Глазами не увидеть

Сколько дней прошло с того ужасного мига возвращения, когда их руки аккуратно, но неумолимо разъединили, омегу оттёрли от Какаши, в четыре неопознанные руки оттащили куда-то, а Хатаке увели в ночь и последний раз мелькнула серебристая макушка вдалеке, Ирука не знал. Кажется, он снова очутился у себя на прежней квартире, как будто ничего и не случилось, и о нём просто забыли. Он плохо понимал, что происходит, что-то случилось с его телом, сознание плыло и отключалось, хотелось спать, спать и ещё раз спать. И он спал, свернувшись на своём футоне, сознание было сумрачным, мысль ни на чём не могла остановиться, он только смутно сознавал, что Какаши у него отобрали и где-то мучают, будут судить, казнят… Собственное настоящее и будущее были смутными и тёмными, жить не хотелось от слова «совсем».

Смутно понимал, что рядом периодически кто-то появлялся, трогал лоб, шею, тряс за плечо. Но так как это точно был не Какаши, Ирука не реагировал. Его будили, поили водой, заставляли сесть на футоне, пытались накормить полусонного. Он садился, делал несколько глотков и валился назад на футон. Порой звучали голоса почему-то кого-то из учеников, кажется, Наруто и Саске, иногда какой-то женский голос звал его и задавал вопросы, которых он не понимал.

Наконец случилось что-то решительное. Ирука сквозь сон почувствовал, что чьи-то сильные руки тянут его с футона. Запах этого человека был смутно знаком, но откуда, Ирука не мог понять.

Открыл глаза — белые стены, белый потолок. Госпиталь? Почему? Что там с Какаши? Ирука попробовал подняться, но резанувшая под рёбрами боль заставила со стоном упасть назад, на койку. Из вены торчала игла капельницы. Что происходит?

Послышались мягкие шаги, возле него появилась высокая фигура и судя по тому, что украшена эта фигура была спереди чем-то вроде двух арбузов, была это Сэнджу Цунадэ, саннин-медик конохского госпиталя.

Цунадэ-сама взяла его за запястье, посчитала пульс.

— Цунадэ-сама, что с Какаши-саном?

— Вы бы лучше поинтересовались, что с вами?

— А что со мной?

— Хм. Ну, даже не знаю, как вам сказать, но… вы беременный.

— Ох! И… и что мне теперь делать?

— Мне сложно ответить, я только диагностировала беременность на основании клинических данных, как там у вас, омег, устроено всё внутри, я и понятия не имею, так что предупреждаю сразу, за аборт не возьмусь.

— Аборт? Нет!

— Не кричите так, никто вас не тронет, Ирука-сама. Я же говорю, что даже не возьмусь.

Ирука откинулся на подушку и прикрыл глаза. За первым испугом нахлынула тёплая волна. Ребёнок! От Какаши! Ками-сама, как благодарить, какими словами?

— А когда мне придёт срок, на вас тоже могу не рассчитывать?

Цунадэ-сама вздрогнула и уставилась на него, о таком повороте дела она и не задумывалась пока.

— Ирука-сама, я медик и сделаю всё, чтоб помочь вам всем, чем смогу, но хочу предупредить, я ведь не акушер.

— Я понимаю. Но и на том спасибо. А с Хатаке что?

— Я правильно понимаю, что беременность не без его участия образовалась?

— Да.

— Ох, надо же какой шустрый! — восхитилась саннин, но поймав умоляющий взгляд Ируки, опомнилась. — Он заключён под стражу. Пока это всё.

— И сколько уже?

— Месяц.

— Что???

— Ну, а чему вы удивляетесь, Ирука-сама, кабы не Наруто, так не знаю, нашли бы вас живым или нет. Две недели пытались вас разбудить, две вы тут лежите.

— А почему так болит под рёбрами?

— Это вы голодный просто. Вас кормим видите, через вену витаминами и глюкозой. Зубы вам разжать невозможно просто было.

— Спасибо вам, Цунадэ-сама.

— Это не только мне, Наруто и Саске подняли переполох, Эбису-сэнсей вас навещал, а Генма-сан сюда принёс.

— Генма-сан? Надо же.

— Ирука-сама, я знаю, ситуация с вами вышла очень некрасивая, что там по вашему правовому статусу в Конохе, это вам лучше объяснят в штабе, но знайте, на вашей стороне много народу и в Конохе у вас есть друзья, которым не всё равно, что с вами происходит.

— Спасибо, Цунадэ-сама, но меня очень беспокоит ситуация с арестом Хатаке-сана.

— Поверьте, эта ситуация волнует и беспокоит не вас одного. Но нам всем придётся набраться терпения, а вам ещё и начать восстанавливать потерянные силы, чтоб не навредить малышу.

— Я могу просить, чтоб Генма-сан пришёл ко мне?

— Я посмотрю, что тут можно сделать, — с этими словами саннин поднялась и распрощалась с Ирукой, оставив его наедине с небывалыми новостями и глубокой сердечной тревогой.

Ребёнок… Значит, как и предполагал Какаши, Ирука оказался плодным, вот это сюрприз так сюрприз! Мало ему было известия об омега-сущности. Ирука потёр метку за ухом и остро загрустил. Как-то ещё отнесётся к известию Какаши? А потом пришла мысль, что не дай Ками-сама, но как бы не вышло так, что о своём дитя джонин не узнает уже никогда и не увидит его. Нет, не бывать такому! Ирука не имеет права и дальше разлёживаться, надо брать себя в руки и рыть землю, ища способов вызволить Какаши из застенков.

* * *

Связанный хитрыми узлами за спиной, Хатаке тем не менее сидел очень прямо на жёсткой скамье перед собравшимися в камере людьми. Были тут и Шикаку Нара, глава совета джонинов, и Иноичи Яманака, и старейшина клана Хьюга, словом, целый трибунал под предводительством Хирузена Сарутоби.

— Какаши, здесь нет твоих врагов, но вот уже месяц ты здесь, а ты ведёшь себя так, словно пытаешься специально восстановить против себя и всех своих друзей тоже.

— Что я могу ответить вам, Хирузен-сама, я здесь один и связанный против вас всех, кто станет меня слушать?

— Мы все тебя слушаем, Хатаке-сан, нам бы понять твои мотивы, почему ты нарушил приказ и забрал Ируку назад в Коноху?

— Я устал отвечать на этот вопрос. Потому что счёл неправомерным его изгнание из Конохи. На нём не было никакой вины, кроме того, по оговорке Навамы-сама я заключил, что за Ируку была заплачена немалая сумма в казну Конохи. Торговля живым товаром незаконна.

— Какаши, — вступил в разговор Шикаку, — ты произносишь сейчас перед всеми нами очень серьёзные обвинения в адрес Хокагэ. Ты это сознаёшь? Не отказываешься от своих слов?

— Сознаю, не отказываюсь.

— А по нашим сведениям, твоё неподчинение приказу и прямое вмешательство в дела деревни Огня привели к тому, что дипломатические отношения по инициативе Навамы Саддары были расторгнуты и сейчас накануне нового военного конфликта Коноха оказалась практически без сторонней военной поддержки.

— Иными словами, меня обвиняют в том, что я не дал Конохе купить себе мир ценой чести и достоинства Ируки-сэнсея?

— Откуда ты заключил, что Ирука-сама не захотел бы отношений с Навамой-саном добровольно?

— Оттуда, что на добровольном основании Ирука-сама предпочёл меня.

Трибунал смутился и долго перешёптывался, Хирузен в перешёптываниях участия не принимал, сидел, сложив руки на коленях и смотрел в пол. Но вдруг поднял голову:

— А жена Навамы-сама, маркиназ Аттриморра Тирания тебя тоже предпочла добровольно, Какаши?

— Ничего порочащего честь и достоинство госпожи Тирании Саддары я произносить не буду.

— Значит драть её в покоях супруга ты не стеснялся, а засвидетельствовать это — откуда только честь шиноби взялась?

— Я не буду заявлять ничего порочащего честь женщины.

— Значит, ты не желаешь прояснить ситуацию с сэрой Аттриморрой? А вот Навама-сан утверждает, что сэра подверглась твоим домогательствам и не исключает, что с целью заручиться её согласием на убийство самого лорда Навамы.

— Какаши, — умоляюще проговорил Яманака, — нам можно, мы свои, расскажи, как было дело. И какую роль играл во всём этом Ирука?

— Ирука-сама никакого участия в подразумеваемых событиях не принимал.

Трибунал поднялся с мест.

— Хатаке Какаши, трибунал обсудит полученные сведения и доведёт до вас своё решение.

С этими словами все вышли, один Какаши остался сидеть и в глубокой задумчивости. Его ответы тянули на высшую меру, он прекрасно это осознавал, но вины за собой не чувствовал, знал, что отец и Минато-сэнсей сейчас гордились бы им. Наконец-то он мог не таясь поддержать ту сторону, которую считал правильной, защитить честь и достоинство униженных, которых больше некому было защитить. Разве не это вкладывали в его голову с малолетства.

Деревня это прежде всего её люди, граждане, защищать которых есть не только долг, но и право, которое ещё надо заслужить.

Сегодня, он был уверен, он заслужил это право, значит, смерти бояться не стоило, он смело сможет посмотреть в глаза отца и тот скажет ему «Горжусь тобой, сын!». Это стоило всего на свете, только бесконечно жаль было расстаться с Ирукой. Какаши что, чик и нету его, а Ируке будет каково? В своих чувствах он не сомневался, они и после месяца разлуки не притупились, но у Ируки, может, после течки всё прошло? И он даже не придёт взглянуть на его казнь? Зачем ему, только неприятные воспоминания шевелить. А Какаши ничего бы так больше в жизни не хотел, как взглянуть на Ируку ещё раз. Ками-сама милосердный, смилуйся…

* * *

Ками-сама всеблагий! Минуло ещё две недели, а новостей не было по-прежнему никаких. Даже нашедший время для визита Генма-сан никак не мог прояснить ситуацию, сам хотел бы знать, какие именно обвинения предъявляют Какаши.

Ирука с нетерпением донимал Цунадэ-сама, чтоб ему позволили наконец покинуть госпиталь, его снедала лихорадка деятельности, и таки допёк саннина:

— Умино Ирука, убирайтесь на все четыре стороны, но если только что-то где-то кольнёт, потянет или заболит в животе, прямо ложитесь на пол и требуйте, чтоб позвали меня. На таком раннем сроке это не шутки. Помните, у вас ребёнок Какаши.

— Я помню об этом каждую минуту, — заверил саннина Ирука и смылся из госпиталя.

В своей бывшей квартире он наконец смог оглядеться как следует. Ничего не было тронуто, деньги и документы он нашёл в своей сумке. Подивился, что не было обыска и дознания в его отношении. Может, до Хокагэ уже дошла благая весть, что Ирука в положении? А ситуация в Конохе была такой взрывоопасной, что притяни Хокагэ к ответу беременного омегу, которому и самому было что предъявить властям, то наверное, дело бы кончилось взрывом народного гнева. Порадовавшись за себя, Ирука первым делом решил идти прямо в логово врага, то есть в штаб и орать там на каждом углу, что если ему не дадут свидания с Какаши, то… А что собственно то? Нет, следовало действовать по другому и через Эбису попытаться вернуть себе место в штабе, а там уж Ирука исхитрится перехватить нужные документы или поговорить с нужными людьми. Сидя дома, он ничего не добьётся.

* * *

На следующий день в комнате выдачи миссий прямо с утра пораньше стряслась лёгкая сенсация. Ровно в восемь часов на пороге появился Умино Ирука собственной персоной и как ни в чем не бывало проследовал на своё рабочее место, которое так и пустовало со дня исчезновения чунина из Конохи.

— М-м, э-э, Ирука?

— Привет, Котецу? Как дела?

— Ш-шикарно, лучше всех. А ты, собственно, чего тут?

— Как чего, я работаю здесь, ты забыл?

— Н-но, тебя так долго не было…

— А вы и обрадовались?

— Да что ты, Ирука! Нет, но…

— Сослуживец пропал невесть куда, а вы и не спросили, что с ним? А я, может, умер?

— Н-нет, нам же не давали документов о твоей смерти.

— Ну и на том спасибо.

Ирука сел на свою скамеечку и протянул руку к папкам с документами. Со дня его исчезновения в них не было сделано больше ни одной записи. Почему их не убрали в архив? Отвечая на невысказанный вопрос чунина, Котецу пожал плечами:

— Каждый день говорили «Завтра уберём». Пока они тут стояли, как-то было легче думать, что ты просто в отпуске.

— А что вам сказали, где я?

Котецу пригнулся и зашептал:

— Эбису сказал, что тебя выслали за пределы деревни, потому что ты омега и якобы устраиваешь среди своих поклонников свары. Это официально. А по секрету добавил, что за тебя много денег заплатил какой-то богач.

Щёки Ируки запылали. Ками-сама! Кем же его теперь считают в деревне? Шлюхой?

На этом моменте в комнату ворвался Эбису:

— Ирука-сама! Что вы здесь делаете?

— Работаю, Эбису-сан. Кстати, доброе утро.

— Доброе! Но… Вы же здесь больше не работаете.

— Почему? На каком основании?

— М-м…

— Если я здесь не работаю, то покажите мне соответствующее решение. Оно в природе существует?

— Нет.

— Значит, я на своём законном рабочем месте и желал бы знать, что сталось с моей зарплатой?

Эбису внутренне собрался и деловито ответил:

— Вам всё выдадут, Ирука-сама, я сейчас дам знать в бухгалтерию.

— Спасибо, Эбису-сан.

Эбису обернулся на пороге и промолвил:

— Мы очень рады вашему возвращению, Ирука-сама.

В комнате выдачи миссий сегодня царило какое-то странное оживление. Как было отнестись к тому факту, что изгнанный со скандалом чунин снова находился на своём рабочем месте, а Хатаке между тем по прежнему был под арестом, никто не понимал. Ходили ведь по Конохе дикие слухи, что Хатаке арестован из-за того, что не поделил омегу с видным вельможей деревни Огня. А кто его знает, как и что там было на самом деле, у всех в памяти были живы истории поножовщин из-за Ируки в самой Конохе. Вдруг чунин сам навлёк на Хатаке беду? И в то же время, у всех словно камень с души свалился, Ирука снова здесь и масштабы совершённой по отношению к нему подлости стали как-то забываться.

Ближе к обеду настроение больше склонилось в праздничную сторону. С Ирукой заговаривали всё чаще и уже посыпались первые предложения пойти пообедать вместе. Ирука наоборот мечтал чтоб о нём все забыли поскорее, он лихорадочно штудировал свод законов деревни, начиняя свою память формулировками оправдательных обстоятельств на те пункты обвинений, которые, казалось, могут Какаши предъявить.

Обедать он не пошёл и когда комнату покинула гомонящая толпа, смог погрузиться в изучение самого старого свода уложений. После обеда чунин как ни в чём не бывало перенёс свою лихорадочную деятельность в архив. Он сосредоточенно работал до ночи и когда уже слипались глаза, наткнулся на некий документ, подписанный аж ещё Тобирамой Сэнджу. Ирука прочитал и сел прямо на пол между полок. Указ был действующим, никаких отметок о признании его утратившим силу Ирука не нашёл. Чунин с горящими глазами сделал себе необходимые выписки, и возблагодарил Ками-сама, в конце концов, это была его последняя надежда!