Семейные недоразумения
Сэра Аттриморра Тирания Саддара предпочитала завтракать, обедать и ужинать в своих богатых покоях. День её тёк неспешно. Хозяйка дома Саддара раз и навсегда плюнув на своё неудавшееся супружество после рождения второго сына, сочла свои обязательства по отношению к Наваме Саддара исполненными и теперь жила, строго сообразуясь с традициями и укладом народа дремор, выходя в парадные покои и возглавляя стол только на обязательных сходках клана Саддара, демонстрируя собравшимся холодный взгляд желтых глаз с кошачьими зрачками, благородную ало-синюю кожу и крупные рога, свидетельствующие о принадлежности сэры Аттриморры к высшей касте маркиназ.
Сэра Аттриморра к реалиям страны Огня, и в частности, деревни Огня так до конца и не привыкла. Отец с сожалением отдал свою младшенькую в неведомую и невиданную страну, потому что из всех его детей Тирания больше всех удалась характером в него — лорда Бальвуса, и могла при желании составить достойную конкуренцию старшему братцу за верховенство в семье. Так что на семейной сходке лорду настоятельно порекомендовали умненькую, как сам Вивек, и бешеную, как раненый кланфир, дочурку сплавить от родных берегов подальше, пока её не порешили здесь свои же. Тут подвернулось предложение аж с другого континента, и лорд, скрепя сердце, предложил Аттриморре подумать, что на языке ейного папеньки означало — собирать манатки и валить из родного Вварденфелла к чёрту на куличики. И поскольку папенька был на всём белом свете единственный, кого Тирания боялась по-настоящему, сэра Аттриморра ослушаться не посмела.
К супругу Наваме прониклась презрением с первого же взгляда, поскольку тот, увидя её впервые, пошатнулся и подойти сумел не сразу и благородная маркиназ, сэра Аттриморра Тирания, дочь лорда Бальвуса, была принуждена стоять и ждать, когда женишок оправится от страха и соизволит взять наречённую за руку. А между прочим, сэра Аттриморра была прехорошенькая, с точки зрения любого нормального дреморы: мускулистая, как лошадь, гибкая, как змея, и рога у неё были что надо, и шея длинная, и кожа синяя-синяя в алых прожилках — всё как полагается. Чего этому бледному червяку человеческой породы было не так, — дремора взять в толк не могла. Сам-то, подумаешь, какой красавец, кроме гривы чёрных волос и смотреть-то не на что, а туда же, претензии.
Претензий к своей персоне Тирания не любила, у папеньки в замке ею только и делали, что восхищались и завидовали, а тут, в этом варварском краю народ не имел ни малейшего понятия об истинной красоте и силе, и шарахался от молоденькой госпожи Саддары, как чёрт от ладана. Привыкли потом, конечно, куда деваться, тем более, что и характерец у молодой жены Навамы оказался такой, что прямо плюнь да свистни. Начать надо было хотя бы с того, что сам Навама её боялся, как огня, первую брачную ночь просидел на крыше, пугаясь каждого шороха, и долго ещё не решался заглянуть к молодой супруге под вечер в спальню. Пока наконец старейшины клана не спросили через полгода, как там насчёт наследников, ведь денег за дремору касты маркиназ для главы клана было отвалено некисло, где же результат?
Навама пришёл и остался на ночь, но утром был выпровожен неласковой ладонью промеж лопаток с пожеланием ковыряться своей зубочисткой впредь только в куколках Барби, оставив в покое женщину с нормальным аппетитом. Этот эпизод раз и навсегда определил основные черты их совместной жизни, увенчавшейся тем не менее рождением двух сыновей-альф, сделанных именно той самой зубочисткой, про которую супруга Навамы так и не изменила своего неблагосклонного мнения.
Два сына, это было всё, что они смогли выжать из своего брака и в нередких семейных ссорах госпожа Тирания громогласно благодарила Шеогората за то, что сыновья удались породой в неё, а Навама молча про себя материл и Шеогората, и супругу, и расу дремор всю в полном составе, а также день и час, когда он был произведён на свет альфой.
Очень скоро после первой ночи, проведённой с молодой женой, Навама вызвал к себе помощника и велел приискать ему омегу. Так и повелось, омеги в какой-то мере были призваны не то что удовлетворить физическое влечение, а больше утолить муки уязвлённого самолюбия Навамы. А сэра Аттриморра зажила своей отдельной жизнью, в которую Навама соваться не хотел, лишь бы гневная и тяжёлая на руку супружница в его жизнь не лезла.
А она и не лезла, но… Женщиной-то она быть не перестала. И холодность мужа была ей очень обидна. Сэра Аттриморра вины за собой не знала, она выросла с убеждением, что хороша и привлекательна, и если б не воля отца, равный ей по рангу дремора наверняка был бы счастлив до икоты получить такую супругу, как она. А этот…
Вообще, дреморы — существа, к мечтаниям не склонные, но общая атмосфера расслабленности (ну что там, две войны в год да мелкие стычки на границе) по сравнению с тем, как её семья жила в Вварденфелле, действовала и на воинственную сэру диковинным образом. Постепенно в её мечты вкрался некий персонаж, вставший на место её мужа, только был он бесстрашен, груб, смел до безрассудства и наглый до удивления. Словом, идеал.
Частенько сэра, управившись с делами за вторую половину дня, ночь посвящала бодрствованию, ходила-бродила по имению, стараясь только не лезть на половину мужа, догадываясь, что этот презренный человек забавляется с очередной омегой.
Что такое омеги, Тирания до приезда сюда не знала, да и здесь некому было ей толком объяснить — её боялись и избегали. В результате омеги стали ей представляться чем-то настолько низким и постыдным, что бедная сэра ничего не хотела даже слышать об этих существах, а они, увы, частенько бывали в покоях её мужа, сэра чуяла их запах, как кошка чует мышь.
Вот и сегодня снова, выйдя мягкими лапами в ночь, сэра сразу поняла — на половине её мужа ночует омега. Тирания понюхала прохладный ночной воздух, пахло сладко и волнующе. Так раньше не пах ни один омега. Внезапно Тирании стало скучно просто ходить во мраке, который для неё был светел, как белый день. И она решила хоть глазком взглянуть на этого омегу, да и увидеть наконец, для чего именно её муж, тратя такие деньги, за ними охотился, да, это тоже было любопытно.
Любопытство погубило кошку. Если б Тирания знала эту поговорку, она бы может и призадумалась, стоит ли изменять своим всегдашним привычкам и соваться в область непознанного, но дремора чувства страха не ведала, потому забралась на крышу. Гулять в темноте по скатам ей было не привыкать, здание она изучила отлично и где находятся покои супруга, ей объяснять было не нужно.
Сэра Аттриморра тихонечко влезла под застреху крыши, проползла по балкам потолка и наконец смогла заглянуть через маленькое слуховое окошко в комнату, примыкающую к спальне Навамы.
Да, в постели, разметавшись во сне, спал совершенно незнакомый ей человек, и запах, который привёл её сюда, исходил именно от него. Аттриморра вгляделась. Ничего опасного в нём словно бы не было, но тут её пронзило какое-то странное и новое чувство. Омега в постели, одетый всего лишь в белую просторную рубаху, раздражал Тиранию. Во-первых, он был смуглый, во-вторых, имел на лице яркий алый шрам. Такой рисунок на коже имела и она сама, но тем не менее супруг предпочитал видеть в постели этого незнакомца, чем её, свою супругу. Нет, она нисколько не жалела о том, что у них давным-давно не было близости, но… Это ведь ненормально, даже по меркам дремор, так открыто пренебрегать женой и предпочитать ей омег с таким же, как у неё, рисунком на лице.
Пока сэра раздумывала над своей проблемой, на крыше появился ещё один любопытствующий, и его она почуяла слишком поздно. Видимо, запах омеги перебивал собой всё и узнала Аттриморра о том, что она не одна нашла путь к покоям Навамы под застрехой, только когда жёсткая рука бескомпромиссно сдавила ей нижнюю часть лица, сильно оцарапав губы об её же собственные клыки. Тирания метнулась было, но сзади её кто-то явно очень сильный и злой блокировал, обхватив ноги и колени своими бёдрами, а поперёк груди и могучих предплечий железной скобой легла другая рука неизвестного.
Все это произошло так быстро, что Тирания вот только моргнула, а выморгнула, уже без единого вздоха и крика обездвиженная и крепко-накрепко прихваченная каким-то пипец наглым типом. Тирания хотела уж было вступить в конфронтацию и у неё бы нашлись аргументы для этого наглеца, и вдруг всё тело её затопила неизведанная прежде истома, тёплая и тяжёлая. Наконец-то! С ней обращаются так, как ей всегда хотелось. Грубо, больно и бесцеремонно. Наконец-то её схватил кто-то сильней её, как тот, кого она себе волей неволей иногда воображала.
Аттриморра забыла уж и об омеге там внизу, текли минуты, а таинственный незнакомец, державший её неослабевающей хваткой, никак себя больше не обозначал. Наконец она тихонько пошевелилась в его руках и желание, уже вполне определённое, только усилилось. Тирании впервые в жизни захотелось, что б её сию же секунду жестоко выебли, не спрашивая согласия. Но как было дать это понять человеку, державшему её, она не знала.
— Ты будешь молчать, если я уберу ладонь? — вдруг раздался на ухо шёпот.
Аттриморра утвердительно кивнула и ладонь сейчас же была снята с её рта. Тирания невольно облизнула губы, кровь, вкусно. Орать и звать на помощь ей, конечно же, и в голову не пришло.
— Кто вы?
— Я сэра Аттриморра Тирания Саддара, жена Навамы.
— Маа, какая удача! А почему вы, сэра, подсматриваете, а не вошли через дверь? Разве вы тут не хозяйка?
— Я никогда не захожу на половину Навамы. Он тут держит своих омег. Вон, видите, очередной…
Какаши видел. Ох, видел…
— Сэра, а вы не препятствуете этому?
— Боэтия с ним, меня не интересуют его похождения, меня просто заинтересовало, что так необычно пахнет.
— Так пахнет омега, сэра, у которого течка.
— Мерзость. А вам-то он зачем? Или вы хотите убить моего мужа?
— В зависимости от того, как он поведёт себя с омегой.
— Лорд, я не вижу вашего лица, но уверена, что вы разумный человек. Зачем вам эти неприятности? Надеюсь, вы понимаете, что если вы покуситесь на жизнь моего мужа, то я встану у вас на пути, а иметь своим противником дремору не пожелаешь и врагу.
— Пока мне всё понятно, сэра, какой вы предлагаете выход? Имейте в виду, мне просто нужен этот омега, более ничего.
Аттриморра закрыла глаза.
— Я обещаю, что муж не подойдёт к вашей омеге ни сегодня, ни завтра, потом я найду его тут и устрою такой скандал, что Наваме ничего не останется, как отпустить вашего мальчишку.
— Что буду должен?
— Трахните меня прямо здесь и сейчас. В этой же позе. И погрубей.
Какаши ожидал какой угодно просьбы, но только не этой.
— Сэра, вы очень рискуете, я ведь альфа.
— А кто, по-вашему, мой муж? Я просто хочу понять наконец, чем же так славны альфы этой страны, что о них все говорят с придыханием.
Последние слова были произнесены с такой иронией, что Какаши не оставалось ничего другого, как срочно спасать репутацию альф страны Огня. Не выпуская дремору из захвата, он расстегнул молнию на брюках и пошарив, задрал сэре Тирании подол.
О-о-о! Вот когда Аттриморра оценила в полной мере, что такое альфа! Она закричала бы, когда АНБУ одним махом засадил ей по самые гланды, кабы рука того же АНБУ не зажала ей крепко-накрепко рот. Тирания только и смогла, что изо всех сил прикусить два пальца Какаши, когда почувствовала в себе его горячий, жёсткий член. Ох! Что этот альфа с ней выделывал, пока там внизу тревожно метался Ирука в своей уже отсыревшей от пота и смазки рубахе!
Какаши не знал, как ко всему этому отнестись, но то, что предложила дремора в обмен на секс, показалось ему идеей стоящей. Женщина под ним его не волновала, ну охота ей, так ему не жалко ведь. Всё равно в процессе, удерживая эту мощную зверюгу и без всякой жалости насаживая её плоть на себя, он смотрел только туда, вниз, на Ируку. Как он беспомощно и беспокойно спал, разметавшись, с жарким румянцем на щеках и глубокими тенями у глаз. Всё ради вас, Умино-сама.
Он сдерживал себя, старался думать о чём-нибудь постороннем, только не об Ируке, текущем там, в постели, прямо под ними. Вряд ли неудовлетворенная дремора будет рада ему помочь, да ещё и осмеёт. Но женщина пока и не думала кончать, и вдруг внизу ситуация изменилась радикальным образом. В спальню вошёл Саддара, явно после купания, на нём тоже была только белая полотняная рубаха, тёмные роскошные волосы лежали влажной массой на плечах.
Он не торопясь полюбовался спящим Ирукой издали, потом встал коленями на край постели и стащил рубаху через голову. Какаши замер на мгновение, адреналин впрыснулся в кровь… Он никак не мог оторваться от этой дикой и преступной картины, и не мог уже выйти из трахотранса, только сильнее зажимая рот сэре Тирании, которая тоже всё видела и впивалась теперь в ладонь Какаши с яростью тигрицы, не сводя безумных и похотливых глаз с мужа. От её клыков Какаши пришлось солоно, но он терпел, понимая, что дреморе надо жёстче и непременно с кровью. Но что эта тварь собралась делать с Ирукой?! Вообще, конечно, Какаши догадывался, что примерно то же самое, что и он сейчас делал с супругой самого Навамы. Блять, да кончит эта сука когда-нибудь или нет? Навама осторожно прилёг рядом с Ирукой, и погладил его по волосам, Какаши рванул вперёд, впечатывая сэру в стену. Аттриморра неведомо как высвободила одну руку и удержала равновесие, вцепившись в балку. Навама потянул вверх по смуглому и влажному телу Ируки край белой рубахи, Какаши глухо зарычал. Навама наклонился над Ирукой, накрыл его тело своим, Какаши налёг на дремору с такой силой, что обычной женщине уже переломил бы хребет, освободил окровавленный рот Тирании и рванул из разгрузки кунай. И тут Ирука проснулся, открыл глаза и закричал. Ками-сама, если внутри у этой дреморы были такие мощные мышцы, что сжались сейчас вокруг его члена, то родить ей было раз плюнуть! Какаши, несмотря на переполнявшую его ярость, кончил удивительно сладко, но как только последние капли были сброшены в извивающуюся под ним Тиранию, он попытался вскочить с кунаем в руке, отталкивая Тиранию от окошка. Ирука боролся с Навамой, яростно извиваясь на постели, но что он мог сделать, альфа был и сильнее и крупнее. Какаши яростно блеснул шаринганом. Тирания цапнула его зубами в плечо, разодрав разгрузку. Он с ненавистью уставился на неё:
— Дай мне четыре удара сердца.
— Секунду промедлишь — он будет мёртв.
Дремора исчезла как и не было её. Раз! Ирука вскрикнул, жалобно и протестующе. Два! Кунай лёг в руку поплотнее. Три!
— Какаши! — неужели он правда слышит это! Четыре!
— НАВАМА!!! — Какаши на что угодно поспорил бы, что от этого вопля дреморы в деревне Огня сейчас отелились все стельные коровы.
Как поставил бы и на то, что в этот момент Навама отдал бы что угодно, чтоб превратиться в какого-нибудь мелкого и совсем незаметного зверька, вроде мыши или кролика. Во всяком случае к Ируке этот гад мгновенно потерял всякий интерес, заметался по комнате, сгрёб в охапку сброшенную в нетерпении рубаху и галопом выскочил на улицу, откуда и раздался нежный голосок его драгоценной половинки.
Какаши, едва за насильником захлопнулась дверь, протиснулся в узенькое отверстие окошка и кинулся к растрёпанной постели, на которой, сжавшись в комочек, лежал его милый, его ненаглядный омега…
— Ирука!
Не веря, на звук его голоса Ирука вскинул голову с растрепавшимися волосами и встретился взглядом с Какаши, и тот впервые в жизни почувствовал, как срывается и замирает от счастья сердце. Хатаке опустился на колени рядом с постелью, одновременно стягивая с лица маску. Он задыхался в ней, до того остро, пряно и нежно в комнате пахло Ирукой.
Какаши неосознанно потянулся к Ируке, просто чтобы быть ближе, и тот, не отрывая взгляда от Какаши, тоже привстал на локотках и вытянулся весь, как стрелка компаса, показывая точно на Какаши. Несколько блаженных и мучительных мгновений сближения — и губы встретились, слились дыхания, руки жадно сплелись и тела соединились, чтобы больше не разъединяться в эту волшебную ночь.