Принцесса Востока

Виктория

— Потому что он должен научиться доверять мне, — отвечаю я наконец, глядя на Кирилла. — И не делать выводы, не выяснив всех обстоятельств.

— Жестоко, — качает головой мой двоюродный брат. — Ты видела его лицо? Он был готов убить меня на месте.

— Хорошо. Значит, ему не все равно.

Кирилл смеется, покачивая головой.

— Вика, ты играешь с огнем. Этот человек не из тех, кто прощает игры.

— А я не из тех, кто прощает предательство.

— Но ты его любишь.

Я делаю глоток вина, обдумывая ответ. Люблю ли? Год назад была уверена, что да. Сейчас... сейчас не знаю, что чувствую.

— Любила, — поправляю я. — Прошедшее время.

— Неправда. Ты бы не устроила весь этот спектакль, если бы не любила.

Проклятье. Кирилл слишком хорошо меня знает. Мы росли вместе, он единственный, помимо Димы, кто видел меня слабой, видел мои слезы после разрыва с Алессандро.

— Возможно. Но любовь — это еще не все. Нужно доверие.

— И ты проверяешь, доверяет ли он тебе?

— Проверяю, готов ли он бороться за меня. Или снова сбежит при первых трудностях.

Кирилл берет мою руку поверх стола — жест, который наверняка заметил Алессандро.

— А если он решит, что ты выбрала меня, и действительно уйдет?

— Тогда значит, он меня не заслуживает.

— Жестокая логика.

— Справедливая логика.

Мой телефон вибрирует. Сообщение от Дмитрия: "Д'Анджело сидит в машине напротив ресторана уже полчаса. Что делать?"

Показываю сообщение Кириллу. Тот усмехается.

— Ревнует и страдает. Хороший знак.

— Или планирует месть.

— Нет. Если бы планировал месть, то действовал бы, а не сидел в машине как подросток под окнами возлюбленной.

Возможно, он прав. Но с Алессандро никогда нельзя быть уверенной до конца.

Пишу Дмитрию: "Пусть сидит. Не вмешивайся."

— Долго будешь его мучить? — спрашивает Кирилл.

— Столько, сколько потребуется.

— Вика, я понимаю твою обиду. Но может, стоит дать ему шанс объясниться? По-настоящему объясниться, а не в больничной палате, когда ты была слабой.

— Я не была слабой, — огрызаюсь я.

— Была. И он это использовал. Пришел, когда ты не могла сопротивляться, наговорил красивых слов...

— Он не использовал...

— Использовал. Возможно, неосознанно, но использовал. А сейчас ты сильная, здоровая, можешь думать ясно. Так что если решишь дать ему шанс — это будет честно.

Кирилл всегда был умнее меня в вопросах отношений. Может быть, поэтому у него счастливый брак уже пять лет, а я все играю в кошки-мышки.

— Что ты предлагаешь?

— Встреться с ним. Но не дома, не в больнице. На нейтральной территории. Поговорите как взрослые люди.

— А если он снова наврет?

— Тогда пошлешь его к черту окончательно. Но по крайней мере, будешь знать правду.

Я допиваю вино, обдумывая его слова. В глубине души понимаю — Кирилл прав. Эти игры не приведут ни к чему хорошему.

— Хорошо, — говорю я наконец. — Но сначала пусть помучается еще немного.

Алессандро

Два часа. Два проклятых часа сижу в машине напротив ресторана и смотрю, как она смеется с этим щенком.

— Don, — осторожно говорит Лука, — может, поедем? Вы же видели, что хотели увидеть.

— Что именно я видел? — спрашиваю я, не отводя взгляда от окон ресторана.

— Что она... занята.

— Ничего я не видел. Кроме ужина двух людей.

— Don...

— Заткнись, Лука.

Он замолкает, но чувствую его беспокойство. Он прав — сидеть здесь бессмысленно. Но не могу заставить себя уехать.

Если она его выберет... Если после всего, что было между нами, она выберет этого пустышку...

Телефон звонит. Неизвестный номер.

— Алессандро Д'Анджело.

— Привет, — знакомый голос, но не могу понять, чей.

— Кто это?

— Дмитрий. Телохранитель Виктории.

Интересно. Что ему от меня нужно?

— Слушаю.

— Прекрати сидеть под рестораном как сталкер. Это жалко выглядит.

— Какого черта...

— Кирилл Петров — ее двоюродный брат. Сын сестры матери. Ты ревнуешь к родственнику.

Мир останавливается.

— Что?

— Слышал. Брат. Женат пять лет, двое детей. Виктория крестная его младшего сына.

— Ты врешь.

— Проверь сам. Но лучше не говори Виктории, что я тебе рассказал. Она убьет меня.

— Почему ты мне это говоришь?

— Потому что устал смотреть, как она страдает. Год назад после вашего разрыва она два месяца не ела нормально. Похудела на десять килограммов. Думаешь, мне было легко на это смотреть?

Дмитрий служит ее семье уже десять лет. Он один из немногих, кто по-настоящему заботится о Виктории.

— Тогда почему она не сказала мне?

— Потому что проверяет тебя. Хочет знать, доверяешь ли ты ей. Будешь ли бороться за нее или снова сбежишь.

— Я не сбегал...

— Сбегал. И мы оба это знаем. Так что теперь докажи, что изменился.

Связь прерывается. Сижу с телефоном в руке, переваривая информацию.

Брат. Проклятый двоюродный брат.

— Don? — осторожно спрашивает Лука. — Что случилось?

— Ничего, — говорю я, заводя машину. — Поехали домой.

— Куда именно?

— К Виктории. У нас есть о чем поговорить.

Но сначала мне нужно придумать, как извиниться за сцену ревности. И как доказать ей, что больше не сбегу.

Виктория

Возвращаюсь домой около десяти вечера. Кирилл проводил меня до машины, традиционно поцеловал в щеку и пожелал удачи.

"Не будь слишком жестокой с ним," — сказал он на прощание.

Легко сказать. Он не знает, каково это — любить человека, который может исчезнуть в любой момент.

Дмитрий встречает меня у входа.

— Как прошел вечер? — спрашивает он с невинным видом.

— Нормально. А что, должно было пройти как-то особенно?

— Да нет, просто интересуюсь.

Подозрительно. Дмитрий никогда не интересуется моими ужинами с родственниками. Если только...

— Ты не звонил Алессандро? — спрашиваю я.

— Звонил.

— Дмитрий!

— Что "Дмитрий"? Устал смотреть на ваши игры. Рассказал ему про Кирилла.

— Ты не имел права!

— Имел. Я твой телохранитель, а не сводник. Если хочешь играть в сложные психологические игры, играй сама.

Злюсь, но понимаю его логику. Дмитрий привык решать проблемы прямолинейно.

— И что он сказал?

— Ничего. Повесил трубку.

Конечно. Небось сейчас едет сюда с претензиями.

Поднимаюсь к себе, принимаю душ, переодеваюсь в домашнюю одежду. На улице начинается дождь — крупные капли стучат по окнам.

В половине одиннадцатого звонок в дверь.

— Мисс Виктория, — голос домоправительницы по домофону, — к вам мистер Д'Анджело.

— Скажи, что я сплю.

— Он говорит, что будет стоять под дождем, пока вы не выйдете.

Типично. Упрямый, как осел.

— Пусть стоит, — вздыхаю я. — Скажи ему, что я не в настроение с ним разговаривать. Вот еще, я захочу с ним говорить. Хммм..—делая вид что думаю, говорю.—Н.И.К.О.Г.Д.А.

Я бы согласилась, если бы знала что все будет хорошо. Но дело в том что, мы поговорим, я его прощаю. А какая гарантия, что он не бросит меня опять при первых трудностях?

Пусть почувствует, то что я чувствовала. Посмотрим, решит ли он остаться или нет?

Алессандро

Первый день стою под ее домом в шесть утра. Дождь не прекращался всю ночь, но я здесь. С букетом белых роз — ее любимых — и коробкой от лучшего кондитера Милана. Макаруны с лавандой, которые она обожала.

В половине седьмого из подъезда выходит Дмитрий.

— Доброе утро, — говорю я.

— Утро, — коротко отвечает он, оглядывая меня с ног до головы. — Выглядишь как дерьмо.

— Спасибо за честность.

— Она не выйдет.

— Знаю. Но я буду ждать.

Дмитрий качает головой и идет к служебной машине. Через полчаса из дома выходит Виктория. Идеальная, как всегда — в сером деловом костюме, волосы собраны в строгий пучок. Но под глазами тени. Плохо спала?

Она останавливается в трех метрах от меня.

— Что ты здесь делаешь? — голос ледяной.

— Жду, когда ты согласишься поговорить.

— Я не буду с тобой разговаривать. Никогда.

— Тогда я буду ждать никогда.

Она смотрит на меня долго, изучая. Цветы в моих руках уже промокли от дождя.

— Идиот, — говорит она тихо и садится в машину.

Остаюсь стоять, пока черный "Мерседес" не скрывается за поворотом.

День десятый

Утренний ритуал стал привычкой. Прихожу в шесть, жду до половины седьмого. Каждый день новые цветы — розы, пионы, орхидеи. Каждый день что-то из еды, которую она любит. Трюфели из Франции, свежие устрицы, пирожные с фисташками.

Дмитрий начал со мной разговаривать.

— Ты понимаешь, что это бесполезно? — спрашивает он, закуривая сигарету.

— Понимаю.

— И все равно будешь стоять?

— Да.

— Упрямый ублюдок.

— В семье не без урода.

Он почти улыбается. Почти.

Виктория выходит в половине седьмого. Сегодня на ней бордовое пальто и черные сапоги на каблуке. Останавливается на том же месте — в трех метрах.

— Ты выглядишь ужасно, — говорит она.

— Спасибо.

— Это не комплимент.

— Знаю.

Она смотрит на букет гортензий в моих руках.

— Розовые гортензии. Мои любимые.

— Помню.

— Помнишь многое, но не помнишь главного.

— Что именно?

— Что любовь — это не только красивые жесты. Это еще и быть рядом, когда трудно.

Слова бьют точно в цель. Она поворачивается и уходит.

День двадцатый

Начинаю приносить завтрак. Не цветы и сладости, а настоящую еду. Круассаны из булочной возле ее университета, где мы познакомились. Кофе из того самого кафе, где был наш первый поцелуй. Фриталы с артишоками от шеф-повара ресторана, где я сделал ей предложение.

Дмитрий принимает пакеты с едой.

— Она ест? — спрашиваю я.

— Ест.

— Это хорошо.

— Для тебя — да. Для нее — сомневаюсь.

Виктория выходит позже обычного — в семь. Выглядит усталой. Под глазами еще более темные круги.

— Поговорим? — спрашиваю я.

— Нет.

— Виктория...

— Нет, Алессандро. И хватит таскать сюда еду. Я не твоя благотворительность.

— Ты моя жизнь.

Она замирает. На секунду вижу трещину в ее ледяной маске. Но только на секунду.

— Была твоей жизнью. Теперь нет.

День тридцатый

Месяц. Целый месяц стою под ее домом каждое утро и каждый вечер. Лука думает, что я сошел с ума. Возможно, он прав.

Вечером прихожу к восьми. Обычно она возвращается между восемью и девятью. Но сегодня ее нет в девять. Нет в десять. В одиннадцать.

В полночь звонит Дмитрий.

— Она на деловом ужине. Вернется поздно.

— Я буду ждать.

— Алессандро...

— Буду ждать.

Она возвращается в два утра. Выходит из такси, покачиваясь — видно, что выпила. На ней короткое черное платье, волосы растрепаны. Красивая и недоступная.

Видит меня и останавливается.

— Ты все еще здесь?

— Всегда здесь.

— Идиот.

Подходит ближе. Пахнет дорогими духами и вином.

— Знаешь, что я думаю?

— Что?

— Что ты играешь. Стоишь здесь, изображаешь верность, а как только я сдамся — снова исчезнешь.

— Виктория...

— Не говори мне "Виктория" этим голосом. Не смей.

Она качается, и я инстинктивно делаю шаг вперед, чтобы поддержать. Она отшатывается.

— Не прикасайся ко мне.

— Ты пьяная. Позволь помочь.

— Не нуждаюсь в твоей помощи. Не нуждалась целый год, не нуждаюсь сейчас.

Разворачивается и идет к подъезду, едва удерживая равновесие. У двери оборачивается.

— Хватит тратить время, Алессандро. Найди себе другую игрушку.

Дверь захлопывается. Остаюсь стоять под дождем еще час.

День сорок пятый

Что-то меняется. Дмитрий стал дружелюбнее. Домоправительница — пожилая женщина по имени Мария — начала со мной здороваться. Даже швейцар иногда кивает.

— Она спрашивает о тебе, — говорит Мария однажды утром, принимая от меня пакет с завтраком.

— Что именно спрашивает?

— Как ты выглядишь. Ешь ли. Спишь ли.

— И что вы отвечаете?

— Правду. Что выглядишь как призрак, не ешь и не спишь.

За полтора месяца похудел на восемь килограммов. Костюмы висят мешками. Лука настаивает, чтобы я обратился к врачу.

— Она медленно убивает тебя, — говорит он.

— Знаю.

— И ты продолжишь?

— Да.

— Почему?

— Потому что год назад я убил ее так же медленно. Это справедливо.

Виктория выходит точно в половине седьмого. Сегодня на ней белый жакет и темно-синяя юбка. Волосы распущены — первый раз за все это время.

— Ты похудел, — говорит она.

— Немного.

— Мария говорит, ты не ешь мои завтраки.

— Не голоден.

Она смотрит на меня долго, изучающе.

— Поговорим? — спрашиваю я.

— Нет.

Но говорит это мягче, чем обычно.

День шестидесятый

Два месяца. Шестьдесят дней стою под ее домом в дождь, снег и солнце. Сегодня особенный день — годовщина нашего знакомства. Приношу цветы из атласных лент. Сидел всю ночь над этими чертовыми цветами, Но если они принесут хоть какую-то радость моей Викторий...это стоит всех денег мира. Одна её улыбка и я на коленях.

Еду к ее дому на мотоцикле — решил добраться быстрее, чем на машине в утренних пробках. Дождь делает дорогу скользкой, но я привык к таким условиям.

На перекрестке в двух кварталах от ее дома какой-то идиот на джипе проскакивает на красный свет. Резко дергаю руль, чтобы избежать лобового столкновения. Мотоцикл заносит, и я падаю, скользя по мокрому асфальту.

Боль в плече и рваная джинсовая куртка. Несколько царапин на руках. Мотоцикл помят, но на ходу. Водитель джипа даже не остановился — ублюдок.

Прохожие предлагают вызвать скорую, но я отказываюсь. Ничего серьезного — просто выгляжу как после драки.

К дому Виктории добираюсь с опозданием на полчаса. Она уже должна была уехать, но у подъезда стоит Дмитрий с обеспокоенным лицом.

— Что с тобой случилось? — спрашивает он, оглядывая мою растрепанную внешность.

— Авария. Ерунда.

— Выглядишь как дерьмо. И это говорю я, который видел тебя каждый день последние два месяца.

— Где Виктория?

— Ждет наверху.

Удивленно смотрю на него.

— Ждет?

— Когда тебя не было в половине седьмого, она... беспокоилась. Сказала, что за два месяца ты ни разу не опоздал.

Сердце начинает биться быстрее.

— Она беспокоилась?

— Очень. Даже хотела звонить в больни...

Блядь.

Она беспокоилась.

Я даже не слышу что он говорит, единственное о чем я могу думать это:

Я стою, весь в грязи и крови, джинсовая куртка на плече почти расползлась от удара, ботинки скользят по мокрому асфальту, а в голове только одно: она беспокоилась.

Не прохожие. Не этот хмырь на джипе, которому было похуй, что мог меня убить. Не даже я сам — а она. Моя ледяная, гордая, упрямая Principessa, которая умеет смотреть так, будто тебя на свете нет. Та, что умеет исчезать на неделю, а потом приходить как ни в чем не бывало. Та, что могла бы стереть меня с лица земли одним словом.

И вот она...

Сидела наверху.

Ждала.

Считала минуты

Сука. Меня трясёт не от холода. Не от боли. Не от злости. От какой-то ебаной... одержимости. От того, что всё это — не зря. Шестьдесят дней под окнами. Ночи без сна. Шрамы, что я зарабатывал, пока сторожил её дом, как цербер на привязи. Всё это — не просто маниакальная идея. Она заметила. Она следит. Она чувствует, чёрт возьми.

А я? Я еду к ней на мотоцикле, как в последний бой. Падаю, черт побери, на скользкой трассе, как полный идиот, только чтобы не опоздать. Потому что знал — этот день важен. Потому что если бы не приехал... если бы не появился сегодня — сдался бы. Перед ней. Перед собой.

Я мог бы упасть снова, мог бы умереть, к чёрту — оно того стоит. Потому что она волновалась.

Смех рвётся из груди — глухой, с хрипотцой. Почти безумный. Мне бы в больницу, а я стою на лестнице и улыбаюсь, как псих.

Знаешь, что самое грёбаное? Мне этого достаточно. Чёртово «она беспокоилась» — как проклятое топливо для моей души. Этого хватит ещё на шестьдесят дней. На сто. На всю ебаную вечность.

Я её дождусь. Она может послать меня к чёрту, может кидать в меня чашки, закрывать перед носом двери, но теперь я знаю: я в её голове.

Значит, я побеждаю.

Пусть даже весь в крови. Пусть даже еле стою.

Её ненависть лучше чем чья то любовь.

В этот момент из подъезда выходит Виктория.
На ней серое пальто, волосы собраны в хвост. Видит меня и замирает.

— Алессандро? — голос встревоженный. — Что с тобой?

— Все хорошо. Просто небольшая авария.

Она быстро подходит ближе — впервые за два месяца преодолевает барьер в три метра.

— Тебе больно?

— Нет. Просто царапины.

Ее взгляд останавливается на рваной ткани куртки, на ссадинах на руках.

— Идиот, — говорит она тихо. — Полный идиот.

— Я знаю.

— Мчишься сюда как сумасшедший, чтобы что? Постоять под дождем и услышать очередное "нет"?

— Да.

Она качает головой, но в глазах больше нет льда. Есть что-то другое — беспокойство, усталость, может быть, даже нежность.

Долгая пауза. Дождь начинает капать сильнее.

— Поговорим? — спрашиваю я в последний раз.

Она смотрит на меня — растрепанного, с царапинами, промокшего до нитки.

— Два месяца, — говорит она наконец. — Два месяца ты стоишь здесь каждый день.

— Да.

— И сегодня, когда тебя не было... я поняла, что привыкла. К твоему присутствию.

Не смею дышать.

— Это еще не значит, что я тебя прощаю, — быстро добавляет она. — Или что мы вернемся к тому, что было.

— Понимаю.

— Но... — она делает паузу, выбирая слова. — Может быть, мы могли бы... начать заново. Медленно. Как друзья.

— Друзья?

— Да. Сначала друзья. Посмотрим, сможешь ли ты остаться, когда все станет обыденным. Когда не будет романтики стояния под дождем и красивых жестов.

— Смогу.

— Увидим.

Она поворачивается к подъезду, но у двери останавливается.

— Алессандро?

— Да?

— Завтра не приходи с утра. Если хочешь поговорить — позвони днем. Как нормальные люди.

— Договорились.

— И обработай царапины. Выглядишь ужасно.

Я остаюсь стоять под дождем, но впервые за два месяца — с надеждой в сердце.

Друзья. Это начало. Небольшое, осторожное, но все же начало.

Дмитрий подходит ко мне.

— Поздравляю, — говорит он. — Прошел первый тест.

— Первый?

— Думаешь, будет легко? Она потратит месяцы на то, чтобы убедиться что ты действительно изменился.

— Я готов.

— Посмотрим.

Сажусь на мотоцикл и еду домой. В кармане лежит телефон — завтра впервые за два месяца наберу ее номер.

Как друг.

Пока только как друг.

Но это уже больше, чем ничего.