Амулет

Еще неделю я провел в кладовой странной девушки, которая заботилась обо мне по необъяснимым мне причинам. За целую неделю никто другой не появился в ее доме, и с улицы не доносились звуки поселения. Только шелест ветра, пение птиц и тихое журчание воды. Каждый день я обещал себе, что не буду терпеть прикосновения человека, что наброшусь на нее, напугаю до смерти, сбегу из плена. Каждый день она приходила ко мне с целебными мазями и широкой искренней улыбкой, кормила и поила меня, оставалась по вечерам и рассказывала разные истории.

Это был самый странный опыт в моей жизни. Даже поиски амулета не шли ни в какое сравнение.

Еще никогда во мне не боролись настолько противоречивые чувства. Меня влекло к этой странной человеческой женщине, к ее теплому, лесному запаху, мягкому голосу, счастливой улыбке, нежным прикосновениям, к ее доброте и искренности. И в то же время ненависть к ее роду скручивалась внутри меня тугим узлом, обжигала грудь пламенем, напоминала обо всех жизнях, потерянных за годы истребления. Каждый день минувшей недели проходил в бесконечной борьбе с самим с собой, с моей природой и долгом.

Наконец тело окрепло достаточно, чтобы пережить обращение. Осталось только дождаться подходящего момента.

Входная дверь распахивается, и в дом влетает жаркий летний ветерок.

– Привет, волчок!

Проход в кладовую открыт, как это часто случается в последние дни. Прежде чем подумать, я поднимаюсь и выхожу в сени. Хозяйка дома вернулась с охоты с корзинкой, полной грибов, ароматных трав, мха и каких-то странных ягод. Заметив меня в проходе, она широко улыбается, и ямочки появляются на ее щеках.

Хвост сам собой дергается в приветствии, и я с трудом сдерживаю рык, недовольный предательством собственного тела.

– Я тоже рада тебя видеть, – от девушки мой жест, конечно же, не укрылся. Она вообще оказалась очень наблюдательной. Из нее могла бы получиться хорошая охотница, если бы она умела обращаться. – Надеюсь, в следующий раз ты пойдешь со мной, а не останешься дома, отлеживать бока. Твои ребра зажили, а от того страшного ожога на шее не осталось и следа, даже шерсть успела отрасти. Или думаешь, что ты теперь домашний волк? – она оборачивается, бросая на меня насмешливый взгляд. Укоризненно поцокав языком, она ставит корзинку на стол и принимается выкладывать добычу. – Мне питомцы не нужны. Я считаю, это неправильно – держать зверье взаперти. Ну и не прокормить мне тебя, – фыркает она.

За неделю, что я провел бодрствуя, я ни разу не ответил ей. Однако это нисколько не мешает этой странной девушке постоянно разговаривать со мной. Иногда мне кажется, что ей одиноко, и она пытается заполнить тишину теперь, когда у нее появился живой компаньон.

Я сажусь рядом со столом, наблюдая за ее работой. Она аккуратна, раскладывает добычу по стопкам. Грибы и травы мне знакомы, но ягоды выглядят необычно. И пахнут тоже.

– Эй! Нос прочь, – девушка бесстрашно отталкивает мою морду. Ладонь соскальзывает по губам и цепляет кончик клыка. Шикнув, девушка прижимает царапину ко рту, в то время как у меня на языке растекается сладкий вкус ее крови. Состроив обиженное выражение, она морщит нос: – Зачем кусаться? Я всего лишь хотела уберечь тебя. Это волчьи слезы, – она смахивает ягоды здоровой рукой в маленькую корзинку, которую ставит на самую верхнюю полку над огромной печью. – Они ядовиты, но из них получается отменная мазь для больных суставов.

Я чувствую, как уши озадаченно наклоняются сами собой. Для моего рода волчьи слезы неопасны, это людям стоит избегать их. Но причем тут больные суставы?

Девушка замечает мое недоумение и смеется, ее глаза цвета леса задорно прищуриваются.

– А я разве не говорила, что травница? Раз в месяц я сплавляюсь вниз по реке в деревню, где обмениваю мази и настойки на еду, ткани, мыло и прочие мелочи.

Я ловлю себя на мысли, что хочу узнать ее имя. Шок прокатывается по телу дрожью, и шерсть на загривке и шее распушается. Тепло растекается в груди и сменяется жаром, предшествующим обращению. Моя реакция не имеет ничего общего с агрессией. Совсем наоборот. Я хочу по-настоящему познакомиться с этой девушкой.

Тряхнув головой, я устремляю взгляд в окно, лишь бы не смотреть на странную человеческую женщину. Мое собственное тело готово предать меня, забыв о всей той боли, страданиях и потерях, что мне пришлось вытерпеть, чтобы добыть амулет. Который теперь утерян.

Луч света пробивается сквозь густую листву за окном и заглядывает в комнату. Блеснув чем-то на полке, он исчезает так же неожиданно, как появился. Я неосознанно всматриваюсь в лежащий среди склянок предмет.

Проклятый амулет.

Шерсть встает дыбом, губы собираются складками, и разъяренный рык вырывается наружу. Где-то за спиной раздается ошарашенный вдох, следом за ним на пол падет миска и разбивается с громким треском.

Приподнявшись на задних лапах, я хватаю ремешок амулета, чувствуя, как ненавистный жар обжигает десны. Боль прокатывается от пасти по всему телу, ноздри свербит от вони паленой шерсти и кожи. Не успевает всхлип сорваться с губ, как амулет резко выдирают из моей хватки.

– Ай! Ай-яй! – вскрикивает травница и отбрасывает амулет на стол, где под ним чернеет дерево. – Что на тебя нашло? – кричит она на меня, тряся обожженной ладонью.

Я в шоке смотрю на то, как краснеет и покрывается волдырями ее кожа.

– Это злая вещь! Тот, кто надел ее на тебя, был порожден в Ничто, иначе объяснить подобную жестокость я не могу, – девушка подходит ко мне и нагло раскрывает мою пасть, рассматривая обожженные десны и губы. Выругавшись, она возмущенно пялится на меня: – Ты болван? Даже если это память о хозяине, это не значит, что ты должен страдать.

Хозяине? Она думает, что я домашний волк. Мысль, что давно нужно было обратиться и рассказать правду, снова скребется в голове. И только нежелание напугать эту странную девушку останавливает.

– Я собиралась избавиться от этой ужасной вещи, – она вытаскивает из кармана склянку с какой-то вонючей мазью и принимается втирать в мои десны.

Я морщусь и прикладываю все усилия, чтобы не дернуться и не укусить ее ненароком. Я не хочу причинять ей боль. Эта травница с самого начала была добра ко мне. Заботилась обо мне день и ночь, пока я был без сознания, выхаживала после, кормила и поила. Она совершенно непохожа на тех людей, с которыми мне доводилось встречаться прежде.

С другой стороны, она не человек. Амулет никогда не причинит вреда человеку – он был создан ими во имя их проклятого бога. Он должен стать тем, что погубит их, но только если попадет к Хозяйке Леса.

– Я пыталась зарыть его, когда сняла с твоей шеи, – тихо ворчит травница, обрабатывая мои раны, – но он отравил землю. Растения, насекомые, даже сама почва умерла. Я никогда такого не видела. С каждым днем порча распространялась, и мне пришлось выкопать его, чтобы не навредить лесу. Как тебе вообще в голову пришло взять его в пасть? Разве ты забыл, как страдал, когда он висел на твоей шее?

Вдыхая, я собираюсь впервые нарушить молчание, когда снаружи раздается треск, затем леденящий душу визг животного, и глаза травницы в ужасе расширяются.

– Нет! Веснянка! – девушка бросается наружу, по дороге переворачивая стул и гулко врезаясь во входную дверь плечом. Я бегу за ней еще до того, как осознаю собственные действия.

Первое, что бросается в глаза, стоит оказаться на улице – раскуроченный забор из жердей. Второе – омерзительная вонь загнивающей плоти.

Огромный медведь с зараженной раной в боку встает на задние лапы, нависая над отчаянной глупой девушкой, которая пытается подхватить исполосованное тело козы и оттащить прочь. Я прыгаю на зверя, плечом врезаясь в его бок и смещая направление удара. Длинные загнутые когти со скрежетом соскальзывают по металлической бочке, распарывают ее, и наружу хлещет вода.

Земля быстро намокает, становится неустойчивой, но не один я испытываю дискомфорт. Медведь оступается при очередной попытке встать на задние лапы. Еще и травма ослабевает его.

Я обегаю его, отвлекая от девушки, заскакиваю ему на загривок и впиваюсь зубами в густую шкуру. Когти на задних лапах скользят по гноящейся ране, раздирая, и из медвежьей утробы вырывается исполненный агонии рев. Прежде чем зверь успевает дотянуться до меня, я спрыгиваю на землю.

Рядом оказывается одна из расщепленных жердей. Я оборачиваюсь в двуногую форму, краем уха отмечая тихий вдох за спиной, и подхватываю заостренную палку. Выпрямившись во весь рост, я размахиваю импровизированным оружием, наступая на опешившего медведя и не прекращая рычать. Заложенный природой страх перед высшим хищником пробивается до обезумевшего от лихорадки мозга, и зверь разворачивается и, хромая, убегает прочь в чащу леса. Жалкий забор окончательно доломан.

Вонь гноя больше не раздражает нос, и я могу легко ощутить сладкий привкус девичьего страха. Зажмурившись, я выдыхаю и готовлюсь к сражению с той, кто все это время заботилась обо мне. Теперь, когда она знает, что я оборотень, от ее доброты не останется ни следа. Люди ненавидят мой род. Они истребили всех до последнего. По крайней мере, по эту сторону гор.

Обернувшись, я смотрю в расширенные от ужаса зеленые глаза. Грудь травницы часто вздымается, следуя за судорожным дыханием, с губ срываются жалобные всхлипывания. По щекам бегут крупные слезы.

Опустив голову, девушка крепко прижимает к себе безжизненное тело козы.

– Вес...нянка, – порывисто выдыхает травница, ее плечи дрожат от рыданий. – Пожалуйста, дыши. Пожалуйста.

– Она мертва, – я подхожу и сажусь в нескольких шагах от плачущей девушки.

Травница на мгновение замирает, но затем срывается в еще большей истерике. Все ее тело трясет, словно в лихорадке, горечь и боль пропитали ее запах, перебивая пряный аромат леса. Пальцы сжимают шерсть козы, бессмысленно пытаясь свести края глубоких ран. Кровь залила платье.

Все внутри меня требует утешить девушку, забрать ее боль, помочь пережить утрату. Неосознанно я тянусь к ее плечу. Колеблясь всего минуту, я кладу ладонь на ее руку. Под моим касанием травница замирает, как напуганная лань. Я осторожно забираю у нее мертвое животное и укладываю на смятую траву рядом.

Девушка вскидывает на меня взгляд широко распахнутых глаз. Слезы текут по ее бледному лицу. Веки, нос и губы опухли. Руки дрожат так сильно и такие холодные, что я не могу удержаться и обхватываю их, крепко сжимая.

– Ш-шш, тише, – эхом повторяю слова, которые когда-то она шептала мне в попытке унять боль. – Все позади, все будет хорошо.

Зеленые глаза травницы смотрят на меня в упор. Они полны утраты, которая так знакома мне, что дыхание перехватывает. Я наклоняюсь и обнимаю хрупкую девушку. Она замирает в моих руках, ее тело перестает дрожать, но затем горькие рыдания снова вырываются из нее, горячие слезы текут по моей обнаженной груди. Она не обнимает меня в ответ, не касается нигде, кроме того места, к которому я прижимаю ее лицо в попытке утешить, но из ее запаха пропадает страх.

Странная девушка. На ее глазах волк, который жил в ее доме в течение двух недель, превращается в подобие человека, а ей не страшно. Она не пытается оттолкнуть его от себя, сбежать и спрятаться, найти оружие и убить.

– Веснянка была моим другом, – горячее порывистое дыхание касается кожи. – Она была единственной, кто не боялся жить со мной в чаще. Она набрела на мой дом десять лет назад, когда наставница умерла, и с тех пор всегда была рядом. Я выходила ее так же, как тебя, как многих до тебя, но она не ушла, как остальные. Она, – голос травницы снова срывается в рыданиях, – она была моим другом. Кроме нее, у меня никого не осталось.

Горечь сдавливает горло. Я прекрасно понимаю, что значит, быть одному, знать, что тебя никто нигде не ждет, не придет на выручку, не скажет доброго слова, не утешит. Одиночество – страшное проклятие, которое свело многих из моего рода с ума после того, как люди вырезали большую часть нашей популяции.

Возможно, я тоже сошел с ума, раз держу в руках эту девушку и ничто во мне не восстает против этой идеи. Напротив, давно забытое тепло растекается по венам и забирает тревогу. Мне не хочется выпускать ее из объятий, хочется всегда быть рядом. Хочется... обрести дом.

– Как тебя зовут? – вопрос вырывается прежде, чем я успеваю прикусить язык. Слишком долго я желал узнать ответ.

Травница отстраняется и озадаченно смотрит на меня. В ее выражении нет страха, только грусть от потери друга, пусть это и была всего лишь коза.

– Киара, – тихо шепчет она. – Тебя?

– Вэиро – Бегущий С Ветром.

– Ты ведь оборотень? – На ее губах появляется смущенная улыбка, под веснушками проступает густой румянец. – Не помню, чтобы ударялась головой.

Невольный смешок срывается с губ, и я выпускаю Киару из рук. Неохотно. Ее взгляд скользит по моим плечам, груди, животу, и она краснеет еще гуще и прячет лицо в ладонях. Даже ее шея стала насыщенного красного цвета.

– Может, прикроешься или снова шерстью обрастешь?

На этот раз я смеюсь и, качая головой, встаю на ноги. Странная девушка. Мало того что не боится оборотня, так еще и так легко рассуждает о его способности оборачиваться.

На натянутой между сараем и домом веревке сохнет белье. Сорвав полотенце, я обматываю его вокруг бедер и возвращаюсь к девушке, которую снова поглотила печаль. По ее щеке катится слеза, и я осторожным движением стираю ее.

Киара ахает и отшатывается назад. Мгновение она переваривает мой жест, а потом недовольно надувает губы и сводит брови вместе.

– Что это ты себе позволяешь? – ее голос дрожит, но не от страха.

– Мне не нравятся твои слезы, – честно отвечаю я и протягиваю ей руку, предлагая подняться с земли. Она неуверенно вкладывает свою крохотную ладошку в мою. – Давай проводим твоего друга в последний путь. Ее тело должно вернуться к истокам, чтобы ничто не удерживало душу в Великом Ничто.

Киара кивает и, сходив в сарай, возвращается с лопатой и мешком с соломой. Я подхватываю мертвую козу на руки и иду за девушкой в сторону реки. Там, на берегу мы складываем небольшой костер и сжигаем тело, пепел закапываем в землю под деревом. Теперь Веснянка сможет вернуться в объятия матери-природы.

Выдох срывается с губ Киары, и она запрокидывает голову к небу, из закрытых глаз текут слезы. Порыв ветра проносится над лесной кроной, и плечи девушки опускаются, как если бы она тоже почувствовала, как Хозяйка Леса проводила своего жителя в последний путь, благословляя на новую жизнь.

– Снова одна, – едва различимый шепот срывается с ее губ. – Проклята быть одной.

Острая тоска сдавливает грудь, и мне хочется завыть, настолько печально выражение на лице девушки. Она добрая и бескорыстная, ее сердце полно любви и тепла, но сейчас все это утонуло под горечью и скорбью так же, как небо скрылось за облаками. Первые капли дождя падают на землю, и я принимаю решение, которое было немыслимо всего неделю назад.

– Я останусь, пока ты не заведешь нового друга, – обещаю я.

Киара резко поворачивается ко мне и приоткрывает рот от шока. Ее мокрые каштановые волосы обрамляют круглое веснушчатое лицо. В зеленых глазах вспыхивает надежда, и во мне растекается тепло.

– Спасибо, Вэиро, – искренне улыбается Киара, и это самое прекрасное, что я когда-либо видел в жизни.

Я всегда успею принести амулет Хозяйке Леса. Я остался один из моего рода, других оборотней по эту сторону гор нет, а значит, от того, что я проведу пару недель с травницей и помогу ей пережить горе, ничего не изменится.