Принцесса Востока

Виктория

Утро встречает меня серым небом и ощущением надвигающейся бури. Я стою у окна своей спальни и смотрю на заснеженный двор, где когда-то играла в детстве. Тогда мир казался простым — есть семья, есть враги, есть четкие правила игры.

Сегодня я узнаю, что все эти годы жила во лжи.

— Доброе утро, принцесса, — голос Виктора заставляет меня обернуться.

Он стоит в дверях с подносом — завтрак, который готовит мне каждое утро уже много лет. Овсянка с медом, кофе без сахара, свежие фрукты. Все, как любит его маленькая принцесса.

Маленькая принцесса, которую он предал.

— Доброе утро, Витя, — говорю я, садясь за стол. Витя — так я называла его в детстве. Сейчас это имя жжет язык как кислота.

Он ставит поднос передо мной, и я изучаю его лицо. Шрам на левой щеке, седина в темных волосах, добрые глаза. Как я могла не видеть? Как могла не чувствовать обман?

— Ты плохо выглядишь, — говорит он, садясь напротив. — Поездка в Италию далась тебе тяжело?

— Нормально. — Я делаю глоток кофе, чувствуя, как горечь растекается во рту. — Д'Анджело оказался высокомерным ублюдком. Отказался от переговоров.

— Я же говорил тебе, что не стоит ехать, — в его голосе слышится удовлетворение. — Эти итальянцы считают нас дикарями с севера.

Если бы ты знал, что я знаю, думаю я, глядя на него. Если бы знал, что твои дни сочтены.

— Зато теперь у нас есть повод показать им, на что способны Волковы, — продолжаю я. — Как там дела с европейской экспансией?

Его глаза загораются. Крючок заглочен.

— Отлично. У меня есть контакты в Берлине и Амстердаме. Мы можем начать операцию уже на следующей неделе.

— Хорошо. Но сначала нужно разобраться с внутренними делами. У нас еще остались вопросы по смерти отца.

Я внимательно наблюдаю за его реакцией. Микросекундное напряжение мышц вокруг глаз, едва заметное сжатие челюсти. Если бы я не знала правду, пропустила бы эти признаки.

— Какие вопросы? — спрашивает он спокойно. — Мы же все выяснили. Конкуренты, месть за старые дела.

— Не все. Есть новая информация.

— Какая?

— Расскажу вечером. Приходи в кабинет в полночь, когда закончишь встречу с поставщиками.

Он кивает, но я вижу беспокойство в его глазах. Хорошо. Пусть волнуется.

Остаток дня тянется мучительно медленно. Встречи, звонки, рутинные дела — все как обычно. Но каждый раз, когда Виктор входит в комнату, мне хочется схватить пистолет и закончить это прямо сейчас.

Сдерживаюсь. Терпение — добродетель, которой меня научил отец. Хотя он и не подозревал, что первым, к кому мне придется ее применить, будет его лучший друг.

Вечер. 23:45.

Я сижу в кабинете отца — теперь моем кабинете — и жду. На столе лежат документы, которые принес Алессандро. Доказательства предательства, которые разрушат жизнь человека, заботящегося обо мне с детства.

Звук открывающейся двери. Алессандро входит бесшумно, как призрак. В черной одежде, с пистолетом в руке, он больше похож на ангела смерти, чем на человека.

—Готова? — шепчет он.

— Готова, — отвечаю я, хотя сердце колотится как сумасшедшее.

Стук в дверь. Ровно полночь.

— Входи, Витя.

Виктор заходит в кабинет, и на секунду время останавливается. Он видит Алессандро, понимает, что попал в ловушку, но не делает попытки убежать. Только медленно закрывает дверь за собой.

— Добрый вечер, Виктор Анатольевич, — говорит Алессандро вежливо. — Присаживайтесь. Нам есть о чем поговорить.

Виктор садится в кресло напротив меня. Лицо спокойное, но руки слегка дрожат.

— Виктория, что здесь происходит?

— Происходит правосудие, — отвечаю я, кладя на стол первую фотографию. — Узнаешь место?

Он смотрит на снимок — тот самый склад в Москве, где встречались его люди с итальянцами.

— Виктория...

— Молчи, — прерываю я. — Сейчас говорю я. Двадцать лет, Витя. Двадцать лет ты был как дядя для меня. Учил меня стрелять, защищал от врагов, клялся в верности семье.

Кладу на стол следующий документ — банковские переводы.

— Три года, — продолжаю я. — Три года ты продавал информацию о планах отца. За деньги? Или за власть?

— Принцесса, ты не понимаешь...

— Я понимаю все! — кричу я, вставая. — Понимаю, что ты убил моего отца! Убил человека, который доверял тебе больше, чем собственному сыну!

Алессандро включает диктофон, и в тишине кабинета звучит голос Виктора: "Михаил Игоревич становится обузой для семьи..."

Виктор бледнеет, понимая, что игра окончена.

— Это не то, что ты думаешь, — говорит он тихо.

— А что же это, Витя? — спрашиваю я, доставая пистолет. — Забота о семье?

— Да! — вскакивает он. — Именно забота! Михаил застрял в прошлом, а ты... ты слишком мягкая для этого мира, Виктория. Слишком добрая.

— Мягкая? — смеюсь я, и смех получается истерическим. — Добрая? Витя, ты меня не знаешь.

— Знаю! Я растил тебя! Я видел, как ты плачешь над убитыми птицами, как жалеешь даже врагов. Ты не сможешь управлять империей, которую построил твой отец.

— Потому что я женщина?

— Потому что у тебя есть сердце! — кричит он. — А в нашем деле сердце — это смерть!

Алессандро делает шаг вперед, но я останавливаю его жестом. Это мой разговор, моя боль, моя месть.

— И ты решил убить отца, чтобы спасти меня от собственного сердца?

— Я хотел взять управление на себя! Защитить тебя, дать тебе нормальную жизнь! Ты могла бы выйти замуж, родить детей, жить как обычная женщина!

— Не спрашивая моего мнения?

— Ты бы не поняла тогда. Ты слишком любила отца.

Слезы текут по моим щекам, но рука с пистолетом остается твердой.

— Любила. И люблю. И именно поэтому ты умрешь сегодня.

— Виктория, пожалуйста...

— Двадцать лет назад ты научил меня первому правилу нашего мира, — говорю я, направляя пистолет ему в грудь. — Помнишь? Что мы делаем с предателями?

Он закрывает глаза.

— Убиваем их.

— Правильно.

Выстрел звучит оглушительно в замкнутом пространстве кабинета. Виктор падает назад, кровь расползается по его рубашке. Глаза открыты, смотрят в потолок, но уже ничего не видят.

Я стою над телом человека, который был мне как отец, и чувствую... пустоту. Не облегчение, не удовлетворение. Просто огромную, бездонную пустоту.

— Виктория, — голос Алессандро возвращает меня в реальность.

Я поворачиваюсь к нему. Он смотрит на меня с выражением, которое не могу прочесть.

— Все кончено, — говорю я.

— Да. Все кончено.

Но почему мне кажется, что все только начинается?

Алессандро

Виктория стоит над телом Виктора Крылова, и в ее глазах я вижу то, что видел много лет назад в зеркале после первого убийства. Пустоту. Понимание того, что ты переступил черту, за которой нет возврата.

— Principessa, — говорю я мягко, подходя к ней.

Она не отвечает, продолжает смотреть на мертвого мужчину. Пистолет все еще в ее руке, дымится от выстрела.

— Виктория, нам нужно уходить. Выстрел могли услышать.

Теперь она поворачивается ко мне. Лицо бледное, но спокойное. Принцесса Востока вернулась.

— Охрана подумает, что я работаю поздно. Они не войдут без разрешения.

Практично. Но я все равно чувствую необходимость увести ее отсюда, подальше от крови и смерти.

— Что дальше? — спрашивает она, убирая пистолет в кобуру.

— Дальше ты официально объявляешь, что Крылов был предателем. Показываешь доказательства ближайшему кругу. Укрепляешь свою власть.

— А ты?

Хороший вопрос. Что делать мне? Моя роль в этой игре закончена. Убийца отца найден и наказан. Справедливость восторжествовала. Пора возвращаться в Неаполь, к своим делам и своей жизни.

Но когда я смотрю на Викторию, мысль о возвращении кажется невыносимой.

— Не знаю, — отвечаю я честно.

Она подходит ко мне ближе. В свете настольной лампы ее лицо кажется изваянным из мрамора — красивым и холодным.

— Алессандро, то, что было между нами...

— Да?

— Это было ошибкой.

Слова бьют больнее пули. Я ожидал многого, но не этого.

— Ошибкой?

— Мы из разных миров. Ты — дон Каморры, я — глава русской братвы. У нас не может быть будущего.

Логично. Разумно. И совершенно неправильно.

— А то, что я чувствую к тебе? Пусть я не знаю то это за чуство но я не хочу его терять.Только с тобой я чуствую себя жывым.Что ты чувствуешь ко мне? Это тоже ошибка?

Она отводит взгляд.

— Чувства — роскошь, которую мы не можем себе позволить.

— Можем, — возражаю я, беря ее за руки. — Виктория, посмотри на меня.

Она поднимает глаза, и я вижу в них боль, которую она пытается скрыть.

— Мы можем быть сильнее вместе. Две империи, объединенные не только деловыми интересами, но и...

— И любовью? — перебивает она с горькой усмешкой. — Любовь в нашем мире — это слабость, Алессандро. Вы сами это знаете.

— Знаю. И знаю также, что без любви мы становимся монстрами.

Она высвобождается из моих рук и отходит к окну.

— Возможно. Но монстры выживают. А влюбленные умирают.

— Не всегда.

— Достаточно часто.

Я понимаю, что проигрываю. Стены, которые она выстроила вокруг сердца, слишком высоки, а страх перед болью — слишком силен.

— Хорошо, — говорю я, направляясь к двери. — Тогда это прощание.

— Алессандро, подожди.

Я останавливаюсь, не оборачиваясь.

— Что?

— Спасибо. За все.

— Не за что, principessa.

Я выхожу из кабинета, оставляя ее наедине с мертвым телом и живыми сожалениями. В коридоре темно и тихо, только мои шаги нарушают молчание.

Но у двери я останавливаюсь. Что-то не так. Воздух пахнет не только смертью, но и опасностью.

Звук шагов в холле. Много шагов. Вооруженные люди движутся по дому.

Черт возьми.

Я возвращаюсь в кабинет. Виктория все еще стоит у окна.

— У нас проблемы, — говорю я, доставая пистолет.

Она поворачивается, мгновенно становясь настороже.

— Какие?

— Дом окружен. Кто-то знал о нашей встрече.

В ее глазах вспыхивает понимание.

— Крылов был не один. У него есть сообщники.

— Сколько выходов из дома?

— Три. Главный, через кухню и через подвал. Но если дом окружен...

Звук выстрелов внизу прерывает ее слова. Началось.

— Есть безопасная комната?

— В подвале. Но там же тоннель, через который ты проник сюда.

— Значит, они знают и о тоннеле.

Мы в ловушке. Кто бы ни планировал это, он знал все наши ходы.

Дверь кабинета распахивается, и в проем врывается вооруженный мужчина. Я стреляю первым, и он падает, но за ним появляются еще двое.

— За стол! — кричу я Виктории.

Мы укрываемся за массивным дубовым столом, пули свистят над головами. Тяжелое дерево пока держит удар, но патроны не бесконечны.

— Сколько у тебя людей в доме? — спрашиваю я, перезаряжая пистолет.

— Трое внутри, шестеро снаружи. Но если дом атакован...

— Они либо мертвы, либо переметнулись на другую сторону.

Жестокая реальность нашего мира. Преданность существует только до тех пор, пока платят больше.

— Принцесса! — кричит голос из коридора. — Выходите! Мы знаем, что вы там!

Знакомый голос. Я вспоминаю — это Петр Соколов, один из лейтенантов Крылова.

— Иди к черту, Петя! — кричит в ответ Виктория.

— Нехорошо, принцесса! После всего, что сделал для вас Виктор Анатольевич! А вы убили его, как собаку!

Значит, они видели или слышали выстрел. План был готов заранее.

— У вас есть другой выход отсюда? — шепчу я Виктории.

Она думает секунду, потом кивает.

— Потайная дверь за книжным шкафом. Ведет в соседнюю комнату.

— Иди. Я их задержу.

— Не оставлю тебя здесь.

— Виктория, не время для героизма. Иди!

— Мы идем вместе или не идем вообще.

Упрямая женщина. Но именно это мне в ней и нравится.

— Хорошо. Но по моему сигналу.

Стрельба затихает. Они либо перезаряжаются, либо планируют что-то еще.

— Принцесса! — снова голос Соколова. — У нас есть предложение! Выходите, и итальянца мы убьем быстро!

— Щедрое предложение, — бормочу я.

— А меня? — кричит Виктория.

— Вас мы оставим в живых. Вы же просто женщина, попавшая под дурное влияние.

Ошибка. Худшее, что можно сделать с Викторией Волковой — недооценить ее из-за пола.

— Женщина? — шепчет она мне, и в ее глазах горит огонь. — Сейчас я покажу этим ублюдкам, что значит быть женщиной.

Она достает запасной пистолет и проверяет магазин.

— Готов, malysh?

Malysh. Мое сердце пропускает удар при звуке этого слова.

— Готов, principessa.

— Тогда покажем им где раки зимуют.

Мы встаем одновременно и открываем огонь. Их было четверо в коридоре, теперь осталось двое. Но и патронов у нас почти не осталось.

— К шкафу! — кричу я.

Мы бежим к дальней стене, пули свистят мимо. Виктория нажимает на скрытую панель, и часть книжного шкафа отъезжает в сторону.

— Быстрее!

Мы проскальзываем в узкий проход и оказываемся в соседней комнате. Спальня, видимо, гостевая.

— Куда дальше?

— Балкон. Можно спуститься по водосточной трубе.

— А потом?

— Потом убираемся из Москвы. У меня есть безопасный дом за городом.

Звук шагов в коридоре. Они нашли потайной ход.

Мы выбегаем на балкон. Второй этаж, снег внизу может смягчить падение. Но сначала нужно добраться до земли живыми.

— Ты первая, — говорю я.

— Алессандро...

— Без споров. Ты первая.

Она целует меня быстро, страстно, потом перелезает через перила и начинает спускаться по трубе.

Дверь в спальню открывается с грохотом. Появляется Соколов с автоматом в руках.

— Стой, итальянская сволочь!

Я стреляю, не целясь особенно, и прыгаю с балкона. Снег встречает меня холодным объятием, но кости остаются целыми.

— Сюда! — кричит Виктория, бегущая к машине.

Мы добираемся до автомобиля под градом пуль. Виктория садится за руль — это ее город, она знает дороги лучше.

Машина срывается с места, шины скрежещут по снегу. В зеркале заднего вида вижу, как из дома выбегают вооруженные люди.

— Они будут преследовать нас, — говорю я.

— Пусть попробуют, — отвечает Виктория, резко поворачивая за угол. — Этот город мой, а не их.

Мы мчимся по ночной Москве, оставляя за собой кровь, предательство и смерть. Впереди неизвестность, но мы встречаем ее вместе.

И это уже что-то.