2. Та самая ошибка
Pov Alisa Lebedeva
2023 год
Август
Теплый летний воздух висел тяжело, смешиваясь с запахом жареного мяса и дорогого табака. Арендованный особняк на Рублевке гудел, как улей — после концерта Melon Music все, кто был на сцене и за кулисами, теперь заполнили это пространство, растапливая адреналин алкоголем и смехом.
Я сидела на широком подоконнике гостиной, сжимая в руках бокал с водой и смотрела на текст песни, который никак не давался.
Рядом, растянувшись на диване, Гриша что-то оживленно обсуждал с Лехой Сими и Владом Содой. Его смех был громче всех — тот самый, когда он уже хорошо навеселе, но еще держится. Время от времени его взгляд скользил в мою сторону, будто проверял, все ли со мной в порядке.
— Алис, ты чего одна торчишь? — Кристина, девушка Гриши, опустилась рядом, протягивая мне бокал с чем-то розовым.
Я покачала головой: — Спасибо, я на воде.
Она фыркнула: — Ну ты и скучная.
Но в ее голосе не было злости — скорее, привычное недоумение. Кристина давно смирилась с тем, что я не вливаюсь в их разгульный ритм, но все равно периодически пыталась втянуть меня в общий поток. Хотя именно с ней у нас и не было тем для разговора и хоть чего-то общего, кроме цвета волос.
Гриша, услышав ее голос, обернулся. Его глаза блестели — то ли от алкоголя, то ли от чего-то еще: — Крис, иди сюда! — позвал он, протягивая руку.
Она тут же забыла про меня, уходя к нему, и я осталась одна, наблюдая, как он обнимает ее за талию, прижимая к себе. Влад принес текилу. Леха достал колоду карт. Кто-то включил музыку громче, и вскоре половина гостей уже танцевала в центре гостиной.
Я все так же сидела у окна, но теперь ко мне подсел Гуф, начав рассказывать что-то про старые времена. Я кивала, улыбалась, но краем глаза видела, как Гриша пьет все больше, как его смех становится громче, а взгляд — мутнее.
И как в один момент он поймал мой взгляд через всю комнату — и не отвел. Кристины рядом не было — она ушла помогать Рине на кухне.
Гуф все еще что-то рассказывал, но я уже не слышала его слов. Мой взгляд был прикован к Грише, который теперь стоял у стойки с алкоголем и наливал себе очередной стакан. Его пальцы сжимали бутылку текилы так, будто он хотел ее раздавить.
— Алиса, ты вообще меня слушаешь? — Гуф хлопнул меня по плечу.
Я вздрогнула: — Да, конечно. Про 2008 год, «Город дорог»...
Он засмеялся: — Да нет же, я уже двадцать минут про новый альбом трещу! Еще и вспомнила 2008-й, тебе ж тогда 8 было.
Я хотела извиниться, но тут Тема подошел к нам, держа в руках бутылку Don Julio 1942.
— Лебедева, что-то ты сегодня слишком тихая, — ухмыльнулся он. — Или просто боишься проиграть?
Я нахмурилась: — Что?
— Я говорю, что ты не сможешь выпить больше меня. На спор. - В комнате на секунду стало тише. Леха заулыбался, Влад поднял брови, а Гриша резко повернул голову в нашу сторону.
— Тём, не начинай, — пробурчал он, но было ясно — он уже слишком пьян, чтобы всерьез вмешаться.
А я... а я вдруг почувствовала, как что-то щелкает внутри. Чертов азарт.
— Хорошо, — сказала я, вставая. — Но если я выиграю, ты поешь песню, которую я пишу тебе.
Артем рассмеялся: — Проиграешь, то ты поешь, которую напишу я.
В комнате раздались одобрительные возгласы. Мы ставим восемь рюмок и разлив алкоголь, начинаем пить. Первая рюмка текилы обожгла горло. Артем пил так же быстро, но его взгляд начал мутнеть. Рина попыталась нас отговорить, но была проигнорирована.
— Последняя, — сказала я, поднимая четвертую рюмку.
Где-то рядом раздался смех, чей-то голос крикнул: «Блядь, Лебедева, ты охуенна!» Я опрокинула текилу в рот. Тема же попытался сделать то же самое, но его рука дрогнула, и половина пролилась на рубашку.
Несмотря на выпитое, сознание оставалось ясным — лишь легкое покалывание в кончиках пальцев и тепло, разливающееся по телу, напоминали о выпитом. Я поставила последнюю рюмку на стол с характерным стуком.
— Ну что, Тем? — голос звучал удивительно четко, без признаков опьянения. — Готов петь мой трек?
Артем медленно моргнул, его карие глаза тоже были трезвыми, лишь слегка прищуренными от концентрации. Он провел рукой по лицу, смахивая несуществующую усталость.
— Черт, Лебедева, — хрипло рассмеялся он, — да ты железная. Ладно, договорились — твой трек.
В комнате раздались смешки и одобрительные возгласы. Гриша, наблюдавший за всем этим из угла комнаты, покачал головой, но в уголках его губ дрогнула улыбка. Его взгляд скользнул по мне — оценивающий, слегка удивленный.
— Ну и боевая у нас сегодня Алиска, — прокомментировал Влад, разливая новую партию напитков уже просто так, для компании.
Я чувствовала себя удивительно легко — не та тяжелая пьяная эйфория, а скорее приятная уверенность в себе. Алкоголь, казалось, лишь обострил восприятие: я четко видела каждую деталь в комнате, слышала отдельные разговоры среди общего гама.
Гриша вдруг оказался рядом, его плечо слегка коснулось моего.
— Ну ты даешь, — тихо сказал он так, чтобы слышала только я. — Я думал, тебя после второй вырубит.
Я повернулась к нему, сокращая дистанцию: — Мало что ты обо мне знаешь, Ляхов.
Его глаза сузились, в них мелькнул тот самый огонек — смесь вызова и интереса. Но прежде чем он успел ответить, из кухни вернулась Кристина, сразу направляясь к нам.
Гриша автоматически отступил на шаг, его выражение лица моментально сменилось на нейтральное. Но этот миг между нами уже случился — короткий, едва уловимый, но от этого не менее значимый.
— Вы тут что, алкогольные подвиги совершаете? — с легкой насмешкой спросила Кристина, обнимая Гришу за талию.
— Ага, Алиска Тёму обыграла, — ответил он, и его рука автоматически легла на ее плечо.
Я отхлебнула воды из своего стаканчика, внезапно ощущая странный привкус во рту — не от алкоголя, а от чего-то другого. Что-то между азартом и досадой, между вызовом и пониманием, что некоторые границы лучше не переступать.
***
Я поднялась по широкой лестнице на второй этаж, телефон вибрировал в кармане — мама звонила уже третий раз. Балкончик в дальнем конце коридора казался идеальным местом, чтобы поговорить без шума вечеринки.
Но когда я толкнула дверь, то увидела Гришу, прислонившегося к перилам. В его руке дымился самокрут, а в воздухе висел сладковатый, знакомый запах. Он обернулся на скрип двери, и в его глазах мелькнуло что-то между виной и вызовом.
— О, а я думал, меня тут никто не найдёт, — хрипло рассмеялся он, выпуская дым в ночной воздух.
Я прикрыла за собой дверь: — Мама звонит, надо ответить.
— Ну давай, — он сделал шаг в сторону, давая мне место у перил. — Только, чур, не сдавай меня.
Я фыркнула закатывая глаза, поднося телефон к уху.
— Привет, мам... — говорю я.
— Привет, Лисенок, ты не дома? — спрашивает она.
Гриша наблюдал за мной, затягиваясь, и я ловила его взгляд краем глаза. Он выглядел расслабленным, но в его позе была какая-то напряжённость — будто он хотел что-то сказать, но не решался.
— Нет, мы на афтерпати с ребятами после концерта, — отвечаю я. Он вдруг протянул мне самокрут, подняв бровь в немом вопросе. Я покачала головой, но улыбнулась.
— Ладно, тогда поговорим позже, пьяной за руль не садись, — говорит она. — Спокойной ночи.
— Ладно, мам, Спокойной. — Я опустила телефон и вздохнула.
— Родители? — спросил Гриша, затушив о перила.
— Ага, — говорю я. Тишина повисла между нами, но она не была неловкой. Мы стояли плечом к плечу, глядя на тёмный сад за домом, на огни машин вдалеке.
— Ты сегодня... — начал он, но замолчал. Он повернулся ко мне, и в его глазах было что-то тёплое, почти нежное. — Просто молодец, что обыграла Тёму.
Я рассмеялась: — Да ладно, это же не сложно. Учитывая сколько он пил до этого.
Он ухмыльнулся, и вдруг его рука потянулась к моему лицу — он поправил прядь, которая выбилась из-за уха.
— Всё у тебя сложно, Алиска. — Его пальцы ненадолго задержались у моего виска, и сердце нелепо дёрнулось в груди. Но потом он отстранился, доставая из кармана ещё один «косяк». — Ладно, иди к гостям. А я ещё немного тут постою.
Я кивнула, но не сразу смогла заставить себя уйти: — Гриш... Не торчи тут один слишком долго.
Я уже повернулась к двери, пальцы сжали ручку, но вдруг его рука обхватила моё запястье — резко, но не грубо.
— Подожди. — Прежде чем я успела что-то сказать, он потянул меня к себе. И затем — его губы на моих. Внезапно, без предупреждения, но так естественно, будто это было единственное, что должно было случиться.
Вкус дыма, сладковатой травы и чего-то ещё, что было просто Гришей. Его пальцы впились в мои бока, прижимая ближе, а я... я не сопротивлялась. Когда мы наконец разошлись, дыхание сбилось, но в голове — ни капли сомнения.
— Вот блядь, — прошептал он, лбом касаясь моего.
Я не ответила. Просто потянулась к его самокруту, вытащила из пальцев и затянулась — впервые за всю жизнь. Дым обжёг лёгкие, но это было приятное жжение.
Гриша наблюдал за мной, его глаза блестели в темноте. Начав кашлять.
— Ну и как? — спросил он хрипло.
— Не впечатляет, — говорю я. Он рассмеялся, низко, только для меня, и снова притянул меня к себе. На этот раз медленнее, осознаннее. Его пальцы скользнули под мое платье, коснулись кожи на бедрах, и я вздрогнула — от прикосновения, от ночного воздуха, от всего этого.
— Мы же друзья, — пробормотала я между поцелуями.
— Да похуй, — ответил он, кусая мою нижнюю губу.
— Внизу твоя девушка, — напоминаю я.
— Это не твоя проблема, — говорит он целуя мой подбородок и спускаясь к шее.
Гриша резко отстранился, его глаза стали темными и серьезными. Без слов он взял меня за руку и потянул за собой в глубь коридора. Мы прошли мимо нескольких дверей, пока он не нашел ту, что была приоткрыта — гостевая спальня с огромной кроватью и тяжелыми шторами.
Он втолкнул меня внутрь, захлопнув дверь и повернув ключ в замке. Звук щелчка прозвучал как точка невозврата. Комната погрузилась в полумрак, только полоска света из-под двери освещала наши лица. Гриша прижал меня к стене, его тело горячее и твердое, а его губы вновь вцепились в мои.
Я почувствовала, как холодная полированная поверхность стола прикоснулась к моей коже, когда Гриша поднял меня с легкостью.
— Тише, — его шепот был горячим у моего уха, а пальцы — неожиданно уверенными, когда они скользнули под шелковую ткань моего платья. Я впилась ногтями в его плечи, чувствуя под пальцами жесткие мышцы и следы татуировок.
Разрыв кружевных трусиков прозвучал неприлично громко в тишине комнаты. Гриша швырнул их через плечо, и я мельком увидела, как ткань повисла на торшере у кровати, беззаботно раскачиваясь, будто маятник, отсчитывающий секунды нашего безумия.
Его губы обжигали кожу на шее, оставляя красные отметины, которые завтра придется скрывать тональным кремом. Я слышала, как его дыхание становится все более прерывистым, чувствовала, как его сердце бешено колотится под тонкой хлопковой тканью рубашки.
Мои пальцы дрожали, когда я расстегивала его ремень — металлическая пряжка звякнула о стол, оставив царапину на безупречной поверхности. Его джинсы были тесными.
Внезапный вход был почти болезненным — я вскрикнула, и он тут же прикрыл мой рот ладонью, в которой все еще чувствовался сладковатый запах травы. Край стола врезался в мои бедра, и я знала, что завтра там останутся синяки — фиолетовые отпечатки этого момента.
Наш ритм был неровным, прерывистым. Мы замирали, услышав шаги в коридоре, затем снова ускорялись, когда они затихали. Его пальцы оставляли следы на моих бедрах — сначала белые от давления, затем постепенно краснеющие. Я кусала губу, пытаясь заглушить стоны, и вкус крови смешивался со вкусом его пота на моем языке.
Когда волна накрыла меня, я впилась зубами в его плечо, чувствуя, как ткань рубашки намокает от моих слез. Он кончил через мгновение после меня, его тело дрожало, как в лихорадке, а губы шептали мое имя — не «Алиска», как обычно, а полное, взрослое «Алиса», что звучало странно интимно.
Мы оставались так несколько минут — его лоб прижатый к моему плечу, мои пальцы, медленно распутывающие его спутанные волосы.
Гриша внезапно поднял меня со стола, не разрывая нашей связи, и в несколько шагов донес до кровати. Мы рухнули на шелковое покрывало, его тело придавило меня всей тяжестью. В темноте я видела только его глаза — горящие, одержимые, лишенные привычной иронии.
— Не могу остановиться, — прошептал он, и его губы снова нашли мои, теперь уже без тени сомнения. Его руки были повсюду — срывали с меня платье, впивались в бедра, сжимали грудь так, что боль смешивалась с удовольствием.
Я отвечала с той же яростью — ногти оставляли красные полосы на его спине, зубы впивались в его нижнюю губу, пока не почувствовала вкус крови. Он застонал, и этот звук — хриплый, животный — заставил меня сжаться внутри.
Гриша перевернул меня, прижав лицом к шелковым подушкам. Его пальцы впились в мои бедра, когда он вошел снова, на этот раз без прелюдий, без нежностей — только чистая, необузданная страсть.
Он наклонился, прижимаясь грудью к моей спине, его губы обжигали ухо: «Хочу, чтобы ты кончила снова. Сейчас.» Его рука скользнула между моих ног, и я не выдержала — тело взорвалось волной удовольствия, заставившей меня кричать в подушку.
Гриша не останавливался, его движения стали хаотичными, неконтролируемыми. Когда он кончил, его тело содрогнулось в последнем рывке, и он рухнул на меня, весь дрожа, покрытый потом.
Мы лежали, не в силах пошевелиться, только наши сердца бешено колотились, будто пытаясь вырваться из груди. Его пальцы медленно переплелись с моими.
— Это было... — начал он, но голос сорвался.
Я перевернулась к нему, прижавшись лбом к его плечу. Никаких слов не было нужно. В темноте комнаты, под приглушенные звуки вечеринки внизу, мы просто существовали — два тела, две души, навсегда изменившиеся этой ночью.
Гриша провел пальцем по моей щеке. Его губы коснулись моих век, носа, уголков губ — теперь уже нежно, почти благоговейно. Но когда за дверью раздались шаги и смех, мы оба вздрогнули, вспомнив о реальности. Гриша медленно поднялся, его лицо в полумраке было нечитаемым.
— Нам надо... — начал он.
— Знаю, — перебила я, уже вставая с кровати.
***
Когда вышла в коридор, снизу доносились звуки вечеринки — смех, музыка, звон бокалов. Я остановилась перед зеркалом в холле, поправляя платье, когда услышала шаги.
— Ну и где ты пропадала? — Рины голос прозвучал прямо у меня за спиной.
Я медленно обернулась. Она стояла, скрестив руки, и ее взгляд скользнул по моему растрепанному виду, остановившись на следя от поцелуев на шее.
— Звонила маме, — ответила я, удивившись собственному спокойствию.
Рина замерла на секунду, её глаза сузились. Она сделала шаг ближе, и я почувствовала запах её духов — цветочных, слишком сладких.
— Интересно, — прошептала она, намеренно медленно проводя пальцем по собственному горлу, точно повторяя то место, где у меня краснел след от Гришиных губ. — И долго у тебя мама... звонила?
Я расслабила плечи и спокойно поправила волосы, будто не замечая её намёков.
— Ну, знаешь, мама... — я улыбнулась, делая вид, что не понимаю её подколов. — Вечно рассказывает про новых котят у соседки.
Рина закатила глаза, но её ухмылка немного ослабла: — Боже, ну конечно. Ты и твоя вечная любовь к котикам.
Я фальшиво вздохнула, разводя руками: — Что поделать, я скучная.
Она фыркнула, но больше не копала. Вместо этого потянулась к своему телефону, который вибрировал в кармане.
— Ладно, не задерживайся тут. Там Влад с Темой устроили какой-то челлендж, — говорит она.
Я засмеялась, будто мне действительно было весело: — Ну всё, теперь это надо видеть.
Рина уже отвернулась, увлечённая перепиской в телефоне, и я поняла — буря миновала. Она не докапывалась. Не хотела знать правду. Или просто решила, что это не её дело.
Спускаясь по лестнице, я почувствовала, как напряжение медленно уходит. Внизу всё шумели, смеялись, никто даже не заметил моего отсутствия.
Кроме одного человека. Гриша стоял у бара, делая вид, что выбирает напиток. Но когда я прошла мимо, его пальцы на секунду коснулись моей руки — лёгкое, почти случайное прикосновение. Ни слова. Ни взгляда.
Только это едва заметное «я здесь» перед тем, как он отошёл к Кристине, которая махала ему из-за стола.
Я взяла со стола свежий бокал воды, сделала глоток и улыбнулась чьей-то шутке, которую даже не расслышала. Всё было как прежде. Только теперь я знала — под этой маской обычного вечера скрывается тайна, которая навсегда останется между нами.