Глазами не увидеть

— … увы, да. Мне… очень жаль, мой мальчик. Собери свои вещи, сроку тебе до вечера. Жалованье твоё у сопровождающего.

— Куда же меня сопроводят? — в голове у Ируки не было ни одной конструктивной мысли, всё это было слишком кошмарно, чтобы быть правдой.

— Вот об этом я вначале и говорил. Вариант отличный. В позапрошлую твою течку тебя заприметил дипломат деревни Огня Навама, ты его, наверное, не помнишь?

Ирука машинально качнул головой, он никак не мог включиться в происходящее эмоционально.

— Но он тебя запомнил очень хорошо и вот уже которое послание очень почтительно осведомляется не нашёл ли ты ещё себе альфу, и если нет, не согласишься ли ты погостить у него в имении. Он очень хочет попытать счастья и постараться понравиться тебе. Я принял на себя смелость согласиться от твоего имени…

— Что?! Я не шлюха! Погостить в имении посланника чужой деревни при том, что назад в Коноху мне ходу нет, это что, как не торговля живым товаром!

— Ирука, не кричи, он очень достойный человек, я нашёл для тебя прекрасный вариант потому что мне не всё равно, что с тобой станет! В нём я уверен.

— А во мне нет?

— Мы уже обсудили это, Ирука!

— Послушайте! Я изгнан, это я уже принял, не нужен — не надо, но я не пойду в гарем к вашему приятелю! Найду, куда податься!

— Ирука, не пыли! Что ты за омега такая бешеная! Слова тебе не скажи. Давай так, ты съезди в деревню Огня, осмотрись. Навама не тиран и не злодей, он примет тебя, как принца. Не понравится — уйдёшь и можешь строить свою жизнь как сочтёшь нужным.

— Нет!

— Ирука, ты идёшь к Наваме. Из Конохи тебе только один ход — в сопровождении АНБУ.

И из ниоткуда наконец появился ожиданный АНБУ. Прямо из тени выступил Он. У Ируки заслезились глаза, альфа резанул по ним, как солнце. Охнихуяжсебематьмояконнаяармия!

Так вот что такое влечение к альфе на самом деле!

И это Ируке ещё просто на Него посмотрел! На что же это будет похоже, когда его истинный альфа окажется рядом?

Ну, это Ирука проверять не собирался, рванул из зала, как будто за ним гнался лично Мадара. АНБУ сделал странное смазанное движение, словно сорвался вслед омеге, но вовремя вспомнил, что ему в общем-то ещё не давали позволения срываться в погоню, и обернулся на Хирузена. Скрученный в тугой жгут диким желанием, с трудом дышащий альфа тем не менее выслушал с вниманием последние инструкции относительно сопровождения Умино-самы в целости-сохранности к Наваме-сама.

— Приказ понятен, Хатаке-сан?

— Принято и понято, — глухо ответил сквозь маску АНБУ. Складывалось впечатление, что говорящий капает слюной, но за исполнительность этого поражающего выдержкой шиноби Хирузен был совершенно спокоен. Умино доедет к своему новому властителю нетронутым, как первый цвет сакуры. Жалко, жалко, как же жалко терять Умино-саму, ах, какая чудная омежка, но Хирузен говорил горькую правду — это была слишком пикантная роскошь для такого сурового места, каким была постоянно воюющая Коноха. Война диктует свои необходимости, в том числе милые маленькие подарки возможным союзникам. Ничего, что порой эти подарки были живыми и очень несговорчивыми.

Он дал Хатаке позволение идти и тот покинул помещение ещё быстрей, чем чунин. Глаза альфы заливал пот, пульс валил, наверное, под двести. Какаши чувствовал, что температура тела разогналась до критических значений — и все это только потому, что он неосторожно снял на секунду маску, чтоб вдохнуть и запомнить запах сопровождаемого объекта. Ох, мать! «Сопровождаемый объект» тут же оброс такими деталями и подробностями, что только в путь. Шинобья судьба часто заносила зрелого альфу в края, где омеги очень остро реагировали на него и он остро реагировал на них, и никогда, ни в один из тех разов он не реагировал так. Его словно ударило сейсмическим взрывом изнутри. Выжигающее, выматывающее, острое и пряное чувство. Чистейший восторг желания. Громовая симфония трепета и стремления обладать. Чистейшая нота альфа-сути. Награда, которую хочет каждый альфа от обладания своим истинным омегой — радость цельного и неделимого существования в слитности. Это выше закона, выше морали, выше всего, что создал человек.

Ируку поймали очень просто и очень ловко. Конечно, если б он не выскочил из зала Хокагэ весь вздрюченный да ещё и полуослепший от запаха альфы, он не ринулся бы за угол очертя голову, проверил бы чакру, а так сам виноват. Зажали рот и в воздухе ещё в восемь рук скрутили намертво. Бешеный омега ещё успел извернуться в воздухе и достать до одного из мучителей кунаем, но он был один, а их было четверо. Тех самых, из двух смен караула при резиденции. Дерзкий и непокорный омега со своей течкой превратил выдержанных испытанных бойцов в трясущихся от похоти насильников на раз-два.

Всё так же молча ценный груз потащили в подсобку в одном из непарадных коридоров нижнего этажа резиденции. И план удался бы на все сто процентов, если б на последнем повороте перед ними не выросла тень в фарфоровой улыбающийся маске.

— Чёртов АНБУ, ну что тебе надо? Хочешь первым пойти? Ладно, — без боязни, но очень хриплым, срывающимся голосом сказал джонин с длинной стальной иглой, зажатой во рту.

АНБУ сделал незаметное движение, смазываясь в воздухе, и вот уже в тесном коридоре завязалась драка. Ирука упал на пол и почувствовав себя свободным, дал дёру. Да, пожалуй Хокагэ был прав, когда говорил, что Ируке нет больше места в Конохе, если уж бывшие друзья и приятели теперь ведут себя с ним так… Он ведь всех их узнал. До чего же было мерзко. Едва добравшись до места, где уже могли подействовать печати, чунин потратил оставшуюся чакру на перемещение домой — хватит с него приключений на сегодня!

Квартира встретила его собственным концентрированным запахом течки. Не давая себе времени ни на что другое, Ирука, скидывая на ходу форму и бельё, пропитавшиеся потом и смазкой, ворвался в душ. Встав под прохладные струи, забылся. Вода дарила блаженное забытьё, словно всё произошедшее было дурным сном и он — не изгнанная с позором за ворота родной деревни омега, а по-прежнему чунин Ирука Умино, уважаемый и всеми любимый человек.

Почему Ками-сама было угодно одним мановением божественной руки превратить его жизнь в дерьмо? Ответа у него не было. Смыв с себя невероятно пахучую и скользкую смазку, которой к третьему дню станет только больше, Ирука, вытирая влажные длинные чёрные волосы полотенцем, вышел в комнату из ванной в чём мать родила. И замер, как громом поражённый! Нет, ничего ужаснее в его жизни ещё не случалось! Страшный и неистово притягательный альфа в маске АНБУ стоял посреди его комнаты и, судя по всему, сортировал вещи сэнсея на те, что можно будет взять, и на те, что придётся оставить.

АНБУ тоже почувствовал, что в мире что-то изменилось, рывком поднял голову, защищённую устрашающей фарфоровой собачьей мордой, и замер. Вот просто замер. В этот момент можно было даже услышать, как бешено бьётся кровь в висках у сэнсея. Он одуплился первым:

— Эй ты, мразь, немедленно положи мои вещи на место, где взял, и убирайся ко всем биджу из моего дома!

Голый, мокрый, беззащитный в своей течке перед альфой Ирука нашёл в себе силы грозно сверкнуть глазами и туго выпрямить спину, так и стремящуюся прогнуться посильней в пояснице. Он не тряпка, не игрушка, не шлюха! Он уйдёт сам, раз уж пришёлся не ко двору, и никаких сопровождающих альф ему даром не надо!