски неправильно. Этого не должно было случиться. Но я позволила себе слабину, после того, как он вытащил меня из той мерзкой передряги. Я нутром чую, что он не оставит все просто так. Он обязательно отомстит за меня, заставит этих ублюдков вымаливать прощение на коленях.
Горячая волна его языка проникает внутрь, нежно лаская стенки моего влагалища. Я судорожно сжимаю его волосы в руке, боясь вырвать клочок, утопая в этом неистовом удовольствии. Господи, лишь бы он довел меня до конца.
Мое тело вздрагивает в унисон с каждым его движением. Я чувствую, как волна за волной накатывает на меня возбуждение, заполняя каждую клеточку тела. Ноги дрожат, я вцепляюсь пальцами в ковер, стараясь удержаться на грани. Его взгляд прожигает меня насквозь, и я понимаю, что он видит все мои слабости, все мои тайные желания.
Я закрываю глаза, отдаваясь на волю ощущений. Его язык творит чудеса, вытаскивая из меня стоны и вздохи, о которых я даже не подозревала. В голове мелькают обрывки мыслей, но они тут же тонут в нахлынувшей эйфории. Я хочу только одного – чтобы это не прекращалось.
Вдруг он отрывается от меня, и я чувствую, как по телу пробегает волна холода. Открываю глаза и вижу, как он поднимается с колен, не отрывая от меня взгляда. В его глазах читается какое-то темное обещание, и я понимаю, что это только начало.
— Какого черта ты не довел до конца? — процедила я, вжимаясь спиной в кору дерева.
— Это наказание, куколка. За твое плохое поведение на этой неделе, — промурлыкал Клинтон, целуя меня в макушку и жадно вдыхая аромат волос. — Ммм, вишня.
— Отвали.
— Даже не надейся.
Он осыпал меня поцелуями: в лоб, щеки, кончик носа. И каждый раз, от его касаний, в животе вспыхивало что-то нежное, а дыхание сбивалось. Невероятно трогательно для такого, как он. Я прикрыла глаза, закусив нижнюю губу, уже распухшую от его ласк.
Хочу еще. Мне мало.
— Ну почему ты такая, блять, красивая? У меня на тебя, Агата, каждый раз встает, — прошептал он хрипло, убирая непослушную прядь волос за ухо.
— Ты же меня ненавидишь, видеть не можешь, — выпалила я, чувствуя, как щеки заливает краской.
— Я трахну твой ротик за такие слова.
Я опустила взгляд, невольно зацепившись за выпуклость в его классических брюках. Услышала его тяжелый вздох.
— И долго ты там стоишь? — вдруг раздался голос Клинтона, от которого я вздрогнула.
— Достаточно, чтобы понять, чем тут занимаются, — ответил незнакомый женский голос.
Сердце рухнуло в пятки. Я пулей натянула платье, лихорадочно одергивая его на бедрах. Клинтон наблюдал за мной с усмешкой, кажется, забавляясь моей растерянностью и стыдом.
Клянусь, я готова была его убить в тот момент. Он знал, что за нами следят, и все равно продолжал играть со мной. Я чувствовала себя полной идиоткой, поверившей хоть одному его слову. Убийце, последнему придурку. Как я могла забыть, как легко он отдал меня Дейву? Если бы я тогда не сбежала... страшно даже представить, что могло случиться.
Клинтон чмокнул меня в губы, и я резко оттолкнула его. Сдвинуть его с места – задача не из легких, но он все же сделал шаг назад, вскинув бровь.
— Может, все-таки объясните, что здесь происходит? — спросила девушка в черном костюме, скрестив руки на груди. — И, Агата Байкли, знай, это мое первое впечатление о тебе.
— Оливия, не будь такой занудой, — сухо бросил Клинтон, прожигая меня взглядом. Я чувствовала, как с каждой секундой напряжение нарастает.
— Ладно, братик, я пошутила, — рассмеялась она, переводя заинтересованный взгляд на меня. — В девушках у тебя точно есть вкус, иначе бы ты не клюнул на такую милашку.
— Братик? — удивленно выдохнула я.
— Меня зовут Оливия Уодделл. Приятно познакомиться, хоть и при таких обстоятельствах.
— Взаимно.
Мы обменялись короткими рукопожатиями. Оливия продолжала улыбаться, поочередно глядя то на меня, то на Клинтона. Я искренне не понимала, что происходит. Почему я никогда о ней не слышала? Почему мы никогда не встречались?
— Получается, мы сводные сестры? — спросила я, поджав губы.
Клинтон подошел сзади и обхватил мою талию руками, притягивая к себе. Я попыталась вырваться, но он только крепче прижал меня к себе. По спине пробежал холодок, когда я почувствовала его возбуждение. Сердце бешено заколотилось.
Он начал поглаживать мой живот одной рукой, вызывая волну приятных ощущений. Со стороны мы, наверное, выглядели как милая парочка. Но мы брат и сестра. Это неправильно. Особенно перед Оливией, которая смотрела на нас с нескрываемым удивлением.
Кожа покрылась мурашками, когда он коснулся губами моего плеча, слегка спуская рукав платья. Я закусила губу, стараясь не подавать виду, но это было выше моих сил.
— Получается, что так, — ответила Оливия. — Да отлипни ты от нее, Клинт. Бедняжке явно некомфортно.
— Я сам решу, что мне делать и как ей комфортно, — прорычал он, не прекращая целовать мое плечо и шею.
Я ненавидела, когда он так делал. Когда он вторгался в мое личное пространство, будто у меня не было права на собственные границы. Я чувствовала себя марионеткой в его руках, игрушкой, которой он манипулирует по своему усмотрению. И что самое ужасное – мне это нравилось. Эта зависимость от него пугала меня до чертиков.
— Клинтон, прекрати, — прошептала я, пытаясь вырваться из его объятий. Он не обратил на меня ни малейшего внимания, продолжая осыпать поцелуями мою шею. Я чувствовала, как его горячее дыхание обжигает мою кожу. — Клинтон!
Он резко отстранился, посмотрев на меня тяжелым взглядом. Его глаза горели страстью, смешанной с раздражением.
— Прекрати так делать, — ответила я, стараясь говорить твердо, хотя внутри все дрожало. — Здесь Оливия. Это неуважительно.
— Никогда. Слышишь? Никогда не смей меня, блять, останавливать, Агата, — прошипел Клинтон, в его голосе клокотало раздражение. — Забыла, как стонала, когда я ласкал твою киску языком, малышка? Я тебе напомню. Тогда тебе почему-то было плевать, что мы занимаемся этим посреди сада.
Я нахмурилась, костяшки пальцев побелели от сжатых кулаков. Хотелось врезать ему, но страх сковал меня по рукам и ногам.
— Может, кто-нибудь объяснит мне, какого хрена ты трахаешь свою сводную сестру? Николас знает? — с ледяным спокойствием поинтересовалась Оливия.
— Мы не трахались, — выпалила я, от моего резкого тона Оливия вздрогнула. — И никогда не будем.
— О, ты уже позволила это сделать, Агата. И я в восторге от того, какая ты аппетитная.
— Какой же ты...
— Доскажи, сестренка. Только произнеси это слово, и ты узнаешь, каким именно способом я заставлю твой дерзкий ротик замолчать, — прорычал Клинтон, не дав мне закончить фразу.
Я перевела взгляд на Оливию, закусив губу. Стыд обжигал меня изнутри – стыд за то, что позволила ему прикоснуться, стыд за мимолетную слабость. Сердце болезненно сжалось, и я отчаянно боролась со слезами. Как я могла забыть? Передо мной снова этот монстр, этот отголосок моего первого отчима. Жестокий и злой.
Резко развернувшись, я пошла прочь. Больше не было сил выносить эту удушающую атмосферу, оправдываться перед Оливией. Все вокруг давило и душило. Я почти бегом направилась к особняку.
Мне хватило времени, чтобы добраться до своей комнаты и попытаться уснуть. Кому я здесь нужна? Кому я вообще нужна? Лишняя, чужая в этой семье, в жизни матери. Меня словно не должно было существовать. Только боль, унижение, ненависть. Зачем я живу? От меня нет никакой пользы. Я – никто.
Места, к которым прикасался Клинтон, горели, словно обожженные. Хотелось смыть эту грязь, стереть каждое его прикосновение. Я чувствовала себя оскверненной. Он – мой сводный брат. Это неправильно. Но почему тогда... почему я чувствовала себя живой? Почему, хоть на миг, ощутила себя любимой и нужной? Нет. Он просто хотел воспользоваться мной, а я – наивная дура.
Добравшись до большого рабочего фонтана в центре сада, я остановилась, чтобы перевести дух. Хотелось хоть немного побыть наедине с собой, прежде чем незаметно проскользнуть в комнату, когда гости разойдутся. Я ополоснула руки в прохладной воде, умыла лицо. Размазавшийся макияж... Я начала отмывать губы.
Боже, он меня целовал. Целовал так, словно желал меня. Я чувствовала, что он сдерживается. Мог взять меня прямо там, но не сделал этого. Не хотел причинить мне боль? Или ждал, когда я сама захочу, сама попрошу? Горькая усмешка тронула мои губы.
— Здесь очень красиво, правда? — раздался за спиной незнакомый мужской голос. Я вздрогнула и резко обернулась.
— Кто ты?
— Нейт. Мою семью пригласили на это мероприятие. Рад познакомиться, миледи.
Я нахмурилась, недоверчиво глядя на него. Светлые волосы, голубые глаза. Молодой. Примерно моего возраста. Он стоял передо мной в дорогом черном костюме, руки небрежно засунуты в карманы классических брюк. Я оценивающе окинула его взглядом.
— И что ты делаешь в саду? Сюда допускаются только члены семьи Уодделл, — приподняв бровь, я скрестила руки на груди.
— Приношу свои искренние извинения. Я только что узнал, что моя девушка мне изменила. Нужно было немного побыть на свежем воздухе, — с грустью в голосе ответил Нейт.
— Измена? Наверное, это больно... хотя, не мне судить, — выпалила я, сама не зная почему.
Нейт сделал шаг ко мне, и я невольно напряглась.
— С тобой как-то легко. Не задаешь лишних вопросов, не говоришь глупостей и не лезешь в душу. Как тебя зовут?
— Тебе незачем знать мое имя.
Нейт расплылся в широкой улыбке.
— Как скажете, мисс Безразличие.
— Слушай, если этот псих тебя увидит со мной, тебе же потом не поздоровится, — говорю я, стараясь придать голосу суровость. — Так что, тебе бы лучше уйти.
Нейт вскидывает брови, но улыбка не сходит с его лица. Он смотрит на меня, как на какую-то диковинку, оценивая с ног до головы. Взгляд у него какой-то... заинтересованный, что ли. Я уверена, он не тот, за кого себя выдает. Появился тут в саду, чтобы привлечь мое внимание. Только вот актер из него никакой, я его сразу раскусила.
А меня, блин, бросает в жар. Мало того, что под платьем нет трусиков, я их там оставила... а Клинтон, зараза, их еще и порвал. Да и выгляжу я, наверное, как черт знает что. Волосы растрепаны, макияж поплыл, а на шее, наверняка, полно следов от братца. Стыдно, конечно, но не перед Нейтом. Стыдно от того, что эта сцена снова всплыла в памяти.
Вспомнился язык Клинтона. Его нежные поцелуи. Его хриплый голос и возбужденный взгляд.
Вообще-то, мне плевать на этого Нейта. Может, он и хотел со мной познакомиться, но Клинтон его просто разорвет на кусочки. За то время, что я его знаю, я поняла, что он – отмороженный псих.
Но Нейт не выглядит слабаком, как Чейз. У него довольно накаченное тело, мышцы, широкие плечи. Хотя лицо у него довольно милое. Если сравнивать с Клинтоном, то тот, конечно, сильнее и крупнее, но Нейт тоже ничего так. Меня это, признаться, удивляет.
— У тебя есть парень? — спрашивает он, удивленно поджав губы.
— Нет, есть сводный брат, который пытается мне жизнь испортить, — иронично отвечаю я и тут же меняюсь в лице. — Не хочу давать тебе ложных надежд, скажу прямо: ты мне неинтересен. Так что, оставь меня в покое.
Нейт громко смеется. У него красивый смех, я даже невольно отмечаю это. И улыбка красивая.
— Ты такая милая, Агата, — вдруг говорит он.
— Откуда ты знаешь мое имя, черт возьми? Ты маньяк?
— Оу, тише, крошка. Несложно догадаться, что ты из семейства Уодделл. Я же не дурак, верно?
— Не дурак, и мне это не нравится, — недоверчиво хмурюсь я.
Нейт не перестает улыбаться и подходит ближе, заставляя меня напрячься. Его взгляд вдруг меняется, и я не понимаю почему. Он осматривает меня с головы до ног, останавливаясь на искусанной шее, а затем на губах. Клинтон, конечно, везде постарался.
Он не переходит границы. Не позволяет себе ничего лишнего. Просто смотрит каким-то непонятным взглядом. Меня напрягает эта резкая смена настроения. Как будто я его чем-то задела, хотя ничего оскорбительного я не говорила.
Я изначально подозревала, что с Нейтом что-то не так. Он показался мне каким-то загадочным. А я это ненавижу. Особенно сейчас, когда меня и так вывел из себя Клинтон. Хорошо, что его сейчас нет рядом, а то за один этот взгляд он бы выполнил какую-нибудь из своих ужасных угроз, не обращая внимания на то, что я тут стою. И виноватой потом до конца жизни чувствовала бы себя я, хотя виноват должен быть он. Но на Чейза ему плевать.
Нейт поднимает руку, чтобы коснуться моих волос, но на полпути останавливается, поджимает губы и опускает ее обратно. А я хмурюсь еще сильнее. Чего он вообще от меня хочет? Мне итак хватает проблем со сводным братом, так еще и он. Кажется, я просто не выдержу всего этого.
— А вот ты мне нравишься, Агата. Жаль, что тебя уже успели присвоить, но так даже интереснее, не так ли? Обожаю, когда к цели приходится пробиваться сквозь трудности и испытания, — тихо произносит Нейт.
И вот только сейчас в его глазах я вижу опасность и угрозу. Почему раньше я не думала, что он может причинить мне вред? Наверное, потому что я слишком пьяна. Я чувствую, как сердце начинает бешено колотиться, дыхание сбивается. В глазах темнеет, голова кружится. Я слабею.
Кажется, у меня подскочил уровень глюкозы в крови от страха. Но почему, когда я боялась Клинтона, со мной все было нормально? А с Нейтом все по-другому?