Глазами не увидеть

— Ирука, ради Ками-сама, отдай! — тихо попросил джонин, и Ирука молча сунул то, что было ещё этим вечером женской нательной сорочкой, ему в руки назад.

Оба повернулись посмотреть на коня и его хозяйку, но ни тот, ни другой ничего не видели. Какаши внутренне весь замер и подобрался. Они балансировали на тонкой грани, скандала поднимать не следовало, больше всего ему хотелось сейчас с наименьшими потерями покинуть поместье и вернуться в Коноху, беспрепятственно забрав Ируку с собой, а объяснить всё Умино он сможет и по дороге.

Ирука вообще ничего не видел и не слышал, он словно находился в преобморочном состоянии, впервые в жизни он ощутил то, что называется «кровь застыла в жилах». Сердце билось через раз, кончики пальцев заледенели, тяжёлая остывшая кровь стучала набатом в висках. За что? Почему Какаши так сделал и стоит с таким видом, будто ничего не произошло?

Так вот на что всячески намекал Навама за завтраком. «Ваш охотник успел снять трофей и с другой полки». Так Какаши пошёл к нему сразу после объятий с чужой женой… Взял, так сказать, всё, до чего смог дотянуться… А Ирука-то, наивный, думал, что там и вправду были чувства. Да Какаши было наплевать, главное, чтоб добыча не противилась.

Ирука стоял, горько понурившись. Он казался самому себе сейчас почему-то оплёваным. Лучше б он сдался Наваме, было бы не так больно. Навама чужой, что от него хорошего ждать, а от альфы, от которого подгибались колени кружилась голова и сходили с ума тело и разум, получить такой удар было невыносимо унизительно и жестоко.

Сэра Аттриморра поймала коня и отвела в отдельную от остальных конюшню и всё маленькое общество двинулось назад к дому. Не видя перед собой уж ничего, кроме размытых нечётких контуров песчаной дорожки под ногами, Ирука пошёл вслед за всеми, ощупывая ногами дорогу. Не видел и не слышал, как хвасталась конём сэра Аттриморра, как поддакивал Навама, который коня её боялся не меньше, чем саму Тиранию, как Какаши тихонько попросил у Навамы аудиенции.

Ирука не знал, кто отвёл его в ту комнату, где он провёл самую счастливую ночь в своей жизни, но оказавшись там, сел в уголок. Постель, хоть и была уже заботливо перестелена, всё равно хранила такие воспоминания, которые сейчас он искренне и страстно желал бы забыть. Не мог он снова на неё прилечь, не мог. Лёг на полу в уголочке и неожиданно отключился, душа, которой в течение нескольких дней пришлось пережить гамму чувств от самого безнадёжного отчаяния до высшей радости и назад, отпросилась на покой.

А тем временем в покоях Навамы происходил горячий разговорец.

— Вы, господин джонин, вижу, как-то чересчур уж своеобразно понимаете гостеприимство в чужом доме, да ещё принадлежащем деревне, с которой Коноха желает поддерживать союзнические отношения.

— Приношу вам свои извинения за непозволительное поведение с сэрой Саддарой вчера вечером.

— Да бросьте, мы оба знаем, что инициатива была не ваша. По вам видно, что нужен вам был только омега. Кстати, вот что мне непонятно, так это почему вы привели его и отдали мне? И как он отреагировал, что вы были готовы положить его прямо ко мне в постель?

Какаши медленно перемялся с ноги на ногу.

— Господин Навама, решение сопроводить Умино-сана к вам принимал не я, а Хокагэ, если б не его прямой приказ…

— Хм, так почему же вы нарушили его прямой приказ и вернулись, хотя вам было предписано идти в Коноху?

— Потому что есть в жизни то, что важнее любого приказа.

Навама вскочил с места и побагровел:

— Нет! Нет таких вещей, что могут быть важнее приказа! Как вы думаете, почему я продолжу супружескую жизнь с сэрой Тиранией? Потому что она была куплена мне в жёны старейшинами клана с приказом жить в браке и воспитывать наследников! И я исполню этот приказ, хотя один Ками-сама ведает, чьего наследника теперь я буду принуждён воспитывать!

— Мне очень жаль, господин Навама, что так сложились ваши обстоятельства, раз деньги, выплаченные за сэру Тиранию, единственные только и заставляют вашу плоть исполнять её желания.

— Да вы сумасшедший!

— Не более сумасшедший, чем вы.

— Убирайтесь из этого дома!

— Спасибо, это единственное, что мне было приятно услышать от вас. Омегу я забираю с собой.

— О! Забирайте-забирайте! Если я ничего не путаю, он-то и устроит вам персональный ад, вот уж от него вы, как от мухи, не отмахнётесь, как отмахиваетесь от меня, обманутого по вашей вине мужа.

Не видя смысла в дальнейшем продолжении скользкого разговора, Какаши откланялся, а Навама позвал к себе секретаря и взялся диктовать ему длинное и нелицеприятное письмо к Хирузену.

* * *

— Иру, вставай.

Чьи-то тёплые руки вынули Ируку из кошмара, который терзал бедного омегу. Конь с лицом сэры Тирании и почему-то нижней частью джонина Какаши Хатаке снова и снова наскакивал на Ируку и похотливо домогался и было почему-то ясно, что если чунин не уступит домогательствам коня, то его будут судить как преступника, словом, ужас, а не кошмар.

— Какаши, — пробормотал спросонья Ирука, — не надо, не прыгай на меня, не делай этого…

— Да не прыгаю я на тебя вовсе. Ты чего?

Тёплые руки, родные, в их объятиях так надёжно, так уютно… Ирука открыл глаза и сразу припомнил всё, что открылось. Опустил глаза, встал молча.

— Иру, ну ты чего?

Молчание. Какаши решил не углубляться в неприятное.

— Вот держи, это сумка, там твои документы и деньги. Мы сейчас уходим!

Никакой реакции.

— Иру, мы уходим назад в Коноху!

Ирука равнодушно пожал плечом и уставился за окно. Его опять вышвыривают! Да и зачем ему теперь Коноха? Он навсегда останется там отверженным. Вспомнились его генины и немного что-то шевельнулось в озябшей душе. Если только позволят ему вернутся к преподаванию…

Какаши, развивший необыкновенно бурную деятельность, наконец подхватил омегу под руку и поволок вон из покоев Навамы.

Отряд сопровождения был уже готов. Ируку Навама вновь пригласил поехать на коне, Какаши демонстративно не заметил. Сэра Аттриморра на своём Сота-Силе возглавляла кавалькаду, если б она ехала позади или попыталась поехать рядом с остальными наездниками, то распугала бы всех лошадей. Какаши, убедившись, что Ирука в седле сидит надёжно, шёл рядом, упорно делая вид, что всё хорошо и ничего не случилось.

От того, что Сота-Сил был слеп, он понятия не имел, как следует двигаться нормальной лошади, скакал и прыгал, как лиса, охотящаяся за мышами, и пожалуй, кроме дреморы в этом седле вряд ли кто-то другой смог бы усидеть. Но дремору, по-видимому, ничуть не смущали такие выходки коня, она сидела очень прямо и уверенно, как влитая, и Ирука невольно залюбовался необычной женщиной, которая прямо вот идеально подходила Какаши — сильная, крутая, выносливая, без глупостей и жеманства. Должно быть, темпераментная. Он невольно представлял, как они с Хатаке были вместе, и понимал, что им было хорошо. По другому и быть не могло, вон как сэра ловко и грациозно изгибается в талии, компенсируя очередной выпад своего коня.

— Вы не отрываясь смотрите на сэру Тиранию, Ирука. — обратился к нему Навама. — Вас что-то смущает?

— Я любуюсь грацией и силой сэры, мой лорд, — тихо откликнулся Ирука. — Должно быть, это большое счастье быть мужем такой женщины?

— Без сомнения, Ирука, но знаете, жить в атмосфере постоянного вызова человеку невозможно. Чем сильней человек, тем больше ему для счастья требуется тот, кто будет понимать его и прощать, а вовсе не тот, кто будет служить постоянным вызовом его силе.

— Разве постоянный вызов не есть условие постоянного совершенствования?

— Если речь идёт о внешнем, то бесспорно, но мы сейчас говорим о близких отношениях, которые не терпят соперничества, там, где есть соперничество, есть и внутреннее охлаждение. В паре кто-то подчиняется и прощает, а по-другому не выходит и люди ли, дреморы ли — всё равно не выдумали ещё ничего лучше.

— Я доверяю вашей мудрости, мой лорд, но всё-таки считаю несправедливым одному терпеть издержки силы другого.

— Вы ещё очень юны, Ирука, и горя настоящего ещё не видели.

— Я был изгнан из родного селения, без вины, лишён прав и гражданства, продан в рабство. Не так уж и мало.

— Ха, я ж говорю, горя настоящего вы ещё не видели. То, что вы перечислили, это затруднения, а не горе. Горе у вас ещё впереди, как встретите его, так сразу поймёте.

Какаши изо всех сил прислушивался к тихому диалогу между Ирукой и Навамой, но из-за топота, который поднимал Сота-Сил, мало что удалось услышать.

Но вот наконец и граница земель деревни Огня. Какаши помог Ируке спешиться и омега сердечно попрощался со всеми неожиданными знакомцами. Навама сейчас казался ему вполне адекватным человеком, и кабы не их диаметрально противоположная половая принадлежность, Ирука чувствовал, что они могли бы стать друзьями.

Аттриморра с коня не спешивалась, гарцевала на нём по поляне и на прощание лишь махнула им и увела своего бешеного жеребца назад на дорогу.

Какаши взял понурого Ируку за руку и повёл вперёд. Навама долго всматривался им вслед, даже когда их давно и след простыл.

— Бедный мальчик, — наконец сказал он и развернул своего коня.

* * *

Шли молча, Ирука всё прятал взгляд и чувствовал себя очень странно, словно погружённым в вязкий липкий сироп, очень хотелось спать и даже не то чтобы спать, а просто лечь и закрыть глаза. Странное состояние, хотя течка прекратилась и это тоже очень беспокоило Ируку. Стресс или помогло вмешательство альфы?

— Ирука, что с тобой? Ты бледный как брюхо у лягушки.

Ирука последние полчаса уже шёл, не открывая глаз:

— Мне плохо, кружится голова.

— И молчишь! Давай-ка привал.

— Оставьте, лучше пойдём дальше.

— Нет.

Какаши сбросил вещмешок и силой заставил Ируку сесть на скатку и когда вернулся с пучком хвороста, нашёл Ируку уже уснувшим. Костра разводить не стал и несколько часов сидел, охраняя сон своего драгоценного омеги.

Смотрел и думал, как теперь им быть? Когда они вернутся в Коноху, Какаши будет арестован это к бабке не ходи, Ируке скорей всего, ничего не сделают, это радовало. Собственная судьба не волновала вообще, только жаль было, что не сможет он Ируку защитить от сплетен и наговоров. Впрочем, омега у него был зубастым, сам себя в обиду не даст. А за свои «преступления»: неподчинение приказу и бесчестье, нанесённое жене лорда союзной деревни, — он был готов ответить по всей строгости, джонин он или не джонин, в конце-то концов.

Из АНБУ попрут, но ведь жизнь на этом не закончится, даже наоборот, начнётся наконец рядом с Ирукой, и не надо будет вздрагивать от каждого шороха, не летит ли весточка с вызовом на задание.

Беспокоил только Ирука, эпизод с сэрой Тиранией, видно, оставил в душе чунина тяжёлый след, хотя сам Какаши забыл об этом моменте едва ли не в тот же самый миг, когда он завершился. В ту минуту ему казалось, что он поступает правильно, надо было вырвать Ируку из объятий Навамы и ему было обещано содействие за вполне определённую плату. Что он сделал не так? Уж не подумал ли Ирука, что чужая жена была хоть сколько-нибудь интересна Какаши?

* * *

Ирука очнулся от своего странного забытья только во второй половине дня. Открыл ничего не понимающие глаза, сел, осмотрелся. Какаши сидел рядом и грел на походном костерке воду для чая. Ирука протянул зазябшие неизвестно почему руки к огню, стараясь не встречаться взглядом с джонином. Тот, наоборот, смотрел и смотрел встревоженно:

— Ирука, тебе хуже?

— Никак не пойму.

— Что-то болит?

— Что у меня болит, то вылечить нельзя.

— Ирука, насчёт той ситуации с сэрой…

Ирука закрыл лицо ладонями и замотал головой:

— Прошу вас, Хатаке-сан, не надо об этом! Вообще, не будем говорить о том, что произошло там. Давайте всё забудем.

— Ирука, не надо так, не стану я ничего забывать, на тебе моя метка, зачем ты так говоришь?

— Метка сойдёт…

— Ты этого хочешь?

Ирука замолчал, только плечи его вздрагивали.

— Ты правда теперь хочешь, чтобы метка сошла? Снова быть объектом вожделения всей Конохи? Или тебе хочется теперь другого альфу, может быть, Генму? На воротах он выглядел очень раскаявшимся.

— Прекратите!

— Ирука, из-за тебя я нарушил приказ, из-за тебя пошёл на преступление, почему ты обливаешь меня теперь холодной водой?

— Не надо высокопарных слов! Вам же всё равно было, с кем. Вот почему вы знали, что Навама чуть не взял меня силой и наутро сэра Тирания не удивилась моему присутствию в доме! Вы всё видели и занимались этим в тот момент. Вас так это заводило что ли?

Какаши встал, сделал пару кругов по поляне, чтобы успокоиться.

— Ирука, я не прошу тебя поверить мне, прошу только услышать. В тот момент мне нужно было вытащить тебя наименее конфликтным способом. Навама был на волосок от смерти, если б Аттриморра опоздала со своим криком хоть на секунду, он был бы мёртв.

— Так это она вопила?

— Да, но сам понимаешь, какую цену она заломила за то, что согласилась помочь.

Ирука сидел, уставившись в одну точку, долго, потом вздохнул глубоко, словно разом отпустил свою тревогу.

— Прости.

Какаши присел рядом, осторожно потрогал волосы Ируки:

— Правда, как себя чувствуешь?

— Знобит.

Конечно же, Какаши правильно понял это заявление и через пару секунд они уже уютно устроились в обнимку. Шептались, целовались и уснули.

Встали уже ближе к вечеру, Ирука чувствовал себя намного лучше, перекусили и пошли дальше.

— Собственно, я не понимаю, почему мы идём назад в Коноху? Меня оттуда выгнали, тебя будут судить.

— Предлагаешь податься нам в нукенины?

— Н-нет, пожалуй, нет.

— Ну накажут меня, делов-то! Из АНБУ выгонят да и всё, не пропаду. Зато сможем быть вместе.

Тон джонина был бодрым, но Ируку всё равно терзала тяжёлая тоска. Ещё неизвестно, как посмотрит на действия джонина совет деревни. А если будут судить как предателя? И приговорят?

— Какаши, а если высшая мера?

— За дремору-то?

— За оскорбление маркиназ и жены союзника.

— Не думаю, но даже если так, ты же будешь меня помнить?

— Буду, но как ты можешь так легкомысленно относиться к такой перспективе?

Какаши остановился, взял Ируку за руки.

— Иру! Я сделал то, что считал правильным. Первым, кто совершил ошибку, был сам Хирузен, изгнав тебя единоличным решением безо всякой вины. Всё остальное лишь следствие. В самом худшем исходе мне будет жаль оставить тебя одного, очень жаль, но если и умру, то только зная, что тебе ничего больше не грозит и ты останешься жить в Конохе и никто больше не посмеет показывать на тебя пальцем.

— Наоборот, только этим и будут заниматься.

Какаши нахмурился:

— С именем Хатаке шутить небезопасно.

С этим Ирука не спорил.

Под утро вышли к Конохе. Какаши назвал себя и ворота открылись, но почему-то очень медленно, словно бы нехотя. Почему-то было много людей у ворот и все до зубов вооружены. Ирука почуял недоброе и потянул Какаши назад, но было уже поздно, отделившись от вооружённого отряда, к ним подошёл человек, закутанный в плащ, как мумия и безличным голосом произнёс:

— АНБУ Какаши Хатаке, прошу вас следовать за мной. Вы арестованы.