2
Боль. Обжигающая, всепоглощающая, лишающая рассудка. Она пульсирует в груди, в боку, в голове, в конечностях, везде. Каждый вдох распаляет ее пламя все сильнее, и это озаряет Великое Ничто кровавыми всполохами.
Я всегда считал, что за гранью смерти нет ничего: ни боли, ни страданий, ни памяти, ни самосознания. Видимо, все дело в амулете – недаром его зовут проклятым. Только вместо того, чтобы обречь тварей на вечные мучения за их грехи, я проклял себя самого.
– Ш-шш, тише, не двигайся, – раздается голос где-то из глубины багрового мрака. – Все позади. Все будет хорошо.
Я застываю, невольно делая, что мне говорят. Слух обостряется до предела, пытаясь определить местонахождение существа, которое бродит по Ничто. Что оно такое?
В следующее мгновение боль вспыхивает с новой силой, и в ноздри врывается оглушающий запах трав. Терпкая горечь настолько яркая, что растекается на языке, и слюна начинает капать с губ.
Я чувствую мое тело.
Не успеваю осознать последнюю мысль, как что-то раскаленное касается бока, и судорога сводит мышцы. Следом приходит агония, и громкий вой вырывается из глотки вместе с выдохом.
– Прости, волчок, – приглушенный голос становится ближе, в нем слышны тонкие, мягкие нотки, – Потерпи еще немного. Совсем чуть-чуть.
Я жадно хватаю воздух, и это заставляет грудь вздыматься. Боль снова расползается по телу, но на этот раз я точно чувствую ее источник – за лопаткой. Видимо, одна из стрел попала между ребер и только чудом не задела легкое. Иначе я бы не дышал.
Я дышу.
Я жив.
– Молодец, волчок, – баюкающим голосом нашептывает женщина. Ее руки касаются ран, посылая огненные волны агонии, но вместе с этим горький, терпкий аромат трав забивает нос. Она меня лечит?
Мне стоит огромных усилий поднять веки, но мутная пелена в глазах мешает рассмотреть что-либо. Даже собственного носа не видно. Насыщенный ароматами лекарственных трав воздух врывается в пасть, оседает на языке, унимает боль. Мягкое прикосновение к голове, заставляет уши дрогнуть.
– Ты очнулся, – женский голос полон нежности и облегчения. – Я боялась, что ты не выкарабкаешься.
Я слышу движение рядом, и влажная тряпка касается губ. Вода струится с нее, и я ловлю ее языком. До этого момента я и не представлял, насколько сильна жажда. Желание вырвать тряпку, выжать ее в рот до последней капли охватывает меня, но я не могу пошевелиться. Тело не слушается. Любое движение кажется непосильной задачей.
Женская ладонь скользит по щеке ласковым прикосновением. От нее пахнет травами и лесом. Домом.
Пару раз моргнув, мне удается смахнуть пелену с глаз, но все, что я вижу, это колени, скрытые под юбкой. Повернуть голову я не могу.
Перед носом появляется хрупкая ладонь. В пальцах зажата очередная тряпка, но эта пахнет душицей, ромашкой и кипреем. Я невольно втягиваю успокаивающий аромат, и голова становится тяжелой, веки опускаются сами собой. Медленно я проваливаюсь во мрак, но на этот раз он не душит. Он дарует покой и надежду, что еще не все потеряно. Что я еще смогу выполнить мое предназначение.
Когда я просыпаюсь в следующий раз, то могу не просто открыть глаза, но и поднять голову. Подо мной набитый соломой тюфяк, рядом стоит миска с водой, вокруг деревянные стены небольшой комнаты с единственной дверью. За маленьким окном царит ночь, и слабый лунный свет проникает внутрь и разливается по заставленному ящиками и высокими кувшинами помещению. От последних идет характерный душок алкоголя. Из-под потолка свисают пучки ароматных трав, связки чеснока, ленты сброшенной змеиной кожи и сушеные птичьи лапки. В углу покосившийся книжный шкаф со свитками и потрепанными книгами.
Дом ведьмы.
Везение ли это – большой вопрос. Зависит от того, к чьему роду она принадлежит. Если человеческому, то я обречен, и вскоре это мои лапки будут висеть под потолком.
Я наконец осмеливаюсь оценить повреждения и выдыхаю в облегчении. Обработанные вонючей мазью раны не так страшны, какими казались, и уже начали затягиваться. Странные жесткие повязки вокруг ребер и правого предплечья смущают, но после провальной попытки пошевелиться так, чтобы не вызвать новую вспышку боли, я решаю оставить их на месте. Покрутив головой, я пытаюсь нащупать амулет, но шея тоже замотана пахучими бинтами, под ними только легкое жжение.
Холодок осознания пробегает по коже неприятной дрожью. Амулета нет. Ничто не обжигает, не тянет к земле, не пытается задушить. Неужели я его потерял?
Этого не может быть. Я стольким пожертвовал, чтобы найти его, столько вытерпел, пытаясь принести Хозяйке Леса.
Отчаянный неконтролируемый всхлип срывается с губ.
Из-за двери доносится громкий вдох. За ним глухой удар ступней о пол, и тихие шаги спешат к комнате. Невольно напрягаясь, я чувствую, как шерсть на загривке встает дыбом, верхняя губа собирается складками, обнажая клыки.
Дверь не распахивается резко. Напротив, она отворяется медленно, и в луче лунного света появляется невысокая юная женщина. Ее темные брови изумленно ползут вверх, когда она замечает мою настороженную позу, пальцы складываются в кулаки. Она собирается напасть?
Рык застывает в горле, когда на ее лице расцветает широкая счастливая улыбка, на левой щеке, обращенной к окну, появляется ямочка. Смахнув растрепанные темные волосы за спину, девушка осторожно опускается на колени. Чтобы казаться меньше, не выглядеть угрожающе?
Я вспоминаю ее обращение, когда она баюкала меня, обрабатывая раны. Она думает, что я волк.
– Привет, – тихо шепчет девушка, будто боится, что ее голос потревожит меня. – Как ты себя чувствуешь? – спрашивает и медленно переползает на шаг ближе ко мне.
Я молчу, ничем не показывая, что понял вопрос. Я все еще не знаю, что она такое. Ее запах умиротворяющий, теплый, родной. Она пахнет лесом, но в этом доме все пахнет лесом, начиная от деревянных стен и заканчивая сушеными травами.
– Я смотрю, тебе уже лучше. Можешь поднять голову. Это хорошо, – продолжает нашептывать она, смело, или, скорее, глупо и опрометчиво, приближаясь к огромному волку, лежащему на тюфяке в ее кладовой.
Последняя мысль заставляет тихий рык вырваться из пасти. Прижав уши к голове, я полностью обнажаю клыки в угрозе. Я не стану еще одним ведьминым трофеем. И пусть я пока не могу встать, но даже одного укуса хватит, чтобы сломать хрупкую человеческую шею.
Девушка замирает на месте, ее брови снова удивленно ползут вверх. Легкий всплеск страха в ее аромате быстро пропадает. Раскрыв пустые ладони, она протягивает их ко мне, показывая, что безоружна.
– Я не угроза, волчок, – игнорируя опасность, девушка подползает ко мне на четвереньках. Бесстрашная. Либо глупая. Усевшись на колени, она скользит взглядом по моему телу, ее брови сходятся вместе, с губ пропадает улыбка. – Ты был сильно ранен, когда я тебя нашла. Река вынесла тебя к моей заводи неделю назад.
Неделю. Я ошарашенно моргаю, пытаясь осмыслить факт, что эта странная глупая девушка выхаживала дикого зверя целую неделю.
– Какой-то жестокий охотник нашпиговал тебя стрелами, – она раздраженно морщится, – и натравил на тебя собак. Я не знаю, как тебе удалось спастись, но это чудо, что ты выжил.
Действительно, чудо. Едва не отвечаю я, в последний момент прикусывая язык. Я все еще не знаю, что она такое.
Поведя носом, я пытаюсь определить ее истинный запах, скрытый под яркими ароматами ее профессии. Странно, но от нее не пахнет магией. Может, она все же не ведьма, но тогда куда делся амулет? Я не верю, что он мог слететь во время падения с обрыва или утонуть в реке. Я должен его найти и закончить начатое.
Собрав все имеющиеся силы, я приподнимаюсь на лапах, но не успеваю выпрямиться, как слабость овладевает мной. Перед глазами скачут яркие искры, в ушах шумит. Я чувствую, как начинаю заваливаться набок. Неожиданно сильные руки подхватывают меня и осторожно укладывают обратно на тюфяк.
Я в шоке смотрю на девушку, не в силах дернуть даже ухом, но нос меня никогда не подводил.
Человек. Она из рода тварей, уничтоживших мой род.
– Осторожнее, волчок. У тебя сломаны ребра и вывихнута лапа. Про дыры от стрел я даже говорить не стану, ты и так о них знаешь, – ворчит человеческая женщина, легкими касаниями проверяя замазанные мазью раны.
Знает ли она, что я ее понимаю? Ответа на этот вопрос у меня нет. Она выглядит слишком молодо, чтобы помнить, что когда-то леса не принадлежали людям.
Значит ли это, что я в деревне? За пределами это дома есть другие люди? Эти умные мысли приходят в голову только сейчас. Хвост начинает нервно стучать по тюфяку.
– Не злись, волчок, – воркует девушка и вдруг начинает гладить меня по шерсти, словно домашнюю собаку.
Я ошарашенно поворачиваюсь к ней, не в силах ни нарычать, ни укусить. Еще никогда я не встречал человека, который был бы столь бесстрашным и глупым одновременно.
– На тебе все быстро заживает, – повернувшись, она широко улыбается, и лунный свет озаряет ее круглое лицо с темными веснушками и ямочками на щеках. – Ты и не заметишь, как снова будешь здоров и сможешь вернуться домой. А пока отдыхай, я тебя не выгоняю и даже плату за постой просить не стану, – она подмигивает мне, и шерсть на шее сама собой распушается, когда необъяснимая дрожь пробегает по коже. – Хотя если принесешь оленя в качестве благодарности после, не откажусь.
Она смеется, а я смотрю на нее, как щенок, который впервые столкнулся с шатуном в лесу – ни сбежать не могу, ни напасть. Эта человеческая женщина странная.
– Ты голоден? Как думаешь, сможешь поесть?
Она поднимается на ноги и быстрым шагом выходит из кладовой. Ее нет всего минуту, из соседней комнаты слышны звуки посуды. Когда она возвращается, в ее руках глубокая тарелка с густой похлебкой, от которой аппетитно пахнет мясом. Поставив ее на пол рядом с миской с водой и пожелав мне приятного аппетита и хорошего отдыха, девушка уходит, закрывая за собой дверь. Я напрягаю слух, пытаясь различить звук запираемого замка, но ничего не происходит.
Эта девушка слишком наивна и беспечна. Хотя, с другой стороны, она, похоже, не знает, что я такое. Иначе не стала бы не то что кормить, но и закончила начатое охотниками.
Принюхавшись к похлебке, я едва не захлебываюсь слюной. Как же хочется есть! Но это и не удивительно, если учесть, что я провалялся в беспамятстве около недели.
Я набрасываюсь на еду, уничтожая вкусное рагу из измельченного мяса, хлеба и крупы за считаные минуты. Приятное тепло расползается от желудка, и вялость снова наваливается на меня. Положив голову на тюфяк, я прикрываю глаза всего на миг, но объятия сна оказываются слишком крепки, унося сознание в мир грез, где я то бегу с братьями и сестрами по лесу, то мчусь прочь от гончих и охотников, то истлеваю в пламени проклятого амулета, уничтожающего мою душу.
